Ненавижу эту улыбку

Прямо сейчас мы будто Играем с огнём. Не останавливай меня, Не туши это пламя, даже если подумаешь, Что мир идёт к разрушению Ateez — Fireworks

Хотя Чон Юно и посещает школу, у него всё ещё остаётся работа — та, на которую не всегда успевают пожарные машины. Юноша настороженно идёт вверх по улице, прислушиваясь к нервной пульсации огня: как будто тот разгоняется в своей злости, пока ещё ворча, но с каждой секундой промедления обещает взорваться возмущением и уничтожить всё, что попадётся на пути. Переходя на лёгкий бег, Юно думает о седьмом прогуле, о том, что это неважно, что школа — посредственность перед тем, что происходит в реальной жизни каждый день, она не подготовит ни одного дурака к случайному воспламенению, срыву лифта, смирению перед трагедий и вынужденностью уступить старшему поколению ради общего блага. Они читают скучные, добрые, правильные книжки, где главный герой — всегда в белом, а его противник — есть чернота. Ускоряясь, задыхаясь, Юно злится всё больше, как и то пламя, которое ему предстоит укрощать: разве есть в школьной программе хотя бы один предмет, где бы ему объяснили, как вести себя с соулом, который связан с ним, как реагировать на его слова «буду рядом»? Кто объяснит Юно, что могли значить те слова человека-невидимки? Ему стоит беспокоиться? Или стоит довериться? Кто скажет Юно, с кем ему обсудить момент, когда огонь в лёгких сливается с огнём в его руках, что укрощает взрыв газа в частном секторе старой застройки города? Кто мог бы подсказать ему — мальчишке — что то, что он за три секунды смог сжать пламя до синего трепыхания малька на прорыве трубы. Когда Юно, пробравшись через выбитое ударной волной стекло, оказывается на кухне, то с удивлением замечает свой невероятный успех. Прозрачно-фиолетовый огонь послушно иссякает в воздухе, не стремясь распространиться дальше, но, так как проводка ещё искрит где-то в доме, не гаснет. Мгновение синей вспышки. Юно думает о секунде, когда огонь делает это. Когда он появляется на свет, чтобы уничтожить что-то. Он думает об этом как о том, что его сила ранит по инерции и Тэёна. От его беспокойных мыслей малёк оборачивается рыбой покрупнее, становится злее и чернее, опаляя края металла, и юноша сосредотачивается на его контроле, второй рукой доставая телефон и набирая господина Ом Кихёна. А, совершив вызов, звонит Тэёну. Старший берёт не сразу, и пасть коварной огненной щуки раскрывается шире. Сознание начинает уплывать из-за нехватки кислорода в ограниченном пространстве, где огонь берёт своё, даже находясь под контролем человека со способностью. — Чон Юно, у меня была алгебра! — шипит в трубку Тэён. — Ты в порядке? — огонь удлиняет свой язык, облизывает пока только разок напряжённые пальцы Юно. — Конечно, я … Что происходит? Что ты творишь? — Прогуливаю в седьмой раз, тушу частный дом: возгорание газовой трубы. Обычное дело, — юноша нервно смеётся от щекотки опасной голубой щуки. — Раз обычное дело, то со мной — разумеется — всё хорошо, — на долгие секунды между ними воцаряется молчание, в которое огонь снова уменьшается, пропорционально тому, как волнение отступает от сердца Юно, — Как думаешь, чей это дом? Такой странный вопрос вызывает на губах юноши усмешку, однако Юно оглядывается вокруг и пожимает плечами: — Понятия не имею. — Какого цвета там обои? — Желтые? Теперь они обгорелые, понимаешь? — Нотка панка не повредит, — со смешком замечает старший, — А посуда? Там много кастрюлек, ложек, этого рода барахла? — Эээээ, — Юно смеётся, когда лезет по ящикам, замечая всего одну кастрюлю, две сковородки небольшого диаметра, десяток тарелок и почти столько же ложек, он сообщает о каждой своей находке, когда делает вывод, — Тут живёт кто-то один. Или двое. — Пенсионеры? Ты спас какую-нибудь бабулю сегодня, молодец, Чон Юно, — голос Тэёна удивительно тёплый. Он обнимает Юно смолой битума, проникая через ноздри в лёгкие и олепляя сердце. Что-то происходит, и синий огонёк дрожит, как если бы рыба клюнула и потянула леску. Чон должен одёрнуть руку и избавиться от этого, но … Битум оказывается сладким на вкус, тает по венам, как карамель, замедляя, лишая рассудительности и логики происходящего, сознание стремительно путается, когда голос Тэёна прорывается сквозь толщу ощущений и … Когда Тэён кричит в трубку теряющему сознание от удушения Юно: — Юно! Где ты?! Юно!!! Юно уходи оттуда! Юно, ты слышишь меня?! — Слышу, — язык плохо ворочается, ноги не очень слушаются. Чон падает на пол около окна, оседает на осколки, с запозданием думая о безопасности: в его сознании огненно-синяя акула кружит по комнате, опасно щёлкая челюстями и издавая отвратительные звуки пожирания деревянного стола, обсасывания и вылизывания кастрюлек, чавканья обоев. — ЮНО!!! — Тэён, я люблю рыбок, — хихикает Юно, утирая пот той же ладонью, какой держит телефон, всё ещё контролируя горение, — Молочные коктейли. Светлую одежду. То, как ты смеёшься… Я люблю жить, Тэён. — Юно?! — голос теряется в сознании, давая мальчишке последнюю подсказку-надежду, — Кто-нибудь должен помочь! Кто-нибудь должен быть рядом!!! «Кто-то рядом» О, Юно отбрасывает телефон в сторону, отстранённо наблюдая, как акула набрасывается на тот, опаляя металл и подрывая микросхему. В освободившейся ладони Чона оказывается ключик, который падает куда-то туда же под глупый смех стремительно уходящего в бессознательное Юно: — Десятка, я выбираю тебя! Чёрный силуэт мелькает в огне на микросекунду. Его голос кричит Юно в самое ухо. Его руки крепко держат за рёбра, перекидывая через оконную раму на землю, об которую Чон ударяется со стоном, ощущая, как стекло входит глубже в тело где-то на бедре. От избытка кислорода юношу тошнит, и Десятка поворачивает его на бок, продолжая что-то говорить, что-то делать. / Связь обрывается внезапно вместе с тем, как сердце Тэёна падает ниже желудка. Оно валится сразу в низ живота, уходит в пятки, покидает тело, оставляя то холодеть страшным осознанием: с Юно прямо сейчас что-то происходит, что-то опасное, и Ли не может быть рядом, ничем не может помочь. Поднося «Чон Юно» к глазам, Тэён различает лишь синее горение, что пульсирует, не причиняя боли. Может, Ли уже привык, а может, всё в порядке, просто Юно нужно было поднапрячься, или это приехали пожарники. — Где Вы прячетесь, молодой человек? — голос завуча раздаётся совсем рядом. Чёрт возьми, ну конечно, то, как истошно Тэён орал меньше минуты назад не могло не раскрыть его положения и намекнуть на прогул. Однако парень затаивается и опускается на корточки, гусиным шагом отползая к стенке, вжимается в ту, наблюдая за тем, как женщина идёт по коридору, старательно щурясь через очки — как будто это ей поможет. … Тэён с трудом дожидается окончания алгебры, когда покидает школу и бредёт по улицам, не переставая нажимая пальцем по одному и тому же месту телефона, снова и снова повторяя вызов абоненту, который недоступен. Острый ножик беспокойства режет нервы, и те лопаются резко, подсекая ноги Ли: парень падает на ближайшую лавку, телефон — на расстоянии локтя от себя. Долгими и сложными манипуляциями, вызывает голосовой набор в интернете и ищет последние новости, пожары, возгорания, происшествия в округе. Автоматический женский голос выдаёт ему какую-то чушь о Калифорнии, находит песни попсовых групп об огне в сердце, даже включает одну из них. Ничего. Никакой информации. Тэён готов умереть сам, но потерять Юно… Если этот мудак умрёт, то Тэён абсолютно точно НАВСЕГДА ОСТАНЕТСЯ НЕВИДИМКОЙ! К счастью, имя соулмейта всё ещё присутствует на запястье, всё ещё пышет жизнью и не напоминает о себе болью утраты и страдания, заклеймяя вторую половинку бременем способности. О чёрт! Тэён даже не подумал о таком развитии событий! Юно-Юно-Юно! Вот мелкий маньяк-пиротехник! Какого чёрта?! Нет — Какого хуя вообще?! Роняя голову меж колен, Тэён задыхается слезами, прячась под руками, раскручивая все сюжеты его кончины сразу после исчезновения Юно с этой планеты каким-нибудь глупым образом. Тэён останется совсем один. Останется невидимым. Не по своей воле. Не по воле маньяка Юно. Не имея шанса, не теша надежды. Как он будет жить без Юно? / Юно приходит в себя в больнице. В переходе темно, никакого тебе резкого света и белизны палаты, синие шторы, капельница рядом, тумбочка, чья-то фигура, что не кажется по первости знакомой, но вот голос заставляет скупо улыбнуться: — Очнулся? — Десятка, — смачивает губы языком, который кажется таким же бестолково сухим. И Десятка подносит к его рту трубочку, что торчит из полного воды стакана. Сделав пару глотков, Юно кивает, устало прикрывая глаза, когда задаёт самый волнующий его вопрос: — Мой дед? — В пути, — пугающий космос глаз Десятки замирает напротив лица Чона, — Что за фигню ты сделал в этот раз? Эта ошибка могла стоить тебе жизни. — Я не знаю. Я не знаю, о чём я думал, — сквозь прищур смотрит на своего спасителя, — Мне показалось это слишком простым. Я не мог понять, почему. Я подошёл так близко, что… Я не понимаю, не понимаю… — Тшшш, — тонкий палец старшего опускается на губы, заставляя успокоиться и замолчать, — Скажи спасибо мне, и я пойду, — он возвращает кулон на шею Юно, отстраняется. — Не уходи, Десятка, я…., — эта мысль кажется Юно странной, несколько смущающей, но он всё же прервав нерешительное мычание, просит, — Я хочу встретиться с тобой на выходных. У меня к тебе столько вопросов. И я могу угостить тебя ужином в качестве благодарности. — Ужин, детка? — Десятка игриво щёлкает его по носу, кратко смеясь, — С меня хватит и обеда, малыш. На ужин ты должен звать своего мейта. Кстати, об этом. Ты…? — Юно?! — голос деда звучит одновременно с тем, как Десятка мерцает в пространстве. Через несколько секунд шторка распахивается, и Юно видит перед собой встревоженного дедушку. Он замирает над изголовьем, его рука замахивается, а Чон-младший привычно жмурится, поджимая губы и жалко поскуливая. Но проходит время, а ничего не происходит. Когда Юно открывает сперва один глаз, потом второй, то видит, как дед утирает слёзы дёргаными движениями, он слышит его бормотание: — Почему ты это делаешь, мой глупый мальчик? Зачем заставляешь меня волноваться? Зачем ты так со мной и своей бабулей? Она не сможет понять, а я… Юно-я, малыш, — он садится на койку ко внуку, сжимает его ладонь своей, — Я не переживу, если потеряю тебя. Почему же ты играешься так? — Всё было хорошо, — он подбадривающе сжимает руку дедушки. На что старик только отрицательно качает головой. Он уходит также спешно, как пришёл, оставляя Юно одного. «В этот раз было слишком просто» «В этот раз я позаботился о Тэёне» «Я хорошо подумал о нём, о людях, которые жили в том доме. Но я не подумал о себе и своих стариках» «Слишком о многом надо думать одновременно» «Как же сложно» Прикрывая глаза от головной боли, Юно вспоминает мамину улыбку, её смех, её рассказ о своем соулмейте, о том, что они решили отказаться от способностей, чтобы выбрать мужа и детей, чтобы выбрать семью. Его мама умела лечить руками — как рассказывают баба с дедом, по их же рассказам её соул умела обращаться летучей мышью. Наверное, той девушке было бы непросто обращаться беременной летучей мышкой. Но почему мама отказалась от своего дара? Из-за дружбы? У его отца была смешная способность: он умел создавать ртом водяные пузыри. Порой это было неловко и неудобно было кушать. Его соул могла создать кулинарный шедевр из двух продуктов. Они были молоды, влюблены, но утеряв способности, красоту юношества и пыл страсти, разошлись. Та девушка осталась работать шеф-поваром в каком-то ресторане в центре города, а отец легко продолжил жить дальше и встретил маму Юно. Улыбаясь их истории, Юно вдруг вспоминает о Тэёне. О Боже, он же просто скинул его вызов. И даже не подумал запомнить его номер, чтобы хотя бы одолжить телефон и сказать, что жив и здоров. Дёргая рукой, едва не теряя иглу капельницы, Юно отрывает голову от подушки, когда смотрит на «Ли Тэёна» на запястье и в который раз обречённо стонет: — Мне, правда, жаль, Тэён-а. Но со мной всё в порядке. Пожалуйста, не волнуйся. Кислота очередного неуслышанного извинения порождает в сознании юноши маленькую мразотную пиранью, что гогочет острыми зубами одну простую истину: «Без Тэёна ты будешь спокойнее, ты будешь в безопасности, у тебя будет меньше волнений и переживаний. Без Тэёна ты далеко уйдешь в развитии своей способности». Смело пялясь в глаза черноте своей души, Юно требуются минуты на то, чтобы в полной мере осознать правоту пираньи, и всего одно усилие, чтобы избавиться от неё, а на будущие появления — вооружиться оголенными проводами и применять их до тех пор, пока от самой этой мысли не останется даже пыли. У Юно беспокойный сон. / Этой ночью Тэён так и не смог заснуть от беспокойства, до самого будильника слушая о том, что пожарники спасли «способного мальчика», успешно справились с возгоранием, газовики перекрыли трубы… Тэён всё равно не смог заснуть. Он смотрел на «Чон Юно» на своём запястье веселясь иронии судьбы: видеть имя человека, от которого зависит твоя жизнь, но не видеть единственного ответственного за нее — самого себя — смешно. Зло смешно, отчаянно-больное веселье, от которого стынут жилы и немеет челюсть. — Глупый Юно, — бормочет Тэён ближе к рассвету, стеклянными глазами глядя за окно, на тот мир, где есть люди, живые люди, видимые, осязаемые, способные и обычные. Мир, где он есть только тогда, когда там есть Юно.