Я приду к тебе сном

Еще один нелегкий день в не так давно приобретённой роли отца-одиночки для Мобиуса был окончен. Работа в «Пиранье» с девяти до пяти вечера, очередной звонок классного руководителя со школы из-за проказ Кевина, затем домашние хлопоты с мальчиками в попытках заставить их делать домашнее задание, уборка и, наконец, готовка ужина. Все это составляло каждодневную рутину, которая хоть и была утомительна, но хотя бы отчасти помогала отвлекаться от мучительной тоски, однако боль оставалась непроходимой, незаживающей раной. — Локи, где же ты сейчас? — спрашивает Мобиус тихо, глядя из окна своей спальни на звездное небо, возвышающееся над крышами домов. Он тихо вздыхает, выключает свет и ложится в постель, надеясь, что эта ночь пройдет без кошмаров, и он наконец сможет выспаться. Но он не может не думать о Локи, в который раз задаваясь бесчисленными вопросами, ответы на которые уже не узнает, поэтому какое-то время еще ворочается в кровати. Однако вскоре накопившаяся за неделю усталость все-таки берет вверх, и он проваливается в царство Морфея. Мобиусу снится сон. И он на удивление четко себя в нем осознает. Он стоит в черном пустом пространстве, и рядом нет ни души, кроме него самого. Но спустя несколько мгновений видит впереди себя, буквально в нескольких шагах, силуэт, что почти ослепителен в темноте. И это явно не Бог сновидений, в чьи владения он должен был попасть. Перед ним стоит другой Бог. Бог Времени. — Локи? — голос Мобиса на удивление не разносится эхом, а звучит как-то слишком тихо. Мобиус не может поверить собственным глазам. Перед ним стоит сам Локи. Нет. Не совсем. Перед ним стоит сам Бог Времени. Причем как на яву. Такой, каким он видел его последний раз. Его статная величественная фигура облачена в зеленое бархатное одеяние, за спиной развивается замшелый плащ, черные как смоль вьющиеся длинные волосы стягивает ободок с угольными, прочерченными извилистыми золотыми линиями внушительными рогами. Сказитель Историй предстаёт во всем своем первозданном великолепии. Локи молча смотрит прямо на него, губы его трогает слабая, но счастливая улыбка, и Бог приглашающе раскрывает руки. Мобиус, растерявшийся лишь на мгновение, тотчас бросается к нему, даже позабыв о страшной черноте под ногами и том, что столь часто неведомая сила не дает бежать во сне, и вскоре оказывается заключен в крепкие, тёплые объятья Бога Времени. Мобиус не может поверить: сминает складки зеленой материи, сжимает Локи ответно крепко, счастливо. — Локи, где ты? — спрашивает он, отстранившись на немного, боясь выпустить Локи из своих рук хоть на секунду. — Тебе слишком одиноко там? Холодно? Страшно? Это же все сон, да? Но как? Локи слабо мотает головой, словно бы отрицательно отвечая на все вопросы. — Нет, мой дорогой Мобиус. Я стойко несу свое бремя, — звучит твёрдый, степенный голос. Но Мобиус понимает, что это неправда. Локи, изменившийся до неузнаваемости с тех пор, как попал в TVA, ставший теперь самим Богом Времени, отказавшийся от всех своих прошлых уловок, лжи и манипуляций, обманывает его сейчас. Но Мобиус знает, что делает он это только ради него. Чтобы он не переживал за него. Но разве может он не волноваться за Локи? За своего Локи? Нет, совершенно точно не может. Как и не тосковать по нему так сильно. И он должен снова показать Локи, что с ним ему ни к чему притворяться и прятать чувства. Однако эти зелёные глаза, теперь поразительно добрые и словно бы вселюбящие, не могут обманывать. По крайней мере не Мобиуса. Они все выдают. И к тому же — он слишком хорошо знает Локи. — Ты можешь это почувствовать? — негромко спрашивает Мобиус и, потянувшись рукой, легонько касается ладонью щеки Бога, — можешь почувствовать это? Мобиус видит, как глаза Локи расширяются, словно он обнаруживает то, чего совсем не ожидал. После чего Локи испускает усталый вздох, будто отмирая из своего царственного оцепенения, разбуженный теплом ладони Мобиуса, и с наслаждением приникает щекой к его руке, блаженно прикрывает глаза. Из глаз его начинают течь слезы, и Мобиус мгновенно хмурится — о, нет, нет, нет, его Локи не должен плакать! Он берет лицо Локи в обе ладони, ласково вытирает большими пальцами слезы. Такие мокрые. Реальные. Словно все это и не сон вовсе. — Мобиус, — роняет Локи как-то ищуще, словно стоит не в его объятиях, а где-то далеко-далеко, и в тоне его больше нет величия Бога Времени, как мгновения раньше, в нем лишь изобличается мучительная тоска, нечеловеческая усталость и сожаление об упущенном и о том, чему уже не суждено случиться, — Мой милый Мобиус… — Я здесь, Локи, я здесь, — тихо шепчет Мобиус, почти не успевая удивится этому ласковому обращению, которое они едва ли позволяли себе раньше. Он продолжает всматриваться в черты лица своего утомленного Бога, ласково поглаживая ладонью его мокрую щеку. — Я с тобой, мой мальчик. И хотя другим это показалось бы абсурдным, ведь Локи теперь — сам повелитель Времени, Бог историй, могущественнейшее из существ в Мультивселенной. Однако же для Мобиуса он навсегда останется его маленьким, напуганным мальчиком, о котором хочется заботиться, которого хочется беречь, согревать и утешать. Кем бы Локи не стал, Мобиус всегда будет видеть его таким. — Я не думал…не думал, что это будет ощущаться так реально, — искренне удивлённо шепчет Локи, почти ошеломленно. — Господи, я не думал, что смогу прийти к тебе…что получится…даже хотя бы так… Мобиус, я…я хочу…я знаю, мы никогда этого не делали прежде, но я хотел бы… Мобиус понимает, что имеет в виду Локи. В TVA они много касались друг друга, это были маленькие ободряющие жесты, часто столь необходимые обоим в трудные минуты. А таких минут, к сожалению или к счастью, было немало. И эта мимолетная теплота и молчаливое утешение, которые они дарили друг другу и разделяли, оставались невысказанными, но тем не менее говорили о чем-то слишком важном, ясном для них обоих. Однако же они действительно никогда не доходили до чего-то большего. Но сейчас… сейчас это кажется правильным. Естественным. Нужным. Теперь Локи выглядит немного смущенным, а губы Мобиуса трогает ласковая улыбка: его Локи стал самим Богом времени, а выглядит сейчас как робеющий мальчишка. Мобиус привстает на носочки и совсем мягко накрывает губы Локи своими. Несколько секунд он сминает их своими, нежно и медленно, боясь напугать напором, пока Локи замирает, но после, на несказанную радость Мобиусу, начинает отвечать, причем более чем уверенно. Через какое-то время Мобиус оставляет его губы, целует от щеки до острой скулы, скользя тропинкой нежности. Локи дрожит в его руках, словно бы от холода, но Мобиус знает, что от чего-то другого — сладости их первого поцелуя, действительно произошедшего не то на яву, не то во сне. Сколько же Локи уже просидел там, в Пустоте? Совсем один. Без единой толики нежности и ласки. Без крохи реального тепла и луча солнца! Мобиусу остается лишь гадать. — Почему мы не сделали этого раньше? — совершенно искренне удивляется Локи, кажется, разомлевший лишь от одной этой тихой, недолгой, но столь поразительно реальной для сна бережной ласки Мобиуса, нежно-нежно касающегося сейчас губами щеки Бога. Бывший агент лишь тихо усмехается и честно признается: — Я бы тогда не смог остановиться. Не с тобой, Локи… И весь мир пришлось бы спасать кому-то другому. Локи усмехается в ответ, но больше ничего не говорит, и Мобиус позволяет Богу молчаливо наслаждаться его прикосновениями, впитывать их, запоминать. Он знает, как сейчас они нужны Локи. Мобиус чуть отстраняется, видя, как Локи открывает закрытые до этого глаза, и позволяет себе запустить пальцы в его густые, очень красиво вьющиеся локоны, кажется, ставшие еще длиннее. Не хочется думать о том, что они могли бы сделать, если бы открылись раньше, сожалеть об упущенном и несбывшемся. Хочется только тихо наслаждаться друг другом. — Мне так одиноко, — негромко заговаривает Локи, по-видимому, не выдержав. — Так одиноко без тебя, Мобиус… Знаю, что не должен жаловаться, я сам выбрал это бремя и должен исправно нести его, иного пути не было, так было нужно, чтобы жили остальные, чтобы жил ты, но я…я не думал, что это окажется так тяжело…остаться совсем одному…там…даже без возможности с кем-нибудь поговорить… — Я знаю. Знаю, милый, — шепчет успокаивающе Мобиус и еще раз целует Локи в губы. — Мы обязательно вместе что-нибудь придумаем. Ты ведь…придёшь еще? — спрашивает он немного неуверенно, и сердце его гулко бьётся в ожидании ответа. И хотя Мобиус знает, что «вместе что-нибудь придумать» будет не то, что сложно, а попросту невозможно, но все равно машинально говорит так. Просто потому, что хочет успокоить, утешить, и сам глубоко в сердце верит, что они справятся с чем угодно. Вместе. Как и всегда до этого. Найдут решение. Несмотря ни на что. — Я…— начинает Локи, но замолкает на несколько мгновений, только после продолжает. — Я попробую прийти к тебе, Мобиус. Но уже не таким способом. — Не таким? — меньше всего Мобиус хочет сейчас как-либо расстроить своего Бога, но не может ничего с собой поделать — беспокойство наполняет его вопрос. Неужели Локи истратил на эту встречу всю свою магию, и теперь сможет явиться ему только коротким видением или того хуже — лишь тенью или голосом? Что он станет делать, если сейчас — их первое и последнее свидание с тех пор, как Локи ушел? Сможет ли он вынести это? Смогут ли они оба? — Я еще разбираюсь в своих новых силах, в возможностях их использования, — спешит объяснить Локи, заметивший тревогу Мобиуса. — И, думаю, что в следующий раз у меня получится явиться не в твоём сне, а уже самому. Пока что на короткое время. Но должно выйти. Сначала это представлялось мне чем-то слишком трудным, но сейчас я чувствую, что смогу. Наша встреча в мире снов придала мне веры и сил. И я надеюсь, что у меня получится. Я приду, Мобиус. Приду к тебе. Я скучаю по нашим друзьям, но я никогда не желал увидеть кого-то столь же сильно, как тебя. — Ты обещаешь? — Да. Обещаю. Я приду. Скоро, Мобиус. Скоро… И не успевает Мобиус осознать, лицо Локи начинает исчезать, как и вся его фигура в его руках, на месте которой проступает лишь бескрайняя чернота. И в тот момент, когда Мобиус хочет сказать, что обязательно будет ждать, позвать Локи напоследок, слышит громкое: — Папа, папа, проснись! Сквозь сон он различает голоса Шона и Кевина, кричащих наперебой. А открыв глаза, видит своих сыновей, забравшихся в его кровать в пижамах. — Пап, почему ты плачешь? — встревоживается Шон. — Тебе опять приснился кошмар? — спрашивает Кевин. — Ох, нет, мальчики, — отвечает Мобиус немного хриплым ото сна голосом, протирает глаза. — А тогда почему ты в слезах? — не понимает Кевин. — Может папе на этот раз приснилось что-то хорошее! — предполагает Шон и спешит объяснить младшему брату. — Люди могут плакать не только из-за кошмаров. А когда снится и хорошее тоже. Например, что-то, о чем они очень долго мечтали. У меня такое было. Собака снилась. Помнишь, я тебе рассказывал? Опупе-е-ный сон был! — Папа, а ты купишь нам щенка? Ты же обещал, помнишь? — До успокойся ты! Не купит он! Разве ты забыл, как он говорил, что… «Да, что-то хорошее. Точнее кто-то» — мысленно усмехается Мобиус, ощущая себя по-настоящему счастливым впервые за долгое время. И удивительно выспавшимся, несмотря на удивительное ночное похождение. — Эй, мальчики, — предлагает он, вдруг для себя же самого решив порадовать их в этот выходной, — не хотите сегодня пойти на озеро? Достанем гидроцикл из гаража, и папа покажет класс. — Ты серьезно?! — не верит Шон. — Мы же уже тыщу лет туда не выбирались! — Вот здорово! — подхватывает Кевин. — Все, тогда бегом одеваться, — командует Мобиус, и всех двоих как ветром сдувает, слышится лишь стремительный топот по лестнице, но и тот вскоре исчезает. Оставшись один в комнате, Мобиус садится на край кровати, смотрит в окно, за которым радостно светит солнце, яркие лучи которого пробиваются через зеленую листву высокого дерева на заднем дворе, наблюдает как расцветает день, и шепчет: — Я буду ждать, Локи.