Ломаешь мне крылья, но знаешь,
Что я бы не смог по другому.
Я запутался в датах, а летом погиб,
Ты прячешь глаза и не видишь моих,
Я пьяный за чем-то в другой конец города.
Солнце медленно опускалось к горизонту, начиная скрываться за морем. Небо представляло собой яркую смесь оранжевого, розового и красного, облака расслабленно тянулись по небу, как полосы краски. Вид с высоты захватывает дух — море простиралось вдалеке, завораживая своей бескрайностью и неизвестностью. Лёгкий ветерок гулял над землёй, принося с собой слабый привкус солёного моря, которое сейчас было не совсем спокойным. Звук волн, разбивающихся о берег, наполняли воздух, а над головой нависли тёмные тучи. Это был удивительный контраст, который был показан природной. За спиной всё было мрачным, серым и унылым. Тучи отбрасывали тень на пустынную землю, на которой не было никаких растений, даже деревьев. Казалось, это место вымерло давным давно. Впереди же, где облака заканчиваются, всё наоборот — красочно, красиво и вдохновляющее. Чайки пролетали прямо над облаками, волны отдавали приятную влагу и прохладу, солнце согревало своими лучами. Всё вокруг кажется таким живым, природа здесь главенствует — не слышно ни единого звука города, только шум моря и ветра. Это красивое, безмятежное зрелище, которое приносит ощущение мира и умиротворения другим людям. А вот Дазай не знал, что было у него на душе, когда он сидел на самом краю балкона, свесив ноги над пропастью, рискуя в любую секунду рухнуть вниз по неосторожности раньше времени. Маяк, на который они забрались, находился далеко от цивилизации — небольшого городка, который он даже не знал. Он был здесь впервые, если он правильно помнит, это почти самый север Японии, в тысячи километров от родной Йокогамы. Всё здесь было незнакомым, но почему-то в душе складывалось ощущение, что он когда-то здесь был. Сам маяк был давно заброшен и эксплуатировался как достопримечательность, хотя и находился в аварийном состоянии и никто не хотел спонсировать его реставрацию. На удивление, именно сегодня здесь никого не было. Может быть, из-за недавно прошедшей бури, которая сопровождалась дождём и сильным ветром. А может в этот раз удача была на их стороне, давая в кой-то веки ощутить спокойствие и уединение. На улице всё ещё было немного прохладно, но парень сидел в одной тонкой рубашке, которая успела промокнуть насквозь за время дождя. Он даже не помнил, сколько он сидит здесь и просто смотрит на море, не произнося ни слова. Его чёрное пальто сейчас не с ним, оно аккуратно висит на хрупких плечах девушки, сидящей рядом с ним. Глаза её закрыты, выражение бледного лица спокойное, тонкие, обкусанные губы сжаты и может показаться, что она мирно спит, положив голову на плечо парня. Её длинные чёрные волосы немного развеваются на ветру и щекочут руку Дазая, которой он слабо обнимает её за талию, прижимая ближе к себе в надежде немного согреться. Но тело девушки тоже холодное и мокрое — пальто парня её явно не спасает, её брюки и кофточка тоже насквозь мокрые, ведь недавно прошедший дождь не щадил никого, хотя он прошёл достаточно давно и их волосы уже успели высохнуть. Было странно видеть Ханни такой умиротворённой, сидящей так близко, пока её тело расслабленно, находясь в его объятьях. Казалось, она просто наслаждалась тем, что находилась в таком живописном месте, ведь девушку часто можно было застать на разглядывании моря, даже не смотря на то, что оно всегда вызывало у неё только негативные эмоции. Плохие воспоминания, связанные с морем всегда следовали за ней по пятам. Обычно в такие моменты она выглядит разбитой; как маленький ребёнок, который неожиданно осознал всю жестокость мира, находясь на побережье. И хотя девушка давно перестала быть маленькой, она даже почти догнала Дазая по росту, но внутри она всегда оставалась ребёнком. Ребёнком, которого оставили наедине с самим собой навсегда, который всё ещё жаждет тепла, ласки и уюта, как и все маленькие дети… та скрытая часть её души, которая хочет быть в безопасности. И что-то внутри Дазая тоже тянулось к ней. Ему всегда говорили, что он ведёт себя как малое дитя, так может они не врали? Может и его душа всё ещё была детской и ранимой, но он просто не мог этого признать? Двое маленьких детей в взрослой оболочке… как иронично. Может быть, взрослых вообще не существует и остальные просто притворяются. Парень всегда видел в ней ту пятнадцатилетнюю девочку, которой он встретил её впервые, и хоть прошло уже несколько лет, её глаза всё такие же. Прекрасного голубо-синего оттенка — тёмные, как море перед ними, пустые и серые, как небо над их головами. Дазай всегда утопал в её глазах, таких безжизненных, будто они могли убить его в любую секунду, но такие… родные, что ему очень хотелось, чтобы в них хоть на мгновение загорелось искра жизни, надежды. может даже любви. Он понимал, что такого не будет. Что Ханни когда не посмотрит на него с любовью и привязанностью, её взгляд всегда будет холодным и бесчувственным, чтобы он ни делал. Дазай понимал и пытался это принять. Но это оказалось сложнее, чем можно представить. Когда их отношения только начинались, парень вообще ни на что не рассчитывал. Ему казалось, что он сделал это просто чтобы попробовать что-то новое, заполнить скуку и пустоту в своём сердце. Он представлял, что присутствие прекрасного пола в его жизни хоть как-то скрасит однообразные дни, которые следовали друг за другом как день сурка. В конце концов ему всегда нравилось общество девушек, они казались чем-то странным, неизвестным, но в то же время очень привлекательным. Ему нравилось наблюдать их абсолютно разные реакции на его комплименты и поведение, он любил свои попытки понять, как они мыслят, как ведут себя. Он относился к своим отношениям не больше, чем к небольшому социальному эксперименту. Даже здесь всё выглядит очень романтично — в его стиле. На холодный, мокрый пол постелен серый плед, который тоже успел промокнуть; на нём лежит небольшая корзина с фруктами и некоторыми закусками. Дазай даже прихватил с собой свечи, хотя они вообще не понадобились, ведь пламя быстро тухло из-за ветра, а найти поблизости сухое, закрытое помещение довольно сложная задача. Также там стоит бутылка вина, которое так нравится его девушке и несколько жестяных банок пива, припасённые парнем для себя. Алкоголь уже почти закончился, бокал с остатками вина давно был опрокинут и валялся на полу, отчего на сером пледе остался яркий кровавый след, но всем было всё равно. Осаму явно не волновала сохранность их вещей. Кажется, его телефон давно промок и перестал работать, и теперь они действительно остались один на один и никто не может им помешать. Единственное, что огорчает — это промокшая пачка сигарет. У парня уже давно чешутся руки закурить, но он сдерживался некоторое время, прекрасно зная, что Ханни совсем не нравится запах сигаретного дыма и она, возможно, снова будет на него ворчать. И всё же это не могло остановить его небольшую зависимость — его рука сама по себе полезла в карман, нащупывая зажигалку. Он попытался поджечь сигарету, которую долгое время держал в руке на солнце, пытаясь высушить. В конце концов ему, на удивление, это удалось и на конце сигары появился небольшая ниточка дыма. Дазай быстро прижал её к губам, вдыхая такой нужный его организму никотин, сразу же чувствуя, что начинает успокаиваться и расслабляться, даже если это обжигало лёгкие. Переведя взгляд с моря на девушку, он сразу заметил, как у неё слегка сморщился носик, стоило ей учуять ненавистный ей запах. Его это слегка развеселило и он улыбнулся, ведь Ханни всегда была милой, когда ей не нравилось что-то такое незначительное, как запах. Он надеялся, что она удосужит его своим пронзительным взглядом, может быть, даже что-то скажет насчёт его пагубной привычки, но такого никогда не случалось. На крайняк она посылала ему короткий пустой взгляд и тут же отворачивалась, ничего не говоря в молчаливом протесте. В этот раз девушка даже не повернула к нему головы, продолжая спокойно сидеть в его объятьях, прижавшись щекой к его плечу, сложив руки на своих коленях. Она ни издала ни звука, и на секунду Дазай подумал, что она действительно спит, но по быстрому биению её сердца и слегка учащённому дыханию он понял, что это не так. Ханни снова переживала и волновалась и он прекрасно понимал, что было тому причиной — море. Девушка катастрофически боялась моря, боялась глубины, но почему то из раза в раз приходила на берег, наблюдая за ним часами. Как бы сильно Дазай не пытался докопаться до сути её поведения, всё было бесполезно. Она продолжала возвращаться к своему самому большому страху, переживая сильнейшие панические атаки, терзая саму себя ужасными воспоминаниями, связанными с морем, но при этом скрывала свои эмоции, не желая, чтобы её боль кто-то видел. Ханни до сих пор так ничего ему не рассказала, просто попросила приехать сюда — и он выполнил её просьбу. Парень до сих пор не мог понять, была ли Ханни своего рода мазохисткой или наказывала себя за что-то таким жестоким способом. Она была такой ещё до того, как они встретились — замкнутой, странной и терпеливой ко всему, что происходило в её жизни. Она могла простоять на берегу несколько часов совсем не двигаясь, даже под сильным дождём, пока ему не приходилось забирать её оттуда насильно. И такая ситуация происходила не единожды. А прямо сейчас он испытал всё это на себе в надежде что-то понять. Глядя на беспокойное море, чаек вдалеке, Осаму совсем не мог понять тот шарм, который в этом находит его девушка. Ему совсем не нравилось сидеть в мокрой одежде у чёрта на куличиках и тупо разглядывать волны, хоть и прошёл от силы час. Единственное, что радовало, это Ханни, сидящая рядом, прямо в его объятьях. Она была с ним и он мог не боятся, что в один момент волны всё-таки заберут её на глубину, где она утонет, не в силах выплыть на поверхность. Он чувствовал, что она наконец зашевелилась, приподняв свою голову с его плеча, одарив его привычным слегка недовольным взглядом. Дазай спокойно наблюдал за ней, пока она переводила взгляд с него на сигарету, разглядывая её пару секунд, будто это было чем-то интересным. Парень ради интереса протянул сигару ей, любопытствуя посмотреть, как она отреагирует на его предложение закурить. Обычно Ханни, ещё раз мило сморщив нос, отворачивалась от него, выражая своё отвращение. В этот же раз, девушка смотрела на него несколько секунд и с вздохом отобрала у него сигару, быстро сунув её между губ, делая лёгкую затяжку. Всё это время выражение её лица было спокойным, она вновь положила свою голову ему на плечо, чуть сильнее кутаясь в его пальто и закрыла глаза. Дазай приподнял бровь, усмехнувшись про себя, когда увидел, что Ханни определённо не собиралась возвращать сигарету ему обратно. Он наблюдал за ней, видя даже мельчайшие изменения в её мимике, но ничего там не видел. Девушка делала маленькие и редкие затяжки и медленно выпускала дым изо рта. Она явно выглядела как новичок в курении, но при этом приступов кашля, как в случае, когда парень впервые попробовал сигару, у неё не было. Дазай пришёл к любопытному и удивительному выводу, что она уже курила раньше, хоть и немного, даже если ей никогда не нравился запах сигарет и она всегда показывала всем своим видом, что ей это не нравится. Всё же женщины для Дазая были странными существами. Парень не стал сильно зацикливаться на этом, и просто взял вторую сигару, которую тоже планировал выкурить, и через несколько неудачным попыток смог её поджечь. Теперь они сидели вдвоём, казалось бы, на краю земли, где не было ничего, кроме гор и бескрайнего моря, наблюдая за закатом. Дазай чуть сильнее прижал тело Ханни к себе, ощущая исходящий от неё холод и прислонил щеку к её макушке. Рядом с ней всегда было холодно, в какой бы ситуации они не были. Даже во время самых страстных ночей, её кожа, казалось, излучала прохладу, будто температура её тела никогда не поднималась выше нуля градусов. Её глаза всегда оставались стеклянными и пустыми. Парень всегда сравнивал её с скульптурой — ледяной статуей, созданной самым искусным мастером. Даже сейчас она казалась прекрасной — с запутанными волосами, в мокрой одежде, с слегка потёкшим макияжем. Возможно, он мог прижать её как можно ближе к себе, поцеловать в маленький носик, сказать, как сильно он её любит, и никогда не отпускать. Но Дазай молчал. Он не привык говорить такие вещи, а Ханни не привыкла их слышать. Им было хорошо вместе, потому что они оба любили тишину. Его небольшой эксперимент перерос во что-то большее, чем просто технический интерес. Это было чем-то таким… что даже Дазаю было сложно описать. С одной стороны, ему казалось, что эти отношения никогда не должны были начинаться. Его девушка не чувствовала себя с ним счастливой, если она вообще могла чувствовать положительные эмоции. Сам парень не испытывал к ней сильных чувств — да, ему нравилась её внешность, её фигура, но она казалась пустышкой. Куклой, которой все управляют, а она не скажет ни слова, чтобы с ней не сделали. Ему хотелось, чтобы она хоть раз сказала ему «нет», хоть раз проявила свою индивидуальность, попыталась доказать, что она человек и имеет право на свободу и личное мнение. Но нет. Она слепо следовала за ним, будто уже давным давно стала считать себя не больше, чем роботом. Ну или рабыней. И всё же… теперь Дазай не мог просто так её отпустить. Он знал, что не был спасателем или принцем на белом коне, далеко нет, но что-то внутри подсказывало, что уж лучше Ханни будет с ним, чем с кем-то другим или одна. Вполне вероятно, что девушка без него просто умрёт, или найдёт кого-то ещё, кто будет пользоваться беспомощной девушкой без мозгов. И только одна мысль о таком человеке вызывала в парне что-то вроде ревности, ведь он давно считал Ханни своей. Все в Портовой мафии знали, что она его, и уже никто не мог это изменить. Может, это и не любовь, но чувство привязанности и желания защитить в Осаму хоть отбавляй. Даже забавно, как парень, которого окрестили демоном, мог с таким трепетом относиться человеку слабее себя. Он никогда бы не бросил её, даже если бы она совершала много ошибок. В конце концов, Ханни просто была таким человеком и он ничего не мог с этим поделать. Он просто был рядом с ней, надеясь, что присутствие рядом плеча, в которое можно выплакаться, сделает их пребывание у моря капельку легче… даже если он никогда не видел, чтобы она плакала. Так они и просидели вместе ещё Бог знает сколько времени, бессмысленно проводя его на маяке. Может быть, стоило пойти согреться в салоне автомобиля, ведь машину они оставили совсем недалеко, а посиделки в мокрой одежде на ветру явно не способствуют их здоровью. Но вставать почему-то не хотелось. Будто это место обладало каким-то волшебным свойством очаровывать всех, кто хоть раз сюда приходил. И место казалось райским, если не считать, что атмосфера была удручающей. Будто море провожало их в последний путь, в будущее, которое было скучным и серым. Будущее, которое может оборваться в любой момент. Последний лучик солнца скрылся за горизонтом, небо, кажется, слишком резко стало чернеть. Наконец появились первые звёзды, тусклые и едва заметные. Их сигареты уже давно дотлели, даже одежда почти высохла, а они всё сидели, рассматривали волны и отражение неба в водной глади. Дазай устал. Он устал от всего. Устал от того, что всё хорошее в его жизни всегда заканчивалось внезапно и длилось недолго. Устал от того, что всегда приходится начинать сначала, всегда приходится сталкиваться с новыми сюрпризами. Он не хотел начинать сначала. Разочаровался в жизни уже давно. Перестал давать ей второй, третий… десятый шанс. И первого было достаточно. Прижав Ханни поближе к себе, заставляя её уткнуться носом ему в шею, парень опустил взгляд вниз. Девушка в его объятьях совершенно не сопротивлялась, но и не обняла его в ответ. А Дазай и не ждал. Понимал, что она никогда не обнимет его с теми чувствами, которые испытывал он. Её сердце было сделано из льда. Тёмного-тёмного льда, который не растает даже в самой жаркой пустыне. В её глазах не горел огонь, будто она умерла много лет назад, от её тела не исходило тепла. Она была совершенно неподвижна, заморожена, холодна. Но многие забывают, что лёд очень легко разбить, применив минимальные усилия, если знаешь, куда бить. А чувства Дазая к ней болезненные — они оставляют физические и эмоциональные раны на её теле, заставляя сбиваться дыхание и дрожать конечности. И с каждым вдохом она задыхалась от сокрушительной тяжести его привязанности. Этого было достаточно, чтобы свести с ума любого. Его желание обладать и контролировать её уже давно граничит с одержимостью. Он мог легко сокрушить эту хрупкую девушку, как уже чуть не сделал однажды, но у неё была сила, позволяющая полностью контролировать его. У этой девушки была сила, которой обладали немногие другие — она могла выявить в нём ту сторону, которую он никогда бы не показал никому другому. Она знала его слабость. Его слабостью была она сама. Парень медленно встал на ноги, уже устав сидеть в одном положении долгое время, и потянул за собой Ханни, держа её за талию. Он повернул голову к девушке, заглядывая ей в глаза, не видя в них ничего. Там просто была всепоглощающая пустота, хотя она потрудилась поднять голову и посмотреть на него, что уже можно считать успехом. При свете звёзд и луны она выглядела ещё красивее. Будто ночь наступала для неё. Только для неё. Без Ханни ночь становилась пустой, бесполезной… не нужной. Само понятие времени рассыпалось рядом с ней, как её чёрные волосы на плечах. Она его кислород, его любовь, его Ханни… Только его. Может если они бы познакомились чуть раньше, всё сложилось бы по другому. Ханни не была бы такой… пластиковой в его объятьях, её кожа была бы тёплой, приятной на ощупь, а её руки приносили облегчения и спокойствие. Но жалеть уже было не о чём. Они уже были здесь и повернуть время вспять невозможно, особенно Дазаю. Он тянет девушку на себя, припадая своими губами к её. Такие мягкие, пухлые и сладкие после вина. Его руки принимают её холодное тело ближе, надеясь согреть его хотя бы на секунду; наконец почувствовать её тепло рядом. Парень закрывает глаза. Ханни тоже целует его с любовью и отчаянием. Она, как всегда, противоречива; страсть, которую она вкладывает в поцелуй, вступает в противоречие с холодностью её тела. Парень пытается разжечь в ней ту искру жизни, зная, что через мгновение она погаснет навсегда. Дазай делает неосторожный шаг назад, по-прежнему крепко держа её в своих объятьях. А затем ещё… и ещё… Врезавшись в неустойчивые, полуразрушенные перила, ему приходится остановиться и переместить часть веса на девушку, чтобы не упасть. Парень разрывает поцелуй и на секунду заглядывает ей в глаза… Она близко, невероятно близко. Также смотрит ему в глаза, выглядя невероятно взволнованной. Он чувствует дрожь её тела, её нервное дыхание; Ханни определённо точно больше не стоит оставаться здесь, на море ей всегда плохо и если час назад это выражалось в лёгком ускорении сердцебиения, то сейчас он видит непролитые слёзы у неё в глазах. Дазай давно догадывался, что когда-то этот момент настанет, но, может, в глубине души был удивлён происходящим. Какая-то светлая часть души не верила, отчаянно надеялась, что всё случится чуть позже: завтра, через неделю, месяц или целый год. Ноги хотели уйти с несчастного пляжа, забыть про него и никогда не возвращаться. Дазай уже хотел отпустить девушку, бросить эту дурацкую затею и увести её отсюда подальше, не обращая внимания на её протесты и просто запереть где-нибудь. Изолировать её от жестокого мира, в котором она видела только страдания и теперь начала причинять самой себе боль, считая, что так будет правильнее. Они больше не могли здесь оставаться, в влажной одежде, под шквалом ветра и холодного ночного неба. И его рука уже хотела потянуться к её, но заметил, что их пальцы уже переплелись. Ханни держала его крепко, не так, как должны её хрупкие руки; её хватка была чуть ли не болезненной, но явно передавая все эмоции, которые она сейчас испытывала. И первое, что почувствовал парень, так это её страх. Только одного взгляда на девушку хватало, чтобы понять, что она слаба перед миром, слаба перед смертью. Слаба перед ним. Он мог причинить ей боль, он знал её слабые места. Ханни была просто слишком слаба физически и слаба умственно. Он мог легко сломать ей пальцы, если бы захотел, и был уверен, что она даже не стала сопротивляться, но… Это был не он. Он не мог так поступить с ней. Парень внезапно покачал головой. Он снова слишком много думал. Ему нужно было перестать это делать, ему нужно было на что-то отвлечься, иначе он снова потерялся бы в собственных мыслях. Рука Дазая осторожно подняла её руку на уровень их глаз и он соединил их ладони, и сразу же увидел разницу. Его рука была больше, его пальцы казались намного сильнее и твёрже… Ладонь девушки кажется тёплой, будто в неё наконец вдохнули жизнь, а может, ему это показалось в порыве странных чувств. Её пальцы стали почти белыми от того, как сильно они сжимали его руку. Любой другой человек уже давно начал пытаться вырвать руку от боли, но они оба молчали, привыкшие к таким ситуациям. Физическая боль никогда не была такой сильной, как душевная. Даже держа Ханни рядом, ощущение, что она медленно ускользает из его рук никак не уходило. Парень понимал, что она не может просто так растворится в воздухе, но всё равно прижал девушку ближе, мешая ветру унести её с собой. Она смотрела на него… Ханни крепко держалась за него, будто пыталась убедиться, что не струсит в самый последний момент и смотрела очень пристально, даже не смотря на слёзы, стоящие в её глазах, которые пыталась сдержать. Девушка будто пыталась проникнуть ему в мозг своим взглядом; узнать, о чём он думает, стоя на самом краю. Краю земли, краю разума, краю безумия… Она работала сверхурочно, чтобы проникнуть в его голову, не так ли? Жаль, что он не собирался раскрывать маленькую тайну своих чувств. Он никогда не скажет, что взгляд её темно-синих глаз разжигал в нём желание прижать её ещё сильнее к себе и никогда не отпускать, даже если девушке это не понравится… Даже несмотря на то, что Дазай был уверен, что применив к ней хоть малейшее давление, она просто сломается. Распадётся на мелкие кусочки в его объятьях и улетит с попутными птицами в небеса. Дазай всегда терял, что ему было дорого, и гибель Одасаку это только подтвердила. Он был уверен, что через некоторое время и Ханни уйдёт от него. Примет ли она это решение сама или её заставят, был лишь вопросом времени. Хотя Осаму ставит на то, что смерть решит всё за них, она всегда любила вмешиваться в его дела. Но… в этот раз он этого не перенесёт. Он не может позволить Ханни оставить его здесь одного. В этом аду под названием жизнь. Он собирается быть рядом до конца. Если она и собиралась уйти — то он пошёл бы вслед. Поэтому он сделал последний шаг… назад. Он уже не обращал внимание на то, что не чувствовал пол под ногами. Единственное, что имело значение — это свист ветра в ушах и её объятья… её губы. Это был прекрасный вечер, и было почти жаль, что он должен был закончиться. Они либо разобьются о скалы, либо утонут в море. Обе эти смерти не были безболезненными и быстрыми, какие Дазай хотел бы для них, но сейчас отступать уже не хотелось. Да им и не куда. Говорят же, что самоубийцы хотят жить только тогда, когда уже поздно — когда точка невозврата отдаляется от тебя с большой скоростью и ты можешь только смотреть в небо, ожидая скорейшей и неминуемой кончины. Что касается Дазая… может быть, он бы и хотел постоять наверху чуть подольше, держа Ханни рядом, но это лишь мимолётное желание, которое не сбудется. Он был убийцей — он знал, как убивать, но так и не научился спасать.Скоро закончится лето,
Крыша, нас двое — восемь бутылок, двенадцать шагов и две сигареты.
Познакомь, познакомь меня заново с собой,
Наша юность — мой подвал, эйфоретик.
Наша молодость—любовь—депрессант,
И мы сжём их на рассвете, под дождём, в нашей последней сигарете.