Лучший мой подарочек - это ты.

— Это тебе! — с жизнерадостностью куклы Барби пропела Карабин.       На вытянутых до боли в суставах, руках она держала все еще не упакованный подарок. Уши воодушевленно стояли торчком. На лице, сводя мышцы, сияла широкая, неестественная улыбка. — Ее отражение в зеркале ей совсем не понравилось. Выйти к нему такой, однозначно провальная идея. Уголки серых губ поползли в низ, но тут в голове щелкнуло. Карабин приободрилась и гаркнула: — Встал! Подарок получил! Вольно!       В ушах зазвенело отраженным от стен эхом. Осознание тяжелым грузом надавило на плечи, заставив сутулиться. Глаза и уши поползли вниз. Антенны сникли и затерялись в густых черных волосах. Последний вариант был хуже, чем все предыдущие. Никто так с днем рождения не поздравляет.       Совершенно вымотанная Карабин присела на край кровати, чего обычно себе не позволяла. Армейский устав учил, что постель должна быть гладко заправлена. Ни единой складочки на покрывале! А если на нем рассиживаться, оно же непременно помнется. Но какое ей сейчас дело до покрывал? Карабин тяжело вздохнула: — Может, стоит поискать другой подарок?       Брезгливо морщась, мышка развернула плакат, что как трофей с последней миссии припер на базу Огонек. С него на нее с вожделением смотрела стройная брюнетка, снятая крупным планом. Она игриво закусывала большой палец и призывно раздвигала бедра. Абсолютно прозрачное шифоновое платье с сумасшедшими разрезами по бокам, едва ли можно было назвать одеждой. Оно не скрывало ни торчащих темных сосков, ни явно набухшего клитора.       Карабин нахмурилась, гордо вскинула подбородок и капризно отбросила в сторону эту порнографию. После чего она уткнулась лбом в колени и обиженно фыркнула. «В смысле, поощрять разврат?! — заговорило воспоминание голосом Стокера. — Я же говорю тебе, это для поднятия боевого духа. Кстати говоря, твой ненаглядный всегда считал это искусством. Да это его любимая модель! Карабин, ну пожалуйста, как друга тебя прошу. Ну не хочешь в столовой, давай в тренажерке повесим…»       Карабин безусловно поступила правильно, конфисковав эту вещицу у Стокера. Марсу известно, куда бы он повесил снимок. А этого никак нельзя было допустить. Это унижает женщину! И вообще не фиг! Пусть тут не военная база, а черт те что, нужно было создать хотя бы видимость серьезного объекта. Они ведь тут таким делом заняты! И плакаты на стенах должны соответствовать, а этот… А этот надо было сжечь, как она планировала, и не мучить себя напрасными переживаниями.       Вот только дарить ему было больше нечего. «Твой ненаглядный считает это искусством!»       Карабин глубоко вздохнула и откинулась на спину. Он уже давно не был ее, и она отлично это понимала. Сколько прошло? Два года, три? Его чувства к ней, должно быть, давно остыли, а ее были просто неуместны. Карабин стыдливо спрятала лицо в руках. Почему она была так несдержанна под первым за долгие годы марсианским дождем? Зачем целоваться кинулась? Спасибо тактичности Дросселя, он ее тогда не оттолкнул. Однако, даже если они больше не были парой, терять его отчаянно не хотелось. У Карабин осталось мало близких, и она не собиралась разбрасываться никем. Пусть. Пусть не вернешь то, что ушло. Они, вполне, могут стать друзьями.       Конечно, если Дросселю нужна ее дружба…       Мышка глубоко вздохнула и задрала голову назад. Плакат сам собой свернувшийся в трубочку, лежал около стены. Дросселю должно понравиться. Если Стокер, конечно, не обманул, и он действительно любит эту модель. Карабин ревниво нахмурилась, ухватила сверток за край, и потянула его на себя. Развернув плакат, она снова уставилась на незнакомую девушку. Лоснящаяся серая шерстка, короткие, но ухоженные чернющее волосы, глаза — изумруды. Красивая. Такая могла понравиться кому угодно.       Отложив снимок в сторону, генерал поднялась с постели и встала напротив большого, в полный рост зеркала. Его, вместе с занимающей почти всю комнату двуспальной кроватью, под руководством Стокера совсем недавно притащили бойцы. Тоже, порадовать хотели. И Карабин соврет, если скажет, что не крутится около него утром и вечером весьма довольная собой. Однако сейчас она видела запыленную после патруля форму, блеклые, давно не знающие хорошего ухода, волосы и потускневшие от усталости глаза в окружении возрастных морщин. Марс, сколько у нее морщин! Не удивительно, что после Дросселя, за ней не пытались ухаживать. Будь она мужиком, тоже бы не стала тратить на такую время.       Карабин отвернулась. Затем дергано стянула с себя китель и, напрочь забыв об уважении к форме, швырнула его под дверь. Туда же полетели щитки с коленей, штаны, водолазка, белье и перчатки. Нагая, напряженная до предела, Карабин снова повернулась к зеркалу.       Она явно похудела. Не сильно, но заметно. Шерсть ее, хоть и была красивого дымчатого оттенка, конкретно похирела. Соски ярко торчали маленькими розовыми пятнышками. У девушки на плакате они были крупными и серыми, чуть темнее, чем шерсть — повезло чертовке. Зато у Карабин в комплект шли ярко-розовая полосочка малых половых губ снизу, и бледно-розовый шрам на пол лица сверху. Симметрия. Карабин отвернулась, побоявшись, что разобьет зеркало.       Приготовленный заранее, старенький, но чистый вафельный халат лежал вместе с полотенцем на углу кровати. До закрытия душевой оставалось недолго, но Карабин не торопилась. Она раздраженно пыхнула носом и снова взяла в руки злосчастный плакат. Изображенная на нем брюнетка растопыренными пальцами весьма отчетливо сжимала грудь и судя по лицу испытывала удовольствие. Карабин дернула в верх бровью и скептически посмотрела на свою. Сжав на пробу, ничего не почувствовала. Собственные прикосновения к этой части тела всегда были ей безразличны. Помешкав, девушка забралась на постель и, удерживая рукой плакат, неуклюже поползла к изголовью. Откинувшись на подушку она привычно огладила плоский живот с незначительными кубиками. Ей всегда нравились поглаживания — они успокаивали.       Со скупым любопытством Карабин снова посмотрела на модель. Почему-то стало интересно, была ли эта девушка в сексе такой же, как на фото? Вызывающей, возможно, оглушительно громкой? Или наоборот: нежной, кроткой? Или она вообще не любила секс? Карабин, например, всегда хотела быть громкой, но редко могла себе это разрешить.       Опустив руку с плакатом, мышка прикрыла глаза и слегка развела колени. Пальцы с живота смело переместились на клитор. С губ сорвался судорожный вздох. Карабин улыбнулась, как могут улыбаться только отчаявшиеся, и уверенно задвигала рукой. Зажатый между пальцами розовый бугорок послал по телу табун мурашек — было неплохо. Плюнув на все, генерал постыдно широко развела бедра и позволила себе тихонечко постанывать. Больное удовольствие душило. Скованное от натуги тело горело и дрожало. Внутри пульсировало и, что бывало крайне редко, отчаянно просило большего. Карабин просунула палец между тугими стенками нежных мышц и блаженно застонала. Оставалось совсем чуть-чуть. Она ускорилась и… Сдалась. Сначала опустила локоть, потом вынула из измученного лона палец и бросила обессилившую руку вдоль тела.       Обиженно хлюпнув носом, Карабин собиралась разреветься, но испугалась и вскрикнула. Между разведенных бедер прижималась чужая рука. К губам — чужие губы.

***

      Через полчаса, расслабленно лежа головой на твердом плече, и вырисовывая что-то на рыжей груди, Карабин вдруг вспомнила о главном: — С днем рождения, — хрипло сказала она.       Дроссель, не выдержав комичности, хрюкнул, и бросив ласкающий взгляд на черную макушку, ответил: — Спасибо. Мне понравился подарок.       Карабин нахмурилась и фыркнула. Любому другому за такие слова она бы втащила в челюсть не задумываясь. На него даже не злилась всерьез. Однако позволять ему такое впредь не собиралась, поэтому поспешила прояснить: — Я, вообще-то, другое хотела подарить.       Дроссель нахмурился, слишком уж серьезно говорила Карабин. Он же только пришел, неужели успел сделать что-то не то? Или сказать? — И… И что же? — Вон, — кивнула головой Карабин, — на полу валяется.       Дроссель посмотрел в указанном направлении и малость охренел. — Плакат что ли? — недоверчиво уточнил он.       К его ужасу, Карабин кивнула. — О… А я думал это конфискат. Пытался решить, как незаметно стырить его, чтобы в тренажерке повесить, — признался он и поспешил оправдаться: — Для поднятия боевого духа, разумеется! — Еще один… — вздохнула Карабин.       Девушка отстранилась и уселась на постели. Глазами она пыталась найти халат. Вместе с полотенцем тот обнаружился на полу. К сожалению, чтобы его взять ей придется сверкать голой задницей. И это наименьшее, чтобы она хотела делать сейчас.       Дроссель нахмурился и тоже сел. Карабин раньше никогда не скрывала наготу. А теперь вот старательно прикрывалась застиранным покрывалом, которым он накрыл их после жаркого воссоединения, о котором так долго грезил. Казалось, будто девушка не рада ни ему, ни их близости. — Так, зачем ты хотела подарить мне этот плакат?       Почему-то ему казалось, что в нем вся загвоздка. И судя по тому, как напряглась Карабин, он был прав. — Стокер… — девушка подавила в себе желание реветь. — Сказал, что это твоя любимая модель. Вот я и… — Решила, что после того как мы два года не виделись, плакаты с левой голой телкой — это отличный подарок?       Дроссель приподнял правую бровь и улыбнулся. Карабин обернулась с вызовом. — Ну не себя же дарить?! — повысила она голос.       Дроссель уставился на нее во все глаза. Глупо моргнул, потом еще раз. Понял, что Карабин говорит серьезно. Обескураженный, он обвел рукой окружающее пространство, задавая немой вопрос. — Ц! — закатила глаза Карабин. — Откуда мне было знать, что тебе это еще нужно. Тем более после того, как мы расстались, это… — Мы расстались?!       Удивление в голосе Дросселя было таким, что Карабин в серьез засомневалась в своих словах. И в выводах.