Возможно, в какой-то вселенной у нас всё получилось.

Прогревочный круг закончился, скоро будет дан старт гонки и все в предвкушении. Ален же нервно кусал ногти, было какое-то плохое предчувствие. Он не за рулём болида, он рядом с французскими СМИ, стоит здесь, в паддоке. Всё ещё отходя от случившегося несколькими минутами ранее. Айртон... Он передал ему сообщение, именно ему, персональное приветствие, только для него, сказал, что все скучают. Теперь Прост чувствовал, как в животе всё отвратно скрутилось в клубок, который словно шевелился, давил на стенки кишечника вызывая рвоту. Сердце все ещё было где-то в ушах, а все вокруг продолжали, как ни в чем не бывало, комментировать гонку, словно мир не перевернулся, ничего не случилось. "О, мистер Прост, не отвлекайтесь! Случилась авария!" - он замер, застыл и потерял дар речи одновременно. Самое худшее о чём он только мог подумать, Айртон... Нет, всё в порядке, это... Это был другой пилот и парень вроде остался жив. Как его звали? Француз не слышит ничего, внезапно ему тошно, до безумия плохо. На трассу выходит машина безопасности. Эти выходные начались с трагедии,, авария Рубенса, потом смерть Роланда... И теперь ещё одна авария, Сан-Марино — проклятое место. Тут была ужасная авария Нельсона годами ранее, авария Бергера, ссора Вильнёва и Пирони, столько вещей. И сейчас даже будучи не за рулём ему было страшно. Страшно за Сенну, он не мог объяснить почему. Просто кружилась голова, в теле была вата и Алену казалось, что он с минуты на минуту упадет в обморок, надо присесть, поэтому он подходит ближе к экрану, транслирующему гонку проходящую за питволлом, находит свободный стул. Надо дышать, глубокий вдох, выдох. Несколько раз повторить. Ничего не случилось, ничего не случится, ничего не... "Снова авария! И... О боги, это Айртон Сенна! Ален, Ален, это Айртон! Он ударился в стену Тамбурелло!" В ушах звон. Его зовут по имени, но Прост ничего не слышит, ему хочется блевать, всю грудь стискивает, он ещё не знает, как там гонщик Виллиамс, но уже чувствует — что-то до ужасного неправильно, что-то... Внезапная слабость в теле, звёздочки в глазах, он точно упадет в обморок. В один момент он понимает: Сенна умер. Никто ещё этого не сказал, не подтвердил, но он просто знал. Похороны, яркие улицы Бразилии, гроб, флаг, пустые лица, слезы, яркий шлем. Всё это через неразборчивую пелену будто он не в себе. Столько лет пролетает перед глазами: их первая встреча, уверенные карие глаза, фестиваль на Нюрнбургринге, молодой парень следующий за ним везде. То как они хотели познакомить Николаса и Бруно, точно, у него же ещё Саша, проблемы с Анн-Мари тоже... И голова кружится сильнее, звенит, звенит, звенит, всё размывается, такое несуразное, пот, горячее солнце, запах шампанского, пальцы в темных, мягких локонах, сильный удар о чужой болид, гравий, песок в лицо. И звон, звон, звон- Глубокий вдох. Перед зелёными глазами белый потолок, подушка, всё вокруг чувствуется отвратительно мягким, пропотевшим после сна. Кудри липнут к лицу и Ален пытается дышать. Всё это было сном? Где он? Через силу мужчина поднимается на локтях и осматривает комнату, и он... Он не понимает, где находится. Всё будто на месте, но что-то не так. Это не его дом, вернее, не тот где он жил с Анн-Мари и детьми...подождите, а где он жил тогда? Это место незнакомо, но просто чувствуется домом... А похороны в Бразилии, всё это — страшный сон? Грудь бешено вздымается, руки трясутся, как и ноги, всё ещё слегка ватные, когда он поднимается с кровати не удосужившись даже толком одеться, оставшись в футболке и шортах. Надо пойти сполоснуть лицо, уложить кудри, что до этого были разбросаны смольным беспорядком по подушке... Он старается не смотреть на свое лицо поправляя кудрявые волосы, что-то было неправильно, что-то было до ужасного не так, но это не было чем-то плохим. Прост знал и чувствовал, что находится дома, но он не мог вспомнить это место. Перед глазами всё ещё стояли множественные воспоминания, внезапно он понял, что речь была не только о гонках, он помнит лицо своего старшего брата, как впервые сел в карт, он помнит множество людей, как всё начиналось, Анн-Мари... И всё равно, что-то в этих воспоминаниях было не так. Будто этого всего, абсолютно всего, никогда не происходило. Холодная вода не помогла смыть всю ночную тревогу и тошнотворное чувство дежавю, теперь мир становился всё реальнее — это по-настоящему пугало. Каждый шаг босых ног по паркету, скрип лестницы, когда француз спускается на первый этаж, это лишь больше возвращало в реальность. Это его дом, он видит знакомые фотографии, всё вокруг такое до болезненного родное, будто он вернулся куда-то из долгого путешествия. Сейчас он зайдет на кухню и приготовит себе кофе, ему позвонит телефон, и ещё раз мир напомнит ему, что всё куда сложнее. Он — бывший гонщик в отставке, который никогда не получит нормальную жизнь. Он только потерял человека, которого любил, которого ненавидел и которого хотел уберечь. Но... На кухне, там, в лучах солнца, в светлых тонах за столиком сидел силуэт, сидел... Айртон. Как ни в чем не бывало, в лёгкой футболке, в домашних шортах. Парень что-то писал на небольшом куске бумаги, задумчиво всматриваясь в него своими карими глазами. Его темные локоны чуть прикрывали веснушчатые щеки, а лучи дневного света придавали его образу что-то почти невообразимое. - О, Ален, ты проснулся. - чужой голос звучал мягко, звучал абсолютно иначе, чем Прост его помнил, на него смотрели иначе, с нежной, любящей улыбкой, пока Сенна не отвернулся, смотря на электронные часы. - Вау! Два часа дня... Это необычно для тебя, ты спал сколько? 15 часов? Ну ты даёшь. Я надеюсь ты хотя бы выспался! Это звучало живо, непринуждённо, так по-домашнему привычно. Как старая мелодия по радио, которая напоминает о солнечном лете. Но внезапно мужчина почувствовал себя плохо вновь, снова закружилась голова и, кажется, он побледнел. Айртон которого он знал - которого он помнил - был совсем другим. Он ненавидел его. - Тебе плохо? - над ухом звучит этот ласковый голос, на руках, на теле, везде чувствуются теплые, сильные ладони и только потом Ален понимает, что его усадили за стол. Теперь перед ним расплываясь, двоясь в глазах находится загорелое лицо с россыпями веснушек. - Хэй, всё нормально? Давай я тебе воды принесу... И парень пытается отойти, но француз почти в панике вцепился ему в руку, дыхание участилось, нет, он не хотел терять эту теплоту, он не хотел терять его снова, он не хотел, не хотел... На глазах проступила влага и это так глупо, он взрослый мужчина, он не должен плакать, но абсолютно не знает, что ещё делать. Где он? Почему человек перед ним до болезненного любимый, живой, хотя он помнил, он видел его похороны? Почему он другой? Почему всё вокруг выглядит иначе? - Так, тише-тише. Тебе снился кошмар, Querido? - снова, снова и снова звучит любовь, звучит мягкость, нет и намека на жестокость, на боль, на то, через что они прошли. Ладони на плечах массируют, в попытке успокоить. И правда, ему снился кошмар, кошмар, протяженностью в 39 лет. Ему снились, кажется, его родители, его брат, гонки... Почему ему снились гонки? Нет, подождите... Нет, стоп, нет. Зелёные глаза смотрят на руки, где вены проступили, но вовсе не от постоянного напряжения, держания руля, а от давления. Его запястья тонкие, совсем не такие, какими он их помнил, почему... - Да, кошмар... - Всё настолько плохо? Ты можешь рассказать мне, если хочешь конечно. - Бразилец убирает свои руки, секундная паника, но он лишь садится на стул рядом, его ладонь накрывает чужую, бледную и чуть меньше размером. Встревожен. - Ты правда белый как полотно сейчас. А как иначе? Реальность смешалась со сном и Прост запутался, не может понять, что происходит. Он помнит Анн-Мари, их первую встречу, поцелуй, он помнит Николаса, он помнит Швейцарию, Францию, Монако, он помнит яркое солнце и рев моторов. Но не может понять — взаправду ли это? На самом ли деле все эти люди существовали? - Знаешь, это прозвучит глупо, но мне... Мне кажется снилось, что мы гонщики и ненавидим друг друга. И.. и ты умер. - пробует на вкус, боится ошибиться и вдруг понимает. Понимает то, что ему правда это снилось. Сидящий рядом с ним брюнет улыбается и тихо смеется, сжимает его ладонь в своей. - Я живее всех живых, не так ли? - Айртон снова смеётся и его смех — музыка для ушей. Возвращает в реальность, закрепляет в ней. И теперь мужчина не может вспомнить множество деталей, что казались ему ясными как день. Размытые лица, шум смешанный со звоном. Вся четкая картинка пропала, он помнил лишь отрывки, образы, диалоги, помнил знакомые ему и в реальности лица. Правда, как глупо, он ведь думал... - И гонщики? Ненавидим друг друга? Ну, звучит вправду как кошмар... Да, смотреть на ночь триллер было явно не моей самой лучшей идеей. - неловкое хихиканье и его руку отпускают, загорелая кожа на бледной, гладит щеку, очерчивает глаза, Ален замирает под этим касанием, смотрит в темные, кофейные глаза. - Мне показалось, что я прожил целую жизнь... - сдавленно говорит он и закрывает глаза, пытаясь вспомнить больше, но силуэты лишь сильнее размываются, помнит, но не может ухватиться. - Целых тридцать девять лет...? - Всё хорошо, meu amor. Это всего лишь сон. - со вздохом говорит Айртон, наклоняется, чтобы оставить призрачный поцелуй на щеке, а после отстраняется, поднимается на ноги. - Давай, хочешь я приготовлю завтрак? Вот сейчас кстати писал список покупок, мы собирались ведь съездить в магазин. Всё вернулось на круги своя. Даже смешно, как только он мог подумать, что этот сон — реальность? Нет, правда. Вот его возлюбленный, тут, на кухне, начинает перечислять продукты, что внёс в список и к сожалению француз совсем не может сосредоточиться ни на чём в данный момент, всё ещё пытаясь ухватиться за размытые картинки. Гонки... Он никогда ими не увлекался, нет, Даниэль правда в детстве позвал его с собой в картинг, но это Алена совсем не заинтересовало, да и время сейчас другое. Мир словно изменился за секунду, он был где-то там, в 80х, когда всё было проще, медиа тише и люди совсем другие. За окном 2015, словно мгновение. Всё иначе. Какая глупость! И вправду, с чего бы ему такое снилось? Он встретил Да Сильву вовсе не в далёком 84м в аэропорту, нет, они познакомились в университете, он, живший тогда в Швейцарии и Айртон — студент по обмену из Бразилии. Ненависть? Тоже громко сказано, да, изначально они недолюбливали друг друга, прошли через многие испытания на прочность. Но они здесь. Им почти тридцать, а живут вдвоем уже несколько лет. И любят друг друга. Сенна никогда не подводил его, насколько бы серьезна не была проблема, вместе они были сильнее всех. Конечно, никакой ненависти никогда не было, да и парень никогда не умирал. Сейчас лишь смотрит на него недовольно, нахмурив брови. - Ты слушаешь? - Нет, прости, всё ещё не очень себя чувствую... - и этого достаточно, чтобы чужое лицо смягчилось, бумажка тут же оказалась в стороне и снова его любимый рядом с ним. Заботливо трогает лоб, сгибаясь над столешницей. - Ты уже не такой бледный... Что-то болит? Голова кружится? Давай я сделаю тебе что-нибудь поесть, так и знал, надо было вчера нормально тебя покормить... С тонких губ срывается хихиканье, ох Айртон, как всегда взволнованный, как всегда тревожится за его питание. - Нет, просто... Можешь приготовить мне кофе? - Ален пытается улыбнуться, выходит не очень, но он видит нежность в темных глазах, он видит ответную улыбку. Конечно, парень тут же принимается за разогревание воды в чайнике. Это знакомая рутина, не та, которая была во сне. Продолжая его тему! Можно даже вспомнить Бергера... Он тоже там был. Шутник-балагур, вот что в нем не изменилось, всегда смеющийся, всегда хитрый, как лис. Это Герхард, тот самый Герхард, кого они знают, общий друг, парень учившийся на другом факультете, но любитель шуток до глубины души. Сейчас повзрослел и уже неделю на связь не выходит, недавно, вот, отца похоронил... Надо разбираться с делами фирмы, акции, договора, старшая сестра, в общем, много мороки. Солнечный свет озаряет кухню, отражается в гладких поверхностях, когда он поднимает лицо, только сейчас осознав, что всё это время упорно смотрел на древесину стола. Всё ему знакомо до дрожи, особенно постоянно двигающийся силуэт, Да Сильва словно никогда не мог устоять на одном месте, ещё одна милая черта о нем, которую Прост замечает далеко не впервые. Он знает его как самого себя. Во сне были и другие смерти. Жиль, Элио, Дидье... Вильнёв и Пирони... Он так давно их не видел, с самой школы. Ну, они встречались несколько раз, конечно, они всё ещё друзья. Но только теперь он понял, насколько же по ним соскучился. Интересно, а они всё ещё не разлей вода? До сих пор таскаются везде вместе? У этих ребят дружба — любой позавидует! Так странно, что во сне они поссорились из-за какой-то ерунды, из-за всего одной победы. В реальности они бы никогда не довели ссору до такой степени. Единственное, что, как может вспомнить француз, было правильно во сне — то, что Дидье сломал ноги в аварии. Вроде, всё ещё на костылях... Стоило бы ему позвонить, узнать про самочувствие. А говоря о друзьях во сне и в реальности — Де Анджелис. С усмешкой мужчина подмечает, что пианист жив и невредим. Виделись недавно, пару дней назад, Элио позвал его на свое выступление, поговорили немного, блондин перекинулся злобными взглядами с Айртоном -эти ребята никогда не ладили- и ушёл. Его ждал Найджел. Итальянец был вообще в другом универе, когда они познакомились впервые, но жил в их городе, снимал квартиру. Снимал ее с Сенной и боже, надо было видеть, что они устроили. Лучше бы там проходили пьянки, а не постоянные ссоры на тему "ты опять использовал весь мой шампунь и даже блять не купил новый! Гребаный эгоист!". Как не останешься там — с утра Де Анджелис ворвётся в комнату и в сторону Айртона полетит пару ласковых за то, что тот вечером съел всю пасту. Конечно, парень тут же успокаивался, видя Алена и говорил что-то вроде "а, вы с ним вместе ели, тогда ладно". Почему все когда-то, черт возьми, решили, что он плохо питается? Ну подумаешь худой! Вот кто откармливал так это Манселл, парень Элио. Милый парень, что сказать, не особо общительный, с забавными усами, любит играть в гольф... Больше и нечего сказать. Кто же ещё ему снился? Даже вспомнить уже тяжело, отголоски и куски лиц, голоса, силуэты. Был там и странный такой парень — Нельсон, честно говоря Прост не помнит, чтобы общался с такими, интересно, откуда он взялся? Всё это так абсурдно, чистейший сюр! В нос ударяет запах кофе, знакомый до теплоты в груди, до расслабления мышц, то внезапного ухода любых тревог. Да Сильва садится напротив, пододвигая ещё горячую чашку, он взволнованно изучает чужое лицо своими большими карими глазами. Очаровательный, такой прекрасный, полный любви. Мягко кладет свою ладонь поверх чужой. - Ты как? Всё ещё плохо? - Уже лучше. - кивает француз и улыбается, переплетая пальцы, смотря на чужие чуть сбитые костяшки, россыпи веснушек, родинки, что он знает наизусть. И он счастлив, он понимает, какой же он везунчик. - Je t'aime. Сенна фыркает смеясь, чуть поднимаясь с места, наклоняясь ближе, чтобы поцеловать возлюбленного. Так, в губы, лишь касание, но наполненное теплотой. - Я тебя тоже, только прекращай говорить со мной на французском. Твое произношение очень сильно на меня действует. - в конце в голос добавляется лисья ухмылка. Загорелое лицо утыкается в более бледное, носом прижимаясь к щеке. Ален любит его. Он бы никогда не смог его ненавидеть. Они бы точно любили друг друга не важно где, не важно когда. Во всех вселенных. - Так... Что там с покупками?