l'obscurité en nous

В философии Арии святых не было. Были ублюдки, мрази, моральные уроды, которые делились на разные подтипы. Но хороших — никогда. Были волки в овечьих шкурах: милые, добрые, все такие светлые и праведные, глядишь вот-вот из спины крылья полезут и над головой взлетит нимб. В таких всегда оказывалось больше всего грязи, мерзости, в их уголках души таилась самая непроглядная тьма. Их Ария ненавидела больше всего. Тех, кто лицемерил, натягивал фальшивые улыбки, и делал вид, что безгрешен. Безгрешных не было, были те, кто свои грехи мастерски скрывал. Так она всегда считала. Были и те, кто знал, понимал и мирился со своей грешной сущностью. Такие не носили масок, не скрывали свою грязь. Они не вызывали тошноту и боль в глаз от метафорического нимба над головой. Они знали себя, знали, что ими двигало на самом деле, знали свои низкие, по-человечески греховные желания, не скрывали это ни от себя, ни от других. Они не приписывали себе благородство, сверкающих лат, место за круглым столом короля Артура. Они смотрели на себя ясно, без иллюзий, и не тешили ими окружающих. Обычно, такие несли за душой самое тяжелое. Самое мерзкое, темное, отвратительное. Человеческое. Ария таких понимала. Ария таких ненавидела. Ария сама была такой. Были и те, кто пытался натянуть на себя несоразмерно большую, чересчур тяжелую для тонких плеч, шкуру волка. Такие хотели казаться сильнее, свирепее, могущественнее. Спрятать свое истинно овчинное, трусливое и жалкое нутро. Они делали это из страха перед истинными волками, в попытке защитить себя, или наступить на горло такой же овце. Но волки таких чуяли сразу. Потому что есть — быть, а есть — казаться. Есть действительно мертвый груз отвратительных поступков, действий, мыслей, от которого не избавиться, а есть жалкая маска подобия. И всегда чувствуется, что есть что. В любом случае Ария всегда понимала, кто перед ней. Фальшивый херувим, дрожащий от тяжести нацепленной маски актер, или такой же открытый ублюдок, как она. Последних Ария вычисляла за раз, потому что знала, на что смотреть, и что искать. Мракс годами видела мертвый взгляд у той девочки в отражении. Пустой и мертвый. Взгляд убийцы, взгляд убитого. Того, кто не чувствовал рамок закона, морали и общепринятых норм. Взгляд того, кто признавал свою тьму, свою грязь — мирился с ней и показывал другим. Того, кто знал, что обман и самообман — бесполезен, когда внутри ты болен. Ты убит, ты — убийца, ты — свидетель, ты — судья и ты — палач. Она знала, что такие делают. Они не скрываются ни за браздами, ни за благими намерениями, ни за страданиями, ни за болью. Они открыто показывают, что им нужно на самом деле: чего хотят, и что сделают ради своей цели. Такие не остановятся ни перед рамками общества, морали, ни перед чужими жизнями и судьбами, ни перед жалкими остатками своих принципов и убеждений. Они будут идти, равнодушно вычищая из-под ногтей чужую кровь, чтобы не мешалась. На остальные руки, по локоть в крови, они не обратят внимания. Ария знала, что думают такие же открыто ноющие, не скрывающие своего морального разложения. Она знала, что они думают о других, о ней, о действиях, поступках, вещах, о волках в овечьих шкурах и об овцах в волчьих. Поэтому Регулуса Блэка она увидела сразу. Имели скелеты в шкафу, но стыдливо прикрывали створки шкафа, подпирали их, чтобы скелеты из-за своего обилия не выпадали остальным под ноги чужими тайнами и секретами. Но Регулус был другим. Он имел такой же мертво-безразличный взгляд. Убийцы и убитого. Ария с абсолютной уверенностью могла сказать, что он способен на убийство. И более того — он убивал. Потому что он ублюдок. Ему плевать на остальных. Он их презирает, ненавидит, и он этого не скрывает. Он показывает, что за свое — прирежет, за свое — ударит, за свое — убьет. На остальное ему все равно. Не играет в овцу, доброго самаритянина, Бога. Ты просто либо играешь по его правилам, либо выбываешь из игры. Она встречает его мертвый взгляд без страха, интереса или любопытства. Она просто отвечает своим. Таким же взглядом давно внутри мертвого человека. Маргарита знала, что у неё в груди давно ползают опарыши, поедая останки гниющей плоти. Со стороны она, возможно, выглядит даже живой, но она знает, что у нее внутри. Внутри у нее черви и сколопендры ползают там, где были гортань и кишечник, между решетками ребер, и едят куски плоти. Куски жизни, куски норм и моралей, закона, рамок, правил, которые делали ее живой. Которые когда-то делали ее мысли, ее чувства живыми. Но она себя узнала. Она себя приняла. Она открыла в глаза и увидела в отражении монстра со взглядом убийцы. Мракс не была интересна учеба — все то, что отвечало за интерес и желания, было съедено метафорическими червями внутри. Армия Тёмного Лорда была еще одной ступенькой, которую предстояло пройти. Пройти и забыть, как многие проходные пункты до этого. Но она заинтересовывает Блэка. Не то что бы это удивляет ее в начале. Она сама редко встречала людей, взгляд которых цеплял могильным холодом, и на дне зрачка дьяволы плясали танец, празднуя, что очередной у них уже одной ногой. Но интерес Регулуса затягивается. Ее личное дело? Она не скрывает, не стыдится и не боится своего. Нет, не прошлого. Ее настоящего, ее жизни. Арию откровенно смешат те, кто не оглядывается на горы трупов, чужих жизней и судеб, лицемерно заявляя, что это в прошлом. Как бы разделяя убийцу, ублюдка и добропорядочного гражданина, совсем забывая, что речь идет об одном человеке. Возможно, поэтому она презирает Андромеду. У нее сведена метка пожирателя, на пальце кольцо, а в сердце маглорождённый. Типичный волк в овечьей шкуре. Марго не верит ей ни на грамм. Потому что знает, как устроено королевство Мраксов. Правила знает от корки до корки, а в её иерархии — с самого детства. После такого нельзя встать на колени перед Мэрлином, класть ладони, просить отпустить грехи и вступить в брак с человеком другого происхождения. Марго знает, чем занимаются пожиратели, знает, что в них приходится делать низшим в иерархии, и тем, кто смотрят на них снизу вверх. Она знает, что девушкам, в отличие от парней, при посвящении дают выбор. Ария знает, что выбирают все, Ария знает, что выбрала Андромеда. Потому что сама выбрала то же самое. Мракс не скрывает и не стыдиться. Ее метка до сих пор на предплечье. Впервые они встречаются на очередном собрании. Пока дядя увлечённо слушает о том, как много грязнокровок удалось убить в этот раз, Марго незаинтересованно оглядывает присутствующих. Ей было плевать, кого убивать. Кровь на руках, крики и мольбы о пощаде стали обыденностью. Она не грезила мира без маглов как дядя. Её не волновали пошлые, завидные взгляды, которые посылали некоторые чистокровные. Она не выбирала, кем ей родиться, а «чистая» кровь и несколько ячеек в банке, были приятной компенсацией к жизни от горячо любимой матушки. Отца она не помнила, да и вряд ли это что-то изменило. Заинтересованностью младшего Блэка для многих было высшей степенью успеха. Для Арии — это лишь новая ступень жизни, которая со временем забудется. Люди приходят, готовые принять тебя, но стоит им увидеть чуть больше, как они убегают с криками. Для неё это нормальная практика. Так было, есть и будет. Марго осознает, что Регулус ее подначивает, кидает удочку без приманки, но с ярким твистером. Марго на него не ведется: ни на яркий вызывающий цвет, ни на открытую провокацию. Ее саму давно не забавляют подобного рода игры. Младший Блэк становится чуть более интересен из-за поисков крестража, но не более. Не на столько сильно, чтобы отвечать на глупую провокацию, и надеться на крючок. Марго сама не знает, как через время после убийства своего дяди, оказалась в светлом, до боли в глазах, родовом поместье Поттеров. Она не воевала на стороне Ордена, ей было глубоко плевать на их делишки, но в глубине души половину их состава она считала лицемерными. Убивать Пожирателей за то, что они убивают Маглов, будто действительно есть разница, кого убивать. Убийца — он всегда будет и останется убийцей. Ведь большинство из них даже потеряли счёт скольких они убили. В данном случае стирается призрачная грань между убийством ради блага и обычным. Отношение к Арии было спорным. Одни восхищались за то, что убила своего родного дядю, другие — ненавидели с мыслями о том, что, если будет нужно, она любому из них кинет непростительное и глазом не поведёт. Марго все равно. Она и сама видит свою грязь, мерзость, тьму внутри нее, и тьма смотрит в ответ. Она не скрывает, даже не пытается, она выставляет свое гниющее тело напоказ, и ее не волнует, какой вывод сделает каждый из ордена. Смотря на себя в зеркало, она видела монстра, она показывала его остальным. Ария думала, что в глазах младшего Блэка она пытается натянуть на себя шкуру из серого меха, и он хотел содрать ее публично, обнажив беззащитную белую шерсть. Или наоборот. Но проблема в том, что Марго не хвастается, не скрывает прошлое. Она не пытается обмануть, выдав себя лучше, чем она есть. Будто, если труп одеть в вечернее платье, он станет хоть на грамм красивее. Будто, если на волка натянуть овечью шкуру, у него вырастут копыта. Она не пытается приукрасить, сделать раны показательно-кровоточащими. Будто, если мертвому нанести грим, он действительно станет чуть живее. Будто, будь она овцой, то смогла бы вместе со шкурой отрастить истинно-волчьи клыки и сильные, когтистые лапы. Поэтому Марго ничего не делает. Не пытается его спугнуть, или другим способом отделаться от его навязчивого взгляда. Вечеринка Мародёров и чересчур сладкий алкоголь? Это становиться неожиданностью. Не такой неприятной, как могла бы, если бы Марго с рождения не училась искусно обманывать, дабы заполучить то, что нужно ей. Ария святой не была, признавала свои пороки, Марго сказала об этом Регулусу прямо, опрокидывая приторно-сладкий огневиски с сывороткой правды. Наверное, он рассчитывал на что-то новое, неожиданное, скрытое под давно мертвым взглядом. Только у Марго такого не было. Не было сокрытого, стыдливо спрятанного в обувной коробке на верхней полке шкафа. У нее не было лживо-безгрешного, накинутого чужой шкурой на плечи. Было только истинное, настоящее, греховно-человеческое, не сокрытое ни от кого, и от нее самой — в первую очередь. Поэтому Марго опрокидывает огневиски, который ей кажется слишком сладким, а младшему Блэку — с сывороткой правды, которая должна заставить рассказать все. Их двое, и заблуждаться может только один. Конечно, это оказывается Блэк. Потому что Мракс выходит на импровизированный танцпол даже не шатаясь, и зовет его за собой. Регулус рассчитывает, что она с разбегу упадет в волчью яму, Марго легко перепрыгивает кроличью норку. Поэтому парень идет за ней. Он хочет ответов на свои вопросы, удовлетворить свой интерес, поймать ее и крепко схватить за горло. Марго хочет танцевать, и еще немного — утереть нос слизеринцу. Они не танцуют. Танцует Ария, плавно покачивая бедрами и поднимая руки вверх, под какую-то динамичную, но ничем не выделяющуюся среди прочих мелодию. Регулус держит палочку у нее под ребрами, и деревце норовит проехаться по рёбрам каждый раз, когда Марго наклоняется вправо. Ее это не волнует ничуть. Потому что она знает, что когда палочка проткнёт ткань платья и столкнется с кожей, то больно не будет. Не будет страшно. Не будет крови. Потому что она заденет пустую оболочку, и из раны полезут метафорические жуки и сколопендры, давно объедающие пустые кости. Эти жуки и сколопендры ничего нового Регулусу не дадут и не скажут. Но это осознает Марго, и только она. А Блэку пока интересно. Он вряд ли обрадуется или разочаруется тому, что узнает, но Мракс не пытается скрывать и заботиться о чужих ожиданиях и чувствах. — Не смей играть со мной, Мракс. — Говорит Блэк, и двигает палочку ближе. Ткань рвётся с тихим треском. А потом Марго делает небольшой шаг. Не от него, а к нему. Режущее заклятие работает, как всегда, прекрасно в умелых руках и прорезает кожу. Не больше, чем на пол сантиметра, но до ощутимого жжения под ребрами. Там выпарывается плоть, и толчками вытекают капли теплой крови. Но Марго знает, что это не настоящее. По-настоящему там гниль, оттуда лезут сколопендры и черви. Кровь и плоть — иллюзия, потому что все внутри нее давно мертво. Мракс чувствует, как ненастоящая кровь пропитывает ткань, и качает головой. — В игры играешь только ты, и пытаешься втянуть в них меня. Ты же знаешь все про пожирателей, про родство с Реддлом и его убийство. Больше тебе не нужно, нет необходимости. Но ты все равно подлил сыворотку правды, но все равно стоим здесь, и все равно тыкаешь в меня своей зубочисткой. То, что происходит сейчас — нужно только тебе. Регулус скалиться в ответ. Марго кажется, что сейчас он прикажет заклятию резать дальше. Чтобы увидеть живое, настоящее. Которого нет. Чтобы увидеть, как вместо крови из раны польется гниль. Но Блэк убирает палочку. Регулус предлагает пойти с ним к импровизированному бару, и еще взять выпить. За этот вечер больше не случается ничего, что Марго может рассмотреть как ловушку, вызов или провокацию. Утром она просыпается на диване в поместье Поттеров. Она давно не напивалась так сильно, что ее тошнит. Мракс проводит не менее получаса склонившись над унитазом, и кажется, видит мельком сколопендр и комья земли. Блэк бесследно уходит. Из поместья, из жизни Мракс. Навсегда ли?