в пустоте будущее.

Она сидела в своей комнате прямоугольной формы, с белыми обоями в цветочек. Пыль лежала на полу и полках большого книжного шкафа. Одежда кучками накапливали запахи в открытом шкафу, ей она пользовалась настолько редко, что некоторым вещам было более двух лет, она не знала, подходят ли они ей по размеру или любому другому параметру, но не выбрасывала от собственного нежелания где-то в глубине своей головы. От одежды шёл ужасный запах пота, порой она могла не мыться неделями, и пусть это время уже прошло, от ночной тревоги или дневного тремора выделяющийся пот оставался на её одежде, кровати и в воздухе комнаты, где почти не проветривали; она боялась открыть окно, делала это очень редко, только чтобы посмотреть на восходящее солнце бессонных ночей. Подходить к окну было страшно, балкон десятого этажа как будто вот-вот мог упасть, безопасности она не чувствовала как в своей комнате, так и за её пределами, тем не менее оставалась в этих четырёх стенах наедине с компьютером и снеками, а также чаем в немытой от заварки кружки, ложка в которой каждый раз била её по щеке. Тем не менее, она её так и не вытаскивала, ведь чем иначе будет размешивать сахар. Телефон лежал перед её лицом, она только закончила нервно наматывать круги по своей комнате и решила проверить мессенджеры на новые сообщения. Сообщений не было. Что не удивительно, но ужасно огорчало её из раза в раз. Иногда ей казалось, что пора вернуться к тем людям, с которыми она разошлась на жизненном пути, нужно скорее бежать и подстраиваться под них, иначе никто так и не заметит, что она ждет сообщений, иначе некому будет писать о своей боли и никто не будет жалеть из раза в раз, из раза в раз, из раза в раз. Она была одна с собой в этой пустой комнате, не наполненной ей самой настоящей. И никто не наполнял её извне. Она не смотрела видео и не слушала музыку, звук компьютера и маленького вентилятора оставался белым шумом в ушах, взгляд в расфокусе и ничто не казалось ей настолько важным, чтобы обращать на это внимание, мысли сменялись одна за другой, не имея нового окраса кроме тёмно-тёмно серого или чёрного, в них она видела даже небольшую красоту. Живя в страхе, страхом хочется хоть иногда развлекаться, стараться видеть в нём “новое”, чего никогда не будет. Ей казалась страшной мысль, что всё это однажды закончится, ей казалась страшной мысль, что всё это будет продолжаться. Не казалась страшной ни темнота, ни свет, как будто весь мир в этот момент один за другим теряет свои краски. Бесцветные слезы покатились по её щекам, веки наполнялись ими всё сильнее и сильнее, кончик носа противно щиплет и руками она начинает его сжимать, в надежде, что одна боль затмит другую, с сердцем этот трюк проходил постоянно, накапливая моральные грузы один за другим, но нос на фокус не отвлекся. В неприятных ощущениях она поднимается со своего черного кресла, трет руками кожу щёк, каждое касание было ожогом и ей хотелось поскорее прекратить свою боль. Хватая лежавшее рядом с ней зелёное полотенце, она вытирает свое лицо, рот открывается в немом крике. Ночью ей не хотелось кричать, не хотелось привлекать к себе внимание родных, они бы помешали ее страданиям или привнесли бы те, что ей не хочется знать. В этом мире ей казалось, что она одна, и раз никто не пожалеет, никому не нужно слышать ее криков. Ей хотелось тёплых объятий и в ужасе она схватила себя за плечи, падая на матрас кровати, заливая слезами место под головой. В бесшумном плаче на уме у неё становится ещё меньше мыслей. Теперь они стали цикличными, не исчезают, а приходят поочередно на смене предыдущей, которая точно вернётся, когда круг завершится и начнется сначала в порыве грусти и тоски. Сейчас её первое изменение. Глазами она неловко оглядывает комнату, пытаясь понять, что и где; даже если она и знала каждое место каждой вещи, ведь никто их не перекладывал, прямоугольная комната с белыми цветами на обоях казалась ей чужим местом, где всё было опасным. И тем не менее глазами она видит новую, но неработающую от перегоревших батареек гирлянду. Это был подарок. Подарки не передаривают. Но гирлянда была такой хорошей, если её не использовать сейчас, думала она, кто-то может её забрать. А может и нет. Кроме гирлянды глаза цеплялись лишь за окно. Но смерть будучи разбитой об асфальт или траву не казалась ей привлекательной, тем более, что перелезть через ограждение балкона у неё не хватит сил, это она уже знала из личного опыта, когда от смерти её отделял металлический заборчик в несколько сантиметров. Интересно, почему тогда она не убила себя? Ответ был в её голове, но и в нём она врала, как и во всех своих желаниях, лишь бы не казаться неизведанным голосам в голове психически неуравновешенной и больной. Она снимает гирлянду с вешалок, в новый год таким способом она сотворила очень приятную душе атмосферу, и она удивлялась, как всего одна вещь может изменить жизнь? И удивляется до сих пор, осматривая моток украшения в своих руках. В комнате не за что было зацепиться, люстры не было, только вкрученные в потолок лампочки, от одной из которых исходил противный писк. Она оставила компьютер включенным и приглушила свет. Сейчас она оставлена своей фантазии, рыться в ней даже не пришлось, картинки сами всплывали в голове и уверенными движениями она обмотала один край гирлянды об ручку двери. Она садится на колени и поворачивается к двери спиной. Сердце начинает стучать быстрее, туктуктуктуктуктуктук, обматывая свою шею, ей приходилось сильно выпрямлять спину, чтобы суметь завязать второй узел. Руки скользкие от слёз, а воздух в груди становится слишком жарким, ноги трясутся, начинает болеть живот, пальцы с трудом но слушаются мозг. Глазами она смотрит в экран своего компьютера. Там всё также ноль сообщений. И никто не остановит её сейчас. Эта мысль осталась единственной в её голове. Она медленно начинает скручиваться в креветку и расслаблять своё тело, гирлянда давит на шею и ручка неприятно скрипнула всего разок. Как комок или большая таблетка давит на горло, постепенно начинает придавливать глотку и челюсть, плечи опускаются ниже, а голова не может за ними поспеть, кожа больно вытягивается. Она понимает, что может остановиться, но не останавливается. Руки начинают сильно трястись в желании что-то сделать, а ноги нервно подпрыгивают вверх, ртом она ловит остатки воздуха, последние глотки в живом мире, последние глотки оказались отравлены ее собственными страхами и больным рассудком, в нем она чувствует запах грязного тела, ушедший запах с ран её заживших шрамов, соленый вкус слез, настолько едкий, будто все, что она делала в этой комнате, это плакала. И ей кажется, будто так оно и есть. И так оно и будет, даже после искупления смертью. Она несчастна; воздух заканчивается, голова кружится, а глаза начинают ужасно болеть, будто их выдавливают изнутри огромное количество слез и кожи опухших век; концы пальцев покалывают, а ноги сводит до адской боли. Безвыходно она хрипит, пальцами из последних сил впивается в футболку, чтобы не посметь помешать своему плану смерти. Воздух в груди уже не движется вместе с биением сердца, понимание окружения сходит на нет, а ноги постепенно ослабевают, как и сила в руках, из носа льется кровь, вливается в горло и ускоряет миг последних вдохов, жидкость в виде крови и слюны пенится во рту от хрипа и льётся по горлу, пачкая одежду, пол. Руки ослабевают и она не чувствует телом ощущений, но глазами видит перед собой.прямоугольную комнату.много грязных неубранных вещей.большие слои пыли залежавшейся уже очень давно на полу.матрас на которомона спала.и в этот миг она знала. Что никому не нужна. Я смотрю на её тело, стоя прямо перед её ногами, вижу бездыханность груди и потухшие глаза. Если бы она была жива, сколько бы я смогла ей сказать? Как много хорошего в ней было? Или это хорошее ещё спало? Сейчас я смотрю на её тело, стоя прямо перед её холодными ногами, вижу бледную кожу и смерть. Сейчас в ней ничего нет, ни старых мыслей, ни новых, ни настоящих, сейчас в ней нет действия, которое бы привело к чему-то в будущем, сейчас в ней нет времени жизни. Сейчас я смотрю на её тело, стоя перед её холодными ногами, в пустой комнате наполненной ненужными вещами, с компьютером на который никто никогда не напишет. Мне бы так хотелось помочь ей, стать ей опорой. Я буду стараться. И может когда-нибудь она улыбнётся, не вспоминая ужаса своих пустых дней. Ведь каждая её ошибка когда-нибудь станет моим новым.