Это танго, в нём можно всё.

– Ты обещал мне танец, – напоминает Кроули. Вкрадчиво. Короткие шаги приближают его к ангелу и он, будто змея, готовая к броску. – И я намерен получить его. – – О, да! Не смею отказать, друг мой! – Вечер располагал к танцам. Закрытые двери, а за ними лишь едва уловимый шум проезжающих машин и людей, бегущих по домам. В ресторане напротив играла музыка. Ангел метнулся к столу с разложенными на нём пластинками. – Что насчёт… «Вальса цветов»? Или Шопен? – мягкими движениями поднимает тонкую пластинку и, заговорщицки улыбнувшись, показывает Кроули очередной вальс. Азирафаэль обожал их до смерти, наслаждаясь ласковыми, нежными мелодиями, плавными движениями. В вальсах ангел был виртуозом, а Кроули, как главному и единственному его партнеру по танцам, оставалось лишь поддаваться, внимательно слушать и молиться Господу Богу, чтобы в очередной раз не наступить Азирафаэлю на ноги. – А что насчёт аргентинского танго? – Азирафаэль недовольно поджал губы и, отчаянно вздохнув, всё так же бережно, как и поднял, вернул пластинку на её законное место. Не сдержать своего обещания не мог, считая, что слово ангела – самое надёжное. А ведь он сам пообещал, будучи, конечно, в приподнятом настроении и бокалом вина в руках, что подарит Кроули любой танец, какой тот пожелает. И неважно что это будет. Делать было совершенно нечего. Конечно, Азирафаэль не надеялся, что Кроули выберет что-то из его любимых вальсов, но осмеливался предположить, что обойдётся без танго. Однажды демон уже уговорил его попробовать разучить что-нибудь подобное, и… Помилуйте, для ангельской души, пусть и подпорченной многовековой жизнью на земле, это оказалось слишком. Слишком много места Кроули вдруг начал занимать на его теле, слишком захватывающей была та музыка, слишком пьянила бестактность и интимность момента, подкрепляемая уверенностью партнера. В руках демона блеснул винил. Игла граммофона упала на пластинку, и мелодия начала проигрываться, не оставляя Азирафаэлю и шанса. Танго – танец страсти. Границ в нём нет, они стираются так же стремительно, как меж собой перемешивается невероятная нежность и агрессия, голод и удовлетворенность, экспрессия и сдержанность. В танго можно в с ё. Сказать без слов, объясниться, переплетаясь одними лишь руками, признаться, закидывая на бедро партнёру ногу. Кроули обходит его медленными, уверенными шагами, подкрадывается и, оказавшись за спиной, берет за локти, вставая к тому вплотную. От них ведет выше, к плечам, оказывается у шеи. Ладонь его скользит выше, едва касается волос. Азирафаэль поворачивается к нему лицом. Взгляды сталкиваются, глаза янтарные своим огнём обжигают так, что ноги не держат. Он замирает лишь на несколько мгновений, показавшихся чертовой вечностью, прежде чем разворачивается в руках Кроули, проведя ладонью по его груди. Демон чуть подаётся вперёд, удерживая Азирафаэля за талию, а тот в спине прогибается, чувствуя, как напрягаются под кожей мышцы чужих рук. Через секунду он выпрямляется, а Кроули у самых его губ. Дыхание его, разгоряченное, прерывистое касается кожи и табуны мурашек скользят по гибкому хребту, прежде чем демон, окончательно беря верх, начинает кружить его в танце. Прикасается бесстыдно, резко, прижимает к себе. Обхватывает обеими руками, губами практически касается влажной шеи. А затем выдыхает, жжет огнем кожу за ухом. И всё повторяется вновь. Танго даёт свободу. Оно слаще вина и ласк, в нём чужая властность и крепкая рука так нежно обводит очередной круг. Бедро к бедру прижато, носком туфли Азирафаэль чертит что-то в воздухе. Границ нет. И демон заводит руку ему поперёк шеи, кончиками пальцев по виску скользит и к уху, к щеке, опаляя близким дыханием кожу. И практически оставляет поцелуй. Но останавливается вовремя, выводя этот жест в элемент захватившего их танца. Мелодия не прекращается подозрительно долго. И крошечное чудо здесь точно оставило свой след, позволив немым возлюбленным высказываться здесь и сейчас. Расплескиваться страстью, сталкиваясь, словно волны в бескрайнем море, целовать друг друга глазами, так близко, так нежно, забывая о той преграде, вечно стоящей между ними. Ведь танец невинен, как дитя. А Кроули был сложен, был создан для танго. Ведь оно было сделано из огня. А в нём его хоть отбавляй. И этот огонь не дает покоя ни днём ни ночью ангелу, под своим нимбом имеющему мысли, что водиться в ангельских головках не должны. Но грех он тем и привлекателен, что грех - огонь, он живой и настоящий. В нём столько привлекательного, столько удивительного, что, забываясь в чужих руках, несущих его сквозь звуки и трепет музыки, он сам того не замечает, как отдаётся полностью. С головой, не страшась того, что между ними разгорается та страсть, необходимая танго. Так странно. Так сладко, когда в заключение Азирафаэль, вновь наклоняясь, опираясь на руки Кроули, ловит его жгучий взгляд, а затем его губы своими. Кроули преклоняется к его лицу. Целует, бесстрашно сжимая чужую ладонь в своей. Без слов, без лишних разговоров, как они и привыкли. Брать и делать, ведь иного выхода нет. Они не сторонники пустых слов. Лишь жарких танцев и классической музыки.