Стул, чердак, пустырник

      Жарко. Чертов июль, где обещанные дожди? Ещё немного и кожа начнёт плавиться.       Кондиционер ещё утром оповестил о своей скоропостижной кончине. Мол, даже для меня, ваше токийское лето - ад. В чем-то он, безусловно, был прав.       Кенма лежал на полу, распластавшись звездочкой. Ковёр пришлось свернуть трубочкой, только трупа внутри не хватало, ей богу, и кое-как запихнуть в кладовку. И так забитую наглухо каким-то хламом кладовку. Что именно там было, Козуме даже представлять не хотел. В конце концов, это он переехал к Куроо. С одной большой спортивной сумкой и компом.       Жарко было до одури. До полной атрофии желания шевелиться, даже играть было сродни самоубийству. Все безбожно нагревалось, плавило руки. Фу.       Скорее бы пришёл Тецу. Он обещал раздобыть вентилятор. Ну, как обещал. — Котёнок, ты очень и очень не вовремя, — голос в трубке сочился раздражением. — Что случилось?       Кенма насупился: — Хотел сказать, что мне нужен вентилятор. Или ты хочешь растекшуюся лужу вместо парня?       Конечно, можно было попросить нормально. Но он, как минимум, не виноват в том, что Куроо психует. — Тц, кондер сдох, серьезно? — кажется, настроения радостная новость не прибавила. — Я что, джин чт.. — Да хоть Алладин, мне похер. — брякнул блондин и сбросил звонок.       Ишь ты, проецирует он свои проблемы на работе на близких людей. Как будто это он заставлял его устраиваться на эту подработку. Семестр закончиться ещё не успел, как Тецуро принесся домой с радостью золотистого ретривера - устроился в кофейню. Трудоголик неадекватный.       Будь градусов на пятнадцать пониже, Кенма обязательно бы со всей драматичностью, совсем ему не свойственной, собрал бы трусы и приставку, и свалил к маме. Или в Мияги. А можно ещё к Акааши, Бокуто не привередлив, если попросить, мешать не будет. Вариантов море. Хоть обуезжайся. Можно подобрать слово поооадекватней?       Кенма флегматично ковырял ногтем ножку стула. Даже думать ни о чем не хотелось из-за такой температуры. Может и правда Акааши позвонить?       После пяти гудков, Козуме понял - нахрен он никому не сдался. Куроо истерит, Кейджи игнорит. Классно. Спасибо, ребят. Всегда мечтал, чтобы ни во что не ставили. Идея уехать к маме становится все более и более актуальной. — Вот уеду и телефон отключу, — парень пихнул стул рукой. — И вещи все заберу.       Не, ну с вещами он загнул конечно. За год совместной жизни рамки «где чьё» расплылись. Да и за все это время они поросли кучей всего. Начиная от кружек с котятами, заканчивая махровым ковром - отдельной любовью Кенмы. Самой чистой и искренней. Тецу поначалу шутил, что в случае пожара, Козуме сначала вытащит ковёр, а потом уже вернётся за ним. И то, не факт. Как же он бросит своё дитя на улице, совсем одного. Шутки шутками, но Куро волновался почти всерьёз.       Хлипкая деревянная конструкция запоздало качнулась, сильно наклонилась под тяжестью вещей на спинке и рухнула этой же спинкой на Кенму. Прямо на лицо. У-у-у, помогите кто-нибудь. Тут человеку плохо. Он захлебывается в несправедливости и абсурдности вселенной, которая почему-то беспринципно гасит его раз за разом.       Отшвыривая от себя стул, Кенма проклинал Тецу на чем свет стоит. Ну да, шкаф же для слабаков придумали. И комод в углу комнаты он тоже просто так собирал, для красоты. Должны же где-то стоять книжки по журналистике, два керамических котика и пиала с мелочью и разным неприметным хламом. Спички там, скрепки, резинка для волос. Вот и Козуме чувствовал себя сейчас скрепкой. Запихнули в пеструю пиалу и забыли. Лежи теперь там, пока не понадобишься. А, как правило, скрепки оставались там навсегда. Кто вообще ими пользуется?       Парень вздохнул. Как там преподавательница по философии на паре сказала?       «Не исправляйте ответ в тесте, если сомневаетесь. Процентов восемьдесят, что он правильный». ⁃ Надеюсь, ответ действительно правильный.       Снова гудки, снова пять.       Нет, если и она не возьмёт трубку, то он поедет к родителям Куроо. Уже не смешно. А как же самая главная поддержка и опора в мире?       Но шестой гудок прервал мягкий сонный голос мамы: — Да, милый, что-то случилось?       В носу противно защипало. Кенма почувствовал себя беззащитным, маленьким ребёнком, который остался стоять посреди детской площадки, запуганно озираясь в поисках родителей, которые бессовестно свалили в магазин, в надежде, что успеют вернуться незамеченными. — Можно я приеду?       Женщина на том конце провода обеспокоено завозилась. Козуме услышал, как зашелестело одеяло, а после скрипнул пол. Он уже и забыл, как по ночам, по особому ритуалу, ходил в ванную. Только попробуй наступить на сантиметр в сторону от нужного места - мать сразу вскочит с кровати, вылетит в коридор и начнёт причитать, что опять сынуля не спит до утра. Для здоровья же вредно, и так весь больной какой-то, чахлый. Чахлый, мама, цветок на окне в спальне, а это так. Недосып в перемешку с низким давлением. — Конечно, — нотки тревоги. — Тебя забрать?       Хотелось бы, но, к сожалению или к счастью, времени у него до конца смены Куроо было не так много. — Да нет, на поезде быстрее будет.       Из вещей - трусы и приставка. Телефон он и правда отключил, закидывая его в портфель. В квартире одиноко остался валяться упавший стул.       Пока Кенма добирался до станции, небо заволокло свинцово-серыми тучами. Парило безбожно, стало ещё жарче. Кажется, вот и обещанные дожди. От влажности обесцвеченные волосы начали завиваться. Боже, это было самое ужасное, что могла дать ему природа. Точнее, мамина наследственность. В детстве всегда так было. Встаёшь с утра, заходишь на кухню, а у матушки на голове, вместо привычной аккуратной прически, птичье гнездо. Окна-то открыты, душно. И папа смеётся, мол, если бы можно было ставки на погоду ставить, то он был бы самым богатым человеком в мире.       Вот и он сейчас стоит на перроне и нервно пытается собрать волосы как-нибудь поприличнее. Нервничает, ничего не получается. Но у него они вились несильно, не так, как у мамы. Скоро там уже этот чертов поезд? Парень тут сейчас с ума сойдёт.       Дождь настигает быстро, стоит только приземлиться на жесткое сиденье. В голове мелькает мысль:       «Тецу, наверное, уже вышел из метро».       От станции, на которой выходит Куроо, до дома пятнадцать минут ходьбы. Придёт сейчас злой, уставший и весь мокрый домой, а там никого нет. Даже как-то совестно становится от представленной картины. Но совсем немного. Нечего орать было. Кенме тоже иногда орать хочется, но он же думает о других. И о том, что кричать на любимых - верх идиотства.       Когда Козуме выходит из поезда, небо горит красным. Видимо, дождь на Токио пришёл как раз отсюда. Лужи, лужи, размытая дорога, обворожительный закат и темная полоска неба со стороны мегаполиса. А пахнет-то как. Поистине летней сыростью. Такая только в детских воспоминаниях бывает. Но он не успевает подумать, в каких именно - за спиной раздается мягкий голос: — Кенма, милый, я тут.       Мама, в голубом платье, с нежной улыбкой и ворохом кудрей на голове. В глазах плещется беспокойство. Словно он только что упал и разбил коленки. Раз в пятый за все лето. Словно вот-вот должен расплакаться от досады, ведь опять нельзя будет купаться с Тецу в море. Потому что ранки будет больно щипать.       В носу, вместо коленей, опять защипало. Парень нырнул в материнские тревожные объятья и глухо выдохнул. Кажется, теперь можно и поплакать. Как раньше. Искренне, совсем тихо, как в пять. Когда Куроо накричал на него за то, что тот полез в колючие кусты за мячиком. Вылез тогда весь в колючках и царапинах, со спущенным мячом. Но обиднее был крик Тецу. Не оценил он его геройства.       Вот и сейчас. Опять накричал, опять чего-то не оценил. Года идут, но ничего не меняется. Только вот даже одной слезинки нет. — Сына, что случилось? — мама прижала небольшие ладошки к щекам своего ребёнка. — Кто-то обидел?       Жизнь, мам, жизнь. В тот самый момент, когда познакомила с Куроо Тецуро и показала, что такое счастье.       Дома пахло выпечкой и порошком. Окна привычно были открыты. Тут вообще мало что меняется, разве что занавески на кухне. Они каждый раз новые – мамина котейка обожает, вонзив когти, вскарабкиваться по ним на гардину. С гардины она переползала на кухонный шкаф и оттуда с некой кошачьей ленцой наблюдала за домашними. — Может, чаю? — мама бережно заправила выбившуюся обесцвеченную волнистую прядь ему за ухо. — Или сразу к себе пойдёшь?       Спасибо, конечно, но нет. Он уже насиделся один и дома, и в поезде. Хватит лет на десять вперёд. Раньше одиночество его так не отягощало, наоборот, было очень даже комфортно. Никто не трогает, не тормошит, не тащит хрен пойми куда. А тут, видимо, привык, что постоянно трогают, тормошат и тащат хрен пойми куда. Чертов Тецу со своей подработкой. Возвращается домой теперь постоянно злой, нервный. Говорил ему Акааши, что отдохнуть надо было хотя бы недельку, а то так и поехать крышей недолго. Не так, конечно, сказал, но смысл тот же. — А у тебя есть мята? — брякнул парень, прежде чем зайти в ванную.       Это все Кейджи виноват - шаманит со своими чаями и травами постоянно что-то и Кенму периодически отпаивает. Хотя началось это ещё с последнего класса школы. У Козуме постоянно скакало давление черт пойми от чего. То ли от волнения перед выпуском, то ли от погоды, которая прямо перед тестами чуть ли не град выдала. Но Акааши был твёрдо уверен - про волнение блондин врет. Ему всегда было флегматично наплевать на все эти контрольные, экзамены. Скорее не хотел меня привычный ход жизни после выпуска. Дорожка стабильности резко обрывается и летит в пропасть взрослой жизни. Куча ответственности, домашки и ничего приятного. Кроме сожительства с Куроо, конечно.       Сидели за столом с мамой молча. Видно было, что она ждёт, когда сын скажет хоть что-нибудь. Почему так резко приехал, почему один? Вопросов много, но спрашивать некрасиво. Захочет, сам расскажет. — Мы не ругались, просто он достал со своей работой, — парень крутил в руках кружку. — Все люди, как люди, а Тецу вместо семи часов торчит там все десять, если не больше. — И поэтому ты решил, что теперь его очередь побыть одному, — женщина слегка наклонила голову в бок, щурясь. — Вы, что, даже об этом поговорить не можете?       Кенма зашипел. Опять она за своё. — Вот почему ты всегда его защищаешь? Вообще-то, ты должна быть на моей стороне.       Смех, мягкий, как объятия на станции, заполнил всю кухню. — Как думаешь, он там себе места не находит? — в янтарных глазах плясали задорные огоньки, а улыбка спряталась в кружке с травяным чаем. — Ты ж ещё, наверное, телефон отключил, паршивец.       Блондин закатил глаза. Ну что за женщина. Все-то она знает. Как бы, она действительно знала все. И про отношения их тоже знала только она. Они вообще не планировали кому-то из родителей говорить. И так понятно было, что одобрения ждать бессмысленно. Но стоило Кенме приехать, месяца через два после того, как они съехались, домой на выходные в растрепанных чувствах, как материнское сердце сложило два и два. Стало все прозрачно и понятно, раньше она никогда не видела его таким. Слишком общительным, потерянным. Самое интересное, что за все выходные он ни разу не взял в руки телефон. Ни на шаг от неё не отходил, постоянно хватался за одежду. А когда спросила напрямую, то Кенма даже отрицать не стал. Просто промолчал. — Вы меня поражаете, — кружка звучно приземлилась на стол. — Это же надо так. Ссоритесь без ссор. — Да уж лучше бы ссорились с ссорами, — фыркнул парень. — А то я так на истеричку похож, которой дай повод, и она уже с чемоданами, фикусом и неприступной гордостью катит в родительский дом. — Вот не надо, это всего второй раз. — Ага, а потом третий, четвёртый и все. Буду в свои двадцать жить с вами и выносить всем мозг. — Во-первых, тебе девятнадцать, — женщина хихикнула. — Во-вторых, когда ты успел крест поставить на ваших отношениях? — Тецу всегда любит что-то больше меня, понимаешь? — он все ещё крутил в руках кружку. — Волейбол, научные работы в универе, подработку. Всегда есть что-то, что он выбирает вместо меня.       Мама глянула на часы и хмыкнула: — Скоро отец придёт, готовить надо. Достанешь на чердаке форму для запекания?       Кенма проклинал Куроо на чем свет стоит. Сволочь ты, любимый.       Из-за тебя теперь приходится копаться на пыльном, поросшем паутиной, чердаке в коробках со старой посудой. Зачем мать вообще сюда что-то запихнула?       А-а-а. Так вот оно что.       Чтоб тебя, Тецу.       Осознание пришло мгновенно.       С лестницы он слетал так, словно от этого зависела его жизнь. Но при этом надо бы действовать тихо, чтобы не... — Тецуро, — нарочито мягко произнесла мама. — Солнышко, а что у вас случилось?       Наверное, впервые за день блондин поблагодарил несуществующие силы за то, что никто никогда не берет трубки сразу. Звонила она видимо не один раз, если Кенма успел разгрести целую коробку. Тут, на самом деле, вопросов больше к нему. Настолько расклеился, что по одной коробке со старьем и жуткой паутине не понял, зачем его туда отправили. — Ах, ты сам не знаешь, — боже, если бы голосом можно было убивать, то Куроо бы уже умер. — А то, что мой ребёнок ревет лежит, так это ничего не случилось?       Прости, господи, душу ее грешную. Врет и не краснеет. Парень присел на ступеньки и облокотился на стену. Ну ладно, если он не может пристыдить своего парня, то может это хоть мама сделает. А она, между прочим, в университете ходила в театральный кружок. — Нет, не надо приезжать, — громко загремела посуда. — А для вещей закажи доставку. Я оплачу.       Его уже становится жалко. Но все же во благо?..       Нет, если он и правда отправит его вещи, то Кенма переедет к Акааши. А Бокуто отправят к этому горе-любовнику. — Да что ты говоришь! Взрослые они уже, ага. Что же ты тогда, взрослый, ведёшь себя как ребёнок?       Долгая-долгая тишина. Кажется, Куроо сбросил звонок ещё на последних словах мамы. Кажется, он действительно в свои двадцать будет жить с родителями и выносить всем мозг. — Ну вот так бы сразу, — прозвучало ну очень самодовольно. — Но предупреждаю: ещё раз из-за тебя мое дитё приедет домой разбитым...       Ей бы, да с ее талантом... — Кенма, милый, иди ложись на диван, — из-за угла показалась довольная мамина моська. — И изображай из себя самого несчастного человека в мире. — Ещё я из-за какого-то мужика не убивался... — Как раз таки и убивался, — хохотнула женщина. — Ну не знаю, представь, что ты забыл закрыть окно, а твой комп залило дождем. — Думаю, в таком случае, нам пришлось бы его откачивать.       Отец прикрыл входную дверь и улыбнулся. Мама испуганно посмотрела на Кенму. Блондин пожал плечами, мол, сам его не заметил. — Опять с Куро поругался?       Да что ж такое. Нет, серьезно, это настолько прозрачно? — Ой, как будто ты не знаешь, — отмахнулась мама. — У них из ссор только немытая посуда.       Пришлось смиренно принять поражение, лечь на диван и ждать своего принца на белой сове. Мелированной.       Что ж, Кенма не прогадал. Куроо приехал вместо с Бокуто. Об этом мама сказала, не полезет же он сам к окну смотреть, кто там и что там. — Помни, твой комп умер, — громким шёпотом напомнила мама и, дёрнув отца за рукав, пошла к двери. — А ты бегом в спальню. Неча подслушивать. — Ой, да больно надо, — фыркнул Козуме-старший. — Сам как будто не ссорился с друзьями.       «Поверь, с такими друзьями ты точно не ссорился», — подумали мать и сын одновременно.       На лице же отразилась непонятная эмоция, и, мало ли что, глава семейства скрылся на втором этаже. Хоть на этом спасибо. Не придётся играть дружбу перед отцом. Передружба, недоотношения. Ха-ха. Почти как в школе. Вроде между вами что-то есть, даже сокомандники чувствуют это, но нет. Упорно делаем вид, что ничего такого. А потом самозабвенно целуемся в раздевалке, когда все уходят. И только Яку забывает пакет со сменкой. И только Яку теперь в курсе, что все-таки не дружба. Подколов было море. И вербальных, и невербальных. Каждый раз пробирало, когда Мориске самодовольно поигрывал бровями, намекая, мол, «а вы опять палитесь». Господи, спасибо, что они через полгода выпустились.       В дверь стучат два раза. Мама специально выжидает несколько секунд, прежде чем открыть... — Козуме-сан, я знаю, что вы стоите у двери. Я видел вас в окно. — Вот гаденыш, — говорит она одними губами.       Кенма закусывает губу, чтобы не смеяться.       Словесные перепалки этих двоих - отдельный вид искусства. Раньше это могло длиться часами, пока аргументы и колкость Тецу не кончались. Он принимал поражение и мстительно съедал все печенье из вазочки на столе. Отец потом полвечера сетовал, что нет ничего к чаю. Но сам идти в магазин отказывался.       Дверь все же открывается, и на пороге появляется уставший взъерошенный парень. Кенма давит в себе вину и нежность. Нельзя терять лицо, иначе, что, мама зря старалась что ли?       Куроо разувается, проходит к дивану. Блондин старается не смотреть на него. Потому что один взгляд и все. Пострадавшая сторона отзывает обвинение, обвиняемый прощен раз и навсегда. Но он же виноват. Накричал, разозлился. Не будет же Кенма названивать ему без причины. — Телефон бы хоть ради приличия включил, — а с мамой он не так холодно разговаривал.       И что это? Вместо «извини», вместо «прости, что накричал»? Прекрасно, хорошее начало. — Зачем ты приехал? — тихо, совсем в сторону. — Вещи привёз.       А? А.       Ну, понятно.       Сердце рухнуло куда-то вниз, в носу опять защипало. Да что ж такое. Расплакаться бы уже наконец, но получается только три слезинки и полный нос соплей.       Так и не получив ответа, Тецу ушёл к машине. Через пару минут в прихожей стояли две коробки и сумка. Сердце у Кенмы все ещё лежало где-то внизу, напрочь придавив к дивану. Он не мог даже пошевелиться. Утром же все нормально было. Или нет? — Козуме-сан, я вещи тут оставлю? — парень не стал снова проходить.       Остался стоять у открытой двери. Ненадолго правда. Видимо, получив от матери какой-нибудь кивок, он все же вышел. И дверь закрыл.       Сердце отскочило прямо в голову. Блондин вскочил и влетел на кухню. Да быть этого не может. — Мам, — голос сорвался, а по щекам потекли слёзы.       Горячие слишком. Голова стала тяжелой, затылок запульсировал. Мир вокруг смазался в одну цветастую картинку, коленки подогнулись. Мать кинулась к нему, подхватывая под руку. — Кенма! — вскрикнула женщина.       Он лежал на диване, прижимая холодное полотенце ко лбу. Ужасный день. Рядом копошилась мама с тонометром, а в ногах сидел Куроо. — Сто шестьдесят на сто — выдохнула женщина.       Голова трещала так, словно ещё чуть-чуть и развалится на две части. Давно оно у него так не скакало. Не хватает только Акааши со своим: «Довели, ненормальные, довели же». В школе постоянно так говорил... — Может, ему скорую? — наконец подал голос Тецуро. — Так ведь и до инфаркта недалеко. — Ура, у меня будет письменное подтверждение, что ты придурок. — Ага, свидетельство о смерти, — вклинилась мать. — У нас врачи такие, это в город надо. Я ему дала таблетку, сейчас упасть должно.       Она крайне осуждающе посмотрела на Куро и ушла наверх. Разбирайтесь-ка сами, молодежь. Хотя, получается это у вас из рук вон плохо. — Это все, да? — блондин зажмурился, даже собственные слова приносили дискомфорт. — Помирать собрался что ли? — Куро, подняв чужие ноги, присел ближе. — Рано тебе ещё. У нас планов с тобой на лето хоть жопой жуй. — Эм, я думал, — хотя, кажется, ему нельзя этого делать. — Ты меня бросил?..       Лицо брюнета смешно вытянулось. Кенма раньше никогда не видел подобного выражения. — А.. Что?..       Теперь скорая нужна обоим. У него похоже инсульт. Кровоизлияние в мозг, все дела. Иначе его заторможенность никак не объяснить. Ну, кроме крайней степени охеревания. — Когда? Если ты про звонок днём, то, прости, у нас просто полная посадка была, мы не успевали, — он сжал холодные лодыжки. — Я и подумать не мог, что тебя это так сильно заденет...       Комичность ситуации нарастала. Куроо сейчас очень напоминал Бокуто, когда тот извинялся перед Акааши. Обычно, он и сам не понимал, за что извиняется. Кейджи мастерски умел себя накручивать. Вот и Козуме себя накрутил. — А вещи? Тебе мама по телефону сказала привезти мои вещи... — Что? Нет, она просила привезти вещи от ее знакомой, Нанаки-сан вроде. Она недалеко от нас живет.       Ну точно. Второй Акааши. — Господи, молчи, — блондин закрыл лицо ладонями. — Я и так все знаю.       Тецу гаденько хихикал, угнетая парня ещё больше. — Если ты думаешь, что я перестал на тебя злиться, то очень-очень крупно ошибаешься. — Котёнок, ты такой сладкий, когд...       Ну давай, давай. Договаривай, паразит. Сейчас тебе все выскажут. — Э-э, в смысле, котёнок там такой сладкий, когда домой поедем, давай заберём.       Если знать Куроо очень хорошо, то в голосе можно различать разные нотки. Сейчас, к примеру, слышалась крайняя нервозность.       Кенма убрал ладони и взглянул, запрокидывая голову назад, на лестницу. Ах, так вот оно что. Цирк какой-то...       На нижних ступеньках стоял очень озадаченный отец, чуть выше была мама. На лице читалось: «Простите, у меня кончились предлоги». Ничего, они все равно собирались уезжать. И видимо никогда больше не возвращаться. Козуме-младший запоздало согнул ноги в коленях, забирая их из рук Тецу. Откажутся. От него точно откажутся. — Я что-то не понял...       Да они тут все не очень понимали. Интересно, как много он слышал? — Ах, котёнок, — вдруг опомнилась мама. — Может, Мику возьмёте на выходные? — Да, нет, нет, нам следить-то некогда, — блондин приподнялся с дивана. — Мы это, поедем уже. — Молодой человек, вы остаётесь тут.       Ну все. Реально все. — Нет! Он едет обратно в Токио, — мать с нажимом на последнее слово выросла перед мужчиной. — Ему не тринадцать, чтобы ты с ним так разговаривал. — Это неприемлемо! — гаркнул отец — И ты знала! — Да, я знала! А что в этом такого? Вот что? — Господи, что скажут люди... — Да какая разница, что они скажут! Он что, за секунду, как ты узнал об этом, изменился? Стал другим? Не твоим сыном? — Он мне!.. — Не смей! — взвизгнула мама — Он не сделал ничего, чтобы ты так говорил!       Кенме поплохело - мать практически не было слышно за шумом крови в ушах. Он даже не сразу понял, что Куроо трясёт его за плечо, говоря что-то. Картинка плыла. Пытаться сосредоточиться было бесполезно.       Тецуро понял. Надо валить. И чем быстрее, тем для них всех лучше. Если Кенму тут запрут, то хер его потом отсюда вытащишь. Ещё и, не дай Бог, отчислиться заставят.       Брюнет подскочил к коробкам, вытряхнул содержимое одной на пол и уже хотел было рвануть вверх по лестнице, как: — Ты! — отец Кенмы ткнул пальцем в Куро. — Да кто ты такой, чтобы!.. — Я — согласно кивнул Тецу. — Парень его, который его любит, заботится о нем и защищает, в отличие от вас.       Ой, зря он это. Еще немного и мужчина был готов вцепиться ему в горло. Отличный отдых после тяжелой смены. То, что доктор прописал.       Но Козуме-сан вовремя повисла на муже, истерично причитая: — Только тронь! Я, клянусь, никогда не прощу тебя!       Куроо все же залетел в комнату Кенмы. Из Токио семья переехала сразу после выпуска единственного сына. Хотели подальше от городской суеты спрятаться. Но комнату все равно выделили. Кажется, теперь ее необходимость под вопросом.       Тецуро стал судорожно скидывать в коробку все вещи с полок - мангу, игры, фигурки - все, до чего дотягивались руки. Осталось только вытащить отсюда отключившегося на диване блондина. Пальцы тряслись, пока он набирал Бокуто. — Йо, бро, вытащи Кенму оттуда нахер. Запихни в тачку и закрой двери. У нас тут семейные разборки.       Выскочил он к порогу как раз в тот момент, когда Котаро чуть не прилетело по лицу. Вот это реакция, вот это рефлексы. — Посторонись! — выкрикнул Куро и влетел в спину друга, выталкивая его на улицу. — Ещё увидимся.       И хлопнул дверью прямо перед носом отца своего ненаглядного. — Валим, валим! — скомандовал брюнет, и они понеслись к машине, попутно перекидывая друг другу Кенму и коробку. — Вас вся округа слышала, — выдохнул Бокуто, заводя машину.       Из дома выскочил Козуме-старший: — А ну, верни мне сына!       Следом вылетела мама Кенмы. — Уезжайте!       Котаро два раза повторять не надо. Он резко вырулил на дорогу и вдавил педаль в пол. Машина, взвизгнув, сорвалась с места. — Можно пару слов? — совень покрепче ухватился за руль. — Это какой-то пи... — Здец, ага, — Кенма отозвался с заднего сидения. — Думаю, хорошо, что сейчас. Со временем у него было бы больше вопросов.       Оказывается, уже стемнело. Козуме поежился, в салоне было прохладно. Вот ведь парадокс. Днём хоть кожу снимай, а ночи холодные. Хотя, это скорее из-за прошедшего дождя.       Тецу накинул на плечи парня свою кофту и прижал его к себе сильнее. — Хочешь, я своим расскажу? — Боже, пусть хоть где-то нас не будут ненавидеть, — он перелез к Куро на колени. — Я так люблю пироги твоей мамы, что просто не переживу, если лишусь и этого.       Ехали в тишине, долго, как показалось. Заезжали ещё на заправку. Тецу принёс ему кофе и шоколадный батончик. Вот ведь... — Коть, мне же нельзя, — сильнее кутаясь в большую толстовку, жалобно прохныкал Козуме. — У меня давление. — Боже, прости. Я, видимо, так стрессанул, что забыл все напрочь.       Куроо вернулся с соком, и они снова поехали. Кенма почти уснул, когда мама позвонила Тецу. — Дай ему время, он примет это, — говорила она в нос, а значит плакала. — Мы поговорили, и он вроде бы что-то понял. — Мам, не переживай. Я любую его реакцию приму. — Я вас люблю, все будет хорошо, — голос дрогнул, снова плачет. — Вы же оба знаете, что можете рассчитывать на меня?       Кенма улыбнулся и пихнул телефон Куроо. Мол, давай, как ты умеешь. Со всем пафосом мира, пусть мама порадуется. — Конечно знаем, — брюнет поудобнее перехватил трубку. — Мы тоже любим вас, мам. Не плачьте.       Женщина разрыдалась в голос. Успокоил, блин, спасибо.       Скорее бы домой, разложить диван и спа-ать. День был безумно долгий, муторный. — Йо, не хотите выпить? — спросил Бокуто на очередном светофоре. — Пропустим по стаканчику и разойдёмся.       Кенма беспокойно завозился у Тецу на коленях. Он то засыпал, то просыпался, то был в полудрёме, постоянно жался и никак не мог согреться. Температура скорее всего поднялась. Да у кого бы не поднялась, после сегодняшних приключений. — Сорян, нам лучше домой, — Куроо сильнее прижал блондина к груди. — Ему бы отдохнуть нормально. — Может, в аптеку заехать? Валерьянки или пустырника купить.       Да тут снотворного мало будет. Но идея неплохая. Чует сердце, кошмары сниться сегодня кое-кому будут. У него всегда так - стоит понервничать и все. Всю ночь беспокойно спит, ворочается, вздрагивает. Тецуро выдохнул: — Окей, только сходишь, ладно?       Бокуто кивнул и свернул в другую полосу. Ещё немного и они дома. Неужели этот день почти кончился.       Ага, вот подумал он тогда об этом. И сглазил, блин. Дома было холодно, окно-то он перед уходом не закрыл. Вот холодный токийский вечерний воздух все и выморозил. — Пойдёшь в ванную? — он посадил Козуме на диван, а сам присел на корточки. — А я пока диван застелю.       Кенма, как маленький, потёр глаза руками. Сонный, замученный. — А можно я просто умру? — Нельзя, мы ещё не показали твоему отцу, что лучше нашей пары никого в мире нет. — Хотя бы сейчас, — парень соскользнул на пол. — Перестань издеваться.       Козуме обвил шею Тецу руками, притягивая его к себе. Несильно стукнулся лбом об лоб и прошептал, прикрыв глаза: — Я не хочу никому ничего показывать и доказывать. Я просто хочу быть с тобой. — Замёрзнешь же, вставай, — Куроо подхватил его под бёдра.       Утащил его в ванную. С одеждой возились долго, по большей части из-за Тецу, который постоянно лез целоваться. Как такому мужчине отказать? Вот и Кенма не знал. Отвечал слабо, без особого энтузиазма, но отвечал. Цеплялся за шею, фыркал и кусался. А брюнет тихо замученно смеялся, стаскивая с него шорты. Запихнуть Козуме в воду полбеды, вторая половина - выйти из ванной. — Посиди со мной, — жалобно-жалобно. — Вдруг мне плохо станет.       Аргумент. Вот ведь хитрюга, умеет вывернуться. — Ладно, но недолго, — сдался он.       Может и правда плохо станет, кто его знает.       Пришлось сесть на бортик. Кенма же весь подобрался, придвинулся поближе, голову рядом с бедром Куроо положил. Обнял коленки и тихо спросил: — Почему я?       Тецу негромко рассмеялся. — А я уж думал, что ты никогда не спросишь о чем-то подобном. — Ладно, не отвечай. Мне уже неинтересно.       Действительно, а почему именно Кенма? — Потому что с самого детства я не хотел ни с кем, кроме тебя. Ну, знаешь, просто в какой-то момент понял, что мне со всеми не так. А с тобой всегда так, — он запустил пальцы в осветлённые волосы. — Меня Яку как-то обвинил в том, что у тебя из-за меня девушки никогда не будет. Якобы, все думают, что мы вместе. — Ага, ко мне как-то девочка из твоего класса подошла. Так ревностно настаивала оставить тебя в покое, что я чуть не послал ее. А потом понял, что мы даже не встречаемся. — Тоже было ощущение, что мы с тобой с детства вместе? — Наверное, именно поэтому я не получил нормального предложения встречаться, да? — фыркнул Кенма обиженно. — А ты до сих пор дуешься! — Конечно. Может я хотел красиво, как в манге, а ты мне все обломал.       Тецу подумал, что, наверное, надо идти стелиться. И ромашку Козуме заварить надо. Хотел уже вставать с бортика, как Кенма тихо мяукнул: — Если замуж звать будешь, то хоть в этот раз не облажайся.       Кажется, сейчас прозвучало что-то сродни «Окей, я согласен мириться со всей твоей придурью всю жизнь» или «Я люблю тебя чуть сильнее, чем свой комп, приставку и тот ком проводов в углу». Такие моменты душевной слабости у Кенмы были редкие. Похоже, отец его сегодня сильно напугал. — Ты там, дома, когда начались крики, испугался, что придется расстаться? — Ты когда сказал, что вещи привёз, чуть не убил меня. Я тогда сильнее всего присел. Как подумаю, что без тебя жить придётся, так сразу дрожь берет. — Да я помню, что с тобой было, когда я выпускался. В средней ты бегать от меня за полгода до выпуска начал. А в старшей наоборот, практически вис. — В старшей мы уже вместе были, придурок. — Мы с тобой всю жизнь вместе, — Тецуро чмокнул его в макушку и выпорхнул из ванной. — Мойся давай.       Пока Козуме барахтался в тёплой воде, Куроо пробежался по дому. Прибрал все разбросанные вещи, заварил ромашку, заправил постель. Даже притащил блондину свою футболку. Осталось самое тяжёлое. Напоить вредного, непослушного ворчуна отварчиками. И, если повезёт, пропихнуть пару таблеток валерьянки. Господи, им двадцати двух нет, а уже от тревожности травки пьют. Прелесть.       Когда Куро вернулся в ванную, Кенма уже сидел на бортике в большой красной футболке и ковырял угол стиральной машинки. Наклейка со сроком гарантии задралась, надо отодрать. — Спать пойдёшь? Там на столе кружка стоит, выпей. — Неть, не пойду, — блондин с треском оторвал бумажку. — Блин, клей остался.       Хотя, усталость била по больной голове не очень приятно. Парень посмотрел на Тецуро по-особенному жалостливо: — Ты завтра опять на свою работу уйдёшь и не вернёшься.       Ну как такому сопротивляться? Вопрос риторический. Они вообще друг другу сопротивляться не могли. Погладил его по мокрым волосам и стал снимать одежду. Кенма же пытался оттереть клей от краешка машинки. — Может завтра потусишь у Акааши? Вдруг папа решит заглянуть.       Козуме, встрепенувшись, вымученно вздохнул. — А рюкзак с телефоном-то дома остались. — Да ты гонишь, — брюнет аж осел рядом на бортик. — Фа-а-ак! Тогда точно приедет, он как раз собирался к друзьям... — Хочешь, я отгул возьму?       Хотел, очень хотел. Но этот квест ему нужно было пройти самому. — Ага, чтобы он убил кого-нибудь? — Лучше уж вдвоём встретиться лицом к лицу со смертью.       Говорить не хотелось. Вообще ничего не хотелось. Поэтому Кенма потянулся к лицу Куроо, ткнулся носом в щеку и тихо замурчал.       В ванне Куроо долго не сидел, быстро почистил зубы и помыл голову. Кенма сразу бухтеть начал, мол, опять утром лохматый встанешь, как дикобраз. Тецу смеётся, ерошит осветлённые волосы и тащит парня на диван. Чинно впихивает в руки кружку с ромашкой и ждёт, ждёт, пока Козуме накапризничается и выпьет все содержимое.       Клацает выключатель, шуршит одеяло. Кенма пристраивает голову на плечо Тецуро и практически сразу засыпает. Сопит тихо, размеренно.       У Куроо от нервов ноги гудят. И от сверхурочных часов в кофейне. Последним в голове мелькает: «Надо мастеру позвонить по поводу кондиционера. А то второй такой день мы точно не переживем».