дурные и пьяные

То, что пить Джисону нельзя, Чанбин давно знает. И все равно его не останавливает. Ну не то чтобы прям нельзя. Просто Джисон становится таким… Таким… Чанбин не успевает додумать — по заднице прилетает ладонью. Да, вот именно таким. Он податливый, мягкий и одновременно бойкий, дерзкий, как во всех своих текстах и фристайле. А еще целоваться лезет. И что с ним таким делать, Чанбин не понимает. — Ну хён, — жалобно тянет Джисон. — Ну поцелуйчик, ну пожалуйста. Слева фыркает Чан, слышится щелчок камеры. Чанбин едва не показывает ему средний палец. Ну какого хуя? Почему вот это вот пьяное недоразумение лезет на колени к нему, а не к Чану? — Не злись, хён, — тут же успокаивает Джисон. Видимо, выражение лица у Чанбина не особо довольное. — Или давай я тебя поцелую? Сразу станет легче. — Если ты не прекратишь так ерзать, то легче не станет, — смеется Чан. Средний палец ему Чанбин все-таки показывает и в ту же секунду об этом жалеет, потому что Джисон ловит его запястье, прижимает руку к груди и накрывает ладонь своей. Чанбину остается только вздохнуть и отползти по кровати подальше, чтобы Джисон сел уже нормально. И поддержать за поясницу, чтобы не свалился на пол. С него станется. Они выпили почти одинаково, но Джисона, как обычно, размотало сильнее. У Чана вон только кончики ушей розовые, а о себе Чанбин думает, что вообще трезвее всех остальных. Хотя, может, ему просто кажется, если тело так ярко реагирует на все беспокойные шевеления. И еще ярче — когда Чан садится рядом, бедром к бедру, кладет руку поверх их с Джисоном, по-прежнему переплетенных между собой пальцами. Чанбин подается к нему ближе, жмется к плечу щекой. Возможно, его тоже развезло. Просто по-другому. Джисон тем временем, кряхтя и пыхтя, садится на коленях выше, тычется почему-то холодным носом Чанбину в шею. Чанбин ждет, что он сейчас что-нибудь вытворит. Поцелует там или еще что, ума-то хватит. Джисон и вытворяет — широко ведет по шее языком, а потом звонко смеется, когда Чанбин вздрагивает и чуть не спихивает его с кровати. — Да твою мать, — ворчит он, вытирая мокрую шею. — Хорош уже, спать иди. — Только если хён пойдет со мной. — Джисон так обворожительно улыбается, что всерьез злиться на него нет сил. Чанбин качает головой и целует сам — легонько, в кончик носа. Стоило бы догадаться, что хуйня идея. Стоило бы вспомнить, о чем Джисон просил меньше пяти минут назад. Стоило бы. Но Чанбин упустил эту мысль и ловит только теперь, когда Джисон прижимается губами к его губам и настойчиво лезет языком в рот. Хочется задохнуться от возмущения, но Чанбин сдерживается. Хватает Джисона за воротник и оттягивает от себя. Тот смотрит потерянно и расстроенно, искренне обиженно. И через секунду переводит взгляд на Чана: — Хён, а ты тоже против? Совсем-совсем? Чанбин косится на Чана краем глаза, видит, как у того на лице замешательство сменяется задумчивостью, а после каким-то непонятным Чанбину смущением. Ну самое время стесняться, ага. — Все, давай, к нему лезь. — Чанбин шлепает Джисона по заднице, и тот перебирается на колени к Чану. Чан успевает только открыть рот — видимо, чтобы высказать, что он об этом думает, но Джисону явно кристально похуй, что он там думает, потому что он сначала кусает Чана за подбородок, а потом целует. Влажно, развязно, как будто язык во рту совсем не держится. Господи, дай им сил пережить пьяного Джисона. Чанбин наблюдает за ними со стороны и в который раз за вечер думает, что вывозить их просто невозможно. Чан отвечает Джисону — как будто ему вообще нужно, чтобы отвечали, — держит ладони у него на талии, поглаживая большими пальцами. И не спорит, когда Джисон сам задирает футболку и перекладывает руку прямо на голую поясницу. Потом он замирает. Отрывается от Чана с громким хлюпом — показушник, ласково думает Чанбин, — и оборачивается к нему: — Хён, блядь, тебя ждать долго еще? Когда-нибудь Чанбин научится говорить ему нет. Когда-нибудь он научится выдерживать нисколько не удивленный взгляд Чана. Когда-нибудь, если Джисон вот так его позовет, он сумеет помотать головой и свалить подальше. Когда-нибудь.. Но сегодня он касается кожи Джисона рядом с ладонью Чана, легко ведет ногтями и, подсев ближе, дотрагивается губами до шеи Джисона, ловя его дрожь всем собой. — Вот так бы сразу. А то строил тут из себ… — Чан затыкает его поцелуем, и Чанбин хмыкает, закрывая глаза. Голову немного ведет — и это явно от выпитого. А не от того, что под прикосновениями четырех рук Джисон вертится как юла, мелко двигает бедрами, словно пытается потереться, и через пару мгновений начинает тихо мычать прямо Чану в рот. Чанбин сам не замечает, что руки соскальзывают Джисону на ягодицы, что удерживает его на месте, не позволяя толкнуться вперед, пока Джисон не застонет громче и не схватит за запястье, пытаясь руку убрать. Наверное, Джисон пьянит его сильнее любого соджу. Иначе это не объяснить. А может быть, и объяснять ничего не надо — потому что, когда Джисон наклоняется в сторону и выжидающе смотрит то на Чана, то на Чанбина, они целуются без вопросов. И с Чаном приятно — пиздец, Чанбин в первую секунду даже Джисону завидует, а потом чуть сам себе по лбу не дает: чего завидовать-то, если ему тоже можно. И он тонет в поцелуе, не уворачивается от поглаживаний Джисона и не отпихивает его, когда ловкие, на удивление уверенные пальцы подбираются к члену. Как он так изворачивается, Чанбин не хочет даже пытаться понять. Похуй. Потом его целует Джисон. И его касания настолько отличаются от касаний Чана, что в груди щемит. И за ребрами тянет. От нежности и какой-то абсолютно дебильной — в самом хорошем смысле — любви. Джисон убирает руку с пояса его штанов. Отрывается от губ. Чанбин почти недовольно вскидывается, но, открыв глаза, — когда только опять зажмурился? — видит, как тот целует Чана и уже откровенно трется о его бедро. — Хочешь так? — слышит он шепот Чана. Каждое слово отдается волной возбуждения, пробегает мурашками по лопаткам. — А Чанбин что? — Пусть… — задушенно выдыхает Джисон, не прекращая двигаться. — Пусть сзади прижмется. Теперь Чанбину дважды повторять не надо. И как же хорошо, что кровать у Чана не узкая. Чанбин седлает его колени, собственными упираясь в матрас, чтобы не давить весом, притискивается к Джисону вплотную, так, что тот наверняка чувствует его стояк, и лезет руками под футболку. Поглаживает соски, ведет кончиками пальцев по ребрам. Джисон откидывается головой ему на плечо, прогибается в пояснице и начинает тереться чаще. На каждом движении он ближе подается к Чанбину, и этого короткого давления на член мало, чтобы кончить, но достаточно, чтобы желание разгоралось с новой силой. Они с Чаном снова целуются, прямо над плечом Джисона. Тот бормочет что-то, похожее на «пиздец, почему вы такие», и Чан смеется Чанбину в губы, тихо и хрипло. От этого крышу едва не сносит окончательно. А может, все-таки сносит. Потому что Чанбин опускает руки, накрывает член Джисона, потирает подушечками пальцев головку. Джисон всхлипывает, судорожно кивает, не произнося ни слова, наклоняется вперед. Зажимает руку Чанбина между своим членом и бедром Чана и стонет так громко, что не спасают ни поцелуи, ни попытки натурально зажать ему рот. Он еще и лижется. Дурная пьяная квокка. Чанбин закатывает глаза и мстительно прикусывает его загривок, изгиб плеча, шею. Когда он смыкает зубы чуть сильнее — сдвинув ворот футболки в сторону, чтобы, если след останется, не пришлось долго возиться, подбирая одежду, — Джисона начинает мелко трясти, он хватается то за Чанбина, то за Чана, а потом под ладонью Чанбина становится влажно и горячо, и Джисон обмякает в их крепких объятьях. Чан гладит его по волосам, отводит с лица растрепавшуюся челку. Чанбин целует плечи и лопатки, успокаивающе прижимается носом к макушке. Через мгновение Джисон выворачивается из их рук и смотрит неожиданно осознанно. Правда, облизывается плотоядно. Чанбину уже заранее не нравится то, что он хочет сказать. Джисону, видимо, все еще похуй, что там кому не нравится. Потому что он говорит: — Чанбинни-хён, ты следующий. — И уверенно тянется к его штанам. Чан хлопает его по плечу, вроде бы сочувствуя, но то, как он сжимает ладонь, наталкивает на другие мысли. Чанбин вздыхает. Садится рядом с Чаном и решает, что ему в принципе тоже похуй. Джисон, может быть, пьяный и дурной, но какой смысл строить из себя непонятно что, если они с Чаном такие же?