Папка с жопсами

1. Чонин отвлекается на вибрацию телефона, открывает чат, видя новое сообщение, и фыркает после первого же слова. Короткое «скиньте жопу» от Минхо-хёна его веселит каждый раз. Веселит и нисколько не удивляет. Это только фанаты думают, что в жизни он их не лапает. Лапает. Всех, кроме Чонина. Он скидывает фотку из специальной папки. Когда-то ему пришлось потратить несколько дней на то, чтобы нафотографировать достаточно, но все его старания окупились удивленным взглядом Минхо-хёна, когда позже вечером он пришел к нему в комнату. — Ты подготовился, что ли? Между сообщением и ответом даже минуты не прошло. Чонин фыркнул. — Хочу предложить тебе сделку. — Минхо-хён удивленно вскинул бровь. — Я кидаю тебе фотки по первому требованию, а ты меня не трогаешь. — Прям вообще не трогаю? — Только когда я захочу. — Чонин широко улыбнулся, зная, как Минхо-хёну нравятся его ямочки, и прищурился. Минхо-хён молчал пару мгновений, а потом подошел ближе и протянул руку. — Договорились. Чонин руку пожал. — Но фотки чтоб были самые-самые, — добавил Минхо-хён, и Чонин услышал, что он старался произнести это грозно, но получилось забавно. И улыбка только портила впечатление, влияя совсем не так, как Минхо-хён наверняка хотел. — Все самое лучшее для любимого хёна! — Чонин рассмеялся, а потом Минхо-хён его поцеловал, и как-то резко стало не до фоток вообще. Зато сейчас Чонин ждет его реакцию, легко покусывая кончик пальца, и довольно улыбается, когда видит три огонька в ответе. И смеется в голос, когда в личку прилетает: «если ты вдруг сегодня захочешь, чтобы тебя потрогали, дверь открыта». Чонин пока что не хочет. Но, может быть, к вечеру все изменится. 2. Сынмин читает групповой чат, нахмурившись, и закатывает глаза, видя сообщение. Ну конечно. У Минхо сегодня свободный вечер, ему скучно, наверное. А если дома никого, так и вообще. Это он только на камеру весь такой недоступный и не любящий внимание. На самом деле Сынмин знает, что он любит каждого. И что смех в коридоре ему нисколько не мешает. И возня, которую они устраивают, когда собираются все вместе что-нибудь посмотреть, ему тоже нравится. Правда, топ вещей, которые любит Минхо, все равно возглавляют задницы, и тут остается только смириться. Сынмин смирился. Они ведь Минхо тоже любят. Именно поэтому Сынмин просит сидящего рядом Чанбина ему помочь. Тот чат еще не читал, судя по тому, с каким недоумением он смотрит, как Сынмин сводит локти вместе. — Это зачем? — Потом узнаешь. Фоткай. Чанбин вопросов больше не задает, но косится с явным подозрением. Сынмин выбирает из трех кадров самый кривой и отправляет в ответ. Минхо отвечает только через пятнадцать минут. Сынмин уже успевает забыть, что произошло, а потом не сдерживает смешок, когда после очередного уведомления разблокировывает экран. «было сложно, но я подрочил» Сынмин ржет, согнувшись пополам. Чанбин отбирает у него телефон и через секунду ржет вместе с ним. — Удивительный человек, — отсмеявшись, тянет Чанбин, и Сынмин согласно кивает. Правда удивительный же. — А теперь топай в будку, давай вот это еще запишем. Сынмин топает, но замирает, взявшись за ручку. — А поцеловать на удачу? Чанбин подходит и целует. И кусок гайда они записывают с первого раза. 3. Феликс на привычное «скиньте жопу» ничего не отвечает, зато тут же ускоряет шаг. Ему до дома осталось десять минут, но, если идти быстро, успеет за пять. У них с Минхо тоже договоренность — правда, не такая, как у Чонина. Потому что Феликс совсем не против, чтобы его трогали. И когда он заходит домой, переодевается и моет руки, он направляется прямиком в комнату Минхо. Тот удивленно смотрит на него с кровати, а потом улыбается. — Уже вернулся? — спрашивает Минхо, и Феликс кивает, ложась к нему под бок, переворачивается на живот и сам кладет ладонь Минхо себе на задницу. — Фоток, как обычно, нет. — Фотки подождут, — смеется Минхо. Он гладит по ягодицам, сжимает и мнет, подгибает пальцы, надавливая костяшками. Феликс не может отделаться от мысли, что вот так он очень похож на кота — когда те сначала топчутся по тебе, а потом, фыркнув, растягиваются сверху. Вслух он, конечно, ничего не говорит, не хватало еще отхватить по той самой, любовно наминаемой Минхо заднице. Но про себя хихикает и подползает ближе. Прикосновения Минхо убаюкивают и расслабляют. В какой-то момент Феликсу даже кажется, что Минхо касается его почти рассеянно — настолько он проникается процессом, — и Феликс складывает руки под подбородком и позволяет себе закрыть глаза. Когда он просыпается — судя по часам на тумбочке, спустя двадцать минут, — Минхо обнимает его, повернув к себе лицом, а его рука по-прежнему лежит у Феликса на ягодицах. — Доброе утро, — ласково произносит Минхо. Феликс фыркает и сам тянется за поцелуем. Минхо сжимает ладонь, щипает Феликса за мягкую часть, и тот отползает со смехом. Правда, недалеко, потому что Минхо тут же притягивает его к себе, заставляя уткнуться носом в ключицы, и хватает уже двумя руками. Феликс возится, но не уходит. Он, если честно, никуда и не собирается уходить. Он ведь и правда не против, когда его трогают. 4. Джисон, увидев сообщение, тут же идет в ванную. Там зеркало лучше и свет, да и в принципе там удобнее, закрыться можно. В комнате, конечно, тоже можно, но лучше так. В ванную дверь никто выносить не будет, а в комнату могут стучаться долго. Он корячится, поворачивая телефон то так, то этак. Фотки получаются смазанными и полутемными. Со вспышкой — получаются еще хуже. Джисон морщится, удаляет все десять, которые уже успел снять, и сам с себя смеется. Интересно, а остальные что прислали? Он потом, конечно, посмотрит, может быть, даже не только посмотрит, но и потрогает авторов особенно красивых снимков, но пока что надо сосредоточиться на своем. Нормально сфоткаться ему удается только еще пятнадцать кадров спустя. Он выбирает лучший, натягивая штаны, замирает на мгновение, задумываясь, примет ли Минхо такое фото — вдруг надо было в одежде, а Джисон тут расстарался, разделся даже, — а потом все-таки отправляет. Ответ приходит через пару минут. «Джисони, ты точно уверен, что тебе не нужен мастер-класс по фоткам?» Джисон фыркает. «спасибо, обойдусь» Он и так прекрасно знает, что на фоне фотки Чонина его собственная выглядит так себе, но Сынмин вон вообще локти прислал. А остальные вообще ничего не прислали! «бери что дают» «ладно, плюсик за старания» «и помойте зеркало» Джисон блокирует экран и плетется обратно в комнату. «только если нам, ну или мне, за это что-нибудь будет», — пишет он, уже лежа на кровати. И на этот раз Минхо отвечает быстрее: «ты недавно говорил про тройничок? можно устроить» Джисон давится слюной. Дважды перечитывает сообщение. И уже почти отправляет ответ, когда видит «я чур первый после Джисона в очереди» от Феликса. Ответ он, в общем, так и не отправляет. Фантазия о тройничке оказывается слишком возбуждающей. 5. Хёнджин проверяет уведомления уже поздно вечером, как только за ним закрывается дверь его комнаты. Смахивает новостные рассылки, даже не читая, отвечает в паре диалогов, а потом подвисает на переписке в групповом чате. Точнее даже не на переписке. На фотках. Иногда ему кажется, что у них с Минхо это общее. Или, может, все дело просто в том, насколько сильно Хёнджин любит каждого из них. Ему даже полутемное фото Джисона нравится. Тут дело явно не в любви к задницам. Собственную фотку он отправляет только спустя полчаса, потому что остальные могут сниматься как хотят — криво, косо, как Сынмин. Не Хёнджину их судить, если он все равно возбуждается. Но его снимок должен быть красивым, с художественным размытием, а не потому что руки трясутся, и с наложенной сверху текстурой, а не подтеками на зеркале оттого, что помыть его некогда. На замок он дверь не закрывает, но тушит свет, оставляя только лампу на тумбе. Комната тонет в теплом желтом свете, тени становятся мягче и глубже. Хёнджин поворачивается к зеркалу спиной, прогибается в пояснице и нажимает затвор. Первый кадр ему не нравится. Слишком просто. Он задирает свитер, обнажая спину, прогибается еще сильнее, так, чтобы было видно изгиб позвоночника. Становится немного боком, чтобы выделялась округлость ягодиц. Так получается уже лучше, но все равно не то. В итоге он останавливает свой выбор на самом последнем снимке — там он без одежды, лежит на кровати, немного прикрывшись одеялом, из-под которого кокетливо выглядывает ягодица и ложбинка, идущая от копчика. Только вот по сообщению Минхо совсем непонятно, понравилось ему или нет. Хёнджин третий раз перечитывает «тема жопы не раскрыта» и хмурится. «Мне перефоткать или что?» «да и так сойдет» «Чан-хён, отшлепаешь его, как домой вернешься? чтоб в следующий раз нормально было» Хёнджин закатывает глаза. «А что, самому лень потратить пять минут на то, чтобы к нам прийти? Я еще не оделся» «занят», — отвечает Минхо. Хёнджин уже собирается написать еще что-нибудь такое же провокационное, но застревает на полуслове. Потому что Минхо сам присылает фотку, и, пока она прогружается, Хёнджин ожидает увидеть там очередное всратое фото еды, но нет: на снимке Минхо, точнее то, что должно быть Минхо, и лежащий на нем обнаженный Чанбин. Ясно, думает Хёнджин и пишет Чану в личку, что будет ждать его возвращения. 6. Сынмин уходит из студии, и только тогда у Чанбина появляется время уже внимательно прочитать сообщения от Минхо. Просьба скинуть нюдсы — жопсы, как однажды назвал их Сынмин, — его нисколько не удивляет. Он бы больше удивился, если бы Минхо не попросил. Только вот фоткаться в студии неудобно, поэтому фотка получается больше смешной, чем сексуальной: он сидит, повернувшись бедром к камере и закинув ногу на ногу. Еще и улыбается. Смех да и только. Минхо все равно присылает довольный смайлик, но больше ничего не пишет, и Чанбин решает, что так дело не пойдет. Он же все равно старался. Поэтому после он идет в его общагу. Заходит, кивает проходящему по коридору Феликсу. Тот сонно трет глаза, хмурится, будто засыпает прямо на ходу, а потом улыбается ярко-ярко и обнимает, крепко и ласково, как он один умеет. Чанбин легко чмокает его в макушку. Феликс тут же подставляет лицо, и Чанбин довольно целует его в щеку, в кончик носа — и только после наконец касается губ. — Ты просто так или к кому-то? — спрашивает Феликс, когда они отрываются друг от друга. — К Минхо. Феликс тут же усмехается, но по-доброму, понимающе. И, уходя, заявляет: — Я буду в наушниках. Чанбин только фыркает в ответ. Минхо встречает его, сидя на кровати и с кем-то активно переписываясь. Судя по вибрации телефона в кармане, с кем-то в групповом чате. Но тратить время на сообщения Чанбину не хочется. Он садится рядом, тычется лбом Минхо в плечо. — А нельзя было нормально ответить? — тянет он. Минхо убирает телефон, видимо, дописав ответ, и обхватывает лицо Чанбина руками. — А что такое? — Ну я старался вообще-то. — Тебе, как Джисону, нужен отдельный плюсик за старание? Чанбин вместо ответа только подается ближе и целует — потому что иногда проще заткнуть Минхо так, чем перепираться с ним. Все равно ведь Чанбин ему в остроумии проиграет. Да и целоваться с Минхо приятнее, чем ругаться, пусть даже в шутку, потому что касается он мягко и ласково, с готовностью позволяет Чанбину завладеть его ртом и прижать к кровати, забраться руками под футболку и скользнуть пальцами ниже, к поясу штанов. Чанбину он таким нравится — не больше, чем другим, чем любым в принципе, — но все равно как-то по-особенному. И любить его такого хочется по-особенному. Поэтому Чанбин гладит его по бокам, сжимает ладони на бедрах, ведет пальцами по теплой коже, чуть задевая ногтями. Минхо вскидывается навстречу, трется о колено Чанбина и часто дышит в губы. Как они раздеваются, Чанбин едва ли запоминает. Потому что это неважно. Важно, что Минхо без подколов говорит, где смазка и презервативы, терпеливо ждет, пока Чанбин его растянет, и поворачивается спиной, глядя через плечо. Привычную колкость он позволяет себе только раз — когда Чанбин медлит и дразнится, неторопливо скользя членом между ягодиц, но не заходя дальше: — До утра так будем? Мне, если что, завтра на вокал. Чанбин с силой сжимает его ягодицу и, наклонившись к самому уху, выдыхает: — Тогда постарайся не сорвать голос. За его словами, на самом деле, нет и намека на грубость, потому что входит он все равно осторожно, дает Минхо время привыкнуть и начинает двигаться, лишь когда Минхо кивает и утыкается лбом в сгиб локтя перед собой. Чанбину хорошо. От того, какой Минхо податливый, от того, как он принимает внимание сейчас, не зажимаясь и не прячась за привычными шутками. От того, как стонет тихо, будто стесняясь, но вздрагивает каждый раз, как Чанбин касается губами его плеча. Минхо раскрывается постепенно, отпускает себя пусть не сразу, но все равно. Чанбин знает, что такое доверие Минхо дается нелегко, и он ценит это всем собой. И потому его особенно радует, когда Минхо сам нащупывает его руку и переплетает их пальцы. Чанбин теперь толкается быстрее, точнее, прислушивается к стонам Минхо, по реакциям тела считывает, как ему нравится больше. И не упускает момент, когда стоны становятся громче и отрывистее. Он отпускает руку Минхо, обхватывает его член пальцами. Ведет ладонью, не стараясь попасть в такт движениям, но ловя хоть какой-то ритм. И Минхо кончает через несколько мгновений, сжимаясь и падая грудью на постель. Чанбин обнимает его поперек талии, прижимается ближе, теснее, и ему самому хватает пары рваных движений, чтобы кончить следом. Позже Чанбин лежит на нем сверху, довольно улыбаясь, пока Минхо ласково почесывает его затылок. Слышится звук затвора камеры. Чанбин приподнимается на локте и хмурится. — Нашим скинул, — поясняет Минхо. — Ложись обратно. Тепло так. Чанбин кивает. Ему с Минхо тоже тепло. И никакая холодность слов этого не изменит. 7. Чан добирается до группового чата, уже когда едет домой. За окном ночь, свет фонарей отражается в лужах — недавно был дождь. Количество сообщений в чате переваливает за пятьдесят, и Чан листает их, удивленно выдыхая, когда между текстом видит фотографии. В итоге до дома он добирается едва ли не с крепким стояком, потому что их чат — это контент не то что восемнадцать плюс. Это контент с плашкой «столько не живут». И вообще неважно, что фотки там все разные и не только такие эстетичные, как у Хёнджина. Когда Чан подходит к двери, телефон снова вибрирует, но иначе, чуть дольше — кто-то тегнул его. На экране сразу же появляется сообщение Минхо: «только ты остался» Чан хмурится. «Ликс тоже ничего не скинул» «Ликс уже так отработал» «я жду» И эмоджи ухмыляющегося чертика. Чан фыркает, вводит код, открывая дверь, и проходит к себе. Фотку он делает уже после душа. Кожа еще влажная, горячая, полотенце низко сидит на бедрах. Чан поворачивается к зеркалу спиной, поднимает телефон над плечом. Потом, догадываясь, что Минхо будет ворчать, как ворчал с Хенджином, скидывает полотенце и фоткается еще раз. Сначала он отправляет первый снимок. У сообщения тут же появляется несколько реакций-огоньков, и Чан качает головой. Кадр, на самом деле, не то чтобы прям особенный. Он не сильно старался. Спасают только выделяющиеся мышцы и окупающая себя работа в зале. Минхо же предсказуемо пишет, что этого мало, и Чан сразу скидывает еще. На это огоньки сыпятся уже не в реакции — прямо в общий чат. Ликс даже где-то откапывает стикер с… кто это? кот? хомяк? — с каким-то животным, заливающимся слюнями, и Чан смеется, потирая лоб рукой. «так-то лучше», — пишет Минхо, и от этого короткого ответа у Чана теплеет внутри. — «спокойной всем ночи» Чат снова взрывается сообщениями, но ничего отправить Чан уже не успевает — в дверь стучатся, и он спешно прикрывается полотенцем, громко разрешая войти. Хёнджин застывает в проходе. Заметно сглатывает, прикипая взглядом не то к бедрам, не то к прессу, а потом трясет головой. — Личку проверял? — без приветствий спрашивает он. — Не успел. — Ну и ладно. — Хёнджин пожимает плечами, закрывает за собой дверь и тянет Чана к кровати. Планы на вечер — на ночь — у него были другие, но Чан решает, что это может подождать. +1 Пожелав всем спокойной ночи и позволив Чанбину себя обнять, Минхо пролистывает переписку к собственному сообщению, с которого все и началось. Тщательно просматривает присланные фото и сохраняет их. Каждое. Даже то, темное и смазанное, от Джисона. Потом с той же тщательностью он выделяет их в галерее и переносит в отдельную папку. В его телефоне всего две папки, которыми он так дорожит: в первой хранятся фотографии его котов, во второй — со смешным названием «жопсы» — вот такие снимки из общего чата и личек. Минхо не показывает ее никому, только сам иногда листает, когда особенно скучает по остальным. Утром он первым делом фоткается сам. Не жопу — хотя кто был бы против, — а бедра. И, улыбаясь, уходит из общежития. Его о фотке никто не просил, но оставить их без внимания Минхо не может. И это кажется ему справедливой платой. А то, что после занятий по вокалу он обнаруживает сообщение от Чонина — многообещающее «сегодня я не против, чтобы меня потрогали», — это отдельный до мурашек приятный бонус.