Правило морского конька

      Его терпение лопнуло.       Ризли устал ждать. И это было бы совершенно другое дело, если бы ему удосужились дать хоть какое-то вразумительное объяснение, но последние недели три юдекс даже письма ему не писал. Герцог еще на этапе слишком очевидных отмазок, вроде проверки для перепроверки архивов судебных дел, стал подозревать неладное, но тотальный игнор определенно становится последней каплей. Ему требуются ровно сутки, чтобы спешно завершить пару особенно важных дел в крепости, после чего он со спокойной душой оставляет свое кресло, однако, спокойствие его касается исключительно дел рабочих, та же часть его, что отвечает за отношения романтические, уже сравнима с облысевшим попугаем, что в порыве истерики повыдергивал себе все перья.       Район Кур-де-Фонтейн встречает его моросящим дождиком и затянувшими все небо тучами. Людей на улицах мало, каждый старается лишний раз сейчас под небо не выходить, скрываясь кто под зонтом, кто под сумочкой, а кто с озадаченным видом остановился под козырьком. Только детвора радостно по лужам скачет, напевая песенки о плачущем Гидро Драконе. Тревога, что клубилась в сердце всю дорогу, начинает колоть все сильнее. Холодный ветер подхватывает полы камзола герцога, окутывая его фигуру еще более величественным видом.       — Мне требуется срочная аудиенция с юдексом, — прямо с порога заявляет Ризли, ступая по широкому коридору, где мягкий ковер смягчает его тяжелый шаг в не менее тяжелой обуви. Ризли еще издалека видит выглядывающие из-за слишком высокой для мелюзин стойкой то ли ушки, то ли рожки, а подойдя искренне старается не давить на маленькое создание своим присутствием, дабы не запугать своим слишком серьезным настроем. Он, конечно, понимает, что подобным мелюзин не обидеть, да и не задеть, и, все же, чувствует себя от чего-то обязанным вести себя мягче с каждым, кто выглядит хоть немного... меньше его.       — Господин Нёвиллет просил сообщать каждому, что сегодня он не принимает, но вы можете направить запрос сотруднику Палаты Жестьон. Его рассмотрят как можно скорее, — Седэна поднимает взгляд и глядит не менее серьезно, мелюзина произнесла эту фразу как минимум сотню раз за один только этот день, ибо звучала она уже слишком заученно, будто перед Ризли миниатюрный мек, а не живое существо.       — У меня назначена личная встреча, — он не любит врать. Совсем. Но это вынужденная мера, убеждает он себя, успокаивая совесть.       — Мне о таком не сообщали... — мелюзина качает головой, кажется, и подобный ответ она слышит не в первый раз.       — Я сообщаю прямо сейчас, — он тяжело вздыхает и потирает виски, чувствуя, как от нервов покалывает в затылке. По крайней мере прямо сейчас он смог убедиться, что Нёвиллет избегает не только его, однако тот факт, что он, все же, избегает, а он, очевидно, именно избегает, наводит на очередные тревожные мысли. Здесь явно что-то не так и Ризли не то, чтобы нравится, что его, ну как бы вообще-то любимый не-совсем-человек, снова пытается разобраться со всем один.       — Ох... — мелюзина отрицательно качает головой и озадаченно шевелит крылышками. По крайней мере Ризли кажется, что это крылышки. Ну или плавники. — В любом случае, господин Нёвиллет сейчас не на месте, но вы можете оставить запрос.       — А где он? — ему кажется, что у него вот-вот задергается глаз и потому, стоит мелюзине в очередной раз озадаченно шевельнуть вот этими своими штуками за спиной, как Ризли, даже не дожидаясь ответа, круто разворачивается и покидает дворец Мермония.       Паника его тем временем охватывает все сильнее, потому что в дальнейшем Ризли так и не находит Нёвиллета нигде, где по предположениям он мог бы находиться. Он словно бы провалился сквозь землю и, кажется, даже дома не был, куда Ризли забрался не без угрызений совести, пускай у него и был ключ. Собирая слой пыли с прикроватной тумбы, герцог озадаченно осмотрел свои пальцы. Прикрыв веки, он шумно вздыхает, чувствуя, как головная боль становится все невыносимее. В висках пульсирует так сильно, что, кажется, его мозг в любой момент попросту лопнет и его душа так и покинет этот мир.       Тучи становятся все гуще, а дождь сильнее, ветер гуляет, трепля и без того лохматые волосы. Ризли наблюдает за беспокойными волнами, как те жадно облизывают берег, разбиваются о скалы и распадаются брызгами, что долетают даже на него, холодя кожу. Он чувствует себя выброшенным щенком, которого оставили на улицах Фонтейна в коробке. Маленький, жалкий, уродливый щенок, который все еще продолжает верить в чудо и теплый дом где-нибудь рядом, куда его вот-вот приведут.       — Ну и где же мне тебя искать? — он снова убеждает себя не поддаваться панике. Он успокаивает себя тем, что как минимум если бы Нёвиллет действительно пропал и совершенно не появлялся, Седэна бы ему так и сказала, однако по ее словам тот всего-лишь не находится на своем рабочем месте. И просто скрывается. Или слишком сильно чем-то занят. Или избегает его... Ризли тут же качает головой. Не может такое быть. Даже если бы он сделал что-то не так, да даже если бы отношения попросту надоели Нёвиллету, он бы сказал об этом прямо. Не стал бы умалчивать или что-то в этом роде. Значит, произошло что-то, что заставляет его скрываться. Самое отвратительное здесь то, что он даже не может догадываться о том, в каком тот сейчас состоянии. Зол ли, растерян, быть может даже напуган и потерян. Эти образы не дают ему покоя и Ризли чувствует, что он вот-вот попросту сойдет с ума.       И в конце концов он приходит к выводу, что, пожалуй, ему стоит покорно вернуться на свое место и просто ждать. Потому что все, что было в его силах, он уже сделал. Пускай на сердце и тяжело настолько, что ближайшие пару дней он определенно точно всю документацию будет читать сквозь бумагу и мимо строк, запивая мысли литрами крепкого чая. Либо литрами чего еще покрепче, но уже не чая.       Песок от влаги вязко проминается под его обувью, капли дождя заливают лицо и Ризли отряхивает голову, словно большой-большой пёс, правда, это совершенно не помогает под подобным ливнем и волосы все еще липнут к его лбу и шее. Но он слишком уверен в том, что не заболеет, потому направляется к проходу в Меропид совершенно неспешно. Безлюдный берег совсем немного успокаивает, потому он позволяет себе даже немного прогуляться, наблюдая за ползающими крабиками, неизвестно по какой причине не спрятавшимися в такую погоду. Наверное, глядя на него, крабы задаются таким же вопросом. А Ризли просто любит дождь. Полюбил, на самом деле, не так давно, как легенда о Гидро Драконе стала ему слишком уж полюбившейся сказкой. Конечно, Нёвиллет не был тем, кто беcконтрольно пускает на Фонтейн дожди, тем более, тем кто вот так вот без остановки то и дело плачет, однако некоторая связь здесь и правда была, потому если принять все эти сказки за чистую монету, можно и правда ненадолго представить, что это не слезы, но присутствие его юдекса сейчас окутывает его одиноко ступающую вдоль берега фигуру. Странная тоска терзает изнутри и Ризли даже хмыкает негромко, поражаясь тому каким он стал. Бросил все дела, помчался куда глаза глядят и весь накрутил себя так, хотя он даже и не знает, что произошло. Быть может Нёвиллет и правда попросту устал от всего и решил отдохнуть пару дней. А почему не предупредил? Ну так ведь Ризли и сам может сидеть в крепости безвылазно, так зачем лишний раз суетить его ненужными новостями.       С такими тяжелыми мыслями Ризли и замирает, когда слышит странный плеск. Вода и без того без остановки шумит от проливного дождя, однако, этот звук был особенно громким. Ризли даже не уверен, показалось ли ему, а после он, все же, оглядывается, всматриваясь в бегущую беспокойными волнами воду и настораживается, когда замечает, как начинает темнеть вода. Он отступает в тот же миг на несколько шагов, однако, уже будучи готовым атаковать, если это враг, но на всякий случай, не отрывая взгляда, отходит еще дальше, чтобы остановиться на безопасном расстоянии. Он, разумеется, сильный и не то, чтобы боится, однако, не глупый, чтобы нарываться на драки там, где этого не требуется. В прочем, всем этим рассуждениям больше не находится места в его голове, когда он видит, кто именно покидает объятия шумных волн.       Нёвиллет, кажется, его даже и не замечает, впрочем, у него явно есть и поважнее дела в этот момент. Мужчина почти обнажен и в целом плох на вид. Однако, не это выделялось сильнее всего. Его обычно тонкие изящные рожки, что когда-то давно Ризли принимал за крашенные пряди волос или даже заколки, выглядят гораздо массивнее и словно бы сияют ярче, а у их основания прорастают миниатюрные ответвления, изящно изгибаясь. За самим Нёвиллетом прямо по песку тащится тяжелый на вид хвост, настолько длинный, что его конец все еще находится в воде, пока Нёвиллет отходит все дальше и дальше. Его тело закутано в совсем легкую рубашку, липнущую к коже, что и без того обычно бледная сейчас выглядит еще более белой, почти серой, лишь местами расцветая бледно-голубыми пятнами, слегка поблескивающими местами. Обычно так же блестит только-только выловленная из воды рыба.       — Нёвиллет?       Мужчина перед ним замирает и только сейчас его взгляд приобретает осознанный вид. Слишком резко поворачивая голову, от чего тяжелые рога слегка покачиваются, Нёвиллет даже морщится, но глаза его выглядят почти несчастными явно не из-за этого.       — Ризли...

***

      Они, все же, скрылись от дождя в одной из прибрежных пещер. Здесь сыро и холодно, но по крайней мере не слишком темно и можно было расположиться на камнях. Ризли пытается привести мех своего камзола хоть в какое-то подобие порядка, на самом деле попросту стараясь отвлечь себя и дать Нёвиллету собраться с мыслями, ведь тот молчит уже все двадцать минут, что они здесь находятся. В свою очередь он не задает лишних вопросов и не разглядывает слишком откровенно, чтобы не давить и не смущать. Тот и без того выглядит подавленным и смущенным. Пускай по бледной коже и не скажешь, но Ризли чувствует это слишком хорошо.       — Я знаю, что не должен был молчать, — наконец, подает голос Нёвиллет и поднимает слишком уж серьезный взгляд. Таким он не выглядит даже в процессе суда, хотя, быть может, Ризли это только кажется. Ему вообще кажется, что Нёвиллет сейчас расплачется, как в тех самых сказках про Гидро Дракона. Глупость какая. — Однако, я правда не находил слов, чтобы объяснить... — он выдерживает паузу на долгие несколько секунд, — хоть что-то из этого. Я прошу прощения.       Ризли кажется, что он сейчас задохнется. Он, все же, оборачивается и бросает пристальный взгляд, поджимая губы и складывая руки на груди.       — И это все?       — Дело не только в этом, но как одна из причин. Если бы я сам понимал немного больше, быть может, я бы и нашел слова, но их нет. Я растерян.       Ризли вздыхает так тяжело, что опустевшие легкие даже начинают покалывать. В пару шагов он преодолевает расстояние между ними и садится рядом, тут же упираясь локтем в колено и проводя ладонью по своему лицу.       — Ты не представляешь, как я был напуган.       — Я тебя напугал? — прозвучавшее отчаяние режет по сердцу.       — Нёвиллет, — отрывая ладонь от лица, он со всей серьезностью заглядывает в глаза напротив. — Я испугался за тебя. Ты хоть представляешь, сколько всего я надумал, когда не смог найти тебя?       — Тебя волнует лишь это?       — Меня волнуешь ты больше, чем что-либо еще. Ты и твое состояние.       — Я не об этом, — Нёвиллет качает головой и даже, что удивительно, отводит взгляд. Чтобы он так открыто выражал подобные эмоции — чудеса, не иначе. — Тебя совершенно не волнует то как я выгляжу?       — Не волнует, — честно отвечает Ризли, кивая и выглядя совершенно искренно. А после, наконец, получая взгляд в ответ, мягко улыбается. — Но могу сказать, что вызывает интерес как минимум, — теперь он спокоен. Абсолютно и полностью спокоен, потому как теперь наконец убежден, что Нёвиллет не пропал, что с ним все в порядке, пускай и относительно, и что они определенно точно не расстаются. Спокоен, что теперь он знает, что именно беспокоит Нёвиллета и почему он его избегал. Хотя, конечно, узнать подробности хотелось бы. — Расскажешь? Об этом, — кивает он в сторону вьющегося у их ног длинного хвоста, цвета морской глубины, брюшная часть которого переходит в оттенки морской пены.       — Это началось после того как ко мне вернулась вся сила Гидро Дракона, — Нёвиллет вздыхает так тяжело, что Ризли едва сдерживает порыв его приобнять. Как бы сильно не хотелось, он пока что не позволяет себе касаться его лишний раз, чтобы не отвлекать, не беспокоить и дать прийти в себя. — Сначала был просто зуд по всему телу, причины которому я не обнаружил. А после я заметил как из-под кожи стала проступать чешуя, — Нёвиллет касается своей щеки и несильно чешет отросшими коготками, темнеющими к заостренными концам, по пластинкам чешуек, особенно сильно надавливая между ними, кажется, чесались не они сами, а кожа в тех местах откуда те берут свое начало. Она и правда выглядела раздраженной и у Ризли даже самого возникает желание почесаться. Подобно псу, у которого внезапно завелись блохи. — Потом у меня несколько суток болела голова. Ничего не помогало, никакие средства. Лишь некоторое время спустя я осознал, что это росли рога. Я со временем привык, но в первые дни это чувствовалось совершенно некомфортно, — он говорит все тише и тише, пускай и проговаривал каждое слово достаточно четко. Привычка судьи. Под конец он замолкает на целый десяток минут, а Ризли его и не торопит. Лишь наблюдает, как нервно покачивается из стороны в сторону этот гладкий длинный хвост. — А вот с этим было тяжелее всего. Мне казалось, что мой позвоночник вот-вот выскочит из меня.       — Вот как... — когда молчание затягивается в очередной раз, все же, подает голос Ризли и протягивает свою ладонь. В его глазах еще сильнее разгорается тепло и нежность, так несвойственная ему обычно, когда Нёвиллет вкладывает свою ладонь в его. — Как ты пришел к решению, что тебе стоит скрывать это и от меня? Подобная ерунда не оттолкнула бы меня от тебя, ты ведь понимаешь это?       — Потому что меня беспокоит не только эта ерунда, — голос звучит глухо и Ризли вновь чувствует укол тревоги. — Если бы все ограничилось только плохим самочувствием и подобными изменениями в теле, я бы что-нибудь придумал, — Ризли чувствует, как чужая ладонь сжимается и он непременно сжимает ее в ответ, понимая, что в этот миг требуется его поддержка. — Я... осознал, что мне пока нельзя с кем-либо видеться, — очевидно, что Нёвиллет прямо сейчас очень тщательно подбирает слова. Он даже на мгновение прикусывает свою губу и Ризли замечает миниатюрный заостренный клык. — То, что я испытываю сейчас... это так невыносимо. Это постоянный дискомфорт, жар и... и мне приходится постоянно уходить в воду. Как можно глубже, — Он сжимает пальцы еще сильнее и Ризли вслушивается внимательнее, предчувствуя, что сейчас будет важная часть. Однако, тот молчит и молчит, все никак не в силах собраться с духом.       — Меня ничто не заставит отказаться от тебя. Даже если ты сейчас заявишь, что через пару дней мне придется поселить у себя гигантскую ящерицу. Клянусь тебе крепостью, — на всякий случай шепчет он, аккуратно поглаживая большим пальцем тыльную сторону чужой ладони. Он чувствует совсем маленькое чешуйчатое покрытие и то, насколько сильно холодная у Нёвиллета кожа.       — Мне приходится откладывать в море икру.       Возникает тишина настолько ощутимая, что даже начинает казаться будто ее можно сжать в руке и положить в карман. И больше всего, что пугает Ризли это тот факт, что образы, возникшие в его головы, вызывают чувства весьма... неоднозначные. Совесть вновь начинает ворочаться в его душе, будто гигантский недовольный червь. Или гусеница, щекочущая лапками изнутри его нутро.       — Икру? — вопрос вырывается сам собой и от того даже возникает некоторая неловкость, когда от этих слов хвост у его ног сжимается в кольцо, подобно желающей спрятаться змее, и Ризли кажется, что это на языке драконов что-то вроде смущения. По крайней мере теперь у него есть дополнительный способ узнавать об эмоциях своего мужчины, который обычно не особо богат на мимику и тон.       — У меня постоянно болит живот и я испытываю болезненное возбуждение. У меня не получается облегчиться, а потом я... — он запинается, делая поглубже вдох, дабы дать себе хоть какую-то паузу в этом потоке смущающих признаний. — Откладываю икру. Вернее, пытаюсь ее отложить, но у меня не получается. Это неприятно и больно. И только в воде я испытываю меньше дискомфорта и боли. И это не заканчивается...       Они молчат. Молчат долго. И Ризли решает, что теперь, наконец, настает подходящий момент и он приобнимает своего возлюбленного за плечи, аккуратно прижимая к себе. Сквозь тонкий слой рубашки он вновь чувствует чешую. Она не покрывает всего Нёвиллета, но она пятнами расплывается в нескольких местах и тот то и дело чешется, периодически царапая себя особенно сильно. Приходится мягко перехватить его за запястье и потянуть к себе, целуя в ладонь и касаясь губами каждой костяшки пальцев, опаляя те своим теплым дыханием.       — Совсем ничего не помогает? — Нёвиллет в его руках начинает мелко дрожать и это вводит даже в некоторый ступор. Сделал ли он что-то не так? Однако, не ощутив знаков протеста, продолжает целовать.       — У меня есть предположение, но я не уверен, — пальцы в его руках едва заметно вздрагивают, когда поцелуи переходят на запястье, как раз к тому месту, где начинает растекаться под кожей очередное бледно-голубое пятно.       — И что же это за предположение?       — У меня, как это правильно называется, гон. И без партнера у меня ничего не получается...       — Вот как.       Нёвиллет моргает и пристально вглядывается в его глаза, ибо в тоне Ризли звучит слишком очевидное... приглашение. Но, боясь, что это могло быть навеяно его состоянием, он, поджав губы, пытается найти больше указывающих на это фактов.       — Ризли, ты уверен, что понял?       — Если ты переспросил, то я уверен, что у нас в головах на тот момент была одна и та же мысль. И, выходит, я действительно могу тебе с этим помочь?       — Ты уверен? Я ведь и сам не до конца понимаю, чего от меня можно ожидать.       — Я уверен, что не могу позволить тебе снова остаться в одиночестве с этой проблемой.       Как же он соскучился по их поцелуям. Соскучился настолько сильно, что ему кажется, что дракон здесь не Нёвиллет, а он сам и он вот-вот попросту съест бедного, несчастного юдекса, что попал в его волче-драконьи лапы. Не отрываясь от любимых губ, которые он голодно лижет и жадно сминает своими, Ризли сбрасывает со своих плеч камзол и безжалостно бросает его под ноги прямо на песок, на который он тут же заваливается спиной. Тяжелое тело накрывает его сверху, пока массивный хвост изящно извивается за спиной юдекса, завораживая взор. Он блестит, почти сияет своей чешуей, переливаясь словно море в солнечную погоду. И этот хвост доводит его до окончательного восторга, когда он, словно все та же змея, вдруг повеселевшая, игриво обвивает его ногу, холодя даже сквозь ткань его брюк. Хвост лианой скользит выше и выше, круговыми движениями поглаживает, разминая его бедро, а после жмется к паху, потирая и дразня, вызывая дрожь и прияное покалывание в затылке.       — Поразительно, — совершенно честно признается он.       — Я не контролирую это... — смущенно шепчет Нёвиллет в ответ.       Коготки проходятся вдоль тела и гладят живот, слегка давят, будто прощупывают, и сжимают пальцы, после забираясь под одежду, явно имея повышенный интерес именно к этой его части. По коже бегут мурашки от головокружительного контраста температуры тел, Нёвиллет тяжело дышит ему прямо в ухо и это ощущается просто невероятно. Ризли опускает ладони на его талию и прижимает к себе плотнее.       — Как тебе это нужно сделать? — его голос звучит подобно урчанию большого зверя и, кажется, не такое уж ошибочное это мнение, ибо Нёвиллет утробно рычит ему в ответ. Его глаза почти светятся во мраке пещеры. — Понял, делай как чувствуешь.       В ответ его вновь целуют. И, великие архонты, в его рот погружается горячий раздвоенный кончик языка, он проникает все глубже, такой длинный и гибкий, почти достает до глотки, заставляя задыхаться, но снова и снова успевая позволить глубоко вдохнуть, отстраняясь совсем немного, слизываю стекающую с губ слюну.       — Я раздену тебя, — слышится сквозь утробное то ли рычание, то ли мурчание, отчетливый голос Нёвиллета.       — Раздевай, — выдыхая ответ, сильнее стискивает пальцами чужие бедра, которые он гладит, мнет и трогает, осознавая, как же соскучился и как же давно он не трогал его вот так. Кажется, последний их раз был около двух месяцев назад. Это было прям в его кабинете, в котором они заперлись, дабы преданные подчиненные герцога не смели беспокоить, и он тогда точно так же сжимал бедра Нёвиллета, который мучительно медленно, но плавно и изящно опускался на его член. — Я скучал по тебе.       — Я хочу тебя, — звучит негромкое и в одно плавное движение с него стаскивают верхнюю одежду прямо через голову, от чего Ризли обретает еще более лохматый и неаккуратный вид. Мокрая рубашка Нёвиллета в тот же миг липнет к его голой груди, а сам он весь вздрагивает и покрывается мурашками, скользнув ладонями выше, поглаживая между лопаток и несильно царапая кожу вдоль позвоночника, кажется, проходясь сразу по нескольким покрытым чешуйками пятнам, ибо тело в его руках вздрагивает слишком сильно.       — Ну что за прелесть.       Он проводит ладонями еще раз, царапает снова и в его руках опять дрожат, пока кончик хвоста мстительно начинает извиваться ощутимее, сжимая член прямо сквозь брюки. А Ризли и не против, ему слишком хорошо и он только подставляется охотно, кусая губы и шумно-шумно выдыхая, когда клыки царапают слегка его соски, когда руки обводят изгибы его тела, изучая так, словно видят его с голым торсом в первый раз. Правда есть во всем этом кое-что, что все же его немного смущает. Это странное чувство, когда Нёвиллет притирается к нему ближе, потираясь о его бедро. Член должен чувствоваться не так. И Ризли опускает взгляд.       Нёвиллет, которого прикрывает лишь рубашка, даже не сразу осознает, что тело под ним замерло. Он еще самозабвенно лижет его ухо, покусывая кончик и скользя немного глубже, когда слышит вопрос:       — Мне же кажется, да?       Вопрос больше риторический, но Нёвиллет замирает и тоже смотрит вниз. Как раз туда, где задравшаяся рубашка больше не скрывает два его половых члена. Один, что располагается ровно над вторым, немного длиннее, но тоньше, они оба голубые, испещерены бледными, сияющими в темноте узорами, а головку каждого украшают мягкие наросты, кончики которых тоже слегка светятся и этот свет выглядит особенно завораживающе, когда с головок стекают капли бледно-синей смазки, пачкая штаны и живот.       — Не кажется, — отвечает он на вопрос сам и чувствует себя странно. Хорошо, на самом деле, здесь нечему удивляться, все же он мальчик взрослый, биологию учил, правда, не знал, что у драконов тоже так. Хотя у змей ведь тоже два, а драконы, по идее, близки к змеям, верно же? Так что же удивительного в том, что и у Нёвиллета их два. И, все же, он удивляется и это удивление просто невозможно скрыть.       — Если ты передумал...       — Подожди, не передумал, — успевает перебить его Ризли прежде, чем прозвучит какая-нибудь глупость. — Все в порядке, это даже возбуждает, я просто немного удивился.       — Ты уверен?       — Я когда-то врал тебе, Нёвиллет?       Ризли вообще никогда не врет, он почти живое олицетворение честности. Нет, конечно, если того требует ситуация, он может умолчать или, наоборот, приукрасить, однако, нынешняя ситуация этого не требует совершенно и потому он абсолютно открыт, желая, чтобы в их отношениях было место лишь доверию. Ну а как иначе можно поддерживать отношения между начальником тюрьмы и верховным судьей.       Нёвиллет очень нежен и аккуратен, от его нетерпеливых жестов страдает только его же рубашка, обретшая несколько рванных царапин, прежде чем ее отбрасывают куда подальше, где она пачкается в песке. Стянуть брюки с себя уже помогает Ризли, он с удовольствием льнет всем телом к телу Нёвиллета и им обоим кажется, что они обжигаются, один о горячее тело, а второй о холодное. Это похоже на безумие, такое сладкое на вкус и манящее на аромат, что даже вздрагивая и тычась друг в друга словно слепые щенки, они вновь и вновь тянутся все ближе и ближе, сплетаясь в объятиях и поцелуях. Широкие ладони Ризли опускаются все ниже, одну руку он кладет на основания хвоста, а пальцами второй сжимает ягодицу, сжав и оттянув, чувствуя, как в тот же миг тело в его руках слишком охотно поддается назад, жадно выпрашивая еще больше ласки частыми покусываниями, оставляя следы от клыков на шее, ключицах и груди.       — Так вот ты какой, когда не сдерживаешься совершенно. Я даже немного обижен, что в своем обычном состоянии ты ведешь себя более закрыто, — он шепчет это у самого кончика заостренного уха, он прикусывает его и вбирает в рот, посасывая, слыша тихие то ли стоны, то ли глухие рычания, но опредленно точно зная, что Нёвиллету это нравится.       — Я ведь должен вести себя, как подобает судье...       — Пожалуйста, не превращай нашу половую жизнь в работу, Нёвиллет, — Ризли с силой вжимает чужие бедра в свои, почти вынуждая столкнуться членами, пах к паху, пачкая друг друга густой смазкой. — Я хочу, чтобы ты чувствовал себя расслабленным со мной. И я готов сделать для этого все, что в моих силах.       В его ладони едва помещаются все три, но, Бездна, как же прекрасно это ощущается. Он старается больше уделять внимания каждому из двух членов Нёвиллета, надавливая большим пальцем на заострившиеся головки, размазывая полупрозрачную бледную вязкость по всей длине, выбивая из груди нависшего над ним дракона протяжные вздохи и тихие-тихие стоны. Нёвиллет старается толкнуться сильнее и потереться своими бедрами, это выглядит даже трогательно, настолько прекрасно и красиво, что периодически Ризли даже приходится клятвенно заверять себя, что это не сон. И не мираж. Что он не очнется в любую секунду у себя в кабинете совершенно один, но с мокрым пятном в трусах. Это, действительно, был бы худший в его жизни кошмар.       — Ризли, — слышит он тяжелый шепот у своего уха и тут же отзывается полным блаженства, тихим «ммм?». — Больно...       — Я сделал тебе больно? — в груди холодеет так резко, что у него едва не падает член. Ризли касается ладонью бледной щеки и заглядывает в любимые глаза, замирая и вслушиваясь в каждый вдох и выдох.       — Не ты, — Нёвиллет ластится к ладони, словно кот. Это величественное существо, о котором пишут сказки и слагают легенды, сейчас похож на маленького беззащитного детеныша. Становится даже стыдно. Очень стыдно. — Я чувствую, что так икра не выйдет...       — А как она выйдет? — и снова облегчение. Этот день все больше похож на день его персональных эмоциональных качелей, но, как считает Ризли, лучше пусть его катает от слов Нёвиллета, который рядом, со всем своим набором странностей и всего остального, чем от его отсутствия и неизвестности.       — Я... я чувствую, что мне необходима теплая среда. Мне нужно делать это внутрь...       — Хорошо... Я понял, как тебе стоит сделать это сейчас, но я не могу не спросить, как ты планировал делать это в одиночку в воде?       — Я хочу оставить этот вопрос без ответа...       — Ты же не... Представляю, если бы рыбаки обнаружили рыбу, полную твоей... — он не успевает договорить, ибо получает шлепок драконьим хвостом по бедру и тут же замолкает, но весело улыбается.       — Я... не собирался спариваться с рыбами.       — О-о... "Спаривался", значит? Так ты теперь выражаешься? А я думал у нас тут занятие любовью, а не спари...       Его снова затыкают поцелуем таким глубоким, что ему кажется, что этот язык сейчас погладит его желудок изнутри. Однако, своего он добился и чувствует в чужих плечах, которые крепко обнимает, прижимая своего дракона к себе ближе, еще большую расслабленность и смелость. Все же, даже такой Нёвиллет, возбужденный и нуждающийся, имеет свойство много думать. Слишком много думать. И порой его нужно слегка встряхивать и возвращать в реальность, чтобы этот очаровательный дракон не утонул в своих мыслях.       Ризли растягивает себя почти небрежно, толкаясь пальцами все глубже, разминая стенки. Ему пришлось использовать слюну, все же, тащить с собой смазку на поиски пропавшего Нёвиллета он не додумался, потому дело и шло неспешно и не совсем аккуратно, но пока он тонет в таких глубоких поцелуях, все в порядке. Такой контраст даже ощущается гораздо лучше, потому он не перестает активно двигать пальцами, пускай дыхание то и дело сбивается.       — Я бы хотел сделать это сам, но я могу повредить тебя когтями... — шепчет Нёвиллет меж поцелуев, не переставая скользить мокрым языком по его лицу, оставляя влажные следы, будто помечая. Он крепко сжимает в руках ягодицы Ризли, разводит их шире и периодически глядит вниз, в какой-то момент недовольно цокая языком, когда его внимательный взгляд улавливает раздраженное покраснение. Кольцо мышц, от столь грубого толкания пальцами, даже слегка опухло и изящный хвост вновь хлестает герцога по бедру. — Если ты продолжишь быть столь неосторожным к себе, я буду вынужден принять меры.       — О, правда? И какие же?       Как говорится, не дразни дракона. Вообще-то так никто не говорит, но Ризли на всякий случай эту фразу запомнит. Он осознал это в тот миг, когда Нёвиллет, отдернув его руку и зафиксировав обе за запястья над его головой хвостом, хватается за его ягодицы сильнее и задирает его бедра так, чтобы с достаточной легкостью притянуть ближе к своему лицу. Мозг даже не успевает сгенерировать ответ, да хоть какую-то реакцию в принципе, и все, на что он способен в этот миг, это протяжно простонать. Длинный, мокрый, гибкий и горячий в контраст холодному телу язык проскальзывает в него так легко, плавно и глубоко, что в голове просто пустеет в одно мгновение. Толстое основание языка растягивает сам проход, пока гибкий и более тонкий конец извивается глубоко внутри, задевая все особенно чувствительные места. Ризли весь дрожит, пока его колени судорожно подрагивают, ему приходится прикладывать множество сил, чтобы не зажать напряженными бедрами голову Нёвиллета, что, кажется, готов сейчас замурчать совсем по-кошачьему, он даже жмурится, пока из его рта по копчику стекает густая слюна.       — С тобой шутки плохи, да? — сквозь стон, все же, удается выдавить из легких, на что язык внутри скручивается в комок, особенно сильно надавливая на простату, толкаясь в эту точку и вызывая настолько усилившееся возбуждение, что он уже готов кончить в любую секунду. Нёвиллет не отвечает, он лишь продолжает самозабвенно толкаться языком все в ту же точку, медленно и неизбежно сводя с ума, однако, он все же останавливается, но только тогда, когда его собственное тело больше не может выдерживать.       — Прости, не в моих силах ждать еще... — отстраняясь и собирая кончиком языка капли слюны с влажной кожи, он жадно сглатывает и, опуская бедра, вновь нависает сверху, заглядывая в глаза с нежностью, пока пристраивается и располагается удобнее, уже потираясь головками о ложбинку, оставляя вязкий след смазки.       — Уверяю, если бы ты подождал еще немного, я бы умер, прелесть моя.       На этом, как решает Нёвиллет, их разговор окончен. Оперевшись ладонями по обе стороны от головы Ризли, он начинает медленно двигать бедрами, сначала все еще потираясь, а после, наконец, проникая одной головкой внутрь. Та проскальзывает по естественной смазке и обилию слюны так легко, что Ризли под ним лишь сдавленно ахает, запрокинув голову. Он дышит глубоко и медленно, его веки прикрыты и он полностью расслаблен, зная, что так будет гораздо легче. Член Нёвиллета, тот, что выше, гладкий, длинный и совершенно не приносит боли, даже дискомфорт едва различим. Кажется, он даже начинает ярче светиться, что, однако, становится уже почти незаметно с тем, как он проникает все глубже и глубже, плавно и неспешно, аккуратными поступательными движениями, пока не оказывается внутри полностью. Дрожа всем телом, Нёвиллет замирает, ему слишком хорошо внутри, хорошо настолько, как, кажется, еще не было никогда в жизни. Его тело охватывает облегчение, а боль, что была его жестоким спутником столь долгое время, наконец, отступает. Его природа внутри него ликует, внутреннее существо, гудя в голове драконьим урчанием, наконец, перестает беситься и раздражаться, правда, желание никуда не уходит, жар становится все сильнее и в контрасте с собственной холодной кожей это похоже на пытку еще более страшную. Пытку, которая больше не позволяет сдерживаться.       — Нёв, ты в порядке? — раздается хриплый шепот со стороны Ризли, который уже привык к чувству заполненности и сейчас, будучи возбужденным и более не получая никаких действий, настороженно пытается вглядеться в лицо над собой, замечая пролегшую хмурую морщинку на лице юдекса. Он спешит протянуть руку и ласково ее разгладить. — Все хорошо?       Нёвиллет смотрит на него и до него не сразу доходит, что он едва разбирает слова. Дракон внутри урчит так громко, что не слышно почти ничего, а внизу живота становится так тесно и жарко, что это похоже на новую волну боли, правда, в этот раз совершенно иной. Однако, не ощущая со стороны партнера никакого намека на страх или что угодно другое хотя бы отдаленно напоминающее сопротивление или нежелание, он начинает двигаться. Темп плавный и неспешный, он вытаскивает член почти до конца, оставляя внутри лишь головку и ее светящиеся наросты, после чего в одно плавное движение тут же до самого основания толкается обратно. От этого перед глазами все начинает плыть, в теле словно взрываются небезызвестные иназумские фейерверки, а желание становится все сильнее и сильнее. Он ускоряется, утыкаясь в плечо тяжело дышащего и шумно выстанывающего на каждое проникновение Ризли и оставляя мелкие укусы на уже и без того искусанных шее и плечах. Он двигается все быстрее, чувствует, как широкие ладони цепляются за его плечи, а сильные ноги сжимают его бедра, как все тело судорожно вздрагивает и пытается подтолкнуться навстречу и его от того захлестывает такой волной благодарности, что он уже рычит вслух в унисон со своим внутренним драконом. Мощный хвост за спиной извивается, оставляя глубокие следы в песке, зарываясь в него и скручиваясь кольцами, так ярко выражая тот хаос, что сейчас творится в голове.       — Ризли... — глухо рычит он, вновь кусая, но не прокусывая, он словно поверхностно жует кожу, Ризли мерещится ему таким невероятно вкусным сейчас, когда так глубоко его принимает. Движения постепенно становятся быстрее и хаотичнее, периодически он задевает растягивающееся вокруг его члена кольцо мышц второй головкой, непроивзольно толкаясь ей, размазывая больше смазки, но не проникая, однако, это дразнит, даже в какой-то мере раздражает, но он не осмеливается, не решается проверять пределы возможностей человеческого тела. Он, конечно, дракон, которого терзает почти безумное желание, однако, он все еще и разумное существо и он слишком ясно осознает, что Ризли, его драгоценный и бесконечно любимый Ризли, все еще простой человек. Человек, который так ласково шепчет его имя, так протяжно и красиво стонет, дышит часто-часто, принимая и совершенно не противясь, позволяя делать с ним все, что требуется и все, что хочется. — Ризли... — почти скулит и толкатеся бедрами быстрее, резче, слыша как шлепает кожа о кожу, как хлюпает смазка и от этого так хорошо и плохо одновременно, так хочется больше, сильнее, хвост нетерпеливо бьется со всей силы о стену пещеры и с той скатываются мелкие камни.       — Нёвиллет... — зовет Ризли явно не в первый раз, обнимая все крепче, пальцами зарываясь в длинные, еще слегка влажные волосы, он гладит и ластит, слегка чешет у основания рога, которые даже будучи столь массивными сейчас, все еще остаются удивительно мягкими к кончикам, будучи твердыми лишь у самого основания. Такой очаровательный, плюшевый дракош, казалось бы, могущественное и великое существо, которое должно бы вызывать среди смертных лишь страх и трепет, а на деле трепет этот совершенно иного толка, и Нёвиллета хочется лишь обнимать крепче, окутывать его комфортом и всей любовью, на которую только способен такой человек как герцог крепости Меропид. — Нёвиллет, не сдерживайся, — вкрадчиво шепчет он, когда находит на это силы, ибо в столь сумбурных движениях, каждое из которых достигает нужной точки, упираясь головкой именно в простату, не дают спокойно говорить, выдавливая из легких весь кислород. — Нёв, пожалуйста, или я и правда просто откинусь прямо под тобой...       И, кажется, его слова достигают цели. Нёвиллет чувствует себя обезумевшим драконом, которого прямо сейчас нежно и аккуратно ухватили за рога, указывая, в каком направлении ему нужно двигаться. В глазах проясняется и он тычется носом в щеку Ризли, словно побитая собака, которая даже так ищет доброты и ласковой руки.       — Второй толще... — он сам не узнает собственный голос, такой низкий, больше похожий на грудное рычание зверя. — Ты уверен?       — Однажды я обижусь за твои сомнения во мне. Нёв, я ведь на ветер слов не бросаю, — Нёвиллет слышит в этих словах нежность, тепло и тонну самоуверенности. Впрочем, герцог всегда был таким человеком, что вполне оправданно позволял себе это. И Нёвиллет, правда, покорно перестает сдерживаться и в этот раз. — Ну же...       Второй член проникает менее свободно. Тугие стенки тяжело поддаются, по телу Ризли проходят волны дрожи и напряжения, его конечности судорожно подрагивают и он сильнее цепляется пальцами за Нёвиллета, но даже так он упорно заставляет себя расслабиться, движет своими бедрами навстречу, почти задыхаясь, в напряжении забывая делать вдохи, лишь сдавленно мыча и кусая губы. Нёвиллет скользит по прокушенным губам языком и тихо-тихо шепчет негромкие слова утешения, то и дело извиняясь и замирая, когда ему начинает казаться, что стоит притормозить.       Проходит время, в тишине пещеры слышно лишь их тяжелое дыхание, камзол под спиной Ризли уже пропитался потом, смазкой и морской влагой. А двое все никак не могут перестать смотреть друг на друга, то и дело сплетая языки в поцелуях, прижимаясь теснее друг к другу в объятиях, таких контрастных, но одинаково надежных и теплых по своему, страстных и крепких.       Ризли кажется, что заполнять сильнее его попросту некуда. Он почти не чувствует нижнюю часть своего тела, ему не больно, совсем нет, но и не сказать, что подобная запредельная заполненность приносит ему неимоверное удовольствие. Ему хорошо, ему достаточно приятно, чтобы испытывать возбуждение, его даже медленно но верно подводит к оргазму, он чувствует, как подрагивает его член, что он вот-вот кончит, но гораздо большее удовольствие ему приносит то, какой открывается ему вид. На лице Нёвиллета смешивается столько чувств и эмоций, сколько не было видно за всю его жизнь. Он то сосредоточенно хмурится, то жалобно вскидывает брови, он облизывает свои постоянно высыхающие губы, кусает их и порой слишком уж очаровательно морщит нос. Он хватает ртом воздух и иногда жмурится так плотно, что в уголках глаз проступает влага, а потом он открывает глаза и Ризли замечает его помутневший взор, в котором переплетено гораздо больше. Ну просто открывай как книгу и читай взахлеб. И он не отказывает себе, смотрит, выдыхает стоны, когда одна из головок внутри снова задевает в нем что-то слишком уж чувствительное, и не перестает шептать о том, как же сильно он влюблен и любит. Его собственный член трется меж их телами, это приносит дополнительную стимуляцию, дразнит, ему даже не приходится дрочить себе, чтобы помочь, ему достаточно того, как старается Нёвиллет, виляющий хвостом, шумно дышащий ему на ухо и трогающий его бедра, бока и спину, слегка царапающий и кусающийся за шею.       Ризли вздрагивает и запрокидывает голову, когда пачкает спермой свой живот. Этот оргазм не был внезапным, он накатывал словно волна, медленно охватывая все тело, пока перед глазами не мелькнули звездочки. Он дрожит, пока Нёвиллет все еще двигается внутри него, он расслабляется, но по прежнему держит колени разведенными, судорожно и резко выдыхая, втягивая живот, когда эта ласка продолжается в его слишком чувствительном сейчас теле. Его словно бьет током каждый раз, импульс проходится по нервам как по оголенным проводам, но он продолжает расслабленно лежать, пока Нёвиллет над ним старательно толкается, пытаясь довести и себя, на его лбу вновь проступает морщинка, а по виску стекает капелька пота, Ризли кажется, что он вот-вот расплачется и он спешит потянуть к себе своего дракона ближе, лениво и ласково целуя его в висок.       — Кто бы мог подумать, что юдекс Нёвиллет такой старательный в подобных делах хороший мальчик, — козырь, за который ему попозже прилетит какая-нибудь вычурная фразочка в паре с не совсем довольным взглядом, но всегда неизменно работающий и которым невозможно было не воспользоваться прямо сейчас.       Ризли не может точно сказать, но, кажется, изливаются оба члена одновременно. Он чувствует, как те пульсируют внутри, как становится тесно, жарко и слишком вязко. Сгустки драконьего удовольствия заполняют его, обильно выплескиваясь глубоко внутри, но даже так со временем вытекает и это нечто настолько густое, что он даже не уверен, можно ли сравнить это с человеческим семенем. А после он слышит, как Нёвиллет скулит.       — Нёв, ты как? Все хорошо? — он пытается заглянуть Нёвиллету в глаза, но тот упорно тычется в его плечо. Он весь напряжен и дрожит так сильно, будто его бьет лихорадка. — Эй, Нёв... Скажешь что-нибудь? — его слова остаются без ответа, лишь слышно, как тот снова скулит, прижимаясь все теснее и теснее, двигая бедрами так, будто пытается толкнуться еще глубже, но глубже уже некуда. Ризли гладит его по лопаткам, ласкает за заостренным ушком, шепчет негромко всякую сладкую лабуду и старается прижать к себе еще ближе, обнять сильнее, спрятать в себе и согреть, потому как Нёвиллет в его руках кажется еще более холодным. — Нёви, я могу тебе чем-нибудь помо...       Фраза обрывается звонким стоном. Новое, совершенно странное чувство простреливает все его тело, отозвавшись в затылке яркой вспышкой и цветными кругами перед глазами. Ризли несколько секунд не может шевельнуть ни рукой, ни ногой, ни даже пальцем, он даже не может произнести ни слова, только ртом хватает воздух, пока сам дрожит. И он чувствует, что его живот заполняется еще сильнее. Нёвиллет крепко его обнимает, он обвил его даже хвостом, фиксируя так крепко, что дышать тяжело, а его зубы держат Ризли за шею, впившись клыками в кожу и пустив две кровавые дорожки. Это такой надежный хват, что Ризли на долю секунды даже ощущает себя пойманным в капкан зверьем, однако, это совершенно не пугает его и он, когда вновь может чувствовать свое тело, даже расслабляется.       — Это правда так больно? — шепчет он, замечая напряженное, побледневшее лицо замеревшего Нёвиллета. В его глазах стоят слезы и Ризли очень хочется собрать их пальцами или хотябы сцеловать, но дотянуться не предоставляется возможным и он только обмякает в этих крепких объятиях, вынужденный прислушиваться к своим ощущениям. Он отчетливо чувствует, как в него откладывают икру. Шарик за шариком, они обильно заполняют его, им все нет конца, они забивают каждый уголок. Нёвиллет лишь совсем немного покачивает бедрами, пока один из его членов пульсирует, выталкивая из себя все больше икры и, кажется, действительно испытывая при этом невероятный дискомфорт и даже боль. Он хмурится и задушенно глотает кислород, дрожа и не выпуская шею Ризли из захвата своего укуса. По его телу то и дело проходят волны судорог и в такие моменты икры, кажется, больше.       Все это прекращается так же неожиданно, как и началось. Осознание к Нёвиллету приходит постепенно, он так судорожно вдыхает, будто на самом деле не дышал все это время, лишь пародировал. Он глядит на оставленный кровоточащий след так ошарашенно, что Ризли даже начинает искать очередной способ как можно скорее отвлечь Нёвиллета от этого, но, кажется, этого не требуется, ведь тот сразу как-то по-особенному любовно скользит по этому ярко-алому следу кончиком языка. Ризли даже кажется, что этот дракон сейчас превратится в кошку и замурчит. По крайней мере теперь он может позволить себе расслабиться и просто полежать, пока на его живот давит ощущение заполненности. Он находит это даже странным, по крайней мере, ничего хотя бы отдаленно подобного ему испытывать не приходилось, это лишь слегка дискомфортно, если резко шевельнуться, но в целом это на самом деле до странного приятно. Даже в некоторой степени возбуждающе, если задуматься.       Но, кажется, расслабился он слишком рано. Он замечает, что пускай Нёвиллет и выглядит сейчас гораздо больше увлеченным укусом на его шее, однако, по выражению лица тот явно все еще напряжен и это было лишь временное облегчение.       — Нёв...?       — Не получилось... — в его шепоте слышится какой-то надрыв.       — Что не получилось? Я ведь чувствую, что внутри...       — Это не все, — отчаяние в его голосе пугает. — Только один...       — Так давай сделаем это еще раз? Я не против, эй, — он, наконец, протягивает руку и ласково касается его ресниц, собирая с них влагу.       — Сил нет... У меня совершенно нет сил, — он ластится к его рукам и жмурится. Смазанные слезы блестят на проступивших под глазами чешуйках.       А ведь и правда, задумывается Ризли, сколько же дней Нёвиллет промучался? Весь бледный и обессилевший, а ведь все эти изменения наверняка не просто мучительны, а невыносимы и влияют они явно не только на физическое состояние. Ризли чертыхается и, наплевав на собственное состояние, ибо оно явно не идет ни в какое сравнение с тем, что прямо сейчас испытывает его возлюбленный, он мягко обхватывает Нёвиллета за плечи и укладывает его на свое место, прижимая к себе и, заправляя челку за острое ушко, всматривается в уставшее лицо, которое то и дело болезненно корчится. Во время всех этих манипуляций члены выскользнули из его тела и ничего больше не сдерживало икру внутри него, потому та вытекает теперь из него вместе со сгустками драконьего семени, однако, прямо сейчас это то, что волнует Ризли меньше всего.       — Тебя нужно довести до оргазма, верно?       — Икра откладывается только внутрь чего-то теплого...       — Понял. Какой из них? — он смотрит на два поблескивающих от смазки члена и мягко касается обоих, проводя по всей длине, пока второй рукой все так же крепко прижимает изнеможденного Нёвиллета к своей груди.       — Нижний.       — А сейчас расслабься, Нёв, хорошо? Я все сделаю, только потерпи немного.       Ризли хорошо знает тело Нёвиллета и он сейчас полностью использует эти знания, не обделяя и малейшую деталь вниманием. Он трогает там, где Нёвиллету нравится больше всего, покусывая и целуя наиболее чувствительные места, аккуратно массирует, ненавязчиво сжимает и мнет, разогревая и подводя к возбуждению уставшее, измученное тело. Он обнаруживает, что особенно ярко реагирует на его прикосновения низ живота и он наклоняется, чтобы поцеловать его, гладит подушечками пальцев и слегка давит, не слишком напирая, дабы не причинить еще больше боли. Нёвиллет под ним дрожит и снова скулит, его члены реагируют и слегка дергаются, вновь твердея и истекая смазкой.       — Это было быстро, — одобрительно произносит Ризли и в ответ на его слова слышится приглушенный рокот. Он не тянет больше и обхватывает головку нижнего члена губами, почти сразу же вбирая глубже и замирая, позволяя плоти согреться в жаре его рта, пуская больше слюны и пошло ею хлюпая. Он слышит стон Нёвиллета, тот нетерпеливо ерзает на месте и, разведя колени шире, слабо толкается бедрами, цепляясь пальцами за и без того уже измятый герцогский камзол. Ризли начинает двигать головой, он не тянет время и сразу переходит на скорый темп, позволяя скользить головке в самую глотку, раздражая своими отростками рвотные позывы, но Ризли сдерживается, жмурится и продолжает свое дело. Пускай этот член короче, однако, он заметно толще и, чтобы вместить его, ему приходится постараться, чувствуя заодно как совсем скоро начинает сводить челюсть. Это тоже приходится терпеть, как и обильное слюноотделение, та вытекает из уголков рта и стекает по члену на поджавшиеся яички.       Вот только сколько бы не старался Ризли, это не помогает. Этого определенно мало, а уже жалобно хнычащий Нёвиллет едва не вызывает панику и ужас.       — Все хорошо, — успокаивает герцог и ладонью обхватывает оба члена, неспешно надрачивая. — Потерпи еще чуть-чуть, — просит он, успокаивая заодно и себя, когда измазав пальцы в смазке, которой он сам уже был заляпан чуть ли не полностью, проникает сразу двумя в дрожащее тело, одновременно с тем вновь вбирая член в рот. Он бы взял оба, но в рот они точно не поместятся, как не старайся, потому тот, что выше, он продолжает ласкать лишь ладонью, пока в рот вбирает все глубже второй, пальцами тем временем аккуратно растягивая кольцо мышц, разминая, массируя и вскоре толкаясь еще одним пальцем, двигая теперь всеми тремя, сгиная и стараясь задеть одновременно как можно больше стимулирующих точек. — Как ты себя чувствуешь? — спрашивает он, когда выпрямляется и подставляет головку своего члена к поджавшемуся анусу.       — Не спрашивай, — тянет Нёвиллет и, обвивая хвостом его талию, нетерпеливо тянет к себе ближе. — Пожалуйста, Ризли...       — Конечно, дорогой.       Ризли накрывает его тело своим, он гораздо шире в плечах, потому ему удается почти полностью скрыть под собой тело юдекса. Он обнимает его, прижимает к себе крепко-крепко, стискивая в объятиях словно игрушку и толкается до самого основания в одно резкое движение. Пальцами одной руки он зарывается в волосы, вновь массирует основания рогов, прижимает голову к своему плечу и прикусывает ушко.       — Будь умницей, Нёв, кончи для меня, — вдыхает он горячо и сразу же срывается на быстрый темп. Он двигает бедрами рвано, резко, выходя лишь на половину и тут же погружаясь до самого основания. Он знает как надо, знает, что Нёвиллету нравится быстро, нравится, когда глубоко, он держит его крепко-крепко, едва ли не душит в объятиях, заставляя вжиматься в себя полностью, почти теряясь в этом захвате. — Ты бы знал, как ты красив, — продолжает он шептать, почти наверняка зная, что его даже не слушают, но слышат его голос, любят его голос и он этим пользуется. — Прекрасен, изящен, невероятен и неповторим. Нёвиллет, ты не представляешь, как же меня задевает, когда ты от меня прячешься. Я вот осознал это сегодня, — он чувствует, как тот дрожит все сильнее, слышит, как отзывается слабыми стонами, ощущает, как начинает толкаться навстречу, елозя в объятиях и царапая спину когтями. — Хочу видеть тебя. Любым, каким бы ты ни был, каким бы ты не стал. Я бы влюбился в тебя любого, я бы любил тебя любого, — он лижет его ухо, почти вылизывает, обхватывает зубами мочку и слегка покусывает, от чего та краснеет. — Я люблю тебя, когда ты занимаешься своими делами, люблю тебя, когда ты ласково трахаешь меня прямо на рабочем месте, люблю, когда ты так беспомощно жмешься ко мне и отдаешься в какой-то мрачной пещере на берегу, — Нёвиллет скулит, а после замирает. И Ризли чувствует, как между их животами растекается уже такое знакомое густое и вязкое семя. Он делает еще несколько особенно резких и глубоких толчков, пока содрогающийся Нёвиллет бьется в оргазме, а после, резко отстраняясь, выходит из его тела.       Оба члена подрагивают, обильно истекая смазкой и спермой, та имеет совершенно невообразимые оттенки бледно-голубого, оно стекает медленно и даже немного тянется, если коснуться пальцами. Ризли, чтобы не захлебнуться, счищает нижний член ладонью в пару движений, а после наклоняется и вбирает его в рот, обхватив у основания и продолжая надрачивать. И он чувствует, как этот член твердеет вновь. Но явно не от возбуждения, он плотнеет, заполняясь изнутри, набухает, становясь больше и темнея, обретая глубокий синий оттенок. Нёвиллет скулит громче, он болезненно стонет, а его хвост сжимает талию Ризли так сильно, что из того обильнее вытекает все то, чем он был полон. Но это все еще мало его волнует, даже когда икра стекает по его ногам. Он сосредоточенно греет член в своем рту, аккуратно берет его глубже, все еще прощупывая основание пальцами. Уплотнение внутри продвигается дальше, но вновь замирая, в этот раз посередине. Член пульсирует и подрагивает, пока из второго все еще вытекает смазка, этот только периодически слабо дергается. Ризли берет еще глубже, почти давясь, потому что теперь тот слишком большой для его рта, но он терпит и ждет, греет и даже старается выдыхать через рот, чтобы дать больше тепла и жара. Пока уплотнение вновь не поднимается выше. И Ризли, наконец, ощущает солоноватый привкус на языке.       А после он едва успевает отстраниться, прежде чем из члена вырывается икра. Она обильно вытекает, выходя из расширившейся и потемневшей от раздражения уретры комками, покрытыми слизью. Ее много, она похожа на маленькие, полупрозрачные голубые кристаллики и Ризли смотрит, как та все выходит и выходит, пока он аккуратно, невероятно осторожно и медленно продолжает надрачивать, утирая свободной рукой губы и слыша, как облегченно стонет Нёвиллет, крупно вздрагивая и, кажется, все же расплакавшись, потому что на его щеках блестит пара дорожек слез. Выражение усталого блаженства на его лице приводит Ризли в абсолютный восторг и он нежно-нежно гладит того по внутренней стороне бедра, пока продолжает гладить член по всей длине, то и дело поднимаясь к головке, и слегка надавливая, чуть ли не выдавливая из нее икру, почти выдаивая, чтобы та как можно скорее покинула тело, которое так долго терзала.       Абсолютно измотанные, они проводят в пещере еще какое-то время, просто лежа в крепких объятиях друг друга, где-то на грани сна и ласковых, ленивых поцелуев то в висок, то в лоб, то в кончик носа. Нёвиллет больше не выглядит таким бледным, а Ризли, все же, уже клонит в сон, как то обычно бывает у него после хорошего секса. Они ютятся на его камзоле, о состоянии которого даже не хочется думать, оба измазанные в смазке и в окружении маленьких сгустков икры, которая была, кажется, везде.       — Я тут это... — в какой-то момент подает голос Ризли и Нёвиллет приоткрывает веки, поднимая вопросительный взгляд. — Пока пытался тебе помочь, я подавил немного икры... В общем, она местами всмятку. У тебя же не случится на этой почве какая-нибудь послеродовая депрессия?       — Ты ведь серьезно спрашиваешь? — тихо переспрашивает Нёвиллет и встречается с действительно серьезным взглядом Ризли, который, кажется, уже думает над тем как ему придется справляться с этой самой послеродовой депрессией. — Эта икра все равно еще не оплодотворена как следует, из нее ничего не родится. Так что забудь об этом.       — О, правда? Значит, я не увижу никаких маленьких Нёвиллетов? — взгляд Ризли веселеет, а, глядя на юдекса, нежившегося в его объятиях, он прижимает его к себе крепче, вновь целуя в макушку у самого основания рогов, которые, кажется, даже стали еще крупнее. А быть может ему это кажется. — На самом деле даже немного жаль, я бы взглянул. А, может быть, все таки что-то да родится?       — Я позже все равно это все съем.       — Что...       И застывает тишина. Она даже как-то не особо приятно давит, но Ризли отчаянно пытается найти в глазах Нёвиллета хотя бы намек на шутку, но не находит его.       — Ты серьезно, да?       Как выяснится позже, Нёвиллет и правда был абсолютно серьезен. Ризли даже не сразу заметит, что пока они лежали, рога и правда становились крупнее, когти на руках и ногах длиннее, а хвост массивнее. Пока весь облик судьи не станет меняться на что-то еще более дикое, внушительное и... голодное. Дракон будет испытывать к Ризли лишь нежность, он молча будет лизать его, обнюхивать, тискать в своих лапах и хвосте, окутывая его им и таская за собой словно игрушку, пока сам направится неспешно бродить по пещере и собирать блестящие икринки. А потом Ризли будет думать, что сойдет с ума, когда его решат вычистить и его станут особенно мучительно вычищать от икры языком, увеличившимся чуть ли не вдвое. Дракон слишком озадачится тем, чтобы дотянуться до каждого шарика, изучая внимательно и осторожно, потому не особо задумываясь о том, что его партнер не может кончить от слишком ненавязчивых манипуляций его языка. Ризли так и не кончит. Но он запомнит это на еще более далекое будущее.       На будущее, в котором спустя несколько суток Нёвиллет вернется в свое прежнее состояние, до этого скрываясь все в той же пещере, либо опускаясь на морское дно. Ризли будет пытаться подкармливать его, правда, выяснит, что тот и сам вполне в состоянии себя прокормить и все, что будет требоваться от Ризли это терпеть нежности и слишком громкое урчание. А потом, в один прекрасный день он обнаружит вернувшегося в свой привычный человеческий облик Нёвиллета, об истинном облике которого будут напоминать только его тонкие мягкие рожки и острые кончики ушей. Ризли принесет ему одежду и они оба, наконец, вернутся домой. Ровно до той поры, когда спустя пару лет это все повторится вновь, но, по крайней мере тогда они уже точно будут знать, что им делать.       А пока они просто лежат невероятно уставшие и пытаются не заснуть, разглядывая свод пещеры и думая о том, что камзол, все же, Ризли лучше купить новый.       — Нёвиллет.       — М?       — В следующий раз, пожалуйста, не прячься от меня. Чтобы ни случилось. Я всегда буду рядом и приму тебя таким, какой ты есть. Хорошо?       — Хорошо...