***
Его разбудил равномерный бой часов в главном зале, который эхом разносило по всему особняку. Было уже 11 часов утра. Ристерд дёрнул за шнурок, висящий возле кровати, который хитрой схемой был соединён с комнатой дворецкого: так хозяин сообщал, что собирается спуститься вниз, чаще всего что-то поесть. Кэйси встал с кровати, надел шерстяные домашние туфли, потеплее подоткнул стеганный халат, немного поворошил кочергой головешки в печке, а затем направился в столовую. Эта комната на первом этажа была одной из самых просторных и светлых во всём особняке. В середине стоял длинный старый стол, с добрым десятком стульев вокруг. Он был накрыт белоснежной скатерью, с орнаментом из чертополоха и алых Ланкастеровских роз, память о родстве со знатным родом. Скатерть была фамильной ценностью, её вышивала лично прабабушка нынешнего «графа», как его в шутку называли приятели, а на самом деле простого местного небольшого дворянина. На столе уже стояла серебряная тарелка с горячим омлетом и тушёной фасолью. Но главным отличием столовой от остальных помещений особняка были её окна. Большие, высокие, почти во всю стену, окна. По настоянию нынешнего хозяина, занавески здесь сменили, вместо тяжёлого бархата, которым завешивали в доме почти всё, Ристерд попросил повесить лишь лёгкий голубоватый тюль, чтобы не препятствовать свету и иметь возможность в процессе приёма пищи поглядывать на красивые луга, окружавшие Кэйси-Холл. — Вы пропустили завтрак, сэр, — сказал дворецкий. — Да, мне было дурно и я спал. — Поешьте сейчас, тогда я задержу ланч на попозже. — Благодарю, Пэдди. Пэдди был долговязым мужчиной, младше Ристерда на где-то полтора десятка лет, однако уже довольно давно служил в Кэйси-Холле дворецким. Его отец был здесь дворецким, отец отца, уже мало кто помнил, но отец деда, скорее всего, тоже. Параллельно с династией самих домовладельцев существовала и куда менее заметная династия дворецких. Сэр Ристерд со слабым аппетитом, но всё-таки расправился с завтраком, после чего ещё какое-то время просто смотрел в окно. Кажется, скоро пойдёт дождь. Он встал из-за стола и вернулся в свою комнату, снова проклиная планировку здания: ходить приходилось довольно долго. Там он оделся, захватил самый тёплый плащ и спустился вниз. — Вы куда-то идёте, сэр? — поинтересовался дворецкий. — Да, — ответил Кэйси. — Вам вызвать экипаж? — Нет, спасибо, я пешком... Я к маяку. — Доктор говорил вам, чтобы вы следили за своим здоровьем. У вас только утром была температура, — недовольно покачал головой Пэдди. — На утёсе, скорее всего, сильный ветер. — Не волнуйтесь, я тепло одет. Кстати, я слышал, ваша сестра приехала в город? — Да, сэр. Ещё вчера, на несколько дней. — Не желаете с ней повидаться? — Ничего страшного, сэр, вы больны, а с ней я виделся месяц тому в Лимерике. — Нет уж, Пэдди, я слишком многим вам обязан. Поезжайте-ка вечером в город, я дам вам сверху 4, нет, даже 6 шиллингов, встретьтесь с сестрой. — Но сэр, вы же больны! — Не переживайте, у меня стоит телефон возле кровати, если что я позвоню доктору О’Брэди, на экипаже он быстро доберётся, в случае необходимости. — Тогда я вам премного благодарен. — Ну право, пустяки. А сейчас, Пэдди, я всё-таки, с вашего позволения, пойду. — Хорошей прогулки, сэр, прошу вас, следите за ветром. Ристерд кивнул, после чего вышел на улицу.***
Годы не проходили незаметно, и прогулки давались всё сложнее и сложнее. Когда Кэйси заболел, он почти полностью перестал появляться в городе, и даже по любимым лугам предпочитал лишний раз не ходить. Однако одно место он всё равно исправно посещал — старый маяк. В любой иной день он бы сто раз подумал, прежде чем сунуться в дорогу, будучи больным, но сегодня он попросту не мог не придти. Именно в этот день, ровно 4 года назад, именно в этом старом маяке...***
Ветер над потемневшим морем носился просто ужасной силы: если бы над несчастным утёсом росло хотя бы одно дерево, его бы вырвало с корнем очередным солёным порывом. Ни один нормальный человек в такую погоду бы и носа из дому не высунул, не то что не вышел бы. Ни один нормальный. Но Силан Коннолли к таким явно не относился. — Силан, ты просто идиот! Зачем ты потащил меня куда-то в такую погоду? — возмущался Ристерд, крепко прижимая к голове шляпу. — А ты — ворчливый сноб, знаешь про это? — рассмеялся мужчина, ещё крепче хватаясь за руку своего спутника. — Если тебя не вытащить, ты сростёшься с одним из этих бархатных стульев в своём Булыжник-Холле. — Не смей так говорить про моё родовое поместье, ты, шахтёр! Но медноволосый упорно пропускал все выпады в свою сторону мимо ушей, уверенным шагом пересекая луг, направляясь куда-то за холм, куда-то туда, откуда и дул этот сбивающий с ног ветер. — Если тебе так не терпелось меня увидеть, позвал бы в паб, к себе в доходный дом, да куда угодно вообще, какого чёрта мы прёмся невесть знает куда? — Какой толк идти в паб, если напиться ты мог бы и дома, что, кстати, ты с успехом практикуешь, — ответил ему Силан. — Ты вообще скажешь тогда, куда мы идём? Я уже устал, бороться со стихией ветра это явно не мой удел! — Сейчас ты и сам увидишь, потерпи, последний холм... — не оборачиваясь произнёс Коннолли. Двое мужчин кое-как забрались на последнюю преграду на своём пути и, оказавшись на вершине, окинули взглядом широкую перспективу. А поглядеть было на что! Их взору открылось бескрайнее море, по-ноябрьски холодное и приобрёвшее серо-лазурный оттенок. Оно бесновалось, накатывало на высокие скалы, и могущественные гребни разбивались на тысячи мелких капелек, опадая белой пеной. Ветер на утёсе дул нещадный, не было видно даже чаек, обычно кричащих во всю свою птичью глотку, кажется, такая погода им была тоже не по душе. Но ещё сильнее Ристерд ахнул, когда заметил высокое строение, возвышавшееся прямо над обрывом: огромный старый маяк. Он был метров 15 в высоту, некогда белый, сейчас же краска облупилась, из-за чего он казался под стать общему пейзажу. Наверху было несколько окошек, с ещё целыми стёклами, а над ними красным конусом возвышалась крыша. — Сколько здесь живу — а не знал, что здесь есть маяк! — только и вымолвил Кэйси. — А то! — перекрикивая ветер, сказал Коннолли. — Между прочим, этот маяк построил мой дед! И у меня есть от него ключи. — Шутишь? В ответ Силан лишь потряс перед глазами дворянина поржавевшей связкой, а затем быстрым шагом направился к маяку. Он почти что бежал, абсолютно непринуждённо, явно, что он был здесь не впервые. А вот Кэйси шёл с предельной осторожностью, сильно замешкавшись на очередном скальном выступе. Старый замок не с первой попытки, но всё же поддался, и медноволосый, толкнув дверь, вошёл внутрь. Места было ужасно мало, вдвоём они едва ютились, на этой небольшой лестничной площадке. Пахло пылью и сыростью, ни печка, ни котёл уже много лет не работали. — Чего стоишь, пойдём, — махнул рукой Силан и зашагал вверх по каменным ступеням. Довольно быстро преодолев винтовую лестницу, а также не забыв отметить то, что с каждой ступенью маяк как будто становился просторнее, мужчины поднялись на самый верх строения. Второй раз за день Ристерд ахнул, когда осмотрелся по сторонам. С верхнего яруса маяка открывался умопомрачительный вид на море, обрыв, скалы... Старые оконные рамы, видимо, были все в трещинах, потому что ветер вовсю гулял и здесь, прихватив с собой и грохот волн снизу. Недалеко от лестницы стоял старый комод, а в самом центре помещения располагался огромных размеров фонарь. Кэйси, скрипя досками, подошёл к нему и стал рассматривать. Силан же упивался огнём в глазах мужчины. — Ну как тебе? Стоило тащить тебя сюда? — с небольшой насмешкой в тоне спросил он. — Вынужден признать, иногда твои безумные затеи стоят того... Какой фонарь! Сколько ему лет? — Много. Конкретно этот мы установили здесь не сразу, а лет 20-30 назад. — Этот маяк принадлежал твоему деду? — Ага. Захотелось ему на старости лет безделушку. Оказалось, всю жизнь деньги копил. Ну вот и построил, — сказал Конналли, пытаясь подобрать ключ к комоду. — Любил он маяки, извечная его страсть. Говорил, глупые мы, ничего не понимаем, а маяки — это надежда, маяки — это свет, разрезающий тьму, маяки — это спасение от опасности. Весь дом у него был завешан морскими картинами, и непременно чтобы башенка с берега смотрела. — Порадовали старика, похвально. — Милейший конечно был человек, грех отказывать... Смотри-ка что ещё есть! Он наконец-то разобрался с замком, тот щёлкнул и мужчина выдвинул ящик, доставая из него какой-то свёрток. Развернув его, он достал ещё что-то наподобие шкатулки, только гораздо проще и больше тех, в которых столичные модницы любили держать драгоценности. На этот раз возиться не пришлось совсем: крышка сама откинулась. Силан бережно вытащил из неё старую карту, а также журнал, в чёрной кожанной обложке. — Здесь дед вёл список всех кораблей, что проходили мимо. Что что, а документацию он любил, да... Ристерд заглянул за плечо Конналли, и тоже стал рассматривать аккуратно выведенные записи на пожелтевшей бумаге. — Чудо, что это всё вообще не отсырело, — сказал Кэйси. — Тоже удивляюсь. Пожалуй, стоит забрать отсюда карту с журналом. Мужчины осторожно пролистали все записи, которые обрывались за несколько страниц до конца: видимо, старик не успел заполнить его полностью. Положив карту и журнал назад в шкатулку, Силан сел на скрипучий пол, задумчиво рассматривая пейзаж. Ристерд же опёрся плечом о фонарь и тоже уставился в далёкий горизонт. Каждый думал о своём. К примеру Кэйси, как бы не пытался сосредоточиться на захватывающем дух виде, глазами то и дело возвращался к объекту собственных мыслей. Хорошо, что Конналли не видел, как пристально сверлят взглядом его макушку. Силан был младше Ристерда на каких-то два года, однако был на полголовы выше. Он был из небедной семьи, владеющей доходным домом в городе, да небольшой угольной шахтой в соседнем графстве. Собственно там Конналли-младший и провёл своё детство, поэтому с Кэйси впервые пересёкся уже во взрослые годы на одном из городских мероприятий. Когда они познакомились, мужчины сразу друг другу не понравились. Силана раздражали чопорность и снобизм «графа», а того не устраивало «глупое выражение лица» нового знакомого, равно как и его «сельский бестолковый оптимизм». Вражда бы и продолжалась дальше, если бы однажды Конналли не пригласил Ристерда выпить в пабе виски, а тот, неприученый отказывать, скрипя сердцем, но всё-таки пошёл. С нескольких рюмок горячительного и началась их многолетняя дружба, постепенно вылившаяся в нечто более крепкое, чем простое приятельничество... — Давно я тут не был... — негромко произнёс медноволосый. — Не помню даже и сколько. Пять лет? Может десять? Больше? Совсем память теряю, старею, старею. — Брось, ты ещё в самом рассвете сил. Тот тихо рассмеялся, а затем сделал жест рукой, как будто приглашая Кэйси присесть рядом, что он, собственно, и сделал. — Ты знаешь, ты самый первый, кого я сюда когда либо приводил, — с вызовом посмотрел на Ристерда Силан. — Даже не побоюсь сказать, что ты в принципе первый, кто узнал про маяк. Хоть деда и распирало от гордости когда он его достроил, но я никому о нём ни разу в жизни не разболтал. Кэйси немного залился краской, после услышанного. Значит, Коннолли реально доверяет ему настолько? Доверяет, только ему? Ристерд повернул голову и пересёкся взглядом с сидящим слева от него мужчиной. Ветер беспощадно растрепал рыжеватые волосы Силана, превращая их в нечто бесформенное. Кэйси засмотрелся на него, поймав себя на мысли, что тот невероятно красивый в этот момент... Коннолли подумал то же самое и о Ристерде. Они оба знали, что думают об одном и том же, однако смелости совершить то самое долгожданное действие им так и не хватило... — А знаешь что, Ристерд? — сказал Силан, поднимаясь на ноги. — А забирай-ка ты эти ключи. — Что? Ты хочешь отдать мне ключи от маяка? — У меня есть второй комплект. А этот, да, пусть они будут у тебя. Теперь это будет нашим секретным местом. И я хочу, чтобы оно принадлежало тебе так же, как и мне. Слова Коннолли звучали абсолютно по-ребячески, однако «графа» это совершенно не раздражало, наоборот, на душе как-то потеплело, хотя мужчина и ёжился от холода. — Боже мой, да ты ведь совсем замёрз! — воскликнул Силан. — Я же говорил тебе одеваться теплее! — Да ничего ты не говорил, и вообще, кто же знал, что ты захочешь пойти сюда! Коннолли снял с себя шерстяной плащ и накрыл им плечи Кэйси. — Забирай. Потом когда-то отдашь. Но если понравится — забирай насовсем, новый куплю, давно хотел. Кажется, смущать Ристерда неожиданными проявлениями заботы доставляло Коннолли невероятное удовольствие, потому что в каждый из таких моментов его лицо озарялось улыбкой. — Ладно, хорошего понемножку. Пора возвращаться, а то что-то мне очень не нравится то милое облачко, надвигающееся с моря. Впереди и вправду виднелась тёмная штормовая туча. Мужчины аккуратно спустились вниз, прихватив с собой шкатулку. Ветер усиливался, поэтому назад к Кэйси-Холлу они добирались едва ли не бегом. — Ну вот и всё, пора прощаться, — сказал Коннолли. — До встречи, Силан. — До встречи, Рист. Я зайду к тебе через несколько дней на чай, ты не против? — Нет, буду ждать. Специально достану тот дурацкий сервиз с менестрелями. — Он прекрасен, не отзывайся о нём так. Рыжий немного потоптался на месте, как будто раздумывая, стоит ли сказать что-то ещё, а затем пожал руку хозяину особняка и удалился. На половине дороги к первому холму он обернулся, увидев, что мужчина провожал его взглядом. Коннолли широко улыбнулся и помахал Кэйси рукой. Именно таким Ристерду он и запомнился.***
Силан не зашёл ни через два дня, ни через неделю — какие-то неотложные дела совершенно не оставляли ему и минутки, чтобы заскочить к Кэйси. Тот с пониманием отнёсся к ситуации и ждал... Через не более чем 10 дней после их последней встречи, дворецкий сообщил трагичную новость: Силан Коннолли, накануне попавший под сильный дождь, заработал воспаление лёгких и скоропостижно скончался. Мир Ристерда Кэйси окончательно рухнул.***
Прошло уже четыре года, с тех пор как он в последний раз видел своего... У Ристерда даже не было подходящего слова, чтобы описать своё отношение к своему приятелю. Он для него всегда был Силаном Коннолли, хоть отношение к этой персоне у Кэйси и менялось со временем. Четыре года... За этот, казалось бы недолгий срок, в его жизни всё полностью перевернулось. Через год после Силана скончалась сестра «графа», ещё через несколько месяцев чахотка забрала и брата. Смерть затаилась где-то неподалёку, всё сильнее и сильнее приближаясь к самому Ристерду, что, казалось, его теперь совсем уж и не волновало. Он стал пропускать собрания клуба домовладельцев, на которых всегда присутствовал не смотря ни на что. Он запустил пастбища, передав их под управление главному овцеводу, который, к несчастью, почти полностью разорил последний источник дохода одинокого аристократа. Ни жены, ни детей, ни братьев, ни сестёр, ни верных друзей. Последней компанией оставались дворецкий, его сестра, очень редко заезжающая в Кэйси-Холл, да доктор О’Брэди, ставший всё более частым гостем в медленно разрушающемся доме. Жизненные перипетии подкосили здоровье Ристерда, и он всё чаще стал болеть. Иногда всё ограничивалось простой простудой, иногда недуг был гораздо сильнее. Через два года после смерти Силана, Кэйси тоже заработал себе пневмонию, и уже готовился к отходу в мир иной, но усилиями доктора О’Брэди остался жив, снова оттягивая конец... Денег давно уже почти не было. Всё нажитое состояние медленно съедалось, прожигалось на дрова или уходило на оплату лекарств. Из всего штата прислуги в Кэйси-Холле остался лишь преданный дворецкий Пэдди, готовый работать лишь за еду и комнату в особняке, а доктор О’Брэди постоянно соглашался принять оплату чеком, или же вовсе покупал очередную микстуру за свой счёт, чтобы помочь пациенту, ставшему для него каким-то маяком стабильности в жизни. Неожиданной помощью и едва ли не единственным спасением оказалась сестра покойного, которая, зная о трудном финансовом положении приятеля своего брата, ежемесячно высылала Ристерду по 10-12 фунтов.***
Часы пробили три раза. Десять часов сорок пять минут. В доме было абсолютно тихо и пусто. Кэйси остался один, дворецкий, предварительно напичкав больного куриным бульоном, уехал в город, повидаться с сестрой. Ристерд специально выпроводил Пэдди из особняка, не пожалевши даже денег, выдав ему на приятное времяпровождение целых 8 шиллингов. Для их положения это было страшной щедростью, но дело того стоило. Кэйси отложил в сторону очередной роман, встал с кровати, накидывая на себя ещё один тёплый халат, и спустился на кухню. Забравшись на один из стульев, он открыл верхний ящик серванта, где в глубине стояло несколько старинных фарфоровых чашек, тарелочек и изящный чайник. Ещё одна фамильная драгоценность, сколько ей было лет — никто бы и не вспомнил. Ристерд усмехнулся, разглядывая посуду. Даже при тусклой свечке можно было отчётливо разобрать сюжеты росписи: средневековые менестрели, филиды, скоморохи, принцы, принцессы, рыцари, а на чайнике был нарисован огромный огнедышащий дракон. Кэйси всё это казалось глупостью, а вот Силан в своё время пришёл в неописуемый восторг, увидев сервиз. Кэйси взял чайник, две чашки, блюдце и отнёс их в Главный зал, где когда-то проходили семейные торжества. Комната была большой, самой просторной во всём особняке. Горел большой камин, окна занавешены, мебель была сдвинута к стенам, чтобы освободить место для танцев. Поставив сервиз на журнальный столик, Ристерд снова сходил на кухню, закипятив воду. Оставив чай завариваться, он сел на мягкий диван, стоящий строго напротив огня, и принялся ждать... Ночную тишину разрезал низкий бой часов. Ровно одинадцать часов вечера. На улице поднялся сильный ветер, загудевший в трубе и захлопавший где-то плохо прикрытой оконной рамой. Весь сторонний свет в комнате резко погас. Огонь в камине страшно зашипел, заплевался искрами, пожелтел, позеленел, посинел, сильно вспыхнул, как тут снова принял свой первоначальный вид. А из пламени неспешно выдвинулась чья-то мутная фигура... — Наконец-то ты пришёл, — тихо сказал Ристерд, привстав, направляясь к прибывшему. — Рист... — прошептала фигура. Человек мерцал на фоне огня, переливаясь сине-зелёными оттенками. Его тело казалось прозрачным, абсолютно невесомым, словно не принадлежло этому миру... Что, в прочем, являлось абсолютной правдой. — Ты пришёл... Я ждал... Я ждал тебя... — Рист... Мой милый Рист... Кэйси поднялся с дивана и, как бы не пытался двигаться быстрее, медленно направился к призраку. — Почему ты пришёл только сейчас? Я ждал тебя целых четыре года... Чёртовых четыре года, Силан!.. — Я не мог, я пытался, но... Ристерд осторожно коснулся руки призрака, как тут же одёрнулся: холод был в прямом смысле потусторонним. Однако, что его больше всего заинтересовало — так это то, что призрак не был совсем бестелым. За его руку можно было взяться, преодолев страх. — Никогда бы не подумал, что у духов может быть материальное тело... — признался Кэйси. — Я тоже, — ответил Коннолли. — Но надолго его не хватит. Как только часы пробьют полночь, я снова исчезну. Они оба замолчали. Кэйси так мечтал снова увидеть Силана, но сейчас, когда это наконец-то произошло, все слова как будто исчезли. Любые глупости казались бы неуместными, после столь длинной разлуки. — Ого, ты достал мой любимый сервиз... — Да, — отвёл глаза Ристерд. — Вряд ли у меня получится выпить чаю, — он тихо рассмеялся. Слышать его смех, спустя столько лет, всё такой же молодой... — Погоди... Так ты, что ли, ждал меня?.. Кэйси повёл плечами, не зная что и сказать. — Ну не то что бы ждал... Скорее надеялся. Мне в детстве бабушка часто рассказывала сказки про приведения. Хотелось верить. — Да... Мне тоже. Но я никогда не думал, что и сам стану таким. Силан стал рассматривать комнату, а Ристерд рассматривал полупрозрачные черты такого знакомого, но такого далёкого лица... — Надо же, давно я здесь не был. Мебель переставил? — Что-то пришлось продать, денег почти нет. — Вот как. А что сестра с братом? — Мои пару лет назад умерли, твоя ещё в добром здравии. — Прости, я их не видел... там... — Не страшно. — Ристерду страшно захотелось порасспрашивать Силана о загробном мире, но понимал, что ему, скорее всего, нельзя рассказывать абсолютно ничего. — А что это за штука? — указал Коннолли на столик. — О, а это фонограф. — Фонограф? — Если по-простому, то проигрыватель. На нём можно прослушивать звук, который записывается на специальный цилиндр внутри. По-правде, я и сам не разобрался как он работает, но пользоваться могу. — Ух ты, прогресс не останавливается, как я погляжу. — Да, новинка. Появился незадолго после того как ты... — запнулся Кэйси, но поспешно перевёл тему, оборвав фразу, — Это мне подарили на юбилей от клуба домовладельцев. Помнят ещё обо мне. — Ещё большие снобы чем ты, Рист. А можно послушать? — Да, конечно, вот смотри... Ристерд встал, подошёл к фонографу и стал рассказывать: — Вот если покрутить эту ручку, будет играть звук. Но мне к ней подарили ещё и небольшой моторчик, смотри, если залить сюда горючего, ручка будет крутиться сама, — щёлкнул чем-то Кэйси, и ручка действительно закрутилась. Фонограф зашипел, а потом из него полилась немного глухая, но при этом довольно чистая и невероятно красивая мелодия. — Это «Венский вальс» Штрауса, в самой Австрии запись сделали. — Ух ты... — с восхищением выдохнул Коннолли. — Никогда не видел такого... Он, затаив своё призрачное дыхание, слушал приятный вальс, ловя каждую ноту, исходящую из проигрывателя. — А ещё раз можно? — спросил Силан. — Конечно можно, — ответил Кэйси и ещё раз включил фонограф. — Не хочешь потанцевать? — неожиданно задал вопрос Коннолли. — Потанцевать? — выпучил глаза Ристерд. — Да. Такая музыка приятная, ноги сами просятся. — Я не сильно умею. — А я вообще мертвец. Но какая разница? Давай попробуем! Ристерд осторожно подошёл к Силану и медленно положил свои руки ему на плечи. Касаться призрака было определённо новым чувством, и Кэйси затруднялся ответить, нравилось ли ему это или нет. С одной стороны, он наконец-то стоит так близко с человеком которого, кажется, любил, даже если и после его смерти. Но с другой же стороны, руки «графа» дрожали от потустороннего холода, а учитывая простуду, ощещение было не самое приятное. Но Ристерд стиснул зубы и ни на секунду не одёрнулся. Силан приобнял его за талию и мужчины несмело начали вальсировать под музыку. Получалось нескладно, Кэйси несколько раз наступал призраку на ногу, причём его собственная нога почти насквозь проходила через Коннолли, напоминая, что его «тело» лишь некрепкая и временная оболочка. Они смотрели друг другу прямо в глаза, не решаясь нарушать тишину. Глаза Силана, казалось, светились от счастья, а губы Ристерда растеклись в невольной улыбке. Во время очередного па, приведение напряглось изо всех сил и едва заметно, но приподняло Кэйси над полом, совершая полоборот вместе с ним. — Эй! Силан! Что ты делаешь? — от неожиданности воскликнул Ристерд, а затем, вновь посмотревшись в полные теплоты глаза своего ночного гостя, искренне рассмеялся. Коннолли поддержал его. Весь дом как будто содрогнулся от смеха, который не звучал в этих стенах уже многие годы. Простуда, однако, давала о себе знать, поэтому Кэйси, как только закончилась музыка, сел на диван. Силан устроился рядом, положив свою руку на плечо Ристерду, но не прижимаясь близко, понимая, что лучше будет держаться от него подальше. Хотя искушение и было слишком велико чтобы сдерживаться. Кэйси же продолжал рассматривать Коннолли, никак не насытясь видом, который, казалось, уже никогда не встретит. Его взгляд зацепился за воротник жилетки призрака. — Ничего себе. Откуда у тебя это?.. На груди Силана красовалась немного примятая красная роза, символизирующая Ланкастеров. — А я думаю что ты знаешь ответ на этот вопрос. Разумеется, Кэйси знал. Это была роза, которую он срезал со своего небольшого куста, росшего на подокойнике. Когда Коннолли умер, Ристерд на похоронах незаметно просунул её ему в петлицу, как подарок на память. — Так значит, какие-то вещи вы можете забирать с собой? — Только самое ценное. У «графа» вертелось на языке ещё несколько вопросов, но он не хотел их задавать, чтобы не рушить долгожданный момент... — Ты совсем не изменился, — сказал он Силану. Кэйси же за эти годы сильно осунулся, глаза потемнели, кожа побледнела, а в волосах появились седые прогалины. Коннолли, разумеется, заметил это, но ничего не сказал. Часы снова пробили три раза. Призраку оставалось 15 минут из отведённого времени на земле. — Мне скоро придётся исчезнуть, — с грустью в голосе констатировал он. — Силан, послушай... — неуверенно начал Ристерд. — Ты пришёл... Ты пришёл чтобы забрать меня?.. — Почему ты так думаешь? — А разве может кто-то с того света заявляться просто так? Коннолли покачал головой, давая понять, что не может ответить на вопрос в деталях. — Нет, я здесь не за этим. Я просто пришёл, чтобы увидеться с тобой. — И ты сейчас уйдёшь? — Да. Таковы правила. — Ты ещё вернёшься? — Возможно. — Когда? — Пока не могу знать. Может быть через год... Может быть и раньше... — Я буду ждать тебя, Силан... — И я тоже буду ждать этого, Рист... — Надеюсь, моего здоровья ещё хватит, чтобы увидеться с тобой... — Обязательно хватит. — Хотя без разницы, теперь-то я точно знаю, Силан, я ещё встречусь с тобой... — Рист, всё будет хорошо, поверь мне... Призрак снова приблизился к Ристерду и осторожно обнял его. Кэйси растерялся, но потом так же крепко прижался к Силану. Коннолли был лёгким, его прикосновения почти не чувствовались, как будто что-то невесомое гладило по спине. Приведение уже таяло на глазах, Ристерд ощущал его присутствие практически по одному лишь холоду, который никуда не исчезал. Часы начали бить полночь. — Вот и всё, Рист, мне пора. — Прощай, Силан, я буду снова скучать... — Я не говорю тебе «прощай»... Теперь это всего лишь «до встречи»... — Тогда до встречи... Я буду ждать тебя... Призрака начало затягивать в камин, но тут Коннолли напрягся из последних сил, подлетел к Кэйси и легонько коснулся своими губами его лба. — До свидания, Рист, до свидания... — проговорил он, исчезая в пламени. Мужчина простоял напротив камина ещё долго, осознавая всё то, что произошло за этот короткий, но такой счастливый час... А по его щеке неспешно ползла одинокая слеза.