Коля просыпается помятым. С гудящей головой. Он не помнит, на какую букву начинается его фамилия, и не особо помнит, что было вчера. Его голова трещит по швам и бесконечно пуста. Настолько, наверное, в ней нет мыслей, что Лида удивляется, когда где-то на заднем плане сознания он все еще четко помнит хотя бы свое имя и, по крайней мере, на какую букву оно начинается.
В воспоминаниях смутно. Ничего не понятно: никакой целостной картины, ни малейшей выстроенной хронологии произошедшего. Николай только помнит события вчера, а может, и позавчера, когда они с Максоном поехали шляться до рассвета по клубам и барам. Дошлялись, как говорится.
Текила, водка, виски, мартини, какие-то коктейли для разогревчика. Хотя у Ромадова в тот момент ни о каком разогревчике речи уже не шло. Долбаеб. Он даже не помнит, что конкретно пил: то ли весь присутствующий в барах ассортимент, то ли что.
Отекшие веки еле-еле разлепляются, и перед взором встает белый потолок и незнакомого цвета стены. А в горле и во рту застывает целая пустыня Гобби; пиздецки хочется взять самовар или огромный кувшин и разом его опустошить. И неважно, какими методами, потому что пить хотелось до потери пульса; клинической смерти.
Коля не узнает место, не понимает, где он. Только через время начинает осознавать, что рядом с ним сопит еще одно тело.
Вокруг подушки, смятые простыни. Около кровати валяется его одежда. Коля садится на постели, чуть не застонав от разрывающей голову боли. И только в этот момент он начинает понимать, что он на кровати почти голый. Слава Всевышнему, что на нем хотя бы остались трусы.
Коля даже не ебет, с кем переспал. Переспал ли вообще? Его это пугает. Еще больше его пугает ЗППП, которое после такой-то истории он может получить. Какой же это все-таки злоебучий пиздец.
Он протирает рукой свое успевшее за ночь покрыться салом потное лицо, пытаясь хоть как-то раздуплиться. Он пытается впитать энергию солнечных лучей из приоткрытого окна, чтобы снова не провалиться в долговечный сон. Получается так себе. Ощущение, что они просто разъедают глаза.
Коля случайным образом смотрит в сторону на рядом лежащего человека и просто поверить не может... Это не какая-то проститутка, не какая-то женщина за сорок или меньше двенадцати лет с низкой социальной ответственностью, ни его знакомая или подруга на крайний случай, а его лучший, блять, друг. Макс лежал рядом с ним и в ус не дул. Сопел, обнимая подушку и прижимая одеяло одной ногой. Ромадов в максимальном ахуе. Еще в большем ужасе он смотрит на свою руку с серебряным кольцом, а потом на чужую с таким же, сука, кольцом.
«Да какого блядского хуя?» — звучит в Колиных мыслях отчетливо и громко настолько, что стрела боли пронзает голову в очередной раз.
Взгляд падает на тумбочку, где покоилось свидетельство о... Николай в это просто поверить не может. Как это вообще могло получится?
— Макс... — собственный голос не слушается; он глухой и сиплый. — Макс! — пытается позвать громче.
Повезло. Чужие такие же затекшие глаза приоткрываются, и Шабанов приподнимает голову, чтобы... Посмотреть в лицо ахуевающего Николая и перевернуться на другой бок, нарочно заигнорив, ибо нечего его будить ни свет ни заря. Он, конечно, его кент, но не настолько.
— Проснись, ну! — канючит Коля, тормоша его за плечо.
Ему нужен Макс. Прямо сейчас. Чтобы выяснить, что произошло и что им теперь делать.
— Да, Боже... Что? — Шабанов поворачивается к встревоженному другу вновь, делая максимально раздраженное лицо.
У него такой же вмазанный, усталый вид. Ему вот сейчас совершенно не хочется ничего выяснять насчет их отношений и каких-либо прочих вещей. Даже если это очень важно. Можно же не сейчас.
— Ничего!! Ты это видишь? — в такой же раздраженной манере отвечает ему Коля, показывая кольцо на своем пальце.
— И?
Вот такого ответа Ромадов не хотел слышать. Ни в коем случае.
— Вот на это еще посмотри, — он тычет ему в лицо его же руку, чтобы еще не особо трезвый Макс наконец-то сообразил, что за дерьмо так не устраивает Николая.
— Мы женаты теперь, что-ли?
— А как ты думаешь? — он берет с тумбочки бумажку, где не иронично написано свидетельство о браке, и показывает ее Максу.
— Слушай, мужик, не парься. Все образуется, — отмахивается Максим, думая уже вновь лечь на бок и отрубиться.
Он ожидал какой угодно реакции, но только не такой похуистично рациональной.
— В смысле все образуется?! Макс, то есть, тебе нормально, что мы накидались и обручились? Нормально, что происходит какой-то...! — Коля не успевает договорить; чувствует, как чужая рука схватила его за бедро.
— Все нормально, Коль. Ты охуенный мужик, и я бы провел с тобой всю жизнь.
Шабанов зевает и глупенько улыбается, так и отключившись с Колиной ногой в полуобнимке.
— Блять, развод займет несколько месяцев... — Ромадов прикладывает руку ко лбу, смотря в свидетельство и не понимая, что он скажет родителям, друзьям и знакомым...
В мыслях только маты и песня Сметаны:
Боже как вышло
Что я накидавшись
Женился на мужике?
А вдруг не женился
А вдруг вышел замуж
Тогда всё хуже в двойне?