Tut weh?

Поздняя и холодная февральская ночь стояла в Ромашковой Долине. Дул сильный ветер, заставляя порой позвякивать стекла в круглых окошках, а не прямо уж огромные, но и не маленькие белоснежные сугробы красиво поблескивали под серебристым лунным светом. В большой двуспальной кровати, с постельным бельем в расцветке немецкого флага, мирно спали двое мужчин. Кудрявый и немного рыжеватый блондин любяще прижимался к груди своего мужа — крепкого сильного брюнета, а тот лишь мягко положил руку на его спину, легонько прижимая к себе. Им было так тепло и уютно друг с другом, что они и не думали о том, что сейчас делается на улице (один из них и вовсе почти не чувствует холода и смело может хоть спать в снегу в одних трусах, но не суть). Кто бы мог подумать, что Лосяшу вдруг вздумается проснуться посреди ночи? Он сам, признаться, не понял, что его разбудило. Вроде бы, каких-то запланированных им научных экспериментов или астрономических наблюдений, о которых он мог нечаянно забыть от небольшого переутомления, у него не было, иначе бы он сразу вспомнил. В любом случае, понимая, что не уснет обратно, пока не проверит этого, ученый как можно аккуратнее, пытаясь не разбудить Пина, выбрался из его объятий, встал на пол и прямо босиком подошёл к своему висящему на стуле белому халату, в который всегда кладет блокнот с важными записями. — Так… Посмотрим, — произнес он в пол-голоса, открывая блокнот, быстро пролистывая к самым последним страницам, — да вроде бы и не планировал ничего, о чем мог случайно забыть. Почему же тогда вдруг проснулся посреди ночи? С немного задумчивым лицом Лосяш закрыл блокнот и положил его обратно в карман халата, после чего опустился на стул, закинув ногу на ногу, пытаясь понять, почему ему вдруг вздумалось проснуться. В один момент, в задумчивости он невольно кинул взгляд на своего супруга, что, несмотря на свой мужественный и в некотором роде даже суровый вид, спал очень сладко, мило посапывал и даже почти не храпел (иначе Лосяш точно бы проснулся куда раньше и, скорее всего, отправил бы своего любимого спать в ванной комнате). Блондин умиленно улыбнулся, радуясь, что не разбудил его своей возней, однако всё ещё не понимал, почему вдруг вскочил посреди ночи. Тут, однако, астроном все понял, едва услышал громкое урчание у себя в животе. Да, точно, если его не обманывает память, он не поел толком этим вечером, ибо был слишком погружен в работу. Даже про бутерброды с чаем совсем позабыл, как бы фантастически или грустно это не звучало. Так и не надев тапки, забыв о них спросонок, он молча направился на кухню, решив по-быстренькому перекусить, после чего вернуться в кровать в объятия своего любимого немца. Зайдя на кухню и включив свет, невольно сощурившись, ибо глаза не успели к нему привыкнуть, блондин открыл холодильник. Они с Пином давно съехались, а от того холодильник всегда теперь наполнен всеми необходимыми ингредиентами для приготовления бутербродов, которые кое-кто то и дело любит заточить для лучшей работы своей головы. Достав колбасу и закрыв холодильник, учёный взял несколько ломтей хлеба из хлебницы (знал, что одним не наестся) и потянулся за ножом. Однако, нарезая колбасу, мужчина невольно устремил взгляд на висящие на стене самодельные часы, дабы узнать, во сколько конкретно он вскочил, и обнаружил, что те показывают двадцать минут четвертого. Совсем невнимательно орудуя кухонным инструментом, он и не заметил, как нож соскользнул на его палец, и очень больно порезался. Конечно, образованный и достаточно культурный Лосяш никогда не использует маты, даже в мыслях, но несмотря на это, не смог от такой сильной боли сдержать оглушительный болезненный крик на весь дом. — ААААААА! Donnerwetter! — выругался он почему-то на немецком, броском откладывая нож в сторону, мигом поднося палец к губам и аккуратно посасывая пострадавшее место, что теперь сильно кровоточило. Из его глаз аж брызнули слезы, будто бы он никогда в жизни не резался случайно ножом и в первый раз ощущает такую боль. Ну что за невезение?! Вот надо было ему посмотреть на эти часы именно сейчас, будто бы специально планировал отвлечься от колбасы и порезаться! Палец теперь болит ужасно, так наверное ещё и мужа разбудил своим криком… — Лосяш, was is das? — послышался в знак подтверждения мыслей голос с сильным немецким акцентом, и астроном, повернув голову, увидел в дверном проходе своего сонного и явно обеспокоенного мужа, с его тапочками в руках, — ты чего не спайть? Да ещё и босиком. Лосяш не сразу ответил, лишь стыдливо отвернув свой взгляд к холодильнику, ибо больше не знал, куда его деть, все так же посасывая ранку. В его голове моментально промелькнула мысль о том, что лучше бы он вообще не вставал и не шел на кухню, теперь они оба, скорее всего, не выспятся. — Прости что разбудил… — тихо и коротко произнес он, вынимая палец изо рта, осматривая свою ранку. Кровь перестала течь, оставив после себя длинный ярко-красный порез, но спустя мгновение вновь медленно потекла. Учёный испустил едва слышный раздраженный вздох, почти ненавидя самого себя. — Да ничего, бывайт, — махнул рукой летчик, а его глаза, почти полностью перестав быть сонными, приобрели глубокий внимательный оттенок, даже несмотря на то, что с кровати он встал минуту назад, — но мне надо знать, почему ты не спайть и кричайть? Что-то случилось? — Не злись на меня, дорогой, — все так же стыдливо отозвался мужчина, заламывая руки, не зная даже, как ему объясниться, ведь ему было неловко перед любимым человеком, но все-таки собрался кое-как с мыслями, — но я почувствовал голод и решил сделать себе парочку бутербродов, а потом ножом порезался… Пин немного помолчал в ответ, будучи явно немного растерянным с такого неожиданного поворота событий. Но, само собой, он и не думал злиться на своего мужа, ведь понимал, что он не виноват. Напротив, он был готов прямо сейчас оказать ему первую помощь и утешить его, убедить, что все хорошо. — Ох, sonne, ну чего ты? — ласково начал он, подходя к нему поближе, и аккуратно взял его за руку, начиная осматривать порез, будто бы профессиональный врач, — tut weh? — Ой, ч-что?.. — машинально переспросил астроном, будто бы не ожидая таких слов. Или, точнее сказать — такой реакции. — Я спросил, болеть? — повторил свой вопрос Пин и добавил без коверкания глагола: — болит? — Есть такое… — учёный понимал, что любимый человек не будет его ругать, но все равно был ужасно рад тому, что обошлось без конфликтов и ссор. Кое-как подняв взгляд, он мило улыбнулся своему мужу, чувствуя, как от боли по всей его руке в глазах у него вновь встали небольшие слезинки, но теперь они постепенно сохнут, словно бы от тепла их любви. Не сказав ни слова, механик под внимательным, но немного робким взглядом прошел к холодильнику и достал с него аптечку (благо, высокий рост позволяет), а оттуда — все необходимые компоненты для обработки небольших ран вроде порезов. Блондин невольно вытаращил глаза, будто бы смотрел в телескоп и разглядел в нем послание с Марса. — У всех болит, а у Лосяшика пусть не болит, — произнес он, аккуратно, но быстро и четко дезинфецируя палец мужа, — будь в следующий раз поаккуратнее. Быстро закончив с обработкой, мужчина убрал все обратно, взял своего любимого за больную руку и аккуратно поцеловал, как настоящий джентльмен. Лосяш невольно улыбнулся и даже слегка покраснел, не ожидая такого жеста. — Danke… Ой, в смысле, спасибо, дорогой, — тихо поблагодарил он, прильнул к мужу и нежно поцеловал его в шею. Пин улыбнулся в ответ и, все так же ни слова не говоря, будто бы обдумал все свои действия заранее и не терпел возражений, сам взял нож и за пару минут сделал любимому несколько бутербродов. Учёный поблагодарил мужа вежливым кивком и наконец потрапезничал, надеясь в глубине души, что не проспит до вечера из-за своего сегодняшнего резкого пробуждения. А потом оба вернулись в кровать, как ни в чем не бывало, обнимая друг друга по новой, просто радуясь тому, что они есть друг у друга, такие хорошие и любящие.