Глубоко под землей. Там, где ты не слышишь...

Невада – пустое место. Там, где раньше бурлила жизнь, звучали голоса, сейчас могут расстилаться молчаливые пустыри, которых украшают разбитые корпуса зданий, уничтоженных в ходе ожесточенных битв, которые длятся тут уже больше 20 лет. Когда это кончится? Сколько еще сменится поколений клонов, прежде чем на это душераздирающее красное, словно кровавое полотно, небо сможет подняться новое солнце, исправив изрядно истощенную экологию? Не скоро. Миллионы литров будет пролито на эту уже не плодородную землю, но цель так и не будет достигнута, потому что ее нет: тут бьются за право стать главным, но именно это главенствование и погубит короля, а пока… каждый будет всеми силами встать на спину другого, впиваясь острым каблуком обуви в хрупкую плоть.

***

Еще один болезненный удар в переносицу. И еще один. И еще… Ярко – желтая кровь поблескивающими капельками, словно смахнутыми с травинок росинками, взмывала в воздух и шлепалась на бетонный пол, оставляя неаккуратные пятна. Они нисколько не смущали ни того, кто бьет, ни того, кто получает сейчас по лицу… А получал по нему Астон – не так давно высокоуважаемый главнокомандующий, что трагично погиб после несчастного случая пожара в ангаре, когда тот пребывал на миссии по защите полигона, в последствии потерпев поражение. Бедняге сначала старались провести очищение легких от угарного газа и ожогов, но после его схватила более страшная и неизвестная болезнь – мутировавший вирус веррукозного невуса. Никто не знал из научного центра изучения болезней, откуда она могла у него появиться и какие корни развития у нее лежат, потому что ее характерные черты проявления – черные и большие волдыри по всему телу размером с целую кисть руки. Хоть иди и в леопарды записывайся, ха-ха… Но Астону было не до шуток. Все это было подставой. Подставой ужасного и поганого докторишки – Дарвина. Это ненавистное ему личико уже все продумало вместе с ходом болезни, лечения и трагичной смерти, которой не было. Вместо этого Астона поместили в секретные палаты для тяжело зараженных больных, находящиеся глубоко под землей под надежным замком. К ним прибегали в крайних случаях, по типу лучевой болезни или опасных физических мутаций, но Аст был убежден, что его заболевание такое же серьезное, раз он находится тут, не созерцая даже этого ужасного, до тошноты надоевшего глазам, красного неба с густыми черными тучами. Его долго убеждали, что усердно лечат, различными препаратами выводят эти гребанные пятна, попутно проводя самые жесточайшие испытания, якобы для « сбора анализов и аналитики тела», а после, в конце концов, просто для развлечения, пока по документам солдат уже давно умер и его раз 20 уже точно оплакивали. Вот так. А он всего лишь сказал Дарвину пару грубых слов при госпитализации, потому что был в стрессе…и вот такая расплата? Всего за два поганых сло- Жестокая оплеуха огрела юношу по правой щеке, заставляя ее вспыхнуть ярким бордово – оранжевым оттенком. Ученый слегка согнулся в коленях, что бы взглянуть в почти погасший окуляр своей подопытной крысы, а после растянулся в наглой ухмылке, щуря почерневшие от пересыпа веки. — Сколько пальцев сейчас видишь? – Пролепетал он слащаво, протягивая к чужому лицу руку с тремя оттопыренными пальцами, на которые была наспех натянута голубая медицинская перчатка, порванная на концах от неудачных растягиваний на острых подпиленных ногтях. В ответ поступило лишь упрямое молчание. Солдат старался сдержать кашель от залитой кровью полости носа, так как боялся издать хоть один шум, но даже это его не спасло от очередных побоев: В воздухе свистнула рука в замахе и крепко сжатый кулак с особой жестокостью ударил в живот, от чего Астон вздохнул в немом крике, поднимая измученное лицо прямо к ослепляющему зеленоватому свету от лампы над собой. В такой ситуации, в сочетании с кромешной тьмой лаборатории – пыточной, даже он казался обнадеживающим лучиком света в конце тоннеля по пути к вечному покою… но нет. Шея ослабла, и голова с растрепанными белыми прядями вновь ударилась подбородком о ключицы, словно он был не более, чем тряпичной куклой с частично вырванным ватным наполнителем в руках у жестокого ребенка. – А сейчас сколько пальцев ты видишь? – До боли бесящая улыбка не сходила с лица Дарвина. Он улыбался, осматривая своего пациента с ног до головы, и настойчиво ожидал ответа. Истомленный взгляд поднялся сначала на эту хищную лыбу, а затем на пальцы. В глазу все мутнело, плясало, кувыркалось и размывалось, от чего словить очертания частей тела было довольно трудной, но выполнимой задачей. – 2. – Сквозь зубы прошипел Астон, с хлюпаньем выдыхая носом и откидывая голову вновь к свету. Его слипшиеся от пота, крови и грязи некогда белые волосы сейчас имели серовато - желтый оттенок на кончиках, совсем портя его внешний вид. А ведь совсем недавно он отличался тем, что буквально славился своим дотошным отношением к своей внешности, выступая в качестве ходячей Playboy модели, успевая совмещать уход за собой с терорризируюзими миссиями, где ему без особых усилий могли вырвать эти самые волосы... Очевидно радостный от добытого ответа мужчина сначала посмотрел на свою руку, а затем вновь на подопытного, начиная на них указывать пальцами противоположной руки, как если бы указывал на ответ в листочке,данному к невероятно трудному вопросу. – Вот видишь! Можешь же, когда хочешь. Думаю, с плановым тестом твоей реакции мы закончили, пора переходить к анализам твоих ощущений… – По кафелю важно зашаркала обувь с мягкой резиновой подошвой, шаги которой подхватывало эхо и унося глубоко в щели вентиляции, откуда все равно никто не слышал порой раздающиеся душераздирающие крики и мольбы о помощи. - « …all my troubles on a burning pile, all lit up and I start to smile…» - Щебетание незамысловатой песенки развеивало нависшую обстановку, но уже ни одной строчки из нее Астон не слышал: его уши и голову заполонил противный белый шум и звон, оглушающие как самые громкие колонки по 140 Децибел каждая. - «All your woe begones be gone, i said all your troubles, you don't need a thing…» - Где-то неподалеку загудел аккумулятор, затрещала розетка и две массивные железные прищепки с разными полюсами: один – отрицательный, второй – положительный, блеснули на тусклом свету. 150 с лишним вольт, не иначе, яркой искрой, подобно молнии, затанцевали между зажимами, освещая голубоватым сиянием руки и довольное лицо их хозяина, что уже неспешно понес их к своей жертве, растягивая скрипучие провода. -…Я никогда не мог подумать, что смогу осуществить это на живых и относительно здоровых солдатах – Дарвин хмыкнул, прерывая свое тихое пение. – …я все еще в собственном уме…к…кретин. – Рыкнул Аст, буквально выкашлянув последнее слово, но получив в ответ лишь очередную жгучую пощечину, но уже по левой щеке, на которой и до этого красовался глубокий шрам. – Это не надолго, дорогуша, – Медик оскалил зубы, плавно спуская рыжие столярские очки на нос, а после пригибаясь прямо к ушам солдата, почти прижимаясь к ним губами и дополняя шепотом – …я еще долго буду заставлять тебя корчится в мучительных агониях, пока ты не станешь обычным куском никому не нужного мяса… ах, ты уже. Ты – никто. Может, когда-то являлся уважаемым работником, который мог с такой же садисткой улыбкой смотреть, как под твоими росписями на бумаге разлетаются в дребезги чужие жизни, но сейчас разлетелся ты. Я сделал тебя таким, что ты уже даже на пост животного не катишь. – Рука в перчатке нагло и надменно дернула за сяжок из белокурой головы, от чего пленник буквально взвыл и дернулся на стуле, к которому был привязан. От вида, как первый выгнулся в спине как по команде, ученый не мог не рассмеяться, учитывая, какое отвращение и ненависть он испытывал к этому человеку. Постоянное зрелище, как он пытается хвататься за свою жизнь, ели сдерживает рев и страх, и как старается все еще быть доминантным в его ситуации, приводило Дарвина в неописуемый кайф и восторг… Для него все АТП солдаты – машины для убийств, и все их чувства, боль – не настоящая, это все одна сплошная программа и от ее проявлений через многочисленные пытки ему становилось смешно и весело, потому что это не реальные люди, а кибернезированные мешки таких же не настоящих потрохов. – Готов немного поерзать на стульчике? – И снова насмешливый хмык, только уже без ожидания ответа от и без того уставшего оппонента. С хрустом сомкнулись железные зубчики на черных «палочках» из головы, вынудив хозяина прикусить уже раскусанную губу до побеления. Астон понимал, что сейчас говорить уже нечего, если он хочет сохранять свою доблесть до конца, потому решил лишь смиренно опустить голову, ожидая одной из худших пыток в своей жизни после выращивания этого уродства из его головы без наркоза. - Три… - Щелкнули переключатели напряжения на генераторе. - Два… - Загорелась красная лампочка на пульте. Нервная капелька пота скатилась по лбу и ,задерживаясь на кончике носа, назойливо повисла в таком же ожидании. - Один. - В воздухе застыл и растворился цок включения машины. Худое тело, что до этого лишь измученно наклонялось то вперед, то назад от затекающего покалывания и сильной боли от побоев, резко дернулось, привстав со своего места и вжавши запястья в железные кандалы на подлокотниках. Рот непроизвольно открылся от спазма челюсти, а пальцы неестественно выгибались в обратную сторону. Давящее безмолвие длилось лишь десять секунд, после чего громкий, словно вызванный ножом в сердце, крик вырвался из глотки пытаемого, долетая до толстого пола первого этажа, но, увы, не проникая в чужие барабанные перепонки. Только Дарвин, скрестив руки за спиной, с восторгом смотрел на представшую картину. Сяжки у Астона и без того сильно болели даже от обычных прикосновений, так как с момента операции прошло совсем не так много времени, но сейчас, когда они еще и проводят через себя столько вольт, да прямо в мозг и программу, это ощущалось просто невыносимым и чудовищным издевательством . Некогда ранее разодранные ссадины на теле покрылись коркой, затянув сочившиеся кровью раны, пока из носа наоборот, не хлынула новая порция свежей желтой жидкости, запятнав и без того не чистые дрожащие колени своего обладателя. - Приборы показывают, что ты испытываешь легкий стресс, это правда? – крикнул врач, в очаровании сглатывая слюну, пока солдат с трудом бросил умоляющий, ели заметный взгляд через желтое стекло OBSV - B. Все, что он сейчас хотел – это или умереть поскорее, либо свалиться бездыханным телом в отключку, но ни того, не другого ему не позволят сделать раньше времени, обрекая на сильнейшую боль по всему телу с попытками глотать воздух с трудом двигающимися губами. Напряжение пошло на спад, как только мужчина с кудрявыми волосами повернул регулятор влево, тем самым убавив количество подаваемых вольт. - Хорошо, тогда я сбавлю тебе немного нагрузку… но не обольщайся, за это, в наказание, ты просидишь тут около…мм… трех часов, если, конечно, я про тебя не забуду, Ха! – Как будто в уморительной беседе, Дарв хлопнул себя по колену и направился к выходу из палаты, специально не оборачиваясь на юношу, который, заслышав эти слова, открыто и горестно взвыл. Уверен, если бы он мог плакать – он бы уже рыдал навзрыд, захлебываясь не только своей кровью, но и раздирающими щеки слезами. – …я как раз успею чая попить и поговорить с твоим любовничком, что уже неделю меня караулит у выхода из больницы с расспросами, где ты. Бывай! – С противным грохотом хлопнула железная дверь. Астон остался один на один с собой и убивающим морально жужжанием агрегатом, пронизывающий его током, словно тысячью иголками с кучей зазубьев. Эти три часа гарантированно долго отпечатаются у него в памяти, как и множество других измывательств.