Утро

Даже не представляю, что сейчас было бы, если бы он не перевелся в нашу школу, в параллельный класс, полтора года назад. Наверное, последние два года перед поступлением в университет запомнились бы как самые скучные. Перевелся он один, и само собой как-то вышло, что мы спелись. И это лучшее, что когда-либо со мной случалось. В десятом классе я никак не отличался от других школьников. Лето по большей части за компом проводил: тогда вышла «The last of us», и я в эту игру днем и ночью рубился. По сотому кругу пересматривал «Гарри Поттера», все три вышедших на то время сезона «Игры престолов», со студотрядом ездил поле полоть, чтоб денег подзаработать. Я умел развлечь себя и сам, но в глубине души жаждал появления кого-то, кто в жару и в стужу вытаскивал бы из дома, кто, в конце концов, мою жизнь превратил бы в путешествие, а не в черно-белую кинокартину. Когда среди давно знакомых рож показалось новое лицо, я прям приободрился. В параллели у меня был хороший такой дружбан, и под видом того, что я захотел повидать его после линейки в честь первого сентября, я пришел в их класс. С дружбаном тем мы говорили, говорили, а я без конца поглядывал на эту новую фигуру, что была неподалеку. У него волосы были, как цвет у конфеты «Коровка», но темнее немного. Глаз я тогда не увидел. Лицо показалось кругленьким, но уже через год на нем выделились скулы. С виду он, как и я, был самым обычным. Я обратил на него внимание сразу, а ему сначала, кажется, было на меня вообще побоку. Я никогда не замечал за собой никакой робости, но тогда мне было чутка неловко. Давно уже не приходилось ни с кем знакомиться, а он еще и выглядел задолбанным. И все же было интересно узнать его получше. Это как дуновение ветра в душный полдень — я хотел уцепиться за возможность привнести в жизнь что-то новое, свежее, то есть его. Этого парня, с которым меня потом начали путать, потому что со спины мы реально были похожи: один и тот же рост, один и тот же цвет волос. — Эй, — когда я закончил разговаривать, то увидел, что новенький стоял у окна и жадно вдыхал носом свежий воздух, и подошел к нему, — я Джихун. — Джункю, — он пожал протянутую мной руку, — пизда жарко. — Ага, — вздохнул я и оперся о подоконник. — Ты откуда? — Тимашевск. — О, близко! А чего переехали? — Родаки перемены любят. — Он отвернулся от солнца и посмотрел прямо на меня. Взгляд у него был расслабленный, какой-то даже добрый. — И я тоже. Но у вас дохера жарко. — Добро пожаловать в Краснодар, путник, — усмехнулся я. Джункю оказался общительным (потом я стал звать его балаболом), и мне это очень понравилось. Я спрашивал его мнение о новых одноклассниках шепотом, а то вдруг кто-то уже успел перейти ему дорогу. Он еще порассказывал что-то про свой Тимашевск, про прошлую школу, но ему пришлось оборваться, когда нагрянула их классная. Я смылся в свой класс: мало ли меня уже искали по всей школе. Только потом осознание ударило обухом по голове: я не побоялся сделать первый шаг, и теперь все было в моих руках. Мне показалось, что Джункю был рад познакомиться. Что ни говори, а ему, наверное, не по себе было от непривычной обстановки, поэтому я настроился стать для него путеводителем в незнакомом месте. Ну, я, конечно, в душе не ебал, с чего начинать, но решил так: всему свое время. Я поддерживал общение с «дружбаном из параллели» по большому счету из-за Джункю. Как-то раз в класс к ним пришел, а его самого, то есть дружбана того, не увидел. Зато Джункю сидел за последней партой и помахивал перед лицом тетрадкой. — А где этот? — спросил я у него, кивком указав на пустующее место за одной из парт. — Да хер его, — пожал плечами он, — может, сачкует. Я мялся на месте до тех пор, пока не придумал, как завязать разговор: — Чего один? — Ну, так уж меня приняли. У нас в классе было то же самое: все по парам или компаниям разбрелись, не к кому даже прибиться, если ты один. — Пошли в столовку вместе после следующего, — предложил я, когда сел рядом с Джункю. — Го. А что дают? — Не знаю, но это и не важно. Главное — успеть урвать порции. Порции были мизерными. Наша с Джункю дружба началась с того, что мы ходили вместе в столовку и думали над тем, как обвести вокруг пальца малых, чтоб отнять у них порции. Они все равно не доедали. Иногда мы тащили нетронутые порции прямо из окошка приема тарелок, и пару раз нас ловили за этим делом и ругали. Мы в ответ лишь хихикали. — Совмещенная физра? — я вылупил глаза на старосту, которая стояла на пороге нашей раздевалки. — Да такое раз в несколько лет происходит! — Че разорался-то? — Джункю с яркой улыбкой зашел в помещение, обойдя мою одноклассницу, и швырнул сумку с формой на лавку. — Мы ж на стадик пойдем, да? — Да, я спрашивал, — энергично закивал я, — будем в баскетбол. Он накинул шорты и футболку, опять пожаловался на жару и сказал: — Пойдем попьем. Я без промедлений согласился. Кто знает, как так получалось, что мы обязательно всюду шли друг за другом. На тот момент прошло недели две или три, а я уже был благодарен судьбе за встречу с Джункю. Он выглядел простым человеком, без масок на лице. Может, у девчонок все сложней с дружбой, но у нас, пацанов, тоже есть свои особенности в этом. Каждый пацан хотел себе девушку, чтоб хвастаться перед всеми, какая она ахуенная; каждый пацан тащил откуда-то сижки и пытался читать рэп, чтобы быть крутым, чтобы быть как все; каждый пацан корчил из себя не пойми что, обматывал себя паутиной из вранья, мол, такой-то он невъебический альфа-самец, и запутывался в этом. У меня такое вызывало отвращение, поэтому я существовал где-то вне этой ассоциации тормознутых. И Джункю тоже. Мы не были «не как все» — просто у нас был свой движ. Меня подкупало то, как Джункю с первых же секунд знакомства относился ко мне по-приятельски. У него слова были такие… теплые, что ли? Даже над подколами в мою сторону хотелось смеяться, а не бычиться на них, типа, «да как он посмел такое вякнуть?!» Я помню, как мы сливали друг другу ответы на контроши и всякие проверочные; как перепрыгивали школьный забор и курили за березками — это был отдельный вид кайфа, особенно в солнечные дни; помню, каким матерным потоком покрывали прихуевших учителей-старперов и как отдувались за это перед директором, потому что какая-нибудь там историчка, например, шла позади и все слышала, ушастая. Нам было похую в любом случае, а после этого мы всегда ржали от всей души и продолжали шкодничать. — Куда родители только смотрят?.. — прилетело в спину, когда мы уже выходили из кабинета директора. Едва дверь закрылась, как мы показали ей факи и пошагали не на уроки, а домой. До появления Джункю я много не прогуливал, но теперь не жалею, что начал. Это бывает полезно. У каждого по-разному, но бля, нас в десятом классе лупцевали со всех сторон. Все преподы почему-то сговорились наваливать на нас как можно больше, чтоб мы, типа, лучше знали их предмет. Нахуя? Это тайна, покрытая мраком. Но на душе было хорошо, когда мы, прячась среди березок, курили в ясный день и вдруг решали прогулять все остальные уроки. Зимой, конечно, было не так круто, но с наступлением весны все менялось. Мы вместе готовили шашлыки, хотя получалось не так вкусно, как у моего бати. Мы забрасывали рюкзаки за плечи и шли в «поход» куда-нибудь за МКАД, в деревню. Я просиживал выходные за компом все меньше и меньше. Джункю, как оказалось, тоже раньше бродил дома, как самогон. И мы на этой почве только ближе стали, потому что могли обсудить игры и все такое. — Так приходи ко мне, у меня приставка есть, — уставился на меня Джункю. — Реально? — Я был счастлив, что он решил пригласить меня. — Она старая и дешевенькая, может перегреться, но час-полтора у нас будет. Я раньше хотел позвать, просто… стеснялся. — Ой бля, интеллигентный, — махнул я рукой и приобнял Джункю за плечи. У него дома мы провели весь день. Нога моя за порог собственного дома ступила только дважды: утром и почти ночью. Мы не только просиживали задницы, но и выходили пошататься по городу и поесть фруктовый лед или выпить швепса. Его матушка просто богиня, потому что она с утреца наготовила всего и они вместе с батей Джункю свалили на дачу. Это было в мае; у нас уже было жарко, поэтому окно открыли нараспашку и зашторили его. Вечером поехали кататься на великах, я запомнил тот день ярко, будто это было вчера. Закат был ну просто… просто… мать вашу, было пиздато, короче! Мобилку не брал, поэтому даже не сфоткал. Мог бы нарисовать — нарисовал бы, но я нуб во всем, кроме игр. Ярко было, аж глаза резало, и все такое оранжевое вокруг. Весной и летом мы часто ночевали друг у друга. Дом Джункю стал мне вторым домом. Он жил на четвертом этаже такой же пятиэтажки, как моя, только в соседнем районе. В хате у него всегда пахло старьем, то есть тянуло сладковатым и каким-то таким пыльным запахом. В гостиной был буфет с хрустальной посудой, на стенах висели часы с кукушкой, а в комнате его на стене был ковер — это, мол, помогало в холода, потому что батареи топили нестабильно, а через окна могло продувать. Так они стены утепляли. До ремонта у нас дома тоже так было, а после квартира стала поприличней. Но у Джункю зависать я любил, и он улыбался, когда видел, с какой радостью я соглашался пойти к нему. Помню, как мы дали деру со школы где-то в середине мая. В конце десятого класса можно было туда вообще не ходить, я считаю. Вахтер преклонных лет никогда не останавливал, и мы ретировались прямо перед уроком биологии. Было слышно, как на заднем дворе репетировали вальс; солнце пригревало знатно так, ветерок иногда дул, погода была суперская, но дома у Джункю нас ждала лазанья, холодный «Липтон» и ведерко мороженого. А еще, конечно, старая приставка. Мы пошли туда сразу после школы, я даже не заходил домой. Нажрались и завалились на кровать, не подозревая, что Джункю звонила его классуха. Вороны перелетали с крыши на крышу и каркали. Я слышал усыпляющий шелест листвы и вдыхал носом запах от рубашки Джункю. Просто он всегда приятно пах, вот и все. Настроение было дремотное, притом после плотного обеда лень стало двигаться. Сначала я смотрел в потолок, потом прикрыл глаза. Я лежал ниже Джункю, и он трогал мои волосы. Не знаю, насколько это «натурально», но мы вообще об этом не задумывались. Никогда не забуду, что он сказал мне в день рождения. Это что-то, что я не решусь никому рассказать: оно лежит у сердца, и делиться этим я ни с кем не хочу. Между нами была больше, чем дружба, я знаю. Или по крайней мере какой-то скрытый ее лэвэл. Ладно, я все-таки буду называть это дружбой, так проще. Так вот, наша дружба крепла не по дням, а по часам, и через год мы стали такими корешами, будто уже век друг друга знали. Бля, вряд ли в это кто-то поверит. Но я не смогу дословно расписать все наши диалоги, чтоб показать, как возрастало наше доверие друг к другу. Мне и не нужны были месяцы, чтоб привыкнуть к Джункю, и ему, видимо, тоже. Как-то все само собой… Наверное, так и зарождается дружба на всю жизнь. Не могу сказать точно, но у меня просто есть такое чувство. А сейчас было самое начало марта. От рутинной нудятины одиннадцатого класса меня Джункю только и спасал. Походу, вот что значит «не представлять без кого-либо свою жизнь». Я ночевал у него, потому что были выходные. До тех пор мы не чувствовали друг с другом — ладно, я, во всяком случае, не чувствовал — неловкости, но епт, когда легли в одну кровать, то очевидно оба смутились. Ну, знаете ли, у них дома реально холодрыга была, и я не хотел спать на полу или уж тем более пускать туда Джункю. Вот мы и спали вместе. По выходным его родаки работали, причем с самого утра, и проснулись мы в полных тишине и покое… в шесть утра. Мы завтракали бутерами, пока за открытым на микрорежим окном уже вовсю распевали птицы. — Бля-я-я, — протянул Джункю со страдальческим выражением лица. Я посмотрел на него с немым вопросом в глазах. — Я вспомнил про проект по истории… — Так еще целый день впереди, че ты. — Да в падлу как-то. — А нахера ты его брал вообще? — Это не я, это она начала: «У тебя недостаточно оценок, и в этой четверти аттестовать тебя я не смогу», и пошло-поехало, какой я лентяй, на уроках сплю, адекватного ответа от меня не услышать и, короче… Зачмырила с ног до головы. — Ну действительно, она ж только отличникам жопы вылизывает. — Я прекрасно понимал Джункю: у нас была одна историчка, и меня она тоже всегда погоняла со своим сраным предметом. Нет, если бы не она, я бы историю любил, ручаюсь. Но эта сука… — Скажу ей, что комп накрылся, презентация канула в небытие, — решил Джункю и возрадовался этой мысли. — Она ж не отстанет от тебя. — Ой блять, нужна мне ее оценка… Все равно в колледж иду. Мы всегда взаимно поддерживали друг друга, даже если чужое решение казалось идиотским. Вот и в этой ситуации я понимал, что лучше бы Джункю сделать этот ебанный проект, а то годовые отметки в выпускном классе портить как-то не ахти, но, с другой стороны, у каждого есть своя голова на плечах. Джункю никогда не вытворял прям лютой херни, поэтому я был за него спокоен. После «трапезы» мы вернулись в его комнату и стали думать о том, чем бы заняться. В итоге ниче путного не придумали, кроме как порубиться в приставку. Кровать мы и не собирались заправлять и из пижам даже не переодевались. Солнце косыми лучами било в окно; в воздухе летала пыль, но это из-за старинного ковра, где пыль — это уже его неотъемлемая часть. Я сыграл с Джункю катки две, и мне поднадоело, поэтому он один продолжил, а я лежал у него на коленях и следил за игрой. Иногда его было не вытащить — так захватывала игра. Он почти ничего не слышал и не видел, кроме экрана перед собой, и я знал, что родаки его за такую озабоченность словесно пиздили. Но, когда я говорил, мол, сворачивайся и пойдем гулять, он вообще без пререканий слушался. — Джункю, — позвал я, но он, как обычно в первый раз, не откликнулся. Это срабатывало не сразу, признаю, но быстрее, чем когда его докалебывали родители. — Джункю, — позвал второй, но все без толку. Да, че-то в этот раз не сработало совсем. Я сидел сзади, обхватив его ногами и руками, и почти спал на его спине. Ну, мы-то проспали всего часов пять. Но все-таки мне не хотелось отлеживаться, а хотелось погулять по утреннему и только просыпавшемуся городу. — Мне уже скучно, — сказал я. — Подожди, ща… — Да успеешь еще поиграть. — Он молчал, и я положил подбородок ему на плечо. Какое-то время на его пальцы смотрел, которые ловко обходились с джойстиком, но долго ждать не смог. — Ну пойдем на улицу, Джункю. — Я скоро, подожди ты чуток. Я любил звук кнопок и то, как шумел системный блок у компа Джункю, но прямо сейчас готов был подорваться с места и выдернуть вилку из розетки. И потом я придумал: щекотка. Джункю мог не на шутку разозлиться из-за этого, но я хотел быстрее вырваться наружу, поэтому щекотать его бока и начал. От неожиданности Джункю даже джойстик уронил, но благо он упал на мягкий ковер. — Эй! — возмутился он, но не смог ничего поделать, потому что щекотка сковывала все движения. — Бля, ну Джихун, хватит! Это угроза жизни и здоровью! Причем не моим! — «Подожди, ща», — перекривлял я его со злорадной усмешкой. Мы качались по кровати и всю простынь смяли, Джункю вопил и пытался мне по лицу зарядить, и в конце концов я резко остановился и выбежал из комнаты, чтоб реально не получить по еблу. — Ну и падла, — улыбаясь, однако, сказал Джункю. — Лады, пошли я тебя выгуляю. Температура на улице была уже около десяти градусов, но последний снег все еще таял. На нас куртки легкие были, но солнце, на удивление, грело нехило, поэтому я свою снял. — Надень обратно, — сказал Джункю. — Отстань. — Не хочу потом в столовку без тебя ходить. — Только за столовку переживаешь? — Я плутовато глянул на него. — Балбес, — только и ответил он, а через несколько секунд добавил: — За тебя больше. — Так-то, — с победоносным видом сказал я и застегнул куртку. Кажется, тогда было что-то около семи утра. Мы жили далеко от центра Краснодара, а если точнее, то на самом востоке Карасунского округа, там до водохранилища близко было, и люди с машинами встречались редко. Рассвет только-только начинался, а мы петляли по дворам, шлепали по лужам и пугали громкими голосами нежившихся на солнце кошек. Мне ничего больше не нужно было, кроме этих прогулок по утрам, и не нужно было никого, кроме Джункю. Я не мог знать, что ждало нас после выпуска, потому что и сам шибко об этом не тревожился, но был уверен, что «мы» — это навсегда. Думаю, я могу благодарить родителей Джункю за их непостоянство, потому что иначе бы не знал, что так близко, в часе с лишним езды, в Тимашевске, жил тот, кто так поменял мою жизнь. Из-за Джункю я чаще стал улыбаться, и только из-за него, без сомнений. Все за одиннадцать лет учебы устают от нее и не хотят больше слышать о месте под названием «школа», но для меня ходить туда пыткой не было: я ведь был не один. И конечно, речь не про одноклассников. — Вы ленты выбрали? — вдруг спросил Джункю. Из какого-то микрорайончика мы вышли на улицу с заводами. — Да у нас такие дебаты насчет них, жесть просто, — ответил я. — Должно чудо случиться, чтоб мы хоть что-то решили. Кому какая разница? Никто даже вглядываться в них не будет. Ну а вы? — Вот как решили в начале года, такие и будем заказывать, все согласны. — Завидую… Мы в конце года все ненавидеть друг друга будем, вангую. Джункю рассмеялся, хоть и знал, что ничего особо смешного в этом не было. Начиная с прошлого года я терпеть не мог свой класс: все чуваки, с которыми я реально ладил, ушли после девятого, а к нам перевелись некоторые челы из параллели. Причем остались самые мразотные, которым только леща дать хотелось. У Джункю же одноклы не контрились, и я был этому рад. Совсем скоро уже показался ярко-розовый круг солнца. Небо порозовело еще больше. Я заглядывался на него и удивлялся, до чего весенним утром хорошо. С крыш капало, по улицам ручьи текли, да и грязь всюду, но в этом и была красота. Джункю молча взял меня за руку. Увидели очередную группку голодных облезлых котов и зашли в магаз им за кормом. Это повезло, что один такой частник по пути попался, который открывался рано, а то магазы не на каждом шагу в той местности встретишь, а открытых в семь утра — тем более. — Кайф, — вздохнул Джункю, со счастливой улыбкой поглядывая вокруг. — Если бы не урок у исторички завтра, то было б ваще шикарно. — М-гм… — протянул я. С юга летели гуси. Грачи клевали землю. Какой-то мужик — спорим, его зовут Володя? — направился к белым жигулям и стал чистить щеткой крышу от грязи, которую нанесло за ночь. — А что летом делать будем? — снова спросил Джункю. — Не знаю, — выдохнул я, — что угодно. Так спрашиваешь, будто ничего придумать не сможем. — И то правда. Кроссовки уже чутка промокли. Под балконами домов в огромных количествах окурки валялись — обычное зрелище после зимы. Кто-то скажет, что я ебнулся, но, по-моему, в этом тоже что-то было. Мне нравилось, что из года в год весна одна и та же. Типа, когда снег таит, все улицы выглядят так же голо, как в прошлом, и в позапрошлом, и позапозапрошлом году. Это как с новорожденными: все ж дети из утробы матери одинаковые. И возникает какое-то чувство стабильности. — Бля, — хихикнул Джункю, и мы остановились; я смотрел с непониманием, потому что меня резко оторвали от любования природой, а он показал пальцем себе под ноги, — смотри, презик. Мы тупо уставились на него: че он делал-то посреди дороги? А потом хихик за хихиком — да и заржали, как кони. Джункю еще шутканул как-то, и мы пуще прежнего разошлись. Болтались по двору, шатались от смеха и походили на алкашей, пока задыхаться уже не начали. Идиоты. Не, долбоебы какие-то, если честно. Говорю ж, мы выпадали с каждой херни, особенно с той, которая казалась остальным несмешной. Мы навернули такие петли по нашему краю, что в конце концов приковыляли под мой дом. Солнце уже взашло, небо стало обычным голубым. От холода подмерзли пальцы, от свежего воздуха заболело горло. Какие тут шапки, шарфы, перчатки, сапоги да пуховики? Ну это все в баню, пора уже снимать броню. Мои родаки еще точно спали. Мы подошли к подъезду. Джункю сказал: — За щекотку прощаю. Не зря ты нас в такую рань вытащил. А я и не знаю, что на меня нашло, почему я вдруг так заговорил, почему Джункю не поржал над этой романтичной фразочкой, которых я отроду не произносил, но тем не менее я сказал ему: — Это не первое и не последнее утро, что я тебе подарю.