Часть 1
29 февраля 2024 г. в 22:07
— И что вы чувствуете сейчас насчет всего произошедшего?
— Чт-что я ощущаю? Вы серьезно? — смятенно молвит Ран, ногтями шкрябая подсохшие шрамы на запястье, — не осознанно, а нервно.
— Более чем. Вы думаете я шутки шутить буду? — в словах нет желчи или показательной раздражительности. Лишь спокойствие и принятие. Мужчина смотрит на Рана, ерзающего на кресле напротив, поверх очков, на мгновение отрывая ручку от своего блокнота. Сканирующий взгляд проходит по сжавшемуся телу напротив, что словно норовит вот-вот испариться из этого мира. Чужая стопа отбивает быстрый ритм от пола, вероятно, тоже не специально. Оно все происходит на автомате.
Ли Ран с минуту смотрит на ноги психотерапевта, не имея возможности глядеть ему в глаза, потому что это страшно, неизведано и чересчур уже смело сейчас для такого, как он. Болячки на губах безжалостно сковыриваются зубами, и Ран чувствует легкий привкус крови на языке, — не отрезвляет.
— Вам дать салфетки и пластырь? — голос врача вырывает Рана из кошмара мыслей, от которых у него — что называется — вьетнамские флешбеки перед глазами, и кровь в жилах стынет.
Ран в непонимании поднимает свой холодный взгляд на психотерапевта, с немым вопросом уставляясь на того. Однако осознание накрывает быстрее, чем мужчина успевает кивнуть в сторону руки Рана. Потому что под пальцами внезапно ощущается влага.
Ли Ран расчесал себе кожу до крови, размазав красную жидкость по подушечкам пальцев и запачкав рукава огромной толстовки. Он обращает взор на изуродованные шрамы на руке, что теперь еще и разукрашены в бордовый, мажа по ним зрачками с едва ли не равнодушием. Кротко, не впервой.
Психотерапевт поднимается со своего места раньше, чем Ран успевает ответить, если вообще собирался. Он преодолевает расстояние до тумбы, вытаскивая оттуда аптечку.
— Я чувствую разом все и ничего, — хриплый, дрожащий голос Рана раздается ровно в тот момент, когда врач оказывается уже в другом конце комнаты. Мужчина медленно поворачивается на пациента, замечая, что тот пораженно, или даже с какой-то страшной смиренностью смотрит перед собой, сгорбившись, пока с его руки на пол медленно капают крупицы крови. — Внутренности рвет на части, что хочется кричать, однако когда я пытаюсь выдавить хоть что-то из себя, то выходит не более, чем беззвучный хрип. Я-я, — он заикается, прерывисто вбирая в грудь воздух, словно вот-вот расплачется, но слез не следует, как и какой либо смены эмоций. — Я не знаю, как это объяснить точно, это нечто всепоглощающее, словно медленно поедает все внутренности, нанося все более летальные раны. И оно так-так, — Ран вновь останавливается, будто глубоко раздумывает.
Его пустой взгляд переходит на испещренные кисти, что он обычно прячет за водолазками и толстовками, отмечая, что полосы и шрамы покраснели и пульсируют, будто бы начали оживать от вороха тяжелых воспоминаний. Врач внимательно наблюдает за каждым мимолетным движением Рана, пока продолжает медленно рыться в аптечке, выискивая необходимые средства и бинт — пластыря будет мало.
— Как оно ощущается, Ран? — психотерапевт аккуратно задает вопрос, подталкивая парня к завершению своей мысли после пятиминутного молчания.
Ран мгновенно обращает свой взгляд на мужчину, и у того промозглые мурашки бегут по коже от проникновенности и той тяжести, что в глазах этого молодого парня плещется.
Потому что наблюдение за тем, как твоего друга пытают, а после и вовсе безобразно убивают на твоих глазах, — сломало бы любого.
Ран молчит, на автомате тянясь к кистям, желая их потереть из-за резкого покалывания, вернувшегося внезапно. Он не может ответить на вопрос доктора. Не может, не сейчас.
— Пожалуйста, помогите мне, — практически одними губами шепчет Ран, с силой сжимая веки, под которыми, по ощущению, огонь взрывается. Изнанку души дерет невероятно, ему сейчас хочется только одного — расчесать все тело, в точности как это произошло с его кистями с полчаса назад. Потому что в понимании его больного мозга только это может привести к эфемерному спокойствию, очистив его от грязи, от боли и следов убийцы, что пытал его, стимулируя тем самым неотрывно смотреть за тем, как в друге гаснет жизнь капля за последней каплей.
У Рана перед глазами та картина, произошедшая полтора года назад, как заевшая пластинка проигрывается. Подвал; веревки; скальпель, весь в крови когда-то лучшего друга; небольшая пила; выжигатель и алая жидкость. Много крови. Настолько, что ей, вероятно, можно было бы затопить весь тот чертов подвал, снящийся Рану в кошмарах. Ю Ри убили на его глазах. Сначала всего изуродовали скальпелем, затем отрезали несколько пальцев на руках и ногах, а потом и вовсе вырезали на груди дату смерти, следом перерезав пилой горло.
Ран кричал, бился в конвульсиях и, по ощущению, умер следом. В том самом подвале 24 марта 2016 года. Он дергался, порывался освободиться, лишь бы помочь другу… помочь уже безжизненному телу, раздирая веревкой кисти до костей и спину об острые камни за его полуголым телом. В его горле так и застыло оглушающее «Ю Ри», что сорвало горло в тот день до острой, режущей боли.
Психотерапевт учтиво кивнул на просьбу парня. В конце концов, это именно то, за чем они тут собрались. Чтобы закрыть дверь подвала раз и навсегда… навсегда звучит слишком уж самонадеянно однако, когда сейчас у Рана внутри настоящая мясорубка, отравляющая внутренности.
На этом первый сеанс и закончился. Мужчина решил не давить на Рана, что и так выглядел, как живой труп, сразу же. Чужие огромные синяки под глазами от бессонницы, вызванной кошмарами; зеленоватый нездоровый цвет лица; мертвые глаза, наполненные всеобъемлющим страхом; и тело, сплошь и рядом покрытое шрамами, как напоминание о 24 марта самого переломного года в жизни Ли Рана.
Ён, ожидаемо, терпеливо ждал Рана возле кабинета, в свою очередь, тоже ощутимо нервничая, потому что Ран уже как полтора года панически боялся чужих людей, не приближаясь к ним на пушечный выстрел, а тут, наконец, согласился на то, чтобы обратиться за помощью к лучшему специалисту Сеула — по крайней мере, в этом Ёна заверили ранее, а суждение о правдивости уже за Раном.
Едва Ран появился в дверях, как Ли подорвался к нему, заботливо накидывая теплое пальто на плечи подрагивающего парня. Он не собирался вытаскивать из Рана ни единого слова, лишь произнес тихое «Домой?», на что ему медленно кивнули. Ли аккуратно поддерживал парня за спину, давая понять, что он рядом, он тут и в любую секунду готов помочь. До машины они дошли в гробовой тишине, а затем Ён заботливо усадил Рана в машину, собственноручно пристегивая чужой ремень безопасности, пока Ран так и не подавал особых признаков жизни, тяжелым взглядом буравя панель перед собой, словно тряпичная кукла.
Ён нежно пригладил растрепавшиеся волосы парня, а затем неторопливо завел машину, напоследок обращая проницательный взгляд на Рана, убедившись, что сейчас тот не настроен на диалог. Благо, тот уже не дрожал, как прежде.
Так они и провели большую половину пути до их квартиры в удушающей тишине, потому что Ли, вероятно, ждал слов парня, как некого приговора. И уже практически на подъезде к дому Ран коротко кашлянул, прохрустел пальцами и промолвил тихо-тихо:
— Хён, почему ты продолжаешь возиться со мной? Я разве не обуза для тебя? — голос тусклый и смирившийся, но дрожащий. Глаза Рана продолжают испепелять лобовое стекло, смотря в пустоту.
Ли дыхание задерживает, практически сразу сворачивая на обочину, и затем, ставя машину на аварийку, поворачивается корпусом к Рану, который уже принялся за старое, начав расчесывать болячки на пальцах, сжавшись, по виду, до размера атома. Маленький мальчик, искалеченный, который нуждается в миллионном количестве тепла и поддержки. И Ли готов дать все то, что будет необходимо; все и даже больше. Повторить еще сотню раз, как сильно он любит Рана, дорожит им; повторить, почему ни за что не оставит на границе перипетий; повторить, почему никогда не задумается, мол, а для чего и зачем он все это делает?
Потому что Ран этого заслуживает, к нему невозможно по-другому. Невозможно не просыпаться ночью и не идти на кухню заваривать ромашковый чай, из-за очередного кошмара, заставившего Рана проснуться с мольбами о помощи и пощаде; невозможно не натягивать на его исхудалое тело теплые вещи и шерстяные носки при низкой температуре за окном; невозможно не приезжать по каждому невнятному сообщению, написанному в момент панической атаки. Потому что иные исходы событий в голове Ёна не возникают, они просто-напросто неуместны.
Ён тянет нервничающего Рана на себя, отстегивая чужой ремень и заставляя хрупкое тело упасть в его крепкие безопасные объятья. Ран тихо выдыхает, покусывая кровоточащие губы, а затем обращается в слух, по ощущению, на мгновения забывая, как дышать и вообще существовать.
— Ты никогда не был и никогда не будешь для меня обузой, Ран~а~. Ты мой дорогой человек, мне вовсе не трудно заботиться о тебе, потому что по-другому я не могу и не хочу. Ты никакая не обуза и даже не моя головная боль. Ты тот, ради кого я готов не спать всю ночь, объездить хоть всю Корею в поисках того, кто способен тебе помочь и облегчить состояние, и приехать по первому твоему зову. Потому что я тебя люблю, ты для меня очень важен и в моей голове нет и мысли, что когда-то мне приходилось утруждаться ради тебя, — вкрадчивая спокойная речь сопровождается нежными поглаживаниями по влажному лбу Рана, а затем и короткими поцелуями в макушку.
Тело Рана начинает мелко дрожать, а из горла вырываются прерывистые вздохи и хрипы. Ли крепче стискивает в руках маленькое тело своего сломанного человечка, стараясь передать тому все тепло и безопасность, что таится внутри.
— И если тебе некомфортно с этим психотерапевтом, то я найду нового, обзвоню хоть всех знакомых, лишь бы ты смог выбраться. Ты не больной, вовсе нет, тебя просто сломали и запутали, а прошлое тяготит всего тебя. Одно твое слово, и мы больше никогда не вернемся к этому врачу. И мы будем делать это до тех пор, пока ты наконец не скажешь мне, что да, именно с этим доктором ты готов пройти трудный путь восстановления, что именно с ним ты сможешь вновь научиться жить. А я буду рядом на протяжении всего пути, каждое мгновение. Я всегда рядом, помнишь?
И Ран плачет. Задушено содрогаясь от конвульсий и лишь крепче притираясь к Ёну, ощущая, как тепло распространяется внутри. Потому что рядом с Ёном он ощущает себя в безопасности, комфортно и так тихо, словно закрытый от всего постороннего мира. Чужие слова бьют в голову, окуная в омут защиты.
— Прости, хён, я обязательно, я-я, — Ран задыхается от слез и ощущений, отпечатывая все больше влаги на куртке Ли. Ён гладит его по голове размеренно, не перебивая и ожидая слов парня. Он готов ждать хоть вечность. Вселенная обязана понять. — Я обязательно выздоровею.
— Во-первых, милый, ты забыл, что между нами никаких «прости» быть не должно, более того, тебе не за что извиняться, даже не думай. И ты не болен, Ран~а~, просто тебе нужна помощь, это нормально. Она бывает нужна всем, — он поворачивает голову Рана к себе, принимаясь заботливо стирать пальцами дорожки слез. — И ты должен сделать это в первую очередь для себя, не для меня. Для себя и Ю Ри.
Имя друга режет без ножа, однако Ран прекрасно понимает, о чем ему толкует Ён. Он как всегда прав. Его самый понимающий в мире человек.
— Мы справимся вместе. Главное помни, что я рядом и всегда готов прийти на помощь, даже если тебе кажется, что это что-то незначительное. Договорились?
— Д-да, — громко хлюпает носом Ран, робко обнимая Ёна в ответ.
Ран впервые за полтора года обнял его в ответ.