***
Работая с утра до ночи, она почти не задумывалась, почему не хочется ходить на танцы, знакомиться с вполне симпатичными ребятами: какое там, когда усердно копишь на обучение, не всегда питаешься вдосталь и порой не видишь светового дня. Она была хороша, достаточно обаятельна, выучилась применять это для собственной выгоды. Не так, как многие коллеги: ей бы и в голову не пришло набиваться в любовницы к главным врачам или самым лакомым кусочкам – хирургам, у которых водились деньги и частенько не бывало ни жëн, ни лишних сил смотреть, не завела ли невеста себе ещë ухажëра для любви страстной, неоплачиваемой. Когда первый взнос для будущего образования был скоплен, Джилл позволила себе смотреть, наконец, по сторонам. Поняла, что стены больницы, пусть и очень хорошей – не весь город, не всë интересное, чего теперь можно было касаться. Закаты в мегаполисе, особенно над морем, завораживали не меньше, чем с крыши курятника; гулять по главным улицам оказалось светлее, чем забираться в лесопосадки; может, менее безопасно, ведь глаза разбегались. Отыскались магазинчики с недорогой косметикой; Джилл быстро научилась подчëркивать свои достоинства, выбирать не самые модные, но интересные платья. На ней, молодой, хорошенькой, любая вещица смотрелась очаровательно. И, конечно, позволила себе завести роман. И поцеловаться, и настоять, что на заднем сидении машины – вот ещë, ищи дурочку, поехали к тебе, дорогуша. У него была неплохая квартирка, вид из окна вполне приличный, да и сам он казался собою хорош. Только вот папаша врал. Женщинам бывает больно и до родов. Джилл не растеряла ещë тогда сил, какие есть у каждой фермерской девчонки. Оттолкнула кавалера прочь и расплакалась от обиды. Выходит, в книгах и нецензурных журналах врут? Надо всë-таки ждать мужа и только с ним заниматься сексом? Терять веру в романтику и наслаждение не хотелось. Хихикали же почему-то работницы, делились тайком своими похождениями девчонки. Может быть, она поторопилась? Джилл ещë сколько-то прожила в этих отношениях и, понимая, что желание к человеку не просыпается, рассталась с ним. Ей не пришлось бы искать красивых ухаживаний: мужчины с толстыми кошельками любили девушек в медицинских халатиках, некоторые коллеги даже подшивали рабочие, чтобы превратить в кокетливые мини, а кто и покупал специально вторые, сменные, и не застëгивал пуговицы выше живота. Тот, с кем удалось завести беседу, оказался галантен и строг; Джилл почувствовала себя вдруг рядом с отцом, какого у неë никогда не было, но всë же это отвратило еë даже от мыслей целовать мужчину. Изящные серьги да лëгкая тоска по упущенному благосостоянию, вот всë, что ей осталось. Серьги можно было отнести в ломбард, к тоске же она давно привыкла и вскоре отпустила еë. К тому времени стали популярны среди девушек рок-музыканты. Грубоватые, не обязательно трезвые, не всегда одинокие в момент подката – но это было что-то новенькое, и Джилл постаралась стать ненадолго своей в этом кругу. Музыка била в самый мозг, чад от табака и травки заставлял глаза слезиться – она выдержала испытания, ловко оказалась в первых рядах и, о боже, мечта многих, взлохмаченный ритм-гитарист подмигнул ей. Он пытался потом быть милым как умел, передаривал букеты, доставшиеся от фанаток, и как-то раз завëл в гримëрку, поднял под плечи. Джилл, вспоминая похожие сцены из фильмов, попробовала закинуть ноги ему на бëдра. Почти получилось, правда, каблуком она врезала ему прямо по заднице. Парень заулыбался: - Любишь пожëстче? Расстегнул, спасибо, что не надломил, молнию на брюках, полез под блузку, потянулся целовать, а у Джилл было две только мысли: нет, никакого пожëстче и как же от тебя, парень, тянет – но язык будто омертвел. Не от страха боли. От нежелания всë испортить. Половина района мечтает запереться с этим мужчиной в укромном месте. Может, и ей понравится наконец? Не оттолкнуть, иначе больше она никогда не сможет себя преодолеть. - Эй! – кричал он потом с лестничной площадки. Делал перерывы – втянуть сигаретный дым. – Так ты билеты на завтра будешь брать? Джилл тогда не сказала ему всë, что думала, и, может, не зря: не хватало ещë, чтобы вмазал. Нельзя приходить на работу с синяками на лице или шее, начнутся сплетни. Между ног увечий никто не увидит. Тем более не заглянет в душу. В тот день она твёрдо решила, что не хочет замуж. Не хватало заниматься так называемым сексом ещë и на постоянной основе, спасибо, лучше работать и кормить себя самой, без супружеской повинности. Быть может, папашины любовницы старались тоже не потерять работу и только делали вид, что им не больно, не мерзко, не хочется взять палку потяжелее и разбить на хрен хорошему парню мистеру Таку череп? Джилл штудировала все медицинские пособия, до которых добиралась. И да, где в черепе слабые места, показала бы на модели с закрытыми глазами. Это уж так повелось: не хочешь ни мужа искать, ни от голода дохнуть, учись до стëртых пальцев и гудящей головы.***
К двадцати восьми у неë стабильно стало появляться время на себя, на полноценный отдых. Джилл больше не собиралась экспериментировать: ванны с пеной, спокойная музыка и прогулки по парку со стаканчиком кофе нравились ей гораздо больше, чем поцелуи и прикосновения. Наедине с собою Джилл училась слушать своë тело и в первый раз задумалась без страха или печали: возможно, со мной что-то не в порядке. Возможно, стоит не бросаться в омут с головой, а обратиться к медицине. Уж очень хорошо, что времена лоботомии прошли. Джилл читала популярную литературу, не плевалась даже на совершенно антинаучные статьи, как значительная часть врачей. В глупых журналах частенько находились полезные объявления с приветливыми заголовками и телефонными номерами крупным шрифтом. Однажды она увидела мнение, встретить которое и мечтать не смела. Лавандовый прямоугольник с кучерявой обводкой содержал вкрадчивое: НЕ ХОТЕТЬ БЛИЗОСТИ ВАМ БЛИЗКО? И номер, на этом всë. Джилл подумала, посомневалась, расчертила в телефонной книжке таблицу из двух столбцов, для плюсов и минусов, но стало лень их выискивать. Решившись, она прижала трубку к уху вплотную. У Джилл уже была своя комната с ванной, без соседей, и всë равно казалось, что кто-нибудь услышит. - Добрый вечер, сэр, добрый вечер, мадам, - отозвался спокойный, взрослый мужской голос. – Если вы позвонили нам, значит, вам необходимо немного поддержки… Голос продиктовал три раза адрес, заныли гудки. Джилл, конечно, записать успела. Вырвала листок, подняла над головой, словно надеясь, что какие-нибудь божества по солнечным лучам, падающим в узкое окно, спустят ей немного вековой мудрости. Дадут разрешение, какого сама себе Джилл дать не могла: разберись. Стыдно, конечно, но ещë более стыдно прятаться от правды. Больна – значит, излечима. А может быть, такие, как она, ещë есть на свете, в их стране, даже в этом городе. Именно там Джилл и заметила самый притягательный взгляд, какой только мог быть у мужчины… Нет, смешно влюбиться по уши на встрече людей, не заинтересованных в сексе. Тем более, Джон, кажется, поломанным себя не считал. В своë время, в молодости (а он и сейчас не был ещë стар, седина чуть тронула рыжие волосы – по фермерским меркам, вполне приметный жених) он, как и Джилл, с головою ушëл в учëбу и работу. Не создал семьи, не заводил интрижек не из-за страха. Просто не считал нужным. Он тогда сказал: - С отрочества я понимал, что существую совсем для других целей. Однако, в отличие от всех остальных, сейчас Джон не был против познакомиться для создания семьи с симпатичной, не лишëнной изысканного вкуса и, может быть, даже остроумной дамой. Критериев отбора было всего два: она согласилась бы родить от него ребëнка, но не стала бы настаивать на близости. - Наука шагает вперëд каждый день всë скорее, - он сложил руки в замок, будто закрывал на этот замок право не быть осужденным. – Уже существуют способы зачатия новой жизни без непосредственно полового контакта между мужчиной и женщиной. Кто знает, к чему приведëт прогресс, когда я сделаю предложение своей избраннице? Джилл нравилось посещать встречи. В первую очередь потому что здесь никто никого и не судил: в сочувствии и понимании сходились подвергшиеся коррекции гомосексуалы, изнасилованные в детстве дамы с первыми морщинами, непривлекательные и очень красивые, полные и занимающие полстула, мужчины, женщины, парни, девушки и седые старики. Джона все эти люди слушали с удовольствием: разносторонне образован, начитан, внимателен к аудитории, он вскоре сделался неформальным лидером собравшихся. С кем-то говорил об архитектуре, со многими о политике, с несколькими девицами о феминизме – без скепсиса, без снисхождения. А Джилл частенько давал даже первой завести беседу. Конечно, о сострадании и помощи ближним. Он был дальновиден и прозорлив, раскусывал всех, кто пытался скрыть от него дурные намерения, но неизменно оставался вежлив, что бы ни услышал о себе за спиною. Вот одного не угадал, а может, просто не стал хвастаться – что прогресс не успеет далеко убежать за полгода, через которые он и сделал предложение Джилл. Первые пару лет о ребëнке речи Джон не заводил. Они облетали половину земного шара, вместе пробовали новые виды спорта, танцевали в парке, ходили в театры на мировые премьеры; Джилл не чувствовала себя и в двадцать такой молодой, полной сил, желания покорять вершины. Она научилась превосходно готовить – из качественных продуктов запекать, варить и консервировать всë-таки приятнее и проще, перестала носить яркий макияж, лишь слегка подчëркивала веки, ресницы и брови. Вечная боль блондинок всех столетий! Впрочем, проснись она однажды совсем лысой, Джон не исчез бы в толпе, не бросил еë. Как никто другой он слушал еë просьбы, утешал еë рыдания, бережно держал за обе руки. Джона она в первый раз и поцеловала по-настоящему, и стало на сердце так тепло и спокойно. Никакой страсти, кое-что получше. Касаясь его губ своими, Джилл чувствовала себя дома. А к кануну девяносто четвëртого года Джилл ждал потрясающий подарок. Одному небу известно, как Джон умудрился держать его в секрете столько дней: ни журналисты не разнюхали, ни кто-нибудь из общих знакомых не проболтался. На его личные средства была возведена, оборудована и отрекламирована добротная клиника узкого профиля. В ней предполагалось излечивать от зависимости несчастных наркоманов и пьяниц, причëм не пафосных алкоголиков, нет, а даже тех, кто не мог платить постоянно. Джон давал дом малоимущим семьям. А Джилл получила от него возможность спасать здоровье нуждающихся людей, и будь на другой чаше весов хоть все бриллианты мира, Джилл без раздумий выбрала бы не их. К тому же, после праздничного банкета им позвонили из центра планирования семьи. Анализы обоих не выявили патологий. Можно было сдавать материал. Помнится, Джон сам хлопотал о комфорте в палате Джилл. Помнится, сразу после подсадки (не во время лишь потому что ему никто не позволил бы зайти) справился о самочувствии со всем возможным теплом и участием, бережно прижал к себе, оставил короткий поцелуй на виске. Всякие сектанты и мелкие религиозные общины считают такой способ зачатия злом. Но променять ласкового и при том готового от всех бед оградить мужа на работягу-насильника? Шутите? Джилл научилась не слушать, кто там что критикует, научилась отстраняться. Любить и уважать своë тело и свою психику. Или ей так показалось.***
- Привет, Гидеон! - А могла быть Скарлетт. Но нет, у нас мальчик! Джон не считал приятными на вкус вина кроме сухих, а Джилл выбирала не пить вообще. Раньше, в раздавленном больничной дверью счастливом прошлом. Вот и теперь, мучая красное полусладкое в бокале, она травила не только печень и кожу – душу, не в силах выключить видеомагнитофон. Нажать кнопку пульта, швырнуть этим пультом, наконец, в экран, чтобы заглох, пошëл трещинами. Джилл привыкла не цепляться ни за что ушедшее. Вот только недавнее прошлое было таким чудесным, манящим, что рвала медленно, по дюйму, игнорируя сукровицу и гной, сочащиеся из раны под грязным пластырем. Врачу так поступать вообще предосудительно, да? Так она и не врачеватель душ. Хотелось бы верить, но больше верилось Джону, последним словам, во время которых он держал еë за руку: - Им не помочь. Они должны сами себе помочь. Джилл выросла, зная, что каждый человек к чему-нибудь да годен, вредно разводить сантименты, лучше делом займись. У всех свои роли, всем найдëтся тяжкий благородный труд. Десятилетиями фермеры женились в первую очередь на рабочих руках и более-менее рабочей матке, чтобы напаханное досталось потомкам, а не оказалось растащенным. Женщинам, терявшим детей, никто не сочувствовал, но все понимали: если не разгибаться в поле или саду, есть риск не разогнуться и в родах. С Джоном она о выматывающем труде забыла как о страшных снах. Но всë равно не справилась. Можно ли было упиваться горем, плакать, добиваться встреч и разговоров с человеком, единственное желание которого выполнить не удалось? После всего сделанного добра? Джилл сочувствовала изнасилованным, искалеченным. Переколотым – да, до сих пор. Теперь и пьющим. А вот нетëлых коров на фермах безжалостно отправляли на мясо.***
Джон появился в еë клинике неожиданно. К его чести, огромную долю имущества после развода он отписал Джилл, теперь можно было вовсе не работать, жить на дивиденды. Джилл не смогла бросить своих наркоманов. В конце концов, Сесил был лишь одним из толпы, остальные не причиняли ей вреда. Джон попросил список фамилий. Тех, кому выдаваемые средства никак не помогали восстановиться. Некоторое время назад он так и не ответил, зачем в мастерской лежали фотографии Сесила, что за механизмы прятались по еë углам и какого чëрта именно одним из хитроумных механизмов Флетчер и был, судя по заголовкам газет, жестоко убит. Джилл хотелось разузнать правду, к тому же, она поверить не могла, что Джон, еë Джон, благодетель и первый помощник обездоленных, использует информацию о невинных людях им во вред. Поэтому список набросала моментально и направилась по оставленному адресу. В плаще с капюшоном, в туфлях на плоской подошве. На всякий случай. За дверью что-то скрежетало и стучало. Как старая печатная машинка, только зловеще. Джилл повертела ручку двери – открылась, впуская еë в полутëмное помещение, вычищенное от пыли. Стучащий предмет нашёлся в дальнем углу, Джилл решила пока его не осматривать, побаиваясь, что увидит лишнее. Позвала: - Джон? - Он вышел, - сообщили ей слева, из-за обвисшей вокруг непонятной махины алой ткани. – Кто вы так… Почему повеяло тëплым июньским ветерком, какого в городе быть не может? Почему запахло куриной кашей, жëваными травинками и речной ряской? Всë иллюзия, на самом деле от стен этой комнатушки тянуло только маслом да струганым металлом. Просто лицо у поднявшегося ей навстречу человека было простое и добродушное, мягкое, без изящества, ещë и загорелое в красный оттенок, хотя стояла середина зимы. И ростом, и статью, и очень простою, свободной одеждой он напоминал какого-нибудь красивого селянина – Джилл таких, вообще-то, не видела, читала о них только в пасторальных сказочках, но вот ведь, ожил, заморгал, будто хотел чихнуть и не мог. Тряхнул непослушными золотистыми волосами. Оттуда даже посыпалась стружка. Стальная, должно быть. - Джилл, - кому другому она задала бы встречный вопрос. – Меня ждëт Джон, просил кое-что передать. - Я просил лишь подготовить, - раздался из-за двери в смежный… цех, это ведь завод, так и называются комнатки, знакомый недовольный голос. – Приезжать сюда было необязательно. Поздно, плохой район. Оставь на столе, отправляйся домой. - Ты даже не взглянешь на меня? – дрогнул подбородок. Джилл сама захлопала ресницами, так они отяжелели от равнодушия Джона. По всем правилам деревенский здоровяк посмеялся бы. Скорчил гримасу. У этого уголки рта поползли вниз, а лоб разгладился. Словно неприятно удивился человек. - У меня ещë много работы. Логан, проводи Джилл до парковки, будь добр. Джилл не успела даже спросить, какого чëрта, как Джон добавил: - Нет, не так. Отвези до дома, адрес она тебе скажет. Джилл, конечно, не намеревалась никому сообщать, где она живëт. Особенно человеку, чьими силами – немалыми, судя по всему – Джон пользовался для конструирования орудий убийств. Логан шëл чуть сзади и почему-то справа, не отставал и не заводил беседы. - Вы не знаете этикета? – Джилл решила хоть немного вывести его из равновесия. – Даму сопровождают по левую руку. - А, старая привычка, простите, - он немедленно, в один шаг перешагнул широченную лестницу; Джилл пришлось бы сделать таких три. – Солдат остаëтся справа, так как правой рукой нужно отдавать честь. Джилл не нашлась, что ответить, но внутренне напряглась: с военными жизнь еë ни разу так близко не сталкивала. Уж точно не на расстоянии полуметра в тëмном заброшенном помещении. Казалось, помощник Джона, хоть и поправил свою ошибку, находился абсолютно везде. Джилл с надеждой подумала: машина крошечная, он побоится там застрять и не полезет внутрь. Уселась на водительское и придала голосу как можно больше усталости: - Теперь вы отвяжетесь? Я прекрасно помню, где живу. - Мне дали указание, - похоже, в первый раз после слов Джона он позволил себе моргнуть разок. – Обязуюсь не отвлекать разговорами и держать при себе руки. За исключением опасных ситуаций. - Разве это по уставу? - У нас нет устава. Есть соображения безопасности. Джилл со стоном повернулась назад, открывая дверь к пассажирскому сидению. - Хотя бы в подъезд со мною не пойдëте? - Такого приказа не было. Если вам не будет необходимо – нет. И в самом деле, пока ехали, Логан не обронил ни слова. Не смотрел в окна, не шевелил ногами, которым оказалось действительно тесновато в негабаритном салоне. Джилл заметила, он не отрывает взгляда от руля. Сначала это задевало: она, может быть, водит больше лет, чем ему живëтся! Затем вдруг стало интересно: - И как вы поступите, если мы вылетим с обрыва? - По пути нет обрывов. - Хорошо, с моста. Просто предположите. - В воду? Это хорошо, - Логан словно воодушевился. – Разобью стекло с противоположной стороны, пока будем падать, как только погрузимся, вытолкну вас, выплыву сам. Найду берег или платформу. Держитесь за меня в таком случае под плечами или выше ключиц, иначе я не смогу вас отбуксировать. - Впечатляет, - Джилл искренне удивилась. – Вы служили в военно-морских силах? - Нет. Там, где я служил, воду выдавали под роспись. Просто Джон уже попадал в аварию пару лет назад. Как только я узнал, разработал самоинструктаж на случай, если повторится. Джилл молча прикусила под губой изнутри. Оказывается, совсем недавно Джон чуть не расстался с жизнью, а она об этом даже не узнала! - Вы, наверное, легче Джона, - Логан наконец уставился в окно. В зеркало заднего вида Джилл всë равно рассмотрела, как наметилась улыбка. – С вами точно спасëмся. Печаль как рукой сняло. Совсем не такими Джилл представляла себе шутки военных! Ей немедленно захотелось придумать какую-нибудь в ответ. - А если я прикажу бросить меня? - Нельзя, - Логан посерьëзнел обратно. – Вы скажете это в состоянии шока. К тому же, вы всë-таки гражданская, поэтому решение буду принимать я. - Но Джон… - У нас с ним своя ситуация. Как раз к этому моменту они преодолели мост. Замелькали огни ресторанчиков, забегаловок и крохотных киосков вдоль набережной. Джилл вспомнила, проводив взглядом фритюрную, как сильно ей хочется есть: обед не удался, время ужина тоже давно пропустила. - Давайте испытаем вашу верность присяге, - предложила Джилл, упорно не отводя взгляда от дороги. – Сейчас я припаркуюсь возле во-он той гриль-палатки. Захватите мне салат со стейком? - У меня нет денег при себе, - впервые голос Логана звучал так растерянно. Джилл пожала плечами, вытянула из бардачка кошелëк: - Вот. И сами, пожалуйста, угоститесь, мужчине не стоит голодать. - А ещë не стоит брать у дамы наличные, - упрямо мотнул головой Логан. – Даже стриптизëрам клиентки суют самостоятельно. Джилл бы рассмеялась в голос. Парень начинал ей, правда, очень нравиться, но не нравилась перспектива остаться голодной. Поэтому, обернувшись, она перехватила его взгляд. - Ваши звание и фамилия? - Лейтенант Нельсон. - Так вот, лейтенант Нельсон, немедленно доставить к пункту сбора стейк-салат и самый большой бургер. Это приказ. Шагом марш! Она ожидала, что Логан заржëт, растеряет моментально всю свою собранность. Однако он учтиво кивнул и протянул за кошельком громадную ручищу. Ладонью вверх. Большой, горячей и на удивление мягкой ладонью вверх.***
Джилл вспомнила, что такими вот здоровенными и простыми на вид могут быть не только животноводы или садовники, когда Логан сам рассказал – он, вообще-то, по образованию и по специальности патологоанатом. Джилл внимательно слушала довольно сухой рассказ о прошлом, о настоящем. Ни о грядущих планах, ни о причинах, заставивших его работать с Джоном, не заикалась. Ждала, пока решится. - Ему осталось несколько лет, - спокойно, но глаза потемнели, посреди разговора выдал Логан. – И в этом виноват я. Честь не позволила бы мне поступить иначе. После того как я научился выходить из дома без панич… Сглотнул. Джилл предупреждающе подняла руки: - Можете не рассказывать, я всë понимаю. - Я просто хотел спать, - это прозвучало вдруг почти жалобно. Сердце кольнуло. – Много дней ничего, кроме сна без сновидений, я не пожелал бы. В тот день, когда я оказался в игре и провалил своë испытание, спалось так хорошо. Мне ставили до этого успокоительные, но они не работали. В том помещении и пол был прохладный, и звуки приятные, как шум моря. Я бы не открывал глаз, честное слово, но цепь натянулась. Какая-то припадочная заорала, чтобы я порезался. Не успел, меня начало резать против воли. Ну да с кем не бывало. - Со мной, - выпалила Джилл. Застыдилась: что она как неусидчивая девчонка! – Простите, прошу. Почему вы так сказали? Никого не должны резать против воли. - Вы не были в плену, - Джилл чëтко расслышала безразличную усмешку в его голосе. – И, надеюсь, не будете. Вы счастливый человек, что не знали таких условий. Может, в моëм плену резали не кожу, захотелось отчего-то ей сказать. Вместо того Джилл поинтересовалась – тихо, тоже без эмоций, чтобы не задеть ненароком старых ран: - Он оставил вас жить? - Джон, - имя Логан намеренно выделил, - правильнее сказать, подарил мне жизнь. Смысл. Научил просыпаться без ужаса и тоски. Без него я так и остался бы простреленной деталью. Уж очень слова напоминали чувства самой Джилл в лучшие дни. Когда они летели в бизнес-классе над Китаем или Новой Гвинеей, когда смотрели вместе трогательную комедию времëн юности Джона. Когда обнимались перед тем как лечь спать, вместе или по одному. Неужели Логану оказалось достаточно просто не быть битым, чтобы ожить? Ведь нет. Джон его тоже ранил. - Покажите шрамы. - Нет. - Мистер Нельсон, я, в конце концов, медик. Мой интерес сугубо профессиональный. - Они давно зажили. - Это приказ. Покажите немедленно свои шрамы! Ей захотелось зажать рот рукой, давить губы, пока не заболят, кусать язык и щëки. Но Логан поднялся, отступил к стене и повернулся спиной. - Есть. От лопаток до поясницы тянулось несколько алых полос, перечëркнутых криво короткими поперечными. Все в разном направлении, но одинаково объëмные; Джилл не боялась ни ран, ни нагноений, всë-таки сталкивалась за годы работы с разными заболеваниями, всегда думала, что отрастила панцирь и в самом деле будет воспринимать только как материал для работы. Сердце сжала чья-то жëсткая, костлявая и шершавая лапа, когда она коснулась сгибом пальца одного из шрамов. Логан не дрогнул, не возразил. Наверное, всего вытрясло, пока Джон зашивал их, может, даже без обезболивающего, плеснув на голое мясо спиртом. Такая вот забота о покалеченной игрушке; Джон был не любитель попусту извинялся, даже когда ничего плохого ещë не произошло, и в меру циничен. Кто просит прощения у рваного мишки или котика? Починили, не выбросили. Спасибо. - Ты только начал жить, - она сама не поняла, когда голос задрожал, как у замëрзшей. – За что тебе вся эта боль? Такому молодому, полному надежд. За что? Посмотри же на меня! Не смей притворяться, что не понимаешь! Это… Логан развернулся, договорить не дал. Отшагнул ещë, впечатался голой спиной в стену. Неровную, грязную. - Не было никаких надежд, миссис Так, - господи, почему Джилл слышала попытки говорить утешающе? Еë не надо жалеть, еë рану давно зашили и аккуратно обработали! Под юбкой, мать еë, не видно! – С войны я вернулся растасканным на куски. То, что сделал для меня Джон… - Я и не о Джоне, - Джилл вскинула голову. – Я лучше всех понимаю, отчего ты… здесь. Чего мне жаль, так более старых твоих ран. Тех, из-за которых ты перестал спать. Перепутал рентгены. Слил и смыл в унитаз своë будущее! - Это не так, - Логан ответил ей чуть тише. – Прошлое никогда не лишает будущего. Настоящего – может быть, но верить в себя надо до конца. Отчайся я в плену, и из нашего отряда бы не выжил никто. Джон помог мне осознать, что жизнь не закончена, что мне есть к чему стремиться. Главное, вовремя разглядеть, какие пути перед тобой открываются. - И куда тебя ведëт твой путь? - В конечном счëте никто меня не ведëт. Любой взрослый человек решения принимает сам. Умный – не упуская возможностей. Я могу попробовать успокоить вас? С товарищами работало. - У меня всë хорошо. - Будет ещë лучше. Сейчас, оденусь. - Обойдусь. В следующий миг Логан бережно обнял еë через всю спину. Под лопатками, там, где считалось приличнее всего. Джилл открыла было рот – поправить, что она обошлась бы без объятий, а не без джемпера, но… Логан мог охватить еë всю, Джилл бы едва соединила пальцы на его позвоночнике, и понимание разницы между ними отозвалось вдруг в глубине прежде недостигнутой – туда не прокрадывались ни горечь, ни омерзение, туда не добрались даже врачи, чи…стившие еë от останков мëртвого ребëнка. Первым чувством, зародившимся на том уровне, было нечто приятное. Джилл протянула пальцы выше, погладила упругую кожу. Под руку попался шрам, она спешно отдëрнула еë и услышала где-то выше затылка: - Ничего страшного. Вы ведь доктор, как и я. Подышим глубоко? Добавил, наверняка краснея – затылку стало тепло: - В одного мне это ни хрена не помогало. Так хоть сработает? Всë в порядке, Джилл, вы это пережили и больше не вернëтесь в худшие дни. Никогда. Знаете, как я говорил, когда цеплял парням протезы? Не обидитесь, если и вам скажу? В коридоре раздались тяжëлые шаги. Логан догадливо разомкнул объятия, дав Джилл выскользнуть, и заворчал, зашарил рукой за спиною, где осталась одежда: - Хоффман тащится. Сейчас что-нибудь скажет. Такой хавальник… кхм, рот, а летит оттуда всë подряд. - И пусть болтает, - Джилл усмехнулась, с удивлением узнавая давно забытое озорство. – Напоминаю, доктор Нельсон, мы с вами врачи. Врачи не сердятся на задницу, когда она пукает. На что создана, тем и занимается… Они тихонько, всë же, наверное, не желая себя выдать, рассмеялись невпопад друг другу. - Кстати, - вспомнила Джилл, - как ты там утешал своих бойцов? Обещаю не обижаться и руки держать при себе. - А ты всë помнишь… - Логан медленно залился краской. Встряхнулся, потëр виски. – То есть, вы. Да, так. Руку или ногу потерять малоприятно. Ходить на болванке тоже. Но я каждому, молодому, зрелому, говорил в шутку: ногу на место не приставить и новой не отрастить. Зато протез снимай-натягивай сколько хочешь, надоест – справь себе другой. И хоть цветами раскрась. Кто в здравом уме будет красить ногу? Судя по затихшим звукам, детектив Хоффман прошëл мимо. Джилл, убедившись, что Логан одет, обняла его снова. Непривычно так, странно. Тела, конечно, тëплые – это физиология. Бывает как шелковистая кожа, так и дряблая, как застарелая вонь от тела, так и свежий, после душа, естественный аромат. Отчего всë в Логане, его огромность, – но не неловкость! – запах, оттенки кожи, волос и особенно переливчатых зелëных глаз – всë это давало ощущение невиданного ранее желания ещё прикасаться, ещё смотреть, не боясь? Джилл было так же комфортно и с мужем, конечно, до трагедии. Но Логан, в отличие от Джона, не имел на неë влияния и не брал с неë никаких обязательств. И почему-то Джилл чувствовала уверенность: если бы и был вправе взять – не посмел. Не из-за выправки и солдатской чести. Не всë в нëм сформировала служба, даже Джон держал его не за каждую ниточку. - Да, путаться ещë в волосах, - Джилл вспомнила, ответ от неë всë-таки ждут. – Считаешь, умные люди не упускают возможностей? Логан кивнул. Не разжимая рук. Непроглядная глубина постепенно наполнялась рыже-золотистым светом. - Тогда я очень надеюсь, что и ты вполне умëн, лейтенант Нельсон. По фамилии, в шутку или всерьëз, Джилл звала его частенько. И не было ни разу таких чëртиков в глазах.***
Джилл села в ванной, держась со всех сил за борта. Перед глазами ещë рассеивалась пелена; не рискуя, вдруг обожжëтся, Джилл дождалась, пока станет видно чëтко, только тогда выкрутила оба крана. Набрала в ладони воды, плеснула в лицо. Хорошо, что смыла заранее макияж, не хватало в таком состоянии ещë и выглядеть как дешëвка. Внутренний голос что-то гундосил, напоминал о приличиях. Джилл в первый раз за всю жизнь не прикладывала ни малейших усилий – просто не слушала. Поправила, зачесав назад, упавшие на лицо сырые волосы. Погладила большим пальцем подбородок, повела вдоль шеи к груди, посередине, до живота. Спокойно тронула шрам, оставшийся от маленькой опухоли, стрессовой. Доброкачественной. Кажется, у неë и правда всë ещë впереди. Столько открытий. Пальцы тонковаты. Потому ими никогда не получалось? Струю душевого шланга, сняв лейку, было можно отрегулировать как душе угодно. Джилл знала это с тех самых пор, как смогла принимать ванну, не опасаясь не оплатить вовремя счëт. Переставала, дав телу собраться из рассыпающихся осколков снова в одно целое, ненадолго переживать о глупых проблемах, и твëрдо верила: вот тот максимум, что может дать оргазм женщине. И без всякого мужского участия. Знали бы девушки, замуж бы не мчались. Однако сегодня выяснилось: бывает и совсем по-другому. Больше, горячее, полнее. Не из-за ширины струи, о нет. Джилл в первый раз в жизни осознанно «подключила» голову.***
Джон не велел самовольно приезжать на завод, на мясокомбинат – что же, оправдать звание хорошей жены теперь стало проще: Джилл не хотела лишний раз испытывать вину и стыд. Потому что любовалась, не сдерживаясь, закусывала губу, пока Логан стоял к ней спиной. Джон сам пришëл в клинику ещë раз, неожиданно в компании Аманды Янг, начал болтать, как полезно открутить голову, чтобы весь остальной человек начал ею думать – Джилл почти не слушала. Ненавидела себя за это, пыталась убедить, что верит всë ещë, что тоскует по прежнему Джону, для которого что-то значила. Что подавлена его невзгодами тоже, готова броситься помогать по первому зову. Да-да, ври себе, дорогуша. Прежний Джон никогда не велел бы Логану тебя отвезти. Не допустил бы, чтоб красивый мужчина на десять лет младше показывал тебе голую спину. Самое уязвимое место, особенно в случае Логана… Не отталкивал бы, не дал повода задуматься: может, рановато Джилл похоронила свою жаждущую душу, которая, кстати, толком и не раскрывалась никогда? И в его чудовищные мастерские она стремилась (и останавливала себя) (пока что) уже не только к Джону. Оказалось, уверенность в себе, если над тобою не довлеет кто-то могущественный, гораздо слаще. А если… Пошло оно. Нет, нет, нельзя, Джилл ещë и на работе, увидят. А если кто-то достаточно мощный тебя ещë и слушается? Воздуха не хватало. В еë кабинете открывалось, конечно, окно, но ни к Джону, ни к Аманде тем более поворачиваться спиною, чтобы распахнуть, она была не готова. С отсутствующим видом – Джон явно трактовал его по-своему – Джилл докивала до конца его речи и так же молча проводила взглядом. Аманде повезло. Джилл была в курсе от штатного психотерапевта. Аманду в самом деле не интересовали мужчины, потому что интересовали женщины. Было бы всë так просто. Она ведь сорвëтся, велит. И погубит их обоих. Значит, нечего делать рядом с Логаном.***
- Я найду выход, - пообещал Джон, прикладывая маску к лицу. Жадно потянул воздух. – Обещаю тебе, Джилл, всë закончится, и для тебя я найду выход. - Лучше бы нашëл сейчас. Она плакала искренне. Джилл очень устала. Особой, не книжной любовью она всë ещë была привязана к этому человеку, а вместе с ним и ко всем смертям, что Джон учинил. Понимала, в органах уцепятся и не отстанут. Это Хоффман может воспользоваться принципом «прячь где лучше видно», а еë доброго имени защититься не хватит. Снова будут допрашивать, наклоняться вплотную, пыхтеть в лицо – но всë это Джилл пережила и готова была пережить ещë. Выход хотелось найти из другой ситуации. Несколько раз, убеждаясь, что никого нет рядом или каждый занят своим делом усердно, Джилл прикасалась к огрубевшей руке Логана и каждый раз чувствовала дрожь. В последний раз мизинцем и безымянным он вдруг прижал еë ладонь, отрывисто погладил – оборачиваться было нельзя, проще шагнуть, но Логан успел только занести ногу, как в проход, отдуваясь, протиснулся доктор Гордон, без особого уважения посмотрел на них, перевëл дух и пошëл по своим делам. На земле, наверное, не было человека, которого док бы не презирал, и всë же его присутствие разбило Джилл последний щит самообладания. Выдернув ладонь, она буквально кинулась в коридор, забилась в пыльный угол и разрыдалась. Часть горьких слëз осталась в сердце до этого вот момента. Джилл просила бы отпустить. Не назвала бы имени, не намекнула ничем. Да, она взрослая женщина, давно разведена. Брошена. - Прости, - Логан зашëл в нишу, дëрнул занавеску, уселся вдруг на корточки, как перед ребëнком. Взял еë руку. – Я не могу так поступить, ни с тобой, ни с ним, или мне цена два цента. - Но ты хотел бы? – Джилл стëрла слëзы кулаком. Отпечатались тушь с подводкой – ничего, она уже выучила, что кто любит, тот не испугается ненакрашенной. – Скажи как есть. - Это приказ? - Нет, можешь солгать. Можешь и не отвечать. Оба прекрасно понимали, не сможет он. Логан смежил веки, вздохнул всей грудью. Занавеска приподнялась, Джилл стало так смешно, что пришлось себя щипать под локтем. Скройся-ка с ним куда-нибудь. С орбиты разглядят. - Что бы я ни чувствовал, не должен никого ранить, - всë-таки уклонился. Хорошо, что в свободной стране призыв, в том числе к ответственности, не принудительный. – Не знаю, что тут придумать. Настанет день, и я придумаю способ, отыщу… Лучше бы нашëл сейчас. Джон вложил ей в ладонь ключ. Посмотрел исподлобья. - Ты всë поймëшь, когда настанет время. Ты сам бы поскорее понял, подумала Джилл с раздражением. И перестал меня терзать. Мистер Крамер, вы, ха-ха, протрахали свой шанс. Вот бы набраться храбрости и так сказать. Увы, Джилл до сих пор не разучилась бояться обидеть близких, даже если близость давно осталась позади.***
От папарацци пришлось скрываться в другой квартире, на севере города. Бывает так, да? Невыносимо – мчаться на север, обрывая все связи, чтобы никто адреса не знал. В этот раз она оставила послание в надëжном месте – там, где Логану было велено присматривать за ящиком с Джеффом Денлоном. Надавливая карандашом, Джилл чиркнула своë местонахождение и, подумав, скрыла цифры и буквы за отпечатком помады. Оставить бы его повыше. И ещë повыше. И чуть ниже потолка. Журналисты долбили в дверь со всей силы, соседи, не зная, что сюда вообще вселились, не стучали никак, поэтому на три мерных удара Джилл подскочила с постели как ошпаренная. Зачем-то принялась затягивать халат, собрала волосы подвязкой, расщëлкнула английские замочки серëжек, бросила в первый попавшийся ящик. Всë лишь бы оттянуть момент. Когда-то сама Джилл прятала под капюшоном лицо, смущаясь идти навстречу переменам. Теперь Логан натянул ниже лба и закрепил завязками капюшон флисовой толстовки и в таком виде стоял перед нею. Одëрнул тонкую кожаную куртку. На улице ледяной ветер, какого чëрта он вырядился как в мае? - Джон погиб, - прошептал кто-то из них. - Я знаю, - раздалось в ответ. - Так ведь нельзя? - Нельзя. Его память… Может быть, Джилл договаривала это, вставая на носочки до боли в пальцах, как неумелая балерина. Они по-юношески столкнулись носами. От этого прикосновения Джилл захотелось взлететь высоко-высоко, к звëздам, ко всем истерзанным душам – она там бывала во снах, когда лишилась сына, когда впервые еë выволокли чуть не за руки в полицейский участок, когда все каналы по телевизору только о гибели убийцы-Пилы и говорили. Да чëрт возьми, еë и три дня назад освободили из участка только после новостей о найденном трупе Джона. Умер, дав ей волю. Какая злая шутка. Прямо сейчас жизнь повернулась на сколько-то градусов вновь, и теперь Джилл кое-что крепко держало на земле, среди живых. Джилл чувствовала слëзы, жгущие щëки ей и ему, скользила рукой вверх-вниз по шее, к загривку, к лохматым волосам, отросшим за несколько недель непрерывной работы над ловушками. Что-то внутри издевательски щëлкнуло: теперь ты чего боишься? Делай. Не упускай возможностей. Джилл медленно, пропуская через пальцы, сжала волосы Логана на затылке и неумело (но готова была поспорить, что всë же правильно, ведь у него под тремя слоями одежды забилось сердце) прикусила его нижнюю губу. - Лейтенант Нельсон, - получилось хрипловато, манко, порнушно, - хочу на ручки. Скажи она это пару месяцев назад, оказалась бы тоже. В тëмном углу, прямо в мастерской, в хитросплетениях коридоров, на лестнице к третьему этажу, где кто-то из подельников написал оставшейся от лозунгов краской: «Логан – лох!». Лучше бы всего к этой надписи спиной, чтобы был со всех сторон, сверху, сзади, спереди. Внутри. И всем пришлось бы ждать, пока они закончат. Всем, кто их не уважал, считал бесполезными. Аутсайдеры должны держаться вместе. В фильмах любовники отваливались друг от друга на разные половины кровати, испытав наслаждение, но Джилл с широкой груди слезать не захотела. - Матрас жëсткий, - проговорила она, целуя мощную шею. – На нëм я спала в первый раз. И на тебе тоже, ха-ха. - И я, - Логан потянулся к выключателю лампы, щëлкнул, погружая комнату во тьму. Джилл тут же поцеловала его коротко в губы – не потерять. - На мне? - Вообще. Пыльно, что ли, от запустения стало? Джилл закашлялась, как туберкулëзница, и обязательно свалилась бы с кровати на пол, не придëржи еë Логан чуть ниже рëбер. От его прикосновения всë тело охватило желанием вновь, в мгновение, и Джилл знать не знала, как поступить. Ни с чувствами, ни с информацией. - А когда мне было, - с абсолютным пофигизмом протянул Логан. Обнял, устраивая всë-таки справа от себя. – Учëба, автоматная очередь. Плен, клиника. Я хотел спать сам по себе, не с кем-то. Если не шутить, то, знаешь, просто не встретил тебя. Бывает же такое – всë существо твоë просит плакать, а глаза сухие, будто дунуло феном? Джилл прильнула к нему, хотела было прошептать, что, вообще-то, у них двоих опять совпадение, но вовремя цапнула за губу себя. Нельзя расхолаживать своих солдат. Особенно неопытным командирам. - Вот и хорошо, - улыбка, чувствовалось, вышла ядовитой. – Принесëшь выпить? Поднялся. Безошибочно вычислил винный шкаф. Джилл, укрыв пледом только ноги до колен, прищурилась и скользила взглядом от широких мускулистых икр до затылка, от крепких пальцев к лопаткам, цокнула языком: повернись боком. Покажись весь. В конце концов, Джилл училась не впустую. Запоминать слабые места стоило хотя бы ради сохранения их в собственности. Ой, в безопасности.***
Джилл вернулась в клинику только чтобы предупредить управляющую: на неделю отбудет. В приëмной среди десятков трëх наркоманов ждал один пьяница, и впервые с ночи гибели Гидеона Джилл ощутила опасность от зависимого человека в клинике. - Отдайте конверты мне, - потребовал Хоффман. – И без глупостей. Да сдались они мне, подумалось Джилл. Конечно, шестой оставила. Ей всë ещë хотелось думать, что исполняет волю Джона, то малое, что связывало их и после его смерти. На самом деле, Джилл опасалась всех подельников почившего мужа, очень уж потрепала их жизнь. И никому, кроме Логана, не достался, должно быть, внимательный слушатель. Убедившись, что Марк покинул здание, Джилл не стала снимать плащ с вешалки. Выключила свет, закрыла дверь на ключ, вздохнула. Без двадцати семь. Через пять минут она дойдëт от фойе до машины, не своей малышки – шикарной винтажной тачки, не успеет замëрзнуть. - Любишь ты всякое старьë, - мрачно пошутила Джилл сама себе. Мобильник завибрировал. Пора. Она ни разу не оставляла работу так надолго. Даже после выкидыша через трое суток работала в полную силу, стараясь не думать о страшном. Но ради чего-то хорошего можно и уехать на несколько дней. Джилл знала, легко любить (и хотеть) красавицу. Брови, ресницы, тени – всë-таки макияж, и на него уходит время. Нарядиться, уложить волосы, привести в порядок ногти, само по себе ничего не делается, и, может быть, это даже к лучшему. Ведь понять, что можно проникнуться нежными чувствами к женщине с морщинами, с простым конским хвостом, прикрытым неновой кепкой; к женщине, усыпанной по лицу и рукам пигментными пятнами, по всей коже изнутри и снаружи – крохотными травмами; к женщине, хохочущей в голос без жеманства и страха – вот что бесценно на самом деле. Джилл настояла, чтобы вели по очереди. Иронично заметила – Логану надо иногда и спать, он смешливо поморщился и, соглашаясь, поцеловал в скулу. Руки с непривычки ныли: дальше чем от дома до клиники она не ездила лет десять. А раньше, наверное, ещë реже водила, хотя Джон сам настаивал менять вовремя права. Ключ на верëвочке и последний конверт Джилл оставила в дамской сумке на заднем сидении. Когда остановились перекусить, сумка попалась на глаза. Сердце тронула тревога, всего на миг, но Джилл не намерена была терпеть еë больше. - Там, сзади, в сумке, - она намеренно придала голосу лености. Логан быстро прожевал свой сэндвич и обратился в слух. – Достань, будь умницей. От таких слов он не краснел. Только уши чуть-чуть. Приоткрыл дверь с пассажирского, вылез, подхватил сумку за ручку. Достал конверт, расклеил, отодвинул одну из стенок вместо того чтобы вынимать фото. Хм, и правда умница. - Разберëшься? – Джилл наклонила голову, выразительно уставилась Логану в подбородок. - А ты чувствуешь, что нужно? – Логан не сомневался. Чëрт возьми, он ждал распоряжения, и Джилл медленно кивнула. – Хорошо. Как только вернëмся. Сходить ещë тебе за пивом? Как раз в этот момент держать голову ровно стало вдруг труднее. На неверных ногах Джилл вышла из машины, облокотилась на капот. Помахала в воздухе – понял, ловко бросил бутылку прохладной воды. Джилл отпила глотка полтора и с клëкотом вытошнилась прямо на трассу. - Понял, ещë за водой, - Логан обеспокоенно поморгал, сунулся на заднее, сгребая все вещи в багажник. – Приляг? Я тебе лицо обмою. - Нет. Догадка пекла голову сильнее полуденного солнца. Джилл сделала шаг, другой. Колени не подкашивались, стопы не скользили. - Здесь есть аптека? Что говорит навигатор? - У нас всë с собой, - Логан поднял руки. Хотел, наверное, успокоить. – Ещë бы два врача не взяли половину медицинского центра. Рвотное, кетонал? - Нет, - повторила Джилл. Смочила губы водой ещë раз. – Нужного ты точно с собой не брал. Аптека находилась в том же здании, что и закусочная. Продавщица, сухонькая и остроносая, процедила из-под огромных очков, свисавших ей почти до подбородка: - Дурь в голове. Дожили, теперь бабки такие вещи просят. Внуков пора заводить. - Закрой… хавальник, - вовремя вспомнилось словечко, ничего не скажешь. – Где туалет? Этого не могло случиться. Вероятность минимальная, говорил ей обследовавший врач, после таких ранений вряд ли когда-то выйдет снова. Джон сидел рядом, кивал, как болванчик, головой вверх-вниз, а потом вышел. Оставил. Ему же, бедному, было так невыносимо, обнять и плакать. Джилл переводила, дожидаясь результата, взгляд с одной полоски теста на другую. Разной стоимости, разной формы, один новенький электронный, там должен был отобразиться плюс или минус, но он задержался, уступая очередь трëм парам стандартных полосок. Не помня себя, Джилл кое-как запихнула все тесты в мусорный бак, сполоснула руки, села на закрытом унитазе как на лошади и всхлипнула в ладони, покачиваясь вперëд-назад. Голова ныла от жары, сердце – от пережитых потерь. Ещë что-то в неизведанной глубине души – в надежде, что пришëл потерям конец, наступила эра приобретений. Надо купить побольше воды и возвращаться, пока верный часовой не изжарился на посту. В аптеку за нею не побежал – значит, услышал просьбу. Не стал настаивать или давить. Скарлетт, блин. Слишком яркое имечко смылось багровыми волнами куда-то в сточные воды, к ядру планеты, и там вспыхнуло, потеряв своë очарование. Еë дочь не будут так звать – не было суждено никогда, Джилл помнит. Теперь, когда стало наконец легко, свободно, Джилл подберëт прохладное имя, целебное всем сердцам, что будут болеть за крошечное существо. Лучи солнца теряются в рыжеватых волосах, когда Джилл видит Логана на выходе из аптеки. Спасибо, небожители, за вашу помощь. Опоздала, да и ладно. Дошла.