Как я перестал страдать и возлюбил боженьку нашего Баала

Когда Астарион пришёл в себя на пляже после крушения иллитидского корабля, первым, что он почувствовал, было мягкое тепло на лице. Он даже не опознал в нём свет солнца, пока не открыл глаза, так давно это было. Солнечный свет заливал золотой песок, играл на набегающих волнах, ласкал самого Астариона. Он долго смотрел на солнце, пока не заслезились глаза, а потом увидел его. Соблазна. В компании какой-то девчонки. Сердце Астариона замерло, горло перехватило, но в то же время он почувствовал облегчение. Значит, жив. Значит, ему не показалось на корабле. Астарион на всякий случай вознёс молитву Баалу: никогда не вредно помолиться злобному и капризному богу, когда встречаешь его пропавшего без вести и вернувшегося из мёртвых Избранного. *** В ту ночь после их знакомства с Соблазном Астарион приполз в особняк под утро, без жертвы, в разодранной одежде, весь в крови и едва заживающих ранах. Касадор только презрительно скривился и, не спрашивая ни о чём, выдрал ему ногти, один за другим. С Соблазном они бы нашли, о чём поговорить, садистские ублюдки. Потом Астарион долго ползал на коленях и обещал, что такого больше никогда не повторится, и всё это время в его разуме билась единственная мысль: а что, если обещание Соблазна — правда? Что, если Избранный Баала действительно захочет убить лорда-вампира и ему хватит на это сил? Что, если Астарион наконец сможет освободиться? Братьям и сёстрам он отговорился смертными наёмниками, от которых не смог сбежать, вынес свою долю насмешек и от них, а потом вышел на охоту — но не для Касадора. Касадору пришлось сменить диету и довольствоваться самыми доступными жертвами, каких Астарион мог найти: опустившиеся пьяницы, отчаявшиеся неудачники, престарелые любители молодой плоти — любой, кого получалось по-быстрому соблазнить, невзирая на осторожность и на его или её привлекательность. А в остальное время Астарион искал: расспрашивал, наблюдал, собирал слухи и сплетни, пытаясь выяснить хоть что-нибудь об обычаях культа Баала и его Храме. Он даже прочитал всё, что нашёл в библиотеке о поклонении Баалу и истории его культа. И всё это время, пока он вёл расследование, его не покидало ощущение, что кто-то наблюдал и за ним самим. Тогда он думал, что это могла быть паранойя: кошмары о Касадоре сменялись кошмарами о Соблазне, и Астарион оглядывал таверны, прежде чем войти, боясь заметить в глубине зала знакомую фигуру. А может быть, Соблазн или его фанатики действительно наблюдали за ним из теней. В любом случае, Астарион не горел желанием узнать, что будет, если он не выполнит свою часть их с Соблазном сомнительного соглашения. Если знать, куда смотреть, казалось, атмосфера насилия и ужаса пронизывала Врата и окрестности. Адепты Баала проводили свои кровавые ритуалы по всему городу, иногда оставляя своих жертв с застывшими в ужасе окоченелыми лицами на видных местах, иногда — пряча их в заброшенных зданиях и дальних туннелях под городом. Пару раз Астарион даже находил их изувеченные трупы и каждый раз холодел, вспоминая, что только по прихоти Соблазна сам не лежит где-нибудь на уединённом складе, с выпотрошенными внутренностями и в окружении кровавых символов Баала. Он уже знал, что вход в Храм Баала был где-то в туннелях под городом, но искать его пока опасался, главным образом потому, что он наверняка полнился слугами Баала. И потому, что там был Соблазн. Может быть, Баалу подойдёт его же заброшенный Храм в трёх днях езды от Врат? Главное же само убийство, а не свидетели? Как и все отродья он и раньше покидал город в поисках жертв Касадору. Если постоянно охотиться в одном месте, даже в огромных многолюдных Вратах, рано или поздно и самые глупые и ленивые стражники догадаются связать исчезновения и флиртующего с жертвами накануне эльфа. Бывало, он отсутствовал во Вратах по несколько дней. В итоге он даже смог принести Баалу жертву. Почти. Напоил и соблазнил какую-то глупенькую полукровку, привёл её в заброшенный Храм, усадил на алтарь… Его хватило на один удар, а потом из теней появился Соблазн и закончил начатое. Тогда Соблазн действительно следил за ним. Может быть, и сейчас он на самом деле не умирал, а только затаился, выжидая удобного момента, чтобы нанести удар в рамках очередного нездорового социального ритуала с Орин. В некоторых семьях принято собираться вместе по праздникам, а потомки Баала увлечённо интриговали и резали друг другу глотки. Всё, что Астарион знал о родственных отношениях в семье Соблазна, он знал помимо своей воли. *** Пока он размышлял, воскресший Соблазн с глупой улыбкой на морде спустился с пригорка. — Меня зовут Надарр, а это Шэдоухарт, — сказал он, поднимая когтистые ладони в дружелюбном жесте. Надарр, значит. Астариону тоже взять псевдоним и притвориться, что они незнакомы? А девчонка у нас кто, очередная жертва? После иллитидского плена до одури хотелось крови. — Астарион, — подыграл он, делая вид, что не узнаёт Соблазна. Он успел подумать, что надо бы отвести Соблазна подальше и как следует расспросить его наедине, но тут личинка в его голове ожила, и разум наполнили чужие чувства и образы. Соблазн тоже сбежал с корабля. У Соблазна в голове тоже была личинка. И самое главное… В его разуме, где Астарион ожидал бы увидеть одержимость Соблазна Баалом, до самых краешков наполнившую его фанатичную голову, не было ничего. Ни единой мысли о Баале. Ноль. Пустота. Астарион, даже не подумав о том, чтобы как-то скрыть своё изумление, уставился на Соблазна. — Не стоит нас опасаться, мы все в одной лодке, — примирительно сказал тот таким доброжелательным тоном, что Астарион вздрогнул. Да если бы опасаться! Опасаться Соблазна он давно привык! Сейчас он был в ужасе. — Ещё один человек, конечно, не повредит в бою… — замялась девчонка, которую Соблазн подобрал на корабле. Шэдоухарт. — Всё в порядке, я не буду обузой, — скомкано выдавил Астарион и, взяв себя в руки, картинно выпрямился и продолжил: — Меня всего лишь не впечатлила перспектива обернуться в покрытое щупальцами уродливое чудовище. — Да, ты прав, — понимающе поёжилась Шэдоухарт. — Нам лучше поспешить. На следующий день он не сводил с Соблазна глаз. Тот вёл себя… Астарион бы сказал «естественно», если бы для Соблазна не было естественным сначала устроить кровавую баню во славу папочки, а только потом задавать вопросы. Он улыбался. Помогал обустраивать лагерь. Хвалил готовку Гейла. Терпеливо выслушивал болтовню Шэдоухарт. Он даже пытался наладить отношения с товарищами по несчастью. Каждый раз, когда Соблазн подходил к нему и начинал ни к чему не обязывающий разговор ни о чём, Астарион внутренне вздрагивал и только надеялся, что ему удавалось сохранить нейтральное выражение лица. Возможно, Соблазн смог обмануть личинку и притворялся ради каких-то своих маньячных целей. Возможно, это был его потерянный во младенчестве добрый брат-близнец. А возможно, его игры с Орин зашли слишком далеко, и он действительно потерял силы, память и жажду убийств. Была в этом какая-то горькая ирония или кармическая справедливость, смотря как посмотреть: обратиться в крошечный бесправный винтик в своём собственном механизме, который был призван вознести тебя на вершину мира. Астарион не мог отказать Орин в фантазии и даже поаплодировал бы, если бы сам не стал таким же винтиком. *** Когда Соблазн пропал, Астарион сначала не придал этому значения: он был взрослым маньяком-убийцей и мог сам позаботиться о себе. А потом Орин заняла его покои, перетащила туда труп своей матери и объявила себя Избранной Баала. Никто не возражал, видимо, в культе привыкли к частой смене лидеров, лишь бы не иссяк поток крови во славу Баала, но для Астариона это было личным. Он чувствовал себя чужим в Храме Баала и так ни с кем и не сблизился, кроме Соблазна, хотя и научился притворяться и воздавать пустые хвалы Баалу по поводу и без. Он надеялся, что Баал не возражает, ведь Астарион исправно приносил ему жертвы, каждый день. Когда он впивался в горло очередного несчастного и выпивал его досуха, его молитвы были почти искренни. Обычно Соблазн не отчитывался перед ним о своих передвижениях: иногда он бесследно пропадал на несколько дней, а потом, неслышный как тень, вновь возникал подле Астариона и каждый раз расспрашивал его об успехах в нечестивом деле поклонения Баалу. Теория у Астариона хромала, но практику он всегда сдавал на высший балл. Соблазн разочарованно рычал, но его клинки оставались в ножнах, а не в животе Астариона. В этот раз Астарион тоже не знал, куда он направился, но несколько осторожных расспросов и подслушанных разговоров задали направление поиска. Лунные Башни. Вотчина Избранных Мёртвой Троицы. Однажды Соблазн взял его с собой к Энверу Горташу. Ничего не объясняя, просто приказал ему следовать за собой. — Куда мы идём? — спросил Астарион, догоняя Соблазна и подстраиваясь под его шаг. — К Избранному Бейна. — И мы убьём его? — недоверчиво спросил Астарион. Он уже привык, что все их прогулки с Соблазном заканчивались чьей-то смертью. Соблазн резко остановился и смерил его нечитаемым взглядом — а Астарион уж думал, что наловчился разбирать выражения его рептильей морды. — Можешь попробовать, — наконец нехотя сказал Соблазн. Позже, подпирая стену в углу комнаты и наблюдая за Соблазном, Астарион лениво размышлял, что, во-первых, он не будет пробовать убить Избранного Бейна, даже если его очень попросят, а во-вторых, — начались ли ухаживания Соблазна в случае Горташа с пыток и изнасилования. Тогда-то Астарион впервые и услышал про иллитидские личинки, промывание мозгов и гениальный план захвата власти если не над миром, то над Вратами Балдура. На обратном пути Астарион осторожно спросил Соблазна, уверен ли он, что дело выгорит. «Этого хочет Отец», — ответил Соблазн, и Астарион мудро предпочёл не расспрашивать дальше. Несколько дней он собирался с духом. Став Избранной, Орин стала ещё безумнее, чем раньше, хотя казалось бы. Астарион даже заскучал по рациональной собранности Соблазна. Хотя казалось бы! Храм становился всё более и более неуютным местом, а хуже того — пару раз Астарион замечал на себе взгляды Орин. Наконец он решился: закупился зельями, отмычками и вечером отправился навестить Энвера Горташа. Невидимый в тенях, он легко смог проникнуть в особняк и обойти стражу, но стоило Астариону ступить в покои Горташа, как оказался в неудобной позе, уткнувшись носом в пол и с вывернутой рукой. — Эта сука никогда бы не позволила так себя унизить, — пробормотал Горташ, обдавая Астариона винными парами, и отпустил его. Горташ отошёл к столу, и Астарион смог разглядеть его. Он выглядел хуже, чем пару месяцев назад: всё в такой же щегольской одежде, но его лицо казалось каким-то помятым, а волосы — растрёпанными. И даже через комнату от него несло алкоголем. Подумать только, даже будучи настолько пьяным он смог скрутить Астариона. — Говори, — приказал Горташ, наливая себе вина. Камень на его перчатке блеснул в свете свечей. — Ты до сих пор жив, только потому что мой друг покровительствовал тебе. — Он пропал в Лунных Башнях, — сказал Астарион, поднимаясь на ноги. — Тебе что-нибудь известно об этом? По лицу Горташа пробежала тень. Пальцы сжали бокал. — Орин убила его, — медленно сказал он. — Конфликт был неизбежен: это в обычаях потомков Баала, хотя я надеялся на иной исход. Я ценю твою преданность, поэтому в память о нём дам тебе добрый совет: если хочешь выжить, больше никогда не упоминай его имя. Он залпом выпил вино и продолжил: — А теперь проваливай, больше я тебе ничего не должен. Ещё раз явишься ко мне с нелепыми обвинениями, и я спущу на тебя Стальную Стражу. По здравому размышлению, всё прошло неплохо, лучше, чем ожидал Астарион (если не считать известия о безвременной кончине Соблазна), но Горташ был прав: каким-то непостижимым образом он оказался предан Соблазну. Даже не смотря на секс, было в этом что-то нездоровое: воспылать симпатией к собственному насильнику и мучителю, который никогда не скрывал, что рано или поздно собирается убить Астариона. Хуже было только то, что Соблазн был мёртв и привязанность к нему не принесла бы Астариону ничего, кроме проблем. Он не стал возвращаться в Храм. Уехал из города в ту же ночь. Баалу придётся потерпеть, что теперь Астарион будет молиться ему и приносить жертвы вдали от Храма. Может быть, ему даже понравится разнообразие. Астарион путешествовал, почти свободный и почти счастливый, не оставаясь надолго на одном месте и оставляя за собой кровавый след из трупов. Иногда он возвращался во Врата. Газеты всё чаще писали о блистательном лорде Горташе, о Стальной Страже, об угрозе Абсолют, о загадочных смертях… В один из таких визитов он и попал на иллитидский корабль, а там кровавым видением из прошлого снова встретил Соблазна. *** Сейчас Соблазн ощущался отвратительно слабым, без своего обычного давящего присутствия и пугающей ауры. Из-за личинки Астарион тоже ослабел, но теперь они ощущались почти равными. Возможно, у него даже был бы шанс прикончить Соблазна. Астарион повертел в голове эту мысль; представил, как проворачивает кинжал в животе Соблазна и смотрит ему в глаза. Фантазия не принесла ни радости, ни удовлетворения. Во-первых, какой смысл из мести убивать человека — или ящера, — который даже не осознаёт себя? Во-вторых, Баалу это вряд ли понравится. Или, наоборот, понравится слишком сильно, и ещё неизвестно, что хуже. А в-третьих… — и эта причина перевешивала все остальные, — в-третьих, Соблазн, как и обещал, убил Касадора. *** Когда Соблазн внезапно явился на его первую попытку ритуального убийства в заброшенном Храме Баала, а потом так же внезапно исчез, Астарион был совершенно опустошён. И что дальше? Он же убил во славу Баала, разве нет? По крайней мере, он старался. Значит ли это, что Соблазн поможет ему? Почему он ушёл, ничего не сказав? Возможно, это изначально было глупостью, возлагать такие надежды на безумного фанатика, который, тем более, мучил и пытал самого Астариона. Он долго сидел у алтаря, пока кровь не высохла и не въелась в кожу и одежду. Он должен был вернуться домой. Астарион толком не помнил, как добрался до Врат: перебежками, прячась от солнца в пещерах, не решаясь подойти к жилью, — и разумеется, без подарка Касадору. Это был уже второй его проступок всего за пару месяцев. Бесполезный бестолковый раб; своевольный гулящий сын, приползший, поджав хвост, под крышу родного дома. Касадор пытал его, пока Астарион не сорвал голос от криков и мог только рыдать у него в ногах. И тогда Касадор магией обварил ему руки и стянул с них кожу, как перчатки, и Астарион потерял сознание. Он провёл на псарне три дня, прежде чем его выпустили. Новая кожа ещё толком не наросла, и кисти болели от любого прикосновения, ногтевые пластинки только начали формироваться. Вечером он спустился в туннели под городом и бродил там, казалось, несколько дней, пока не нашёл вход в тайный Храм Баала — огромную дверь в два человеческих роста с развешанными мертвецами вокруг, украшенную гигантскими черепами, кровавыми разводами и символами культа. В другое время Астарион бы посмеялся, но сейчас только всхлипнул. Он тяжело опустился на землю рядом с дверью. Касадор снова накажет его, ещё более жестоко. Уже много десятков лет Астарион так его не провоцировал. И пусть, он должен знать, осталась ли у него надежда или ему остаётся только погрузиться обратно в пучины отчаяния, приспособиться и находить маленькие радости в простых вещах: в торговле своим телом, в крысах и насекомых на обед, в удачных днях без пыток и в хорошо заживающих ранах… Зачем Соблазн вообще обнадёжил его, поманил свободой, если не собирался помогать? Возможно, в этом-то и был зловещий смысл, достойный фанатика Баала: убить Астариона сразу было бы милосердней. Он уткнулся лицом в колени, обнял себя и замер. В дальних туннелях можно было различить плеск воды, чуть ближе слышалась возня крыс и скрип верёвок от покачивающихся на сквозняке мертвецов. — Почему так долго? — раздался сверху голос Соблазна. Сначала Астарион потерял дар речи, несколько мгновений он потрясённо молчал, а потом от нелепых оскорбительных претензий Соблазна к нему вернулись силы. — Ты пропал, — закричал он, вскакивая. — Ничего не сказал! Что я должен был думать?! Соблазн только молча смотрел на него, склонив голову на бок. — Почему так долго?! Я тебе расскажу почему! — Астарион картинно взмахнул изувеченными руками и глумливо продолжил: — Потому что у меня уже двести лет как есть хозяин, и это не ты и не твой боженька Баал. Уж извини, что не прибежал сразу, я был немного занят, сидя в пыточной с вырванными ногтями и содранной кожей! Соблазн поймал его за предплечье и притянул его к себе; он не коснулся повреждённой кожи, но Астарион осёкся и задрожал. Боги, сейчас у этого ублюдка опять встанет. Только не снова! Что Астариону стоило промолчать? Соблазн поднёс к глазам его руку, развернул её, разглядывая повреждения, и недовольно заворчал. — Пойдём, — бросил он Астариону, и тот шагнул за ним в распахнутый зев открывшейся двери. Соблазн отвёл его в какую-то комнатку, пахнущую застарелой кровью и сухим камнем, а сам снова, ни говоря ни слова, пропал, но у Астариона уже не было сил возмущаться. День он провёл в Храме, иногда забываясь неспокойным сном, а вечером отправился домой. По дороге он чувствовал на себе чужие взгляды, но никто с ним не заговорил и не остановил его. Особняк встретил его настороженным молчанием. Братья и сёстры сторонились его, как прокажённого, слуги — те, у которых ещё сохранилось немного свободы воли, — тихо перешёптывались по углам. Все замерли в ожидании грозы, которая так и не грянула. Астариона не вызвали к Касадору ни сразу по прибытии, ни спустя пару часов. Астарион не сразу осознал, что больше не чувствует Касадора: не так, как когда тот спал, или отвлекался, или в хорошем настроении приспускал поводок — связи с Касадором, которая неотрывно сопровождала Астариона на протяжении двухсот лет, сейчас не было вовсе. Остальные отродья тоже что-то заметили и сейчас спорили. Астарион подошёл к ним. — Что, если ему стало плохо и он потерял сознание? — прошептала Вайолет. — Тогда нам тем более не надо его искать, — мрачно сказал Леон. — Он лорд вампиров, о чём вы вообще?! Он проснётся как ни в чём не бывало и сдерёт с нас кожу! — зло прошипел Петрас и покосился на Астариона. Астарион молчал. Он не мог позволить себе надежду. Касадора не было ни в кабинете, ни на верхних этажах особняка. Его тело нашли в ритуальном зале: из наполненного кровью гроба торчали его руки со скрюченными пальцами, под ободранной плотью проглядывались кости, а отрезанная голова стояла неподалёку, на крышке гроба. Астарион упал на колени. Братья и сёстры что-то говорили, но он их не слышал; не мог отвести глаз от Касадора, жадно вбирал взглядом эту сцену и никак не мог насытиться. Он прикоснулся к щеке и понял, что плачет. На лице Касадора застыло такое выражение ужаса, что Астарион простил Соблазну и прибитые к полу руки, и пытки, и изнасилование. В порыве благодарности он даже вознёс молитву Баалу; почти искренне — за сына. В Храм Баала он вернулся только под утро счастливым и пьяным от крови. Какое же это было наслаждение — охотиться для себя и выпить смертного, а не помойную крысу. Леон пытался организовать их, решить, что делать дальше, но Астарион просто развернулся и ушёл. Возможно, он ещё навестит особняк, но не сегодня. Дверь легко пропустила его. Не остановленный никем он прошёл в комнату, где провёл прошлый день. Соблазн уже ждал его. — Ты убил его, — воскликнул Астарион, бросаясь к Соблазну и обнимая его. — Ты действительно убил его. Сейчас он был почти готов расцеловать его уродливую ящеровую морду. Соблазн приобнял его за талию. — Тебе так понравилось в прошлый раз, маленький вампир? — низко рассмеялся он и прикусил Астариона за шею. — Если желаешь, можем попробовать снова. Знакомый холодок ужаса пробился сквозь опьянение. Какой же он дурак: сменил одного жестокого хозяина на другого. Снова страдать, терпеть пытки и насилие. Пусть теперь Астарион мог сопротивляться приказам и свободно пить кровь, но пройдут годы, прежде чем он наберётся сил и сможет сбежать. А возможно, этого не случится никогда. Ноги Астариона подогнулись, и он упал бы, если бы Соблазн не держал его. — Ты боишься, — сказал Соблазн. — Слуга Баала должен внушать ужас и благоговение, а не бояться сам. Я уже обещал тебя Баалу, и для тебя же лучше стать его слугой, а не жертвой. Ему не нужно было дышать, но он задыхался, в голове не было ни единой мысли, только всепоглощающий ужас. Не чувствуя боли, он вцепился изувеченными пальцами в одежду Соблазна. — Я убил твоего хозяина в его кабинете, где он чувствовал себя в наибольшей безопасности, — сказал Соблазн ему на ухо, и Астарион зацепился за этот спокойный глубокий голос. За то, что говорил Соблазн. — Он был удивлён, но в то же время не верил в свою смерть. Я избавил его от этого высокомерия. Я нашёл его гроб. Я сдирал плоть с его костей, давал ему восстановиться и пожирал её снова, пока его ложе не наполнилось кровью. Я обгладывал его члены и жрал его внутренности, и он утопал и бился в своей собственной крови. Он умолял меня, сначала о жизни, а потом о смерти. Напряжение отпускало, сведённые судорогой пальцы расслабились. Тело обмякло, и Астарион уткнулся лбом в плечо Соблазна. — Что ещё ты сделал? — тихо спросил он. — Я рассказал ему, что в отличие от него, ты стойко перенёс все мои пытки. — Но это же неправда, — не удержался от нервного смешка Астарион. — Отец учит нас повергать жертв в пучины отчаяния, а не говорить правду, — наставительно сказал Соблазн, но в его голосе Астариону послышалось веселье. Он снова хихикнул. Соблазн мягко потёрся мордой о его волосы. — Теперь тебе никто не помешает найти любовь к Баалу в своём сердце, — сказал он. Астарион вспомнил, как сладкая кровь наполняла его рот, как затихал пульс и вздрагивало тёплое тело, когда его покидала жизнь, и уже в полный голос расхохотался. С любовью может и не сложиться, но он принесёт Баалу столько жертв, что сам Соблазн обзавидуется! *** Чем дольше Астарион наблюдал за этим новым завязавшим Соблазном, тем больше видел в нём Соблазна старого. Когда он сражался и убивал. Когда он угрожал, не давая себя продавить. Когда он продумывал безумные, но совершенно рациональные и работающие планы. Когда он упрямо не сдавался, несмотря ни на что. Когда он вёл их за собой, и ни у кого не возникало ни тени сомнения в его праве. Когда на его морду мимолётной тенью ложилась нечестивая жажда. Когда он защищал Астариона… — Иногда у меня появляются нездоровые, тёмные… порывы, — как-то сказал ему Соблазн с таким тупым выражением на морде, что Астарион едва не расхохотался. Тёмные порывы, да неужели! Соблазн с грустным видом донимал расспросами всех подряд, пытаясь выяснить, не была ли виновата личинка в его потере памяти и жажде жестокости, и Астарион даже не знал, что ему ответить. Иногда на привалах Соблазн уходил от всех и в одиночестве вглядывался в пустоту с таким потерянным видом, что Астариону становилось почти совестно. Дожили, он жалел Соблазна! Когда-то Соблазн помог Астариону избавиться от поводка, который он ненавидел. Должен ли Астарион возвращать ему его собственный поводок, который он обожал? Соблазн сдерживался и пока ни разу не сорвался. Возможно, без убийств и божественных приходов ему даже будет лучше. Возможно, так он станет счастливее. Через пару дней, проснувшись поутру, Астарион обнаружил аккуратно выведенный кровью ритуальный круг и живописно раскиданные кишки выпотрошенной Альфиры чуть ли не в нескольких шагах от своей палатки. А вот и старый добрый Соблазн во всей своей нечестивой красе! Астарион соврал бы, если бы сказал, что совсем не скучал. — Я не помню, как убил её, — сказал Соблазн с расстроенным выражением на глупой морде. Ещё бы ты не был расстроен, подумал Астарион, раньше ты всегда помнил, кого убил в последние пять минут. Даже под божественным приходом. Даже в форме убийцы. Возможно, он зря выдумал себе этого нового Соблазна. Какие-то настройки в его дурной голове вышли из строя и сейчас Соблазн был сломан, но он был и остался прежним: его не вполне друг и не вполне любовник, не вполне мучитель и не вполне защитник. — Тут такое дело, дорогой… — сказал ему вечером Астарион, гоня от себя мысли о том, во что он ввязывается. — Нам надо поговорить. Наедине.