Болезнь Рэймонда Смита

Когда я видел одержимость Микки Розалинд, я понимал, что это болезнь. Болезнь, быть отравленным розой. При всём моём уважении к Розалинд, к её независимости, несокрушимости, уверенности и силе, для меня такая одержимость мужчины к женщине была абсолютно нездоровой. Долгие годы я был свидетелем этой односторонней страсти, ведь Р. не была так одержима своим мужем. Она только лишь позволяла себя любить, и то дозированно, не отдавая себя всю и сразу, а по чуть-чуть, чем сильно раздразнивала Льва. Возможно, это и являлось причиной болезни Микки. Я не знаю. Но союз этот определенно был ярким и выигрышным. Две души продались не дьяволу, а друг другу, и сами творили дьявольщину. Нечестные, искушенные опасные хищники под наружностью английской породистой знати, имели внутренности торговцев и жили по законам самого опасного рынка, хотя нет, эти же законы они сами и вершили. Свежее утро позднего сентября открыло мне её. Полная противоположность Р. Я сидел в кофейне и мои глаза утонули в пенке капуччино и когда они всплыли, то сквозь окно впечатались в неё. Тощая, болезненная, с небрежно лежащими волосами, она худыми пальцами, быстро набивала сообщение в айфоне. И затем вошла в кофейню. Растерянная и немного спутанная, она заказала себе вафлю и апельсиновый кофе. Выглядела она в стиле героинового шика: удлиненный пиджак, а под ним короткие шорты, так, как будто без шорт. Длинные тонкие ноги обуты в лёгкие невесомые розоватые шпильки, но они были продолжением её восхитительных ног, так как она в них порхала. Широковатый пиджак ещё больше подчёркивал её худость. И вообще весь образ был удивительно лёгок и хрупок. Она была птичкой однозначно необычной, которая по ошибке залетела не туда, птичкой очень редкого вида, возможно единственная в своём роде, но птицей сломленной. Эта сломленность и ошарашила меня. Это как увидеть, не жёлтое солнце, а зелёное. Это выбивалось из общего контекста. Эта сломленность в итоге меня и привлекла. Да, её определено сломали. Это читалось во взгляде. Там были страх, тревога, неспокойствие. При всей наружностисупермодели, она себя так совсем не ощущала. И этот взгляд невероятно притягивал меня, призывал меня её защитить, манил, как манит хищника запуганный оленёнок. Не отдавая себе отчёта и не имея возможности противостоять инстинкту, я подошёл к олененку, чтобы удостовериться всё ли в порядке. Но вот чёрт, минутой ранее я все таки спалился, и она считала мой маньяческий взгляд, и уже внутренне напряглась. Получился сумбур. На мой вопрос, она ответила невнятно, но при этом нарочито вежливо «что всё хорошо». И взяв кофе с вафлей, она выпорхнула из кофейни. Одним часом позже, на моём макбуке уже был скрин её фотографии из камеры наблюдения кофейни, и я уже жадно скроллил её social media и Гугл строки. Файл от моих айтишников объяснил глубокую печаль её глаз: неблагополучная семья, тяжелое детство и юность, но при этом у девчонки действительно неплохое образование, она - доктор. Но тем не менее жестокая рутина нищеты и выживания сломали хрупкий хребет, с такой будет на раз, два справится.. Стоп! Справится? Зачем? На хера она мне? Честно, прикольных девчонок вокруг меня навалом, интересных, живых, сексуальных. Но тут было что-то другое. Желание защитить, поднять, поддержать. Блять, что за хуйня?! Что за ебаный пацифизм? На этом я захлопнул ноут и постарался выкинуть её из головы. Но уже эти же вечером, сука ноут сохранил историю моего сёрча, и вот я уже залип в её инсте. Необычные путешествия, глубокие интересные локации, размышления, которые пробивают разрядом, ссылки и цитаты из книг - пронзительные и сокрушающие. Такая через чур умная и оттого грустная, что мир ей никогда этого не простит. И было что-то ещё - ей определено было хорошо от себя, она кайфовала от уединенности. А это признак самодостаточности. Ей вообще никто не был нужен. И это цепляло.