Синие цветы, голубые цветы, лиловые

Синие цветы, голубые цветы, лиловые. Она не знала их названия, хотя прожила на этой земле уже две сотни лет. Остановилась, присела, спрятав горящее лицо в ладонях. Летний зной забирал силы, которых после долгого пути и без того оставалось немного. В синеве становилось легче. Она как будто оказалась в сердце тихого озера, спрятанного в зачарованном лесу, и теперь обратилась белой статуей, омываемой водами. Статуей плакальщицы. Пыльца цветов была серебристой, похожей на ту, из которой состояли крылья бабочек. Маленькие перламутровые чешуйки, оставляющие сияние там, где крыло неосторожно соприкасалось с миром вещей. Мир вещей. Опрокинутый, низвергнутый. Она посидела ещё немного, собираясь идти дальше. В тот момент, когда она совершила движение, чтобы подняться, на другом конце поляны что-то ослепительно засверкало, как будто там появился зеркальный портал. Глаза, утомлённые игрой солнечного света, слезились. Сияние медленно приближалось. Она продолжала смотреть сквозь слезы. Это был кто-то, облаченный в серебристые доспехи. Дух? Человек? Мертвец? Она насторожилась. Ладонь опустилась на рукоять стилета. Заговоренный на первый удачный удар, сколь надёжной ни была броня врага, он помог бы ей выиграть немного времени, чтобы попытаться убежать и скрыться в лесу или, если дело будет совсем плохо, попытаться перенестись. Война была затяжной, кровопролитной, и она бежала от гибели, скрывалась в лесах, но запах гари и тления всегда долетал со стороны севера, где бы она ни находилась. Сейчас каждый мог оказаться врагом. Это явно был воин, но какого войска? Она не помнила, чтобы когда-то видела такие доспехи. Ни меча, ни щита, ни лука со стрелами при нем тоже не было. Маг? Тогда почему он не убьёт её одним движением губ, которое она даже не успеет уловить? Одним древним словом, одним выдохом. Испепели. Времени что-то предпринять уже не оставалось, и она просто продолжала неподвижно сидеть, сжав стилет в онемевших пальцах. Он был неотвратим. Его тень легла на травы. Теперь можно было рассмотреть тонкую вязь, покрывавшую панцирь. В узор из лоз вплетались символы забытого наречия, такого древнего, что при взгляде на них на кончике языка ощущался металлический привкус и грохотало в висках голосами давно высохших океанов. На голове был цервельер. Забрало скрывало лицо, не видно было даже глаз. Может, там и пусто, может, никого там и нет, и это остаточная энергия перемещает пустую оболочку по лежащему в пламени миру. Воин медленно поднял руку вровень с ее головой (тонкие чешуйки, покрывавшие кисть, пришли в движение; пошли волной, зарябили). Пальцы, защищённые металлическими пластинками, сжимали маленький цветок, настолько красный, что в первую секунду ей показалось - держит огонь на тонком стебле. Цветок начал медленно уплывать вниз. Она увидела, как воин опускается на колени. *** Под железом скрывался юноша. Срывая ногти, она наконец смогла снять тяжелый цервельер, боясь, что юноша уже мертв. Долго вглядывалась в маленькую ранку на виске, уже начавшую чернеть. В тонкую струйку крови - не мерцающую, человеческую. Заговорила с этой упрямой кровью, увещевала, просила, вцепляясь в траву, когда небо и земля начинали спутываться и уплывать: так жизнь по капле, неравномерными толчками, покидала её и вливалась в него. А потом наступила долгая беззвездная ночь. *** Тепло пришло не сразу. Сначала коснулось ресниц, лба, щёк. Перетекло на шею, плечи, и только тогда охватило все тело. Она открыла глаза. За завесой красного пламени сидел он. Неподвижный, горящий золотом. Он был нем и ничего не мог о себе рассказать. Длинный шрам пересекал шею. Она все прочитала по излому бровей, бледной коже и искусанным губам. *** И рассвет близился, и вдали уже разносился глубокий голос медных труб, и его левая рука была закована в доспех, а правая - обнажена. Левая цеплялась за ткань платья, рвала её, царапала кожу, как терн, а правая дарила успокоение, унимала боль. Костер догорел. В последний миг, когда ее существо должно было вот-вот переполниться и вознестись, из-под спутанных волос она смотрела в его бледное лицо, на неслышно шепчущие губы, и сама неслышно шептала, обещая встречу. Здесь. На этом же поле. *** Его сияние было невыносимо, но она продолжала смотреть, распахнув глаза и боясь сморгнуть дрожавшие в них слезы. Цветы склоняли перед воином головы и медленно выпрямлялись, скрывая его следы. Он подошёл к ней, дрожащей от росы, и медленно протянул алый цветок. В следующий миг ее платья, ее ног коснулось что-то алое, вязкое. Когда он упал, цветы под ним расцвели красным. *** У эльфийского народа есть одна старинная баллада. Точно никто не знает, с какими событиями она связана. Да и так ли это важно теперь, когда утихла война, уничтожившая все прошедшее и давшая ход новым временам? А начинается баллада так: "Синие цветы, Голубые цветы, Лиловые. Красный".