black water

Коннор при всем желании не мог бы сказать, когда именно это началось. Хотя один из переломных моментов он определил точно. Тот самый, который вгрызся в память, перевернул мир с ног на голову… О последствиях можно говорить долго. В принципе, та неделя вся была неудачная. То ли британцы озверели, то ли фортуна отвернулась от патриотов и от самого Коннора в частности. Шпионы Вашингтона приносили неприятные вести, фронт сдвинулся отнюдь не в ту сторону, куда они рассчитывали, красные мундиры наступали остервенело. Индеец сбился с ног, передавая поручения, предупреждая, устраняя, спасая. А потом пришел Хэйтем, добавляя в этот абсурд сладкий привкус кошмара. Каждое его появление выбивало Коннора из колеи, путало его мысли и расшатывало привычное мировоззрение. Слова отца о союзе не очень-то убедили ассасина, однако он продолжал работать с ним, доверять ему, фактически, военные тайны, говорить с ним, находиться слишком близко. И Коннора пугало, что все эти действия не вызывают у него ничего, похожего хотя бы на сомнения. Мирный договор с магистром тамплиеров, видано ли дело? «Это полезно не только ему, но и мне», пытался хоть как-то оправдаться перед самим собой младший Кенуэй. Выходило из рук вон плохо. Хэйтем вёл себя далеко не так, как следовало бы ожидать от врага, притворяющегося, что у него мирные намерения. Если уж быть честным, то Коннору вообще не было понятно, что у тамплиера в голове. Иногда он был холодным, раздражающим настолько, что хотелось сломать нос. В другие моменты — понимающим, мудрым, поддерживающим?.. Коннор почуял погоню ещё с милю назад, однако это не сильно помогло — противник все равно напал неожиданно и почти молча. Это были королевские рейнджеры, те ещё ублюдки, которыми заправлял капитан, не обладавший и толикой человечности. Сегодня, как ни странно, он не присутствовал со своим отрядом, хотя обычно не упускал возможности как следует поиздеваться над своими целями. Это не сильно улучшило ситуацию, как и неполный состав рейнджеров, поскольку и этого количества людей было достаточно, чтобы они с Хэйтемом влипли по уши. Ко всему прочему стояла глубокая ночь. Индеец неплохо видел в темноте благодаря орлиному зрению, однако обзор все равно был ограничен. Где-то в стороне Хэйтем сражался сразу с тремя солдатами, на Коннора навалились ещё четверо. Склон резко пошел вниз, и Коннор с запозданием вспомнил о реке, к которой они, собственно, и направлялись. Количество противников, неровности почвы и кромешная темень сделали своё дело, и ассасин рухнул в воду, впрочем, не в одиночку, утянув за собой одного из рейнджеров. Ледяная, цвета разлитых чернил зимняя вода тут же сковала тело, но Коннор продолжил бороться, пытаясь дотянуться скрытым клинком до глотки противника. Внезапно сильным тычком в грудь его отправили на глубину, навалились сверху, не давая всплыть и вдохнуть. Впервые за долгое время Коннору стало действительно страшно. Он отлично умел плавать, да и падать в холодную воду ему не впервой, но что-то в этот раз было не так. Возможно, время суток сыграло свою роль, и отсутствие хоть каких-то ориентиров, кроме ударов со стороны врага. Река давила со всех сторон, норовя уволочь в самую середину и поглотить быстрым течением. Странное забытье закончилось, когда чужая рука выволокла индейца на берег. Он отплевывался от воды, кашлял и не мог отдышаться. Потом, когда получилось сфокусировать взгляд, он увидел трупы рейнджеров и отца в одних мокрых штанах. И когда только успел раздеться, подумал отстраненно Коннор, как вдруг сообразил, что Хэйтем уже рядом — стаскивает с него портупею и мокрую робу, а потом закутывает в собственный плащ. — Ты… Спас меня? — хрипло и недоумении произнёс Коннор. — Следовало позволить тебе утонуть? Запомню на будущее, — отозвался в привычной язвительной манере Хэйтем, надевающий рубашку. Коннор моргнул, и тамплиер исчез. Потом снова возник из темноты с охапкой веток. — Разводить костёр тут не лучшая идея, однако если тебя не отогреть, будет еще хуже, — сказал он, возясь с огнивом. — До ближайшей деревни больше десятка миль, идти не вариант. Коннор не особенно слушал то, что говорил отец. Ему было до одури холодно, хотя плащ немного спасал от пронизывающего до костей ветра. Вскоре вспыхнуло неровное пламя костра. — Пара часов у нас точно есть, — сообщил Хэйтем, прищуренно глядя на дрожащего сына. — Ну как ты? — Хреново, — честно ответил Коннор словом, слышанным в порту неоднократно. Хэйтем цокнул языком, потом приблизился и сел рядом, сгребая Коннора в охапку и крепко прижимаясь. Индеец хотел было возмутиться такому вторжению в личное пространство, но передумал, поскольку тепло тела отца действительно помогло частично избавиться от озноба. — Спасибо, — коротко произнёс младший Кенуэй, стараясь не думать о том, как бы (наверняка невероятно) ощущались горячие ладони Хэйтема на коже. Он не знал, почему его вообще посещают такие мысли, особенно после того, как он чуть не утонул в реке. — Не за что, — Хэйтем в глубине души был удивлен, что свободолюбивый мальчишка так легко принял его помощь. Видимо, что-то все же изменилось в лучшую сторону. Когда индеец полноценно отогрелся, а его костюм высох до приемлемого состояния, Хэйтем нехотя отпустил Коннора и забрал свой плащ, все еще хранящий слегка древесный и терпкий запах могавка. — Готов? — магистр обернулся на Коннора, натягивавшего сапоги. Тот кивнул и подхватил колчан. Они сделали вид, что ничего из ряда вон выходящего не случилось, однако оба знали, что это далеко от правды. *** Та самая чёрная вода из странной февральской ночи, казалось, просочилась во все сферы жизни Коннора. Будто он и не выплыл тогда, оставшись на илистом дне реки. Что бы он ни делал, куда ни сбегал, мыслями он возвращался к одному человеку. Привязал ли Хэйтем его к себе специально или ненарочно? Ответа не нашлось, да и не так уж он был важен. Другой вопрос был вынесен на повестку дня — что делать дальше? Ахиллес ясно дал понять, что следует делать с тамплиерами, и Коннор придерживался выданной тактики, однако когда дело дошло до Хэйтема, мир резко перестал быть простым, понятным и расчерченным на две области — белую и чёрную. Коннор гнал лошадь по дороге, как будто за ним летела по пятам Дикая Охота. Необходимости в спешке не было, кроме не отнесенной ни к чему конкретному тревоги. И никто не смог бы её унять. Кроме… Свет горел в одном лишь окне. Хэйтем, как всегда, допоздна засиделся с документами. Коннор решил не тревожить прочих обитателей особняка и принялся карабкаться по стене до второго этажа, затем постучавшись в окно. Магистр тамплиеров отдернул занавеску, в правой руке он держал саблю наизготовку, но, увидев, кто его ночной гость, опустил клинок и распахнул створки. — Что-то стряслось или ты забыл о существовании двери? — хмыкнул Хэйтем, впуская могавка в комнату. — Уже поздно, и все кроме тебя спят, — Коннор снял капюшон. Хэйтем был слегка растрепанным, в одной рубашке и штанах, даже как-то непривычно было его видеть без неизменного красного жюстокора. — Как благородно с твоей стороны, — усмехнулся тамплиер, отправляя саблю в ножны. — Итак, какова причина твоего визита? Индеец переминался с ноги на ногу, размышляя, придумать ли достойную причину или сказать как есть. Вообще-то, ему здесь определенно не следовало быть. Как и не следовало принимать помощь от Хэйтема, делиться с ним своими переживаниями и… Любить его. Да, вот уж проблема так проблема. А еще у Коннора иногда создавалось ощущение, что все английские колонии прекрасно осведомлены о том, что он спит с отцом-тамплиером, особенно Ахиллес. Ясное дело, это была сущая паранойя… Вроде бы. — Я соскучился, — сказал, наконец, Коннор, зная, что Хэйтем лучше многих отличает правду от лжи. — Ну, а ещё, наверное, тебе будет интересно послушать донесения с фронта… Чёрная вода плеснула ледяными брызгами по его затылку. Хоть бы Хэйтем не начал язвить, хоть бы не отверг… Опасения имели место быть, поскольку настроение у магистра было крайне переменчивым. Хэйтем приблизился, по ощущениям, прожигая насквозь взглядом своих холодных, цвета стали глаз. Потом еле заметно улыбнулся, поцеловал ассасина почти невесомо в губы, приветственно. Коннор шумно выдохнул, испытав облегчение. — Я тоже соскучился, Коннор. Не все же нам вместе резать англичан и добывать сведения для патриотов, — последовал тихий смешок. — Но, как я вижу, тебя что-то тревожит. — Да, — не стал скрывать Коннор и угрюмо отвёл взгляд. Он при всем желании не смог бы облечь в слова все то, что осело тяжестью многотонной скалы на сердце. Внезапно он ощутил тепло объятий отца. Как тогда, ночью, после холода зимней реки. И тёмные воды нехотя отступали с еле различимым журчанием. — Ты же помнишь, что я люблю тебя, Коннор? — Хэйтем не отстранился, зная, насколько его близкое присутствие важно сыну. И Коннору отчаянно хотелось ему верить, несмотря ни на что. Хэйтем обещал не врать, так? А чего стоит слово магистра тамплиеров? Индеец потянулся за ещё одним поцелуем, хотя, конечно, одного ему было бы точно мало. Хэйтем уловил его желание, притянул ближе, снова целуя, только более глубоко, более напористо, не давая опомниться. Старший Кенуэй отстраненно подумал, что ни за что бы не смог предать Коннора, ни тогда, в день казни, ни сейчас, когда этот большой ребенок так доверчиво к нему жался, ища защиты и тепла. Да, методы спасения утопающих у Хэйтема были своеобразные, да и их с сыном отношения не укладывались ни в какие рамки, ну, что ж, как любят говорить христиане, пути господни неисповедимы. Ясное дело, на поцелуях дело не закончилось, уж слишком мальчик изголодался по ласке, пока пытался достичь всеобщей свободы. Глядя на то, как отблески неровного огня свечи играют на смуглой коже обнажённого Коннора, Хэйтем отчего-то ощутил умиротворение. А про то, как могавк буквально плавился от умелых прикосновений в его руках, и говорить не приходится.