warlike

Путы страха липки и черны, как смола, и он понимает, что вскоре задохнётся, но не знает, когда. Заложник собственной памяти, узнавший слишком много, он погружается в омут лжи и растущей чужой ненависти, от которой искрит шерсть, а звёзды тускнеют, не собираясь ему помогать. Свидетель. Жертва. Он опасен. Он бессилен. Лесная жизнь, племенная жизнь – всё, что он знает, всё, что у него есть, но здесь он больше не ощущает себя в безопасности. Не чувствует себя дома. Чувствовал ли? Лживым слухам верят до обидного быстро – возможно, если б раньше он вёл себя не так отчуждённо, если б был шумнее и смелее, нашлись бы ему защитники? Нашлись бы те, кто выслушал его тайну? За каждым терновым кустом – тень наставника, каждая ветвь остролиста – вскинутая когтистая лапа, испачканная в крови соплеменника. Все его сны отныне кровоточат и пахнут предательством, а наяву всё ближе подкрадываются тени, от которых некуда бежать. Нельзя бежать. Ты следующий, рокочет гром. Ты не уйдёшь, шелестят сквозняки. Ты слишком слаб, звенят капли дождя. Настоящий воин готов отдать свою жизнь во имя племени, во имя жизни и правды. Он должен стоять до конца, чтобы суметь, доказать, разоблачить, пусть и высокой ценой... но изменит ли его смерть хоть что-нибудь? Тусклые звёзды молчат. Горелый не чувствует себя воином. Горелый устал умирать каждую ночь. * Горелый не чувствует себя воином. Но что есть "чувствовать себя воином"? Сейчас, когда позади луны липкого ужаса и тоскливой неизвестности, когда на всю богатую на события жизнь можно взглянуть со стороны, он понимает или вспоминает: это – жить ради кого-то и чего-то важного. Крепость духа, стойкость, особенная вера в себя, свой дом и всех, кто бьётся за него, и кто оставил его вместе с бренным телом. И умение радоваться такой жизни искренне, дарам и невзгодам, потому что встречаете их вместе. Может быть, для этого нет нужды жить в племени постоянно. Огнезвёзд понял раньше, чем сам Горелый, и это много значило для них обоих, а прямо сейчас это впитывают в себя двое шустрых котят, что бодро шагают вперёд, задрав хвосты. Так когда-то шагала перед ним парочка оруженосцев с запахом Грозы на усах – он позволяет себе поддаться воспоминаниям, пока они помогают ему воодушевлять этих юных удальцов. Пока в животе не разорвётся очередной горячий ком. – Горелый, с тобой же всё хорошо? Белла испуганно заглядывает ему в лицо, а на другом слое воспоминаний это делает Огонёк, а сам он на каждом слое, припавший на дрожащие лапы, пытается выдавить улыбку поискреннее. Разница в том, что на сей раз он делает это по своему желанию, не после угрозы наставника. С ним хорошо не всё, далеко не всё. Уже очень давно. Это похоже на... (как если бы та вчерашняя крыса ожила и начала скрести мои кишки изнутри) (как если бы я проглотил сотни терновых колючек, и они все развернулись) (как если бы они ещё и загорелись при этом) – Ерунда, просто мы долго шли сегодня. Нам, старикам, такие походы непривычны, – урчит он, успокоительно взмахнув хвостом, однако этот жест не изгоняет тревогу из глаз чёрно-белого кота, стоящего в хвосте от них. Кто бы как ни считал, детей обмануть труднее, чем взрослых – но Ячменя невозможно вовсе. Спасибо Звёздам, что при племянниках он не говорит о болезни, а говорить о возвращении назад перестал вовсе. "Воители должны молча переносить страдания, слизняк!" – ввинчивается в уши голос мертвеца, рокочуще-низкий, от которого пересыхает в горле и дрожат кости. "Говорил тот, кто сам принёс им столько страданий, – мысленно цедит Горелый, не сбиваясь с шага. – Я молчу не чтобы соответствовать образу стойкого воителя – просто малышей пугать не хочу, да и что изменится, если не молчать?" Вокруг всё больше теней – снова, но нет паники, требующей забиться от них в щель и надеяться, что они, шипящие и глядящие с усмешкой, исчезнут. Вокруг всё больше теней – но теперь ему нет до них дела, почти нет. "Мы не воители. Но нам больше не нужно доказывать, что мы не хуже." Вот он один, а вот он бок о бок с лучшим другом, а вот он плечом к плечу с бывшим племенем, и вместе они творят невероятное. Защищают, спасают, побеждают, а звёзды мурлычат им и рассыпают над ними серебряную крошку, что застревает в их шкурах. И, забирая, они всегда дают что-то взамен. "Если бы я остался..." Он пьёт прохладный воздух щедрыми глотками и не морщится, когда жжёт под сердцем. Мир никогда ещё не казался таким просторным и таким крохотным одновременно, сейчас и только сейчас – в последний раз обменяв нерождённое имя и осколки звёзд в шерсти на что-то, что имеет ценность лишь для двух душ – он понимает оглушающе ясно, что мир, каким бы он ни был, принял его давным-давно. "Я никогда бы не помог стольким котам. И не только котам." Разум вбрасывает воспоминания толчками крови: он помнит, оказывается, и блики на едва подёрнутой льдом реке, и много-много слов на языке, гнилостных – чужих и солёных – своих, и бьющиеся о стены визги в ночи, и обожжённые лапы и лай, от которого трещит голова, и всё это настолько не зря, насколько вообще может быть. До самого конца мир не оставлял их двоих, вплетая их в чужие истории, а иные паутиной разматывая прямо от их порога. И никто не посмеет сказать, что они не позаботились о хорошей концовке каждой. "Я не прожил бы жизнь с котом, которого люблю." Котом, чьи шутки и заботливое мурлыкание прогоняли тени ещё в самом начале. Котом с не меньшей толпой теней за спиной, и он никого не просил о помощи с ними, но заслужил эту помощь одним своим существованием – и получил её. Котом, который стал ему семьёй. "Я не нашёл бы покой в собственном сердце." На рассвете каждая из его историй вспыхивает в голове и тихо рассыпается на искры, те опадают на землю семенами, мягко погружаются в неё. От них, от теней и от звёзд, мерцающих где-то за пределами мира, остаётся только шёпот – "Ты молодец", "Ты так много сделал", "Всё в порядке" и одно "Не бойся уходить", за которым бьётся "Не оставляй меня", и он тянется стереть чужие слёзы, но не находит сил – и, улыбаясь виновато, клянётся сделать это чуть-чуть позже. Одна жизнь может стоить девяти. Да и кто говорит об одной? Пока мы живы в чьих-то сердцах, мы и сами себя помним и существуем, ведь так? Много сезонов назад, когда объявили о его смерти, не нашлось никого, кто захотел бы похоронить его и оплакать. Умирая на лапах самого дорогого в мире кота, Горелый чувствует себя дома.