Не терять равновесие
Мне сложно, мне больно, мне страшно, мне весело,
А ты в себе разберись, и
Каждый от чего-то зависим
Будто игрек по иксу
Коли смерть заносит, хитрая, косу
То важно не терять равновесие
Пропорция есть
Я зависим, а значит, мне сложно, мне больно, мне весело…
Антон Шастун очень любит боль и Арсения Попова. Любит так, что задыхается и царапает запястья. Ему нравятся эти бабочки, которые появляются от одной улыбки или взгляда Арсения. И ему немного нравится та боль, которая разрывает его изнутри, когда Арсений уходит, а бабочки превращаются в кровавых убийц, которые рвут его внутренности своими крыльями-лезвиями. Антон любит лезвия. Ему нравится холодный металл способный сотворить многое. Он держит его в руках. Он многое может сотворить своими руками. Антон любит боль и Арсения Попова за то, что они помогают ему быть живым. За то, что он чувствует хоть что-то в этой жизни. Пусть и таким способом, но все равно. Ему плевать на то, что о нем могут подумать другие. Никто ведь не узнает. Он ведь на самом деле думал, что никто не узнает. Все было хорошо. День — порез. И так каждый день. Никто не знал. Абсолютно никто. И никто не должен был узнать. Антон просто забылся, позволил себе слишком много, потерял контроль. Он случайно забывается. Делая слишком глубокий порез. Кровь начинает слишком сильно хлестать из раны… Антон пугается. Очень сильно. От испуга он даже не чувствует боли и не реагирует, застывая, теряя драгоценное время. А когда шок проходит, становится поздно. Слишком поздно. Кровь льется и льется, пачкая белоснежный кафель в ванной. Тщетная попытка подняться оставляет алые разводы на белоснежном кафеле, бортике ванны, шкафчиках. И время несётся так быстро… Страх окутал Антона… Кровь все льется и льется. Изо всех сил Антон пытается держаться за реальность и не заснуть вечным сном. Но так хочется закрыть глаза. Антон продолжает цепляться за отголоски реальности и размытое изображение крови на ещё недавно белоснежном кафеле, на котором теперь было много алых пятен и разводов. Он продолжает паниковать… Он умрет вот так, на холодном полу ванной комнаты вскрыв себе вены? Антон не хотел. На самом деле не хотел. Но разве это будет кого-то волновать когда его близким сообщат о самоубийстве? — Арс… — Что, Дим? Спрашивает Арсений прижимая телефон к уху плечом, наливая в стакан немного коньяка, чтобы расслабиться вечером. — Антон… Вскрылся… — Эм… Что? Это не смешно… — Да я и не шучу. Я нашел его в ванной, когда заехал за ним… И у Арсения из рук выпадает стакан, разбиваясь об пол на мелкие и острые осколки. — Это… На самом деле?.. Как так?.. — Полушепотом спрашивает Арсений. Антон не оставил записки потому, что так не было задумано. Он не должен был умереть, он не попрощался и это ужасно. Антон же не хотел, он на самом деле не хотел умирать. Он просто хотел почувствовать себя живым, испытать хоть что-то. Он мог контролировать ситуацию, но все пошло не по сценарию. Не так как предполагал Антон. Совсем не так. Арсения разрывает внутри от происходящего: от бледного лица коллеги, от худых рук с длинными порезами. И как он не заметил раньше? Как не смог? Почему не спас? Как он, черт возьми, мог не видеть как Антон рассыпался на части и вредил себе? Он не видел ничего. Не видел состояния Антона. Попов не видел, не знал его чувств, причиной которых являлся он сам. И он уже не узнает. Ночами Арсений не может спать, перед глазами Антон. Попов не спит целыми днями, заливая и заливая в себя литры кофе. Но он все же срывается, плачет и обнимает свои колени покачиваясь на кровати в темноте. — Ты даже не попрощался… Смотря в стену говорил тихим голосом Арсений. — Даже не попрощался… Зачем ты сделал это? — Я не хотел… Отвечает Антон, кладя руку на плечо Попова, но Арсений ничего не чувствует. — Я не должен был прощаться Арсений не слышит и не знает. Антон хочет, чтобы он знал. Он ведь не хотел, не специально. Арсений всхлипывает и накидывает на себя одеяло, укутываясь в клубок. Антон наклоняется к нему и целует в лоб, ненадолго прижимаясь губами, но вместо ощущений есть лишь холод. Попов как будто что-то чувствует, подаётся вперёд и закрывает глаза. Антон проводит рукой по волосам Арсения и улыбается, ложась рядом на подушку, подкладывая под щеку обе ладони. Он смотрит на Попова, и тот засыпает, проваливаясь в сон. — Я не собирался уходить, но теперь… Прощай… Диагноз смертельный зовется Любовью. Лекарства не найдены. Нету спасения! И чувства, и страсть — все оплачено кровью, Разбитое сердце — без восстановления. Таблетки бессильны, ну, разве что доза, Которая сразу — иль в Ад, или в Рай. И больше не нужно от страсти наркоза. Нет жизни — Любовь вместе с ней забирай. Укол не поможет, лишь синие вены Так манят осколком по ним провести! А с новою дозой сжимаются стены, Ах, нет, от Любви никого не спасти!