Жизнь и маленькая смерть Энвера Горташа

Уничтожение Абсолют не слишком повлияло на церковь Бейна: никто из её адептов не был заражён и почти никто — не погиб. Даже её Избранный, проваливший задание своего бога, — пусть и не по своей вине, — выжил и почти не пострадал, хоть и навлёк на себя его гнев. Триумф победы над Абсолют быстро сменился рутиной бесконечных срочных дел и неотложных планов. Днём Горташ работал как проклятый, пытаясь отладить и заставить эффективно работать ненадёжный и своевольный механизм управления городом. Это осложнялось тем, что добрая половина городской администрации вывернулась наизнанку и обросла щупальцами, и Горташ даже посмеялся бы над иронией происходящего, если бы не столкнулся с ужасающей нехваткой квалифицированного персонала. А его ночи занимали молитвы и покаяние. Горташ весь пропах кровью так, что в их короткие встречи Соблазн жадно втягивал воздух и щерился, обнажая клыки; он спал урывками, и сны его наполняли бесконечные документы, мольбы и видения изувеченной плоти, но даже нечестивые ритуалы его церкви стали рутиной, не приносящей ни радости, ни удовлетворения. Наконец, спустя месяц еженочных бдений Бейн простил его, а тогда, — проспав двое суток мёртвым сном без сновидений, — Горташ окончательно простил и Соблазна. Они бурно отпраздновали воссоединение, и всё вернулось на круги своя: Горташ управлял церковью Бейна, владел Вратами, восстанавливая их после катастрофы, и планировал возобновить разработку Стальной Стражи. Новая версия должна была учесть ошибки предыдущей, главным образом, в критический момент не обернуться против своего создателя — не слишком амбициозная цель, с горечью подумал Горташ. Он ещё не знал, придётся ли отказаться от органики в управляющих компонентах: видения справедливого нового мира, где каждый знает своё место и принадлежность, продолжали греть его сердце. Подвалы тюрьмы исправно пополнялись свежими материалами для исследований, и у него было время определиться. Соблазн ожидаемо не вернулся на пост главы церкви Баала; так он меньше занимался своей паствой и больше — Горташем, что того полностью устраивало. Как Соблазн обещал, он соблюдал условия их союза и никогда не отказывал Горташу в помощи. Секс тоже был восхитительным. Иногда он брал сторонние контракты во Вратах и окрестностях, но старался не покидать город больше, чем на несколько дней, и всегда брал с собой Астариона. Постепенно они зарабатывали репутацию в криминальных кругах: до Горташа начали доходить слухи о новых наёмниках, способных быстро и эффективно выполнить самые сложные задания, независимо от того, подразумевали ли они убийство, кражу или пытки с угрозами. Что касается Астариона… Он оказался куда полезнее, чем Горташу хотелось бы признавать, но и куда несноснее. Как-то раз он даже пожаловался на него Соблазну. — У него есть свои достоинства, — ответил тот. — Дай ему время. — Я уже их оценил, именно поэтому он до сих пор жив, — проворчал Горташ. — Любой, кто посмел бы со мной так разговаривать, уже давно висел бы на дыбе. В лучшем случае. — Он опасается тебя, — сказал Соблазн. — Почему? Я его пальцем не тронул, даже после того, как он напал на меня. Справедливости ради, простить Астариона его уговорил Соблазн, иначе бы он не спустил это так просто. Уговоры включали в себя цепь, строгий ошейник и на двое суток запертую дверь спальни, так что Горташ не чувствовал себя внакладе. — Просто будь с ним помягче. Он очень ранимый. Горташ долго смотрел на него, не способный вымолвить ни слова. — То есть я правильно понимаю, — наконец медленно сказал он. — Ты пытал его, насиловал, угрозами втянул в один из самых пугающих преступных культов Фаэруна и теперь учишь меня, как мне быть с ним помягче? — У меня тоже не сразу получилось, — сказал Соблазн, но потом под осуждающим взглядом Горташа признал: — И я убил его самый страшный кошмар, это тоже сыграло свою роль. Горташ больше ворчал, чем надеялся что-то изменить. Он почти смирился с несносностью Астариона: тот неотъемлемо прилагался к Соблазну, а Соблазну Горташ готов был многое простить. Кроме того, он успел привыкнуть к Астариону и даже начал находить некоторое удовольствие в препирательствах с ним. Но сегодняшний случай перешёл все границы. — Так вот, где прячется наш эрцгерцог. Я и не сомневался, что стоит вам оказаться в одной комнате, как ты сразу же засунешь язык ему в глотку, — раздался голос Астариона. Горташ перевёл на него рассерженный взгляд. Астарион стоял в дверном проёме, скрестив на груди руки, Горташ лежал на постели с членом Соблазна в заднице, а сам Соблазн нависал над ним, сжимая за бедра и вылизывая его горло. Ситуацию можно было бы назвать неловкой, если бы хоть кто-то из участников почувствовал хоть малейшее смущение, но Горташ был слишком раздражён тем, что их прервали, Астарион не умел смущаться и был только рад вывести его из себя, а Соблазну смущаться вообще было не от чего: он спал с ними обоими. — Эй, Горташ, ты вообще хоть кого-нибудь предупредил, когда сбегал в ваше любовное гнёздышко? — посмеиваясь, продолжил Астарион. — В чём дело?! — Твой секретарь не нашёл тебя в твоей берлоге и поднял тревогу. Теперь тебя ищут по всему городу, пока что тайно. Им даже хватило ума заявиться сюда. Горташ мысленно застонал, на этот раз не от удовольствия. Точно. Обед с представителями гильдий. Соблазн только вернулся из очередной поездки, с утра Горташ заглянул к нему и сам не заметил, как оказался разложенным на постели с членом в заднице. И вот мы здесь. Восхитительно. — Ты же эрцгерцог, почему ты не можешь отдохнуть денёк? — спросил Астарион. Потому что его предыдущему личному секретарю хватало мозгов умело и безболезненно улаживать подобные проблемы, и эти прекрасные мозги благополучно сожрал иллитидский паразит. — Ты объяснил им, что он занят? — спросил Соблазн. Он оторвался от шеи Горташа и, будто в подтверждение своих слов обхватил его член и медленно провёл по нему ладонью. Горташ всхлипнул. Если подумать, к дьяволам этот обед. — Разумеется, — невозмутимо сказал Астарион, но его голос едва заметно дрогнул. — Встречу перенесут на пару дней: ты почти потерял сознание от переутомления, радея о благе города. Надеюсь, твои торгаши это проглотят: я не смог придумать ложь поубедительнее. Это была ещё одна причина, почему Астарион был жив: как бы он не пререкался с Горташем, он всегда держал в уме его интересы. Конечно, за исключением тех случаев, когда они противоречили приказам Соблазна, — вроде того удара по голове, который Горташ не мог не вспоминать каждый раз, как видел Астариона. — Если ты всё решил, тогда что ты тут до сих пор делаешь?! — не выдержал Горташ, но сорвался на стон: Соблазн продолжал ласкать его даже во время разговора. — Вообще-то я здесь живу. В соседней комнате, — недовольным тоном произнёс Астарион. — И, в отличие от вас двоих, я даже не могу уединиться где-нибудь ещё. Тебя слышно на весь этаж! Сегодня был солнечный день, и окна были плотно завешены тяжёлыми тёмными портьерами. Наружние ставни тоже были закрыты, и полумрак комнаты разгонял только свет свечей. — Поэтому мы и сняли весь этаж, — заметил Соблазн, лаская головку. Помимо воли Горташ слегка дёрнул бёдрами, пытаясь толкнуться в его руку, и выругался. — Слушай, может уже купим домик где-нибудь в Нижнем городе? — поинтересовался Астарион. — Я устал жить в гостиницах. Уверен, наш эрцгерцог не откажет в помощи скромным просителям. — Ты! — сердито рявкнул Горташ. — Я! — картинно поднял брови Астарион. — Либо ты закрываешь дверь и проваливаешь, либо ты закрываешь дверь и идёшь сюда! Соблазн наконец двинул бёдрами, с силой загоняя в него член, и одновременно грубо приласкал пальцем головку. Волна удовольствия разошлась по позвоночнику; Горташ застонал и, выгибаясь, откинул голову, судорожно втянул воздух, трепеща веками. Хлопнула дверь. На мгновение он успел удивиться, что Астарион так легко его послушался, а потом тот оказался совсем близко, прямо перед глазами: опустился на колени у постели, склонился над ним и слегка развернул к себе его лицо. Соблазн снова двинулся в нём, большим пальцем лаская член; Горташ всхлипнул, и тогда Астарион поцеловал его в приоткрытый рот. Прохладный язык быстро лизнул его за зубами, губы ласкали его губы. Едва касаясь, слишком осторожно, слишком мало. Горташ закрыл глаза и поцеловал его сам, так же нежно и неспешно. Мягко, как и просил Соблазн. Соблазн замер и шумно вдохнул. Член горячо пульсировал внутри, распирая стенки, а рука сжималась и разжималась на бедре Горташа. Ему всегда нравилось наблюдать за ним, в этом они с Соблазном были похожи: и когда он пытал жертв во славу Бейна, медленно и методично лишая их воли и человеческого облика, и когда занимался сексом, ради выгоды ли, приближения своих планов или просто удовольствия. От самого Соблазна редко кто уходил живым. Астарион был исключением тогда и будет сейчас. Соблазн отмер, перехватил поудобнее его бёдра, вышел почти до конца и со шлепком снова вогнал в него член. Горташ почти задохнулся от вспышки удовольствия, запустил пальцы Астариону в волосы, сжимая пряди в горсть и удерживая его на месте, и наконец поцеловал его так, как ему хотелось: сминая губы, царапаясь о клыки, толкаясь языком ему в рот в такт движениям члена внутри. Астарион вцепился в его плечо, пальцы резко сжались, впиваясь в плоть, а потом расслабились. Он хорошо целовался. Наконец Горташ не выдержал, остановился, чтобы глотнуть воздуха, и застонал. Рука сама собой отпустила Астариона. Тот отстранился, медленно облизнул кровь с нижней губы; вид у него был взъерошенный, глаза — жадные и шалые. — Раздевайся, — выдохнул Горташ. — Или проваливай. — Останься, — одновременно с ним сказал Соблазн, останавливаясь. Погладил Горташа по животу когтистой ладонью. — Хочу посмотреть, как Энвер задохнётся на твоём члене. — И часто вы так развлекаетесь? — спросил Астарион, но всё-таки протянул руку к воротнику, распуская застёжки брони. — Не в первый раз? — немного неуверенно ответил Соблазн. Скорее всего, он только смутно помнил ту мелькнувшую перед внутренним взором Горташа череду обнажённых изувеченных тел, мёртвых и ещё дышащих, умоляющих, истекающих кровью и спермой, с беспомощно раскинутыми конечностями и кровавыми зияющими ранами. — Не в первый раз, — сказал Горташ. — Но ты отличаешься от других. Он хочет, чтобы тебе было хорошо. И я тоже. Соблазн склонился к нему, обнимая и перегибая почти пополам, отчего его член двинулся внутри, и Горташ ахнул; Соблазн благодарно лизнул его за ухом, слегка, не до крови, прикусил мышцы. Горташ повернул голову, чтобы ему было удобнее, и перевёл взгляд на Астариона. Тот уже избавился от кожаной куртки; в нём ещё чувствовались следы сомнений, некоторая нерешительная медлительность, но он всё ещё стоял на коленях у постели, так близко, что Горташ мог чётко разглядеть обрамляющие глаза светлые ресницы, и его взгляд казался тёмным от расширившихся в возбуждении зрачков. Горташ протянул руку, ласково погладил его по щеке, и Астарион прикрыл глаза и потёрся о его ладонь. — Подвинься ближе, — сказал Горташ и двинулся сам. Соблазн, поняв его без слов, оторвался от его шеи и помог ему передвинуться, лечь так, чтобы голова свисала с края постели. Замер, поглаживая его грудь. Он молчал, но Горташ кожей чувствовал его взгляд, бёдрами — лёгкую дрожь его тела. Его твёрдый член внутри. Ему нравилось. Астарион придвинулся ближе, его пах оказался прямо перед лицом Горташа, и в три руки они быстро освободили его возбуждённый член. Горташ взял его в руку, лизнул на пробу, собирая смазку. Прикрыл глаза. Астарион слегка передвинулся, чтобы ему было удобнее, и Горташ облизнулся, смачивая губы, наконец-то обхватил губами головку и пососал, лаская языком. Где-то сверху Астарион едва слышно ахнул. Горташ обвил головку языком, сжал её губами, чувствуя ток крови под нежной кожей, потянулся и забрал член глубже. Головка упёрлась в глотку. Астарион придержал его ладонью за шею, бережно погладил большим пальцем напряжённые мышцы. Свободной рукой Горташ нащупал его бедро и слегка потянул на себя. И тогда Астарион осторожно толкнулся. Горташ расслабил горло и почувствовал, как член легко скользит по языку, как широкая головка преодолевает сопротивление плоти и проходит в глотку. Он знал, как расслабляться и правильно дышать, но всё равно сглотнул, нарочно, всей глоткой чувствуя твёрдый член. Астарион глухо застонал, но не двинулся, осторожно погладил его горло. Мышцы снова спазматически дёрнулись, безуспешно пытаясь вытолкнуть член, стиснули его; горло свело саднящей болью, челюсть заныла. Пальцами он судорожно вцепился в бедро Астариона, напрягся всем телом, от глотки до пальцев ног, сжался на члене Соблазна. Собственный член истекал смазкой; казалось, он сейчас кончит. Астарион не двигался, только придерживал его и невесомо гладил по горлу. — Ему точно нормально? — услышал Горташ тихий вопрос сквозь шум в ушах. Не будь он так занят, он бы закатил глаза. Он рос у Рафаила, конечно же, ему было нормально. При всём своём опыте Астарион мог бы удивиться тому, что Горташ мог посчитать для себя нормальным. Не всегда приятным, но нормальным. — Ему нравится, — сказал Соблазн и ладонью погладил шею Горташа, слегка надавил пальцами, и мышцы снова скрутило спазмом, горло до боли сжалось; он захрипел. Астарион тонко всхлипнул и выругался. Рука Соблазна исчезла с его горла; он погладил Горташа по бокам, ухватил за талию и вышел почти до конца, так что Горташ мышцами входа почувствовал давление головки, а потом резко вошёл. Горташ заорал, но наружу только сипяще вырвались остатки воздуха; его протащило по кровати, и расслабленным от крика горлом он насадился на член, утыкаясь носом в мошонку. Грубо раздвинув плоть, головка, казалось, упёрлась в пищевод. Не хватало воздуха, он не мог и не хотел расслабиться, и судорожно сжался, захрипел, пытаясь снова вдохнуть, царапая бедро Астариона. Из глаз брызнули слёзы. — Не бойся, двигайся, — глухо, будто сквозь туман, приказал Соблазн, и член в его глотке двинулся: он почувствовал мучительное, будто выворачивающее наизнанку давление головки по саднящим стенкам, прижимающее язык скольжение плоти, а потом член двинулся обратно, подстраиваясь под ритм вбивающегося в него Соблазна. Он чувствовал каждое их движение: жестокое и неумолимое — из-за сведённых мышц даже член в растраханной заднице двигался слишком туго, каждый раз грубо растягивая его. Он задыхался и сипел, и больше не мог себя контролировать. Живот сводило от попыток вдохнуть, в голове было блаженно пусто, сознание уплывало, а оставленное без присмотра тело сопротивлялось, судорожно напрягалось, пытаясь вытолкнуть из себя то, чему быть в нём не полагалось, и только сильнее сжимало чужую плоть. Вскоре он больше не мог выделить отдельные ощущения, всё слилось в жажду воздуха, в горящие лёгкие, в гул в ушах, в нарастающий вал боли и удовольствия, и наконец, с движением руки Соблазна на его члене Горташа ударило оргазмом, он кончил, выгибаясь и беззвучно крича, так сильно, что, казалось, почти потерял сознание. Член выскользнул из глотки, и, выкашливая сперму и всхлипывая, он завалился на бок, судорожно вдохнул полной грудью и снова закашлялся, комкая пальцами простыни. Наконец дыхание успокоилось, и он смог расслабиться, растянулся на животе. Болели горло и задница, но по телу растекались остатки удовольствия и блаженное облегчение, мышцы приятно ныли. Соблазн прижался к нему сзади, обнимая; щекотно лизнул в шею. Прогнулся матрас: Астарион тоже сел на кровать. Он ласково погладил Горташа по голове, перебирая пряди. — Когда Казадор одалживал меня развлечься всяким уродам, — задумчиво сказал он, и Горташу сразу не понравилось это начало, — среди них встречались те, кому нравилось, когда я был с ними груб в постели. Будто они хотели разнообразить свою скучную, полную безграничной власти над чужими судьбами жизнь. Кое-кто даже считал, что раз это я унижаю их, а не они меня, то я должен быть благодарен. — Когда-нибудь твой длинный язык сведёт тебя в могилу, — сипло пробормотал Горташ. Он был слишком вымотан, чтобы злиться или спорить. Говорить было больно. — Поздно, — хихикнул Астарион. — Уже был там, и мне не понравилось. Разумеется, он был не прав. Дело было не в скуке, не в пресыщении властью и даже не в желании отдать контроль и расслабиться. Даже будучи одержим Баалом, Соблазн всегда останавливался и никогда не заходил дальше, чем Горташ хотел. Он всегда контролировал себя с ним, а значит, Горташ контролировал его. Эта зримая, осязаемая власть над Соблазном сводила его с ума, пьянила, как хорошее вино. Сейчас, когда потерявший связь с Баалом Соблазн больше не жаждал убить его в процессе, секс потерял часть былой остроты, но Горташ смирился. Возможно, он просто постарел. Соблазн прижался к его боку и нежно погладил по спине, по ягодицам. Его член снова отвердел: даже после ранения он отличался завидной выносливостью. — Тебе найти исцеляющее зелье? — спросил Астарион, продолжая перебирать его волосы. Горташ задумался. Сглотнул. Было неприятно, но терпимо. Он ничего серьёзно не повредил внутри. — Нет, — сказал он и перевернулся на спину, чтобы видеть лицо Астариона. Поглаживающая рука Соблазна переползла на живот, щекотно обвела мышцы пресса. — Потом. Я хочу как следует распробовать тебя. — Разве ты ещё не насытился? — с любопытством спросил Астарион, но в его голосе проявились низкие нотки. Пальцы замерли в волосах. Он был не против. — Он ещё способен кончить, — сказал Соблазн. — И не один раз. — С ним ты тоже играешь в «затрахай любовника до полусмерти»? — Это я научил его, — усмехнулся Горташ. — Кажется, я что-то такое помню, — сказал Соблазн. Его рука скользнула ниже, к паху. Горташ раздвинул ноги, чуть согнув в коленях, и ладонь накрыла его мягкий член и яйца, палец погладил промежность и края влажного растянутого входа. — Тогда ты ещё посадил меня на цепь? Горташ рассмеялся от воспоминания: Соблазн тогда совершенно потерял себя и только бился в путах, угрожая ему мучительной смертью, — но вскоре его смех перешёл в стон. Подушечка пальца с силой вжалась в его вход, растягивая податливые мышцы. — Поверить не могу, что я соглашаюсь, — не отрывая от него взгляда, пробормотал Астарион и стянул рубашку через голову. — Тебе тоже понравилось, — довольно сказал Соблазн. — Больше, чем я готов признать, — сказал Астарион. Он встал и начал стягивать штаны. — Я бы сказал, что моя жизнь свернула куда-то не туда, если бы внезапный интерес к удушению любовников не был наименьшим из моих пороков. Он разделся, и Горташ наконец-то увидел его обнажённым: подтянутое стройное тело, развитые мышцы, светлая бледная кожа. А главное, он был его. Их с Соблазном. Его сразу захотелось всего вылизать, от острых ушей до аккуратного члена, оставить следы на нежной коже, а потом растрахать так, чтобы он мог только стонать. — Иди к нам, — сказал Соблазн. Он убрал руку с его паха, давление пальца на вход исчезло, и Горташ не смог удержаться от разочарованного вздоха. Соблазн извиняющеся лизнул его в плечо. Астарион подполз к ним, и Горташ перехватил его на полпути, притянул к себе и поцеловал, зарывшись пальцами в его волосы. Астарион коротко застонал ему в рот; обнял его за плечи и прижался прохладным телом. Где-то сбоку довольно рассмеялся Соблазн. Горташ помог Астариону улечься на подушки, навис, упираясь коленом между ног. Провёл ладонью по нежной коже: по груди, животу, изгибу тонкой талии, по бёдрам и ягодицам. Поцеловал шею, вбирая его запах и вкус, спустился ниже и лизнул розовый сосок. А потом развёл его ноги, наклонился и вобрал в рот его не до конца вставший член, лаская языком нежные складки кожи. Астарион застонал, провёл рукой по его челюсти и оставил ладонь лежать на щеке, прижимаясь пальцами к горлу. Его возбуждённый набухший член тяжело лежал на языке. Горташ губами сдвинул кожу и пососал обнажившуюся головку, обвёл её языком. Он поднял взгляд. Соблазн уже перебрался к Астариону, он осторожно обхватил его лицо, развернул к себе и облизал его подбородок, приоткрытые губы, нечеловеческим длинным языком скользнул ему в рот. Горло Астариона заметно дёрнулось, бёдра напряглись под ладонями Горташа, и он глухо всхлипнул. Горташу никогда не доводилось видеть со стороны, чтобы Соблазн кого-то так нежно целовал. Возможно, в следующий раз он попросит его трахнуть Астариона у себя на глазах. Следующий раз звучал неплохо. Обычно у их любовников не бывало следующего раза. Он погладил костяшками поджавшиеся яички, слегка надавил влажным от собственной смазки Астариона кончиком пальца на узкий сомкнутый вход и, расслабив истерзанное горло, насадился на его член. Тело вздрогнуло от отзвуков прошлой боли и удовольствия. Мышцы Астариона на мгновение разошлись, пропуская его палец, и вновь плотно обхватили его; Астарион приглушённо вскрикнул: Соблазн продолжал целовать его, трахать длинным языком. Астарион, прикрыв глаза, вздрагивал, цеплялся рукой за его рога. Горташ подумал, как приятно было бы сейчас вылизать Астариона между ног, растянуть его и тоже трахнуть: сначала языком, а потом уже членом одновременно с Соблазном. Он оставил эту мысль до следующего раза: Соблазн просил его быть с Астарионом помягче; кроме того, почувствовать его внутри хотелось не меньше. Он провёл рукой по твёрдому стволу, потёр пальцем под головкой, наслаждаясь тем, как напрягаются бёдра Астариона, и выпустив член изо рта, с сожалением отстранился; рука Астариона скользнула по его челюсти и упала. Горташ подполз ближе и оседлал его бёдра, погладил поджатый живот, обвёл пальцами соски, от чего Астарион вздрогнул, а потом упёрся одной рукой ему в грудь, а другой — придержал член и приставил головку ко входу. Астарион распахнул тёмные от расширенных зрачков глаза. Соблазн тоже перевёл взгляд на Горташа; его язык влажно выскользнул изо рта Астариона. — Тебе нравится? — тихо спросил Соблазн, гладя его по щеке. — Когда он такой растраханный после моего члена? Когда истекает моим семенем? Горташ фыркнул. После прошлого раза он и правда был растянутым и ещё влажным от смазки и семени. Он отклонился назад и чуть надавил: широкая головка упёрлась во вход, слегка растягивая податливые мышцы. — Очень, — сказал Астарион. У него не сбилось дыхание, — ему не требовалось дышать, и это открывало интересные перспективы, — но щёки слегка порозовели. Приоткрытые губы и подбородок блестели от слюны. Горташ медленно опустился на его член, сосредоточившись на ощущениях: чувствуя, как неохотно расступаются ноющие после прошлого раза мышцы, как они растягиваются под давлением, плотно обхватывая широкую головку, и, когда член наконец скользнул внутрь, смыкаются на стволе. Астарион тихо ахнул. Он не отводил от него взгляда, слегка поглаживая его бедро, не торопя и не мешая. Горташ слегка отклонился назад, качнул бёдрами и резко насадился до конца, глубоко загоняя в себя член; выгнулся и, откинув голову, застонал: от грубого движения внутри слабо кольнуло болью, но тут же по позвоночнику огнём плеснуло удовольствием. Твёрдый член распирал его изнутри, мышцы приятно тянуло, но этого было мало. Он двинул бёдрами, привыкая; внутри волнами расходилось мягкое тягучее удовольствие. Склонился к Астариону, упираясь ему в грудь и глядя глаза в глаза. Всё-таки он был очень красивый, особенно такой: с томным взглядом из-под ресниц и непривычно нежным выражением лица. В приоткрытом рту виднелись клыки. Горташ провёл пальцем по мягкой губе, прихватил за подбородок и склонился за поцелуем, но Астарион приподнялся на локтях ему навстречу и поцеловал его сам, лаская и прикусывая губы. Горташ закрыл глаза и двинул бёдрами, вбирая в себя его член, и беззвучно выдохнул от удовольствия. Приподнялся на коленях, слегка выпуская его, и снова опустился. Астарион застонал, а потом обнял его за талию, вцепился в волосы и поцеловал уже глубоко, лаская языком открытый в стоне рот. Он двигался в объятиях Астариона, ускоряясь и трахая себя его членом, размашисто и глубоко, с каждым толчком чувствуя, как мышцы входа скользят по стволу и обхватывают головку, как расступаются стенки, как член с силой вбивается в его плоть. Он всхлипывал и стонал, пока Астарион целовал его шею. Возбуждение всё нарастало, собственный член тёрся о живот Астариона. Он был почти готов кончить: до упора раздвинув ноги, дрожа напряжёнными бёдрами, скуля и насаживаясь на член. Неожиданно Соблазн перехватил его сзади, прижал к себе, обнимая поперёк груди и не давая двигаться. Горташ забылся в удовольствии и даже не заметил, как он там оказался. Астарион разочарованно выдохнул, но тоже замер, поглаживая его бедро. Он вопросительно взглянул мимо Горташа, на Соблазна, а потом улыбнулся ему, и Горташу это не понравилось. Он протестующе всхлипнул, качнул задом, пытаясь глубже насадиться на член, но Соблазн крепко держал его, не отпуская и не давая двигаться, а потом сжал горло Горташа под челюстью, запрокидывая его голову себе на плечо, а второй рукой медленно провёл по его животу, по груди. Наконец, Соблазн обхватил ладонью его член, оттянул кожу и провёл пальцем под головкой; Горташ застонал и попытался толкнуться в его руку. Он был уже на пределе: с горячим твёрдым членом, распирающим задницу, и с ласкающей его член рукой, но Соблазн перехватил его у основания, не давая ему кончить. Горташ выругался. Он не увидел, но почувствовал на своём члене вторую руку, ласковую и гладкую, совсем не такую, как у Соблазна. Предатель! Рука мучительно медленно двигалась по его члену, и Горташ всхлипывал и дёргался в руках Соблазна. Нестерпимо хотелось кончить. — Ты выдержишь двоих? Хочешь? — проурчал Соблазн ему на ухо, упираясь твёрдым членом ему между ягодиц. От его слов внутри всё предвкушающе сжалось. Он снова безуспешно дёрнулся, пытаясь получить хоть какую-то разрядку, и всхлипнул; горло двинулось под пальцами Соблазна — и он кивнул, насколько позволяла хватка на шее. Соблазн убрал руку с его горла и отпустил его, и без поддержки Горташ почти упал на Астариона, цепляясь за его плечи. Освобождённый член упёрся ему в живот, Горташ дёрнул бёдрами, пытаясь о него потереться и наконец кончить, но Соблазн не дал ему: вцепился в ягодицы, удерживая задницу. С досады он мстительно укусил Астариона в бледную шею. Тот охнул, но придержал его, обнимая, и мягко опустился вместе с ним на постель. Его член почти выскользнул из Горташа, а потом резко вышел полностью. Мышцы инстинктивно сжались, но растянутый вход не смог сомкнуться до конца. Соблазн погладил его, вминая подушечку пальца внутрь, и оттянул ягодицу, ещё сильнее раскрывая. Слегка подул, и внутренности обдало прохладой. Горташ разочарованно застонал: сколько можно с ним играть? Астарион развернул голову и поцеловал его в висок, а потом в губы. Успокаивающе погладил по спине, по пояснице. Соблазн сзади завозился, и Горташ поднялся на дрожащих руках, встал на четвереньки. Астарион тоже двинулся под ним, приноравливаясь и слегка меняя позу. Наконец в его вход упёрлись сомкнутые головки членов, и Соблазн потянул его за плечо. Это не требовалось: он двинулся сам, постарался принять их, пропихнуть в себя, не останавливаясь и не жалея собственного тела. Ему нравилось это ощущение предельного напряжения, на грани того, что он не смог бы выдержать. Мышцы болезненно натянулись, не желая поддаваться. Горташ тяжело, прерывисто задышал: он был растянут, хорошо смазан и растрахан, но этого было недостаточно. Соблазн неумолимо давил ему на плечо, не давая передохнуть или отстраниться, даже если бы он хотел; не давал почувствовать контроль. Наконец мышцы уступили — неожиданно резко, отдаваясь болью в пояснице, и головки протиснулись внутрь, и сразу же Соблазн надавил на плечо сильнее, безжалостно дёрнул на себя, заставляя насадиться до конца. Астарион под ним глухо выругался, впиваясь пальцами в бедро. Вход будто обожгло огнём, члены с силой раздвинули плоть, наполняя и растягивая его, и Горташ не удержался от крика. У него перехватило дыхание, помимо воли из глаз прыснули слёзы. Тело инстинктивно замерло, не желая двигаться. В следующий раз Соблазн будет кончать на дыбе, мстительно подумал он. Астарион протянул руку и вытер ему слёзы, ласково проведя пальцем по щеке, убрал за ухо влажные волосы. Горташ медленно вдохнул, пытаясь расслабить сведённые мышцы, и перевёл взгляд на Астариона. Он чувствовал внутри его каменно твёрдый член, но на его лице возбуждение мешалось с беспокойством. Он и правда был странно ранимый для своего рода занятий и божества. Горташ потёрся щекой о его руку, поцеловал в ладонь, надеясь успокоить. Проявить мягкость. Он отстранился от его ласковой руки, и Астарион нежно провёл ладонями по его груди и бокам и остановился на талии, поглаживая пальцами бедренные косточки. Горташ попробовал двинуться, прочувствовать в себе чужую плоть. На этот раз Соблазн не стал удерживать его. Горташ слегка приподнял бёдра и туго насадился обратно, плотно сжимаясь, стенками чувствуя острое, распирающее давление. Соблазн позади него шумно выдохнул, руки Астариона стиснули его талию, и Горташ медленно качнулся снова и застонал. Боль утихла, не перебивая удовольствие, но тянуще напоминая о том, насколько он был раскрыт и наполнен. Член снова крепко стоял: он до сих пор не кончил, а возбуждение так до конца и не угасло. Соблазн притянул его к себе, и Горташ закинул руку ему на шею и прижался к его груди, расслабив бёдра и ещё плотнее и глубже вбирая в себя члены, и снова застонал: движение внутри отозвалось тягучим удовольствием. Соблазн влажно лизнул его в шею, потом в щёку, потом развернул его к себе и поцеловал по-настоящему, вылизывая его рот. Его рука легла на член Горташа, провела пару раз вверх и вниз, лаская головку, и Горташ всхлипнул, двинул бёдрами, покачиваясь на их членах. Удовольствие растекалось по телу, мышцы ныли, его распирало, растягивало изнутри. Ощущений было слишком много, и одновременно слишком мало. — Даже не думал, что тебе так понравится, — низким голосом сказал Соблазн и двинул рукой особенно приятно. Горташ не удержался от вскрика. — Хочу затрахать тебя до потери пульса. Соблазн только дразнил его обещаниями. Горташ уже устал ждать. — Так мы всё-таки в это играем? — спросил Астарион. — Угу, — сказал Соблазн. — Подожди, сейчас. Он задвигал ладонью быстрее, лаская головку именно так, как нравилось Горташу. Удовольствие нарастало, он толкался в руку, до боли дёргаясь, сжимаясь на членах, и совсем скоро с громким стоном кончил. Тяжело дыша, он обессиленно упал, упираясь руками по обе стороны от лица Астариона. Тело расслабилось, наполнилось посторгазменной негой, остро реагируя на малейшее движение внутри, и теперь распирающая его нутро чужая твёрдая плоть скорее доставляла дискомфорт, чем удовлетворение. Соблазн погладил его по пояснице, давая мгновение передохнуть, а потом придавил ладонью между лопаток, и Горташ прогнулся, прижимаясь грудью к Астариону, утыкаясь лицом в его шею, и выставил зад, насколько смог, болезненно растягиваясь на их членах. Астарион обнял его и прижал к себе, мазнув губами по лбу, а Соблазн тяжело навалился сверху, подхватил его влажной от его собственной спермы ладонью под живот и наконец толкнулся, сначала слегка, дожидаясь, пока Астарион подстроится, а потом — одновременно с ним, убыстряя темп. Неуместно мелькнуло, что не зря они так сработались, сражаясь вместе, а потом его захлестнуло болью, выбивая все лишние мысли. Он был слишком чувствительный и расслабленный после оргазма, и в первые мгновения боль показалась непривычно пронзительной, отдалась во всём теле. Горташ взвыл, мышцы инстинктивно сжались, пытаясь выдавить чужую плоть, и он дёрнулся, вырываясь, а потом ещё крепче прижался к Астариону, стискивая его в объятиях. Толчки внутри не остановились; сначала члены двигались туго, с усилием ломая сопротивление плоти, но с каждым разом в него вбивались всё быстрее, всё глубже, распирая его изнутри и до предела растягивая мышцы входа. Воздух наполнился всхлипами — его собственными, — и тяжёлым дыханием и стонами — его любовников; звучными шлепками плоти о плоть. Казалось, сейчас он не выдержит, но толчки продолжались: неизбежно, неумолимо — и он выдерживал. Тело поддавалось, послушно раскрывалось, принимая их всё глубже и полнее. Внутри всё онемело, боль притупилась, сменилась невыносимым ощущением наполненности. Тело больше не повиновалось ему, но и не сопротивлялась вторжению: смирилось и приспособилось. Дрожа, он затих, закрыл глаза, распластавшись на Астарионе, а тот обнимал его и что-то тихо шептал между вздохами и поцелуями. Мучительно медленно и неохотно в нём зарождалось удовольствие: оно тоже казалось чуждым, непослушным, не его собственным, но безжалостно навязываемым извне. Члены двигались в нём: настойчиво, каждым толчком по капле вытягивая на поверхность это глубинное густое и тянущееся патокой удовольствие, подстёгиваемое его собственным бессилием и потерей контроля. Он не мог ускорить его, не мог избежать, только всхлипывал и покорно ждал его приближения. Ноги разъезжались, но Соблазн крепко держал его за бёдра, и он не мог двинуться, зажатый между ними: чувствовал только мерное движение их тел, над собой и под собой, хватку их ладоней на себе, распирающее давление внутри. Растраханный вход почти без сопротивления принимал в себя чужую плоть, сейчас ему казалось, что он не смог бы сомкнуть мышцы, даже если бы хотел. Горташ замер, утонул в ощущениях; потерял себя, не способный думать ни о чём ином, кроме как об этом приближающемся удовольствии. Наконец спустя, кажется, бесконечность Соблазн протяжно застонал, замер в нём, а потом просунул под него руку и обхватил ладонью его болезненно чувствительный член. Хватило всего пары грубых движений, и Горташ, содрогаясь, кончил, почти не выплеснув семени. Оргазм будто вывернул его наизнанку, выжег сознание. На несколько долгих мгновений Горташ будто ослеп и оглох, не чувствуя ничего, кроме острого ошеломляющего удовольствия, а потом обессилено обмяк, не способный пошевелиться. Члены уже выскользнули из него, внутри было непривычно пусто; его вход подёргивался, мышцы слегка сокращались, безуспешно пытаясь сомкнуться. По промежности мокро стекало семя. Соблазн скатился с него, и Астарион перевернулся на бок, всё ещё сжимая его в объятиях; бережно уложил на подушки. Горташ выпрямил затёкшие ноги и, закрыв глаза, расслабленно вытянулся на постели. Он отметил заботливость Астариона, но благодарить его вслух было лень. Он ещё не до конца пришёл в себя. Астарион склонился над ним и нежно погладил его по щеке, стирая слёзы, убрал влажные от пота волосы со лба. Мягко прижался поцелуем к уголку губ. — Так непривычно видеть тебя в таком состоянии, — задумчиво сказал он и снова ласково его поцеловал, на этот раз в закрытые веки. Горташ лениво подумал, что в «таком состоянии» его видели немногие и большинство из них были мертвы, а ещё некоторых, если Бейн будет к нему милостив, он планировал рано или поздно убить. Это была приятная мысль, и он улыбнулся. — Что бы сказали твои бейниты, увидь они тебя сейчас? — хихикнул Астарион. Всё такой же болтливый и наглый, но сейчас это показалось Горташу даже милым. — Ничего, — заплетающимся языком ответил он. Смеяться тоже было лень. — Они были бы слишком заняты, стоя на коленях и уткнувшись носом в пол. Астарион рассмеялся за него, поправил подушки и уютно устроился у него под боком. — Ты как? — спросил он, щекоча губами его шею. — Всё хорошо, — сказал Горташ. У него ломило всё тело, лень было даже пошевелить пальцем, но он чувствовал себя восхитительно удовлетворённым. — Не переживай. — Угу. Сейчас ты скажешь, что могучий Избранный Бейна легко способен выдержать и не такое? — дразнящим голосом спросил Астарион. — Например, ритуальную оргию на всю ночь? — Вряд ли Бейн одобрил бы, если бы я одолжил его силы для постельных утех, — серьёзно заметил Горташ. Баалисты… Это даже звучало кощунственно. — А Баал поощряет оргии и щедро делится своей волей, — не разочаровал его Астарион. — Меня каждый раз так это поражает: будто он бог плодородия, а не убийств. Горташ никак не стал это комментировать. Во-первых, потому что нелогичная и странная фиксация бога убийств на размножении обеспечила лично ему не один незабываемый оргазм. — Отец просто любит детей, — заметил вернувшийся Соблазн. А во-вторых, вот именно поэтому. Соблазн присел на постель и обтёр влажной прохладной тканью его живот и пах, стирая с кожи подсохшую сперму. Горташ почти застонал от удовольствия. — Такой мягкий и расслабленный. Очень возбуждаешь, — довольно сказал Соблазн. Он согнул ногу Горташа в колене, отвёл её в сторону и осторожно промокнул тканью измученный вход. — Раскрытый и готовый, и до сих пор истекаешь моим семенем. Сейчас я мог бы сделать с тобой, что угодно; ты будешь всё чувствовать, но не сможешь мне помешать. Будто под парализующим зельем. Звучало заманчиво. Если бы Горташ не был сейчас так вымотан, он бы заинтересовался. — Не слишком возбуждайся, а то так ты точно затрахаешь нашего эрцгерцога до потери пульса, — заметил Астарион. Соблазн отбросил тряпицу, подобрал сваленное с постели одеяло и накрыл их обоих. — Вряд ли, — сказал он. Забрался под одеяло и лёг рядом с Горташем, тяжело прижимаясь всем телом и уткнув рогатую голову ему под подбородок. Горташ приобнял его, погладил по крупным пластинам чешуи вдоль позвоночника. — Обычно это занимает больше времени. — То есть… Подожди… — Астарион приподнялся с плеча Горташа. Такой громкий… — Ты правда пробовал?! Это не фигура речи?! Ты реально затрахивал людей до смерти?! Почему я об этом не знал? Соблазн помолчал и наконец сказал: — Я не хотел тебя лишний раз расстраивать. Ты слишком ранимый. — Это я-то ранимый?! — возмутился Астарион. Слишком шумно, и Горташ поморщился. — Да после всего дерьма, что я натерпелся, в том числе и от тебя, удивительно, как я вообще… Подвигом, достойным летописцев, Горташ разлепил глаза. Он слегка приподнял голову, притянул к себе Астариона и поцеловал его, настолько нежно, насколько сейчас был способен. — Ты вовсе не ранимый, — не моргнув глазом, соврал он ему в приоткрытый рот. — А теперь иди ко мне, ложись и отдыхай. — Совершенно не ранимый, — подтвердил Соблазн из-под его подбородка. — Вы стоите друг друга, — после недолгого благословенного молчания проворчал Астарион и наконец прижался обратно: мягкий и уютный. Горташ закрыл глаза и вскоре провалился в сон.