Некоторые особенности змеиной натуры

По справкам, любезно наведенным аналитическим отделом, у Сайласа бывают хорошие дни, плохие, и дерьмовые. В хорошие Сайлас-это Сайлас. Ворчливый, едкий, любящий тепло, все эмоции выражающий спектром от ядовитых ухмылочек до закатывания глаз. Это дни, когда Сайлас раздражает вас настолько, что вы готовы застрелиться, лишь бы не слышать его. Хороший день Сайласа–плохой день для всех остальных. В свои плохие дни Сайлас говорит еще меньше, чем обычно–а он, вообще-то, довольно неразговорчив, если не считать батты льющегося из него сарказма–и гораздо больше слушает. Временами даже прислушивается, не оставляет на каждое слово Роген свой комментарий. Он растворяется в комнате, будто его там и не было никогда, ходит гораздо тише, хотя, казалось бы, незаметнее быть ему некуда, с его-то змеиными инстинктами. Но он это прекрасно умеет, будто для него исчезнуть–обыденность. Привычка. Способ выживания. Если ликвидаторы не замечали Сайласа, когда он был ребенком, значит ему сегодня не достанется. Если Сайлас хорошо спрячется, если он только постарается не попадаться им на глаза, то все будет в порядке... Сайласу не стыдно об этом говорить, не противно об этом помнить. Ему давно не жалко себя–он ведь понимает, да и тогда, в детстве, понимал, что ликвидировать монстров–работа этих ребят. А когда этот монстр безнаказанно разгуливает по вашему дому, вы, конечно, будете не в восторге. Айк это осознавал, когда притащил сюда мальчика, пусть и не мог исправить. Айк об этом, черт возьми, предупреждал. Доу, может быть, внял бы его словам, если бы хотя бы понимал их смысл. Маленький Сайлас Доу ничем не отличался от взрослого. Маленький Сайлас Доу поджимал губы, когда заходил к Айку в кабинет, утирая кровь, натекающую из разбитого носа, садился на мягкий кожаный диван и раз за разом слушал одну и ту же лекцию. "Терпи, ты должен доказать им, что ты не опасен. Сайлас, пока они тебе не верят, но если ты продолжишь в том же духе, ты никогда не докажешь, что ты заслуживаешь жить. Прекрати отвечать на их агрессию. Это нормально, они тебя боятся." Ты должен доказать, что ты человек. Ты не заслужил жить. "Страх–сильное оружие. Страх является защитным механизмом и гарантом выживания любого животного. Ты ведь боишься их, Сайлас? Ты отвечаешь им, потому что ты тоже заложник страха. Так заставь их направить страх в другое русло. Заставь их уважать тебя." Сайлас прокручивал эти слова в своей голове множество раз, смаковал их на языке–а ведь правда, хорошо звучит. Романтично, аж блевать тянет. Самое то, чтобы загнать в голову получеловеческого восьмилетнего отродья. Маленький Сайлас Доу ненавидел их ненависть к себе. Сайлас Доу постарше ненавидел свою фамилию. Он научился тому, чтобы быть таким же как и все. Он уничтожил все, что его отличало, а то, что не мог скрыть–превратил в свои "особые навыки". Он заработал себе то самое пресловутое уважение. А фамилия–это сраное "Доу" в его документах просто подтверждало то, что он не был человеком. То, что он не существовал до своего восемнадцатилетия. Неопознанный труп. Сиротка, родители которой неизвестны. А в откровенно дерьмовые дни... что ж. Вы никогда не видели Доу в такие дни, а если и видели, то думали, что это предыдущая категория дней. Потому что знание о дерьмовых доступно только излишне наблюдательному парню из отдела аналитики. Только он может заметить лопнувший в глазу капиляр от полного отсутствия здорового ночного сна и неосмысленный взгляд в стену. Задумчиво-цепкий, в котором на секунду мелкает что-то почти нервное, напуганное, когда он смотрит на что-то хоть отдаленно напоминающее водную гладь, и напряженный–перед кабинетом Айка. Сайлас помнит. Просто не любит вспоминать. Сайлас ненавидит свои дерьмовые дни. Сайлас помнит, как его попытались утопить. Он помнит ощущение ледяной воды вокруг, помнит то, как откашливал из своих легких жидкость, он помнит сильные руки, державшие его лицо под водой. Он помнит, какая паника всколыхнулась в нем, он помнит, что подумал в тот момент о том, чтобы напасть–потому что они были сильнее. Им было весело. Они хотели проверить, может ли Сайлас, как и его мать, дышать под водой. Это был первый раз, когда Сайлас им не ответил. Он не мог ничего сделать. Он никогда не прикоснулся бы к крови, но не потому, что это грозит ему смертью, нет. Не потому, что он состоит в Бюро. Просто он дал обещание. Такое старое, почти забытое обещание, о котором, может быть, никто и не вспомнит спустя столько лет, но... Сайлас ведь помнит. Как помнит и то, что он обещал Норману никогда не рисковать собой. Никогда не ставить свою жизнь ниже чужой. Все его обещания состояли из сплошного, надоевшего "Никогда не...". Сайлас провожает глазами макушку Нормана, проходящего мимо столов, и в помещении будто бы неуловимо теплеет. Сайлас ненавидит холод. Он кутается в свитера, худи, кардиганы, не снимает даже летом шерстяных носков. Сайласу холодно всегда–он привык к тому, что в офисе вечно открыты окна, что все напитки в барах отвратительно дополняются льдом, что температурный режим его миссий никогда не совпадает с требованиями организма. Норман встречается с ним взглядами. Глаза у Доу–темно-карие, отражающие свет флуоресцентных ламп на потолке, два огромных, почти черных омута. В них вместе с бликами плещется затаенная тревога, Норман видит это на их поверхности. Чернота его глаз густеет нефтью, и глаза-океаны Нормана пачкаются о нее, отравляются, и ему так тяжело дышать... Но Норман справится. Он проходит к одному из дальних столов, быстро объясняя что-то сидящей там брюнетке и на каблуках разворачивается в сторону стола агента Доу. Все это время тот сверлит его макушку взглядом, но это только подстегивает его подойти. Нормана всегда интересовали сложные загадки. Сайлас ненавидит прикосновения. Его воротит от чужих рук, касающихся его кожи, почти буквально. Сайлас передает отчеты исключительно держа их за край, ловко подныривает под руку пытающегося похлопать его по плечу Кэла, и не касается коленом соседнего пассажира в метро. Сайлас не выносит, когда кто-то вторгается в его личное пространство. Сайлас не вторгается в чужое. У него нет для этого причин, ему не нужны друзья или кто-то вроде того. Ему и так...нормально. Поэтому Эшли облокачивается на край стола, оставляя свои пальцы в паре сантиметров от его. Сайлас убирает руку, возвращая ее к законному месту сегодня–клавиатуре. –Ты как?–Норман не видел его после возвращения из командировки, так что вопрос показался ему уместным–не слишком откровенно, но и не слишком сухо. Можно воспринимать как душе угодно. –В порядке,–Сайлас морщится, что-то печатая на компьютере. Небось опять отчеты сдает. Дурень. –Чего пришел? –Без тебя у меня так тихо и скучно, –тянет Норман, растянув губы в улыбке. –И?–Сайлас выгибает бровь, но уголок губ у него непроизвольно дергается–он понимает что к чему. –Посидишь со мной? –Нет. У меня тут рапорт, и я должен сдать его до завтра. Враньё–Сайлас мог бы сдать его хоть через неделю, как делали все нормальные ликвидаторы и гоэтики. Откровенно говоря, никто кроме Сайласа вообще не приехал бы в офис наутро после возвращения из командировки–тем более он прилетел глубокой ночью. Никто явно не осудил бы его, если бы он выбрал поспать. –Я дам тебе свой ноутбук и ты закончишь его там, –он закатывает глаза, –Давай, Сай, ты же тоже хочешь, я вижу. Сайлас цыкает, сохраняя документ и лезет на почту. Для Нормана это безоговорочная капитуляция. Сейчас он закончит, выключит свою старуху из Бюро и пойдет с ним. В тишину, покой, уют... У Нормана с недавних пор свой кабинет. Сайлас вообще не представляет, какими правдами и неправдами его можно было выбить, но Айк был согласен–и теперь у Нормана действительно есть свои три квадратных метра в самом конце коридора. Сайлас не удивился бы, если бы в прошлом это было подсобкой. Зато без мам, пап и кредитов, хаха. Норман не любит оставаться один и не любит тишину–с недавних пор, после чертовых ирландских лесов, его пугает даже возможность потеряться в штабе. Поэтому Эшли больше не выходит в пустые коридоры, не задерживается один в офисе допоздна, не оставляет открытыми двери и не закрывает шторами окна–зажарится, но солнце перекрыть духу не хватит. Поэтому Сайлас временами прячется от людей в его кабинете, чтобы подремать с утра, развалившись на маленьком кожаном диванчике, чтобы своим присутствием успокаивать своего тревожного...парня? Они ничего не обозначали. Сайласу, если честно и не интересно, кто они друг другу, пока обоим комфортно. В коридоре их поджидает тишина и пара полуживых, судя по глазам, западающим за синяки под ними, аналитиков у кофемашины. Она тарахтела, неохотно наливая по одному стаканчику кофе в пару минут, но люди посчитали, что этого было достаточно для казённого имущества. Норман приветливо улыбнулся и помахал им, аналитики вымученно приподняли уголки губ и вернули свои взгляды к автомату. Как зомби какие-то, ей богу. Ничего в жизни кроме википедии и кофеина их не интересует. Когда Норман захлопывает дверь за ними и проворачивает ключ в замочной скважине, Сайлас прислоняется спиной к деревянному полотну–думает, что дверь его защитит–наивно. Разве эта деревяшка вынесет гнет ответственности за свои слова? Неа, не вынесет, Сайлас, не ври себе. И Норману не ври. –Так как ты?–Норман закрывает собой пути отхода. –В порядке,–уверенно отвечает Доу, взглядом уперевшись в затертые мыски кроссовок. Если вы считали, что переспорить Нормана Алана Эшли–плевое дело, то считать вы явно не умеете, доверьте это математикам. Или, на худой конец, приобретите калькулятор. –Ты человек, Сайлас, –он выдыхает, потирая переносицу под очками, –Людям свойственно беспокоиться. Сайлас любит. Он любит, когда Норман вот так, как сейчас, берет его лицо в ладони и потирается своим носом о его. Сайлас любит только его касания. Он любит его глаза–Сайласу говорили, что они у него серо-зеленые, хотя сам он может увидеть только два темных круга там, где у него очки. Норман был теплым, а относительно Сайласа почти горячим. Он терпел холод только с ним–потому что только Норман действительно мог его согреть. Норман единственное его исключение. Он оставляет один маленький поцелуй в уголке его губ и отстраняется. "Глупая нежность"–сказал бы Сайлас Доу, будучи на пару лет младше, но этот мелкий поганец ничего не знал, поэтому на его дурацкое мнение он больше не обращает внимание. Сайлас говорил себе: "Никогда не...". Но Норман не слушал, с Норманом он был готов обойти весь чертов земной шар пешком, если бы тот только сказал ему "да". И Норман говорил, и Сайлас, он...он шел за ним след в след. Если бы Норман сказал ему умереть–Сайлас прыгнул бы ради него под пулю, вместо Джеммы получил бы кочергой по лицу и как чертов праведник подставил бы ему другую щеку. Норман сказал ему жить–и Сайлас решился на это. Он решился мысленно убрать палец с спускового крючка пистолета-обещания, который взвел еще в детстве. Норман сажает его на диван, заставляет стянуть кроссовки, и Сайлас почти машинально подтягивает ноги к груди. Норман кутает его в плед, который принес сюда только ради него–сам Эшли мерзляком никогда не был–и открывая окно, протягивает ему открытую пачку сигарет. Сайлас вытягивает руку из своего кокона и зажимает сигарету между большим и указательным–Норман давно заметил, что он далек от эстетичных картинок из пинтереста. Он садится рядом, прислоняется к Сайласу боком, и тот роняет голову ему на плечо, нервно затягиваясь. Норман стягивает резинку с его макушки и треплет по волосам, оставляя сухой поцелуй на лбу. Если бы только Норман был девушкой и красил бы губы помадой, то весь отдел мог бы наблюдать, как грозный Доу ходит зацелованным с головы до пяток. Сайлас зябко поводит плечами под пледом, кутаясь сильнее, затягиваясь глубже. –Так как ты? –Дерьмово, –он морщится, выпуская изо рта облачко дыма. "Но с тобой лучше". –Поспишь? Я могу дописать рапорт за тебя, просто свяжусь с Лео и расспрошу. Хочешь? Лео. Сраный Лео Спилиотис, который вытрепал ему все нервы за последние пять дней. Сайлас искренне думал, что в этом офисе не найдется никого более раздражающего, чем Роген, но, честно говоря, даже она проигрывала этому пареньку. Чтобы Норман мило болтал с ним? Да черта с два. –Нет. Я сейчас посижу немного и все сделаю, не беспокойся. Я в порядке. –Ты же знаешь, что я тебе не верю? Сайлас пожимает плечами, мол "думай, как хочешь", но сам едва заметно улыбается. –Я люблю тебя. Сайлас трется переносицей о его шею, вдыхая запах его парфюма–флакон почти закончился, нужно будет купить ему новый–на выдохе отвечая: –Я тебя тоже.