тайна

Саша никогда не задает лишних вопросов. Он молчит, когда Дима уезжает среди ночи в неизвестность после звонка и короткого: "понял, скоро буду". Обычно, он лишь целует Сашу в макушку, прикладывая татуированную ладонь к голове, гладит невесомо волосы, и шепчет тихое "прости". Это повторяется из раза в раз уже два года, и каждый день этих бесконечных лет, Дима уверен, что выполняет свой ритуал на удачу, не разбудив Сашу. Ведь графики сна давно уже выучены наизусть, а к его пробуждению, Дима уже обнимает свою теплую любовь за талию, прижимая к груди, гладит пальцами острые лопатки. Пальцами, с которых минутами ранее, на кухне, смывал кровь. Саша никогда не задаёт лишних вопросов. Он молчит, когда вдруг замечает незнакомую машину у их подъезда, что появляется там, как только Дима покидает квартиру. Молчит, когда несколько мужчин, не подходя ближе, чем на два метра, следуют за ним по пятам, куда бы он не пошел. Если Саша вдруг, гуляя по любимому протоптанному маршруту, решит зайти в винтажный книжный магазин, они проскальзывают за ним через какое-то время. Конечно, выглядит это слегка комично, ведь в отличие от байроновского Саши, огромные мужики с кирпичами вместо лиц, не вписываются в утонченную атмосферу оббитых бархатом стен, старинных светильников, что мерцают зеленоватым светом и скрипучего ламината. Саша никогда не задаёт лишних вопросов. Он молчит, когда своим усиленным обонянием чувствует запах пороха от Диминой кожаной куртки. Молчит, когда слышит просьбы: не выходить из дома лишний раз, не отключать телефон, всегда поднимать трубку, или в крайнем случае перезванивать. Подобный контроль ничуть не напрягает, потому что Саша знает все. Все, что от него, уже как два года, пытаются всевозможными способами скрыть. Саша никогда не задает лишних вопросов. Он знает, что его парень занимается не совсем легальными делами, и капли крови на их кухонной раковине тому подтверждение. Он знает, что конвейер белых футболок в шкафу не случайный. Кровь не отстирывается, поэтому Дима испачканные вещи просто выбрасывает, заменяя их новыми, пытаясь это скрыть от Саши. Но Саша слишком чувствительный, он замечает абсолютно все, что происходит в их квартире, а сопоставить имеющиеся факты не так уж и сложно. Сложно было скрыть страх в первое время. Сложно было не потребовать объяснений. Сложно было закрыть глаза на то, что твой мужчина, с большой долей вероятности, нарушает закон. Но Саше помогли. Помогла любовь. Когда Дима приносит ему васильки в голубой крафтовой упаковочной бумаге без повода, улыбаясь самой очаровательной на свете улыбкой, а потом лезет целоваться, удерживая Сашу двумя руками за щеки — трудно не любить. Когда Дима едет на другой конец города в любимую кондитерскую Саши за круассанами с фисташковой начинкой, потому что только они способны его успокоить после очередного фильма с несчастливым концом — трудно не любить. Когда Дима соглашается взять с улицы золотистого ретривера, которого кто-то жестоко выбросил, оставив умирать, и который Саше напомнил о младшем брате, заставляя слезы стекать с голубых глаз от несправедливости — трудно не любить. Вот Саша и любит. Всем сердцем, всей душой и телом, любит настолько, что закрывает глаза на явно преступную деятельность своего парня. И Дима любит в ответ, Дима обожает, боготворит, делает Сашу своим центром Вселенной, ставит на первое место в иерархии ценностей, усаживает на трон посреди развороченного нутра, чтобы Саша не касался всей грязи, что наполняет Диму изнутри. Теплит любовь к своей ясноглазой тайне глубоко в сердце. Не делится этими чувствами ни с кем. Не доверяет свое счастье никому из окружающих его ублюдков. Саша существует только для него, его солнце, его луна, его все. Если Дима потеряет Сашу, Дима потеряет себя. Поэтому и уберечь пытается всевозможными способами. Если он не с Сашей, под окнами их квартиры всегда есть люди, которым Дима может доверить самое ценное в своей жизни, то, что наполняет ее смыслом, то, что заставляет сердце биться. Саша в мыслях 24/7, страх за его безопасность каждый раз приводит пальцы в движение, что на бессознательном уровне набирают номер приставленного к Саше человека. — Порядок? Дима трет глаза, в стремлении немного взбодриться. Сейчас бы очень помог кофе, но Саша пытается подсадить его на чай, поэтому бодрость добивается отныне лишь физическими усилиями. — Да. В окне спальни две минуты назад зажёгся свет, но быстро потух. Теперь свет горит на кухне. Саша твой стоит на балконе, и разговаривает по телефону. Очень активно жестикулирует, кстати. — Черт! Телефон летит на приборную панель, ударяясь корпусом о лобовое стекло. Руки крепче сжимают руль, до побеления костяшек. Дима очень надеялся, что Саша и дальше продолжит не замечать его ночные отлучки. Но, видимо, сегодня придется объясняться. Нужно заранее купить Сашины любимые васильки, и заехать в кондитерскую за черничными маффинами. Саша ведь будет наверняка волноваться, а черника его всегда успокаивала. У них дома даже ароматизатор черничный, потому что чувствительность Саши играет с ними не просто в шахматы, она постоянно ставит мат, оканчивая игру. Страдания героев в книге, новость о сбежавшей из зоопарка панде, бабушка на улице, продающая яблоки, политические новости по телевизору — лишь маленькая часть того, что может заставить Сашу заплакать. Он очень эмпатичный, а черника успокаивает лучше любых лекарств. И тут до Димы начинает доходить очевидная несостыковка, что заставляет его буквально выкрутить руль, разворачивая машину на соседнюю полосу. Домой. Похуй на сорвавшиеся планы. Саша не позвонил. Саша проснулся в два ночи в пустой постели, и даже не позвонил, чтобы узнать, где, собственно, пропадает его парень. Саша ведь ручной совсем. Он лезет обниматься в любой удобный момент, в машине обязательно переплетает их руки, залазит на Димины колени во время совместного просмотра сериалов, и обязательно утыкается в шею, согревая постоянно холодный нос. И тот факт, что проснувшись в пустой кровати среди ночи, он даже не позвонил, является очень плохим знаком. Как минимум, потому что Саша сейчас накрутит себя до невозможности. Как максимум, потому что сейчас он с кем-то разговаривает по телефону, и судя по активной жестикуляции, явно не о звёздах. С кем-то. Темный салон машины прорезает ироничный смешок, татуированные руки с отчаянной злостью ударяют по рулю, а нога с особой силой давит на педаль газа. Чертов Олег. Только ему Саша может позвонить в любое время, и быть точно уверенным, что ему ответят. У них с Димой холодная война, волны ненависти, что они посылают друг в друга при встрече, сшибают своей мощью все в радиусе десяти метров. Лишь Саша мечется между ними, пытаясь сгладить углы, примерить двух самых важных мужчин в его жизни. Нет. Прости, милый, не получится. С братской любовью Дима, может, и смирился бы со временем. Но Олег наполнен не ею, отнюдь. Там другое. И это другое удалось разглядеть лишь недавно. Братья не смотрят с обожанием во взгляде, братья не пытаются дотронуться до открытых участков тела, чтобы почувствовать тепло кожи, братья не закрывают в блаженстве глаза, когда обнимают, и не сжимают крепче руки на талии, будто боятся отпустить, а поэтому пытаются удержать на месте. Любовь Олега не братская, и именно это раздражает Диму больше всего. Ревность Олега не братская. Попытки настроить Сашу против их отношений с Димой — не братская забота о благополучии родного человека. Олег хочет Сашу забрать себе. Присвоить на всех уровнях. Рычание вырывается с глотки, а нога все больше давит на педаль газа, увеличивая скорость до 140. Нужно как можно скорее добраться домой, сгрести Сашу в охапку, прижать к себе, расцеловать лицо, утащить в кровать, и ни одной суке не отдавать. Даже тому, кто носит такую же фамилию. А ведь Влад предлагал в свое время, убрать по-тихому, подставить как несчастный случай, и все — нет человека, нет проблем. Конечно, Саша бы скорбел какое-то время, но Дима ведь был бы рядом, оставшись единственным родным человеком. Перспектива очень заманчивая, но нет. Саша слишком, слишком чувствительный. Брата он буквально обожает, его потеря сильно по нему ударит. Каким бы ублюдком Дима ни был, но причинять настолько сильную боль самому ценному человеку в жизни, он не станет. Но от Олега нужно избавляться. Только более гуманными способами. Пальцы рефлекторно отстукивают незамысловатый мотив по рулю, пока машина дожидается зелёного света, стоя на светофоре. План уже разработан, Влад подбивает привести его в действие сейчас же, но Дима почему-то медлит. Жалость ли это? Точно нет. Что тогда? Нежелание видеть слезы в любимых глазах. Саша ценнее всего, его благополучие, его счастье, его спокойствие для Димы всегда были на первом месте. И поэтому он избрал путь сокрытия своей настоящей деятельности. Он же не скажет Саше: солнышко, я убиваю людей на досуге за то, что они покупают у меня в долг наркотики, и не отдают деньги. Или: милый, я уезжаю по ночам, потому что некоторые слишком самоуверенные ебланы подумали, что вдруг имеют право пиздить миллионы в моем казино, и уходить оттуда живыми. Какую реакцию он получит? Предугадать несложно: звонок Олегу, просьба его забрать, и заблокированный контакт Димы в телефонной книжке. Нет, слишком опасно. Саша пророс корнями глубоко в сердце, вырвать его оттуда не получится, если только вырезать сам орган, обрекая его носителя на смерть. Дима без Саши сдохнет. Без его теплой улыбки по утрам, когда он совсем сонный лезет целоваться, а потом убегает в ванную, чтобы набрав полные ладони воды, вылить ее на лицо ничего не подозревающего Димы. Без громкого смеха, без разбросанных по всей квартире наклеек Чужого, которыми обклеен холодильник, кухонные шкафчики, одна даже есть на приборной панели Диминой машины. Без Саши жизнь оборвется. Поэтому следует действовать на опережение, Олега нужно как можно быстрее устранить, чтобы у Саши не осталось альтернативного варианта, кроме Димы. Все, поиграли, и хватит. Рука тянется за брошенным в порыве гнева телефоном, набирая номер Влада. — Звони ментам. — Момент истины, Дима делает паузу, раздумывает, принимает окончательное решение. — Завтра младшего Шепса должны задержать за хранение и распространение наркотических веществ. — Ну наконец-то! А шо случилось? Окончательно выбесил тебя братик нашего Сашеньки? — Влад даже не пытался скрыть довольство в голосе. — Во-первых, не задавай тупых вопросов, когда сам все знаешь, — поджигая сигарету, и затягиваясь говорит Дима. — А во-вторых, моего Сашеньки, моего! Не присваивай его себе, сука. — Понял-понял, не кипишуй. Звоню ментам, — и бросил трубку. На лице расползается довольная улыбка. Прощай, Олежик. Обещаю охранять Сашу от всего плохого в этом мире. От тебя, в частности. Вот теперь Саша от него не уйдет, даже если узнает правду. Некуда будет уходить.