Вовремя

      Мартин понимает, что Эрнест появился в его жизни в слишком подходящий момент.       Он стоял возле супермаркета, бездумно глядя на то, как солнце медленно опускается к линии горизонта, неровной из-за крыш тошнотворно одинаковых домов и крутил в пальцах незажженную сигарету, когда из-за угла тихо вышел высокий мужчина и остановился рядом. Остановился, прищурившись посмотрел на закатное солнце и вытащил из кармана пачку дешёвых сигарет. Прикурил и привалился спиной к стене магазина.       - Проблемы дома?       Его голос был низким и говорил он достаточно тихо, чтобы приходилось прислушиваться. Мартин почувствовал, как внутренности скручивает. Не поворачивая головы, он косится на незнакомца. Он хочет сказать "не твоё дело".       Он хочет сказать "пошёл нахуй".       Он говорит:       - Да.       Он говорит:       - Я не хочу, чтобы отец сломал мне вторую руку из-за итоговой оценки по математике.       Незнакомец хмыкает так, словно понимает (Мартин сомневается), и у него словно прорывает плотину. Он рассказывает о том, как сильно ненавидит отца и презирает мать. Что учитель химии слишком часто смотрит на него и от этого взгляда хочется сбежать в туалет и блевать до тех пор, пока в унитазе не окажутся внутренности. Что через несколько часов пойдёт дождь и он знает это из-за того, как боль выворачивает левую ключицу.       Мартин чувствует отвращение к себе от того, как легко эти слова льются на человека, кого он видит впервые в жизни. Он слегка горд собой, потому что всё, что он говорит - он говорит ровным тоном, не показывает даже тени эмоций, которые штормовым океаном бьются внутри.       Незнакомец молчит и не смотрит на Мартина. Пока Мартин говорит, он выкуривает сигарету, потом ещё одну, прячет руки в карманах и хмурится. Дожидается, пока Мартин не замолкает.       - Идём.       Мужчина молча отходит от стены и идёт в сторону тошнотворно одинаковых домов. Мартин идёт следом.       Они проходят весь район молча, незнакомец притормаживает на поворотах, дожидается, пока Мартин поравняется с ним и покажет дорогу.       Мартин смотрит в асфальт. Подстраивает шаг.       И останавливается, когда они подходят к одному из нескольких сотен домов, абсолютно ничем не отличающийся от тех, что стоят в ряд слева и справа. Иногда Мартину кажется, что даже травинки газона растут все в одном и том же направлении.       Мужчина останавливается тоже, снова закуривает. Они стоят молча до тех пор, пока незнакомец не докуривает сигарету до фильтра одной затяжкой, глубокой настолько, что Мартин почти чувствует горечь на своих губах. Неожиданно для себя он осознаёт, что у мужчины зелёные глаза. Что цвет его бровей слишком тёмный для цвета его волос. Что на руке у него татуировка от запястья и что она уходит под рукав футболки и словно не заканчивается там.       Мужчина выпускает белый дым, щелчком пальцев выбрасывает окурок в сторону кустов гортензий, которые так сильно любит мать. Сильнее, чем собственного сына - это Мартин мог сказать с уверенностью.       А затем мужчина расправляет плечи и твёрдым шагом идёт к двери. Открывает её рывком, почти что выламывает. Мартин идёт следом, но останавливается, так и не перешагнув порог. И смотрит.       Смотрит, как мать дёргается и резко встаёт со стула, как она широко раскрытыми глазами следит за тем, как незнакомый мужчина подходит к отцу и без замаха бьёт того по лицу. Сильно и красиво. Как он отшвыривает его от себя - отец спиной влетает в холодильник и этот звук заставляет мать коротко вскрикнуть и прижать пальцы ко рту. Как он бьёт его - в скулу, а затем берет его подбородок в правую ладонь и левой рукой бьёт по рёбрам и в живот.       Мартин не может отвести взгляда от того, как красиво двигается мужчина, молча и безэмоционально вколачивает обратно в его отца бесконечные годы побоев.       Мартин улавливает каждое движение - отец падает на пол, мужчина подгибает колено, присаживается рядом и сминает ворот его рубашки в кулаке. Смотрит в его глаза, что-то тихо говорит и снова бьёт.       Мать тихо просит "прекрати". Мартин видит слезы на её красивом лице. Что-то внутри него дрожит от этого зрелища, но другое, тёмное и удушающее, поднимается откуда-то из совсем тёмных глубин его сознания: она никогда не приходила к нему на помощь. Даже сейчас она не смотрит на него - её взгляд прикован к тому, как мужчина пинает по рёбрам отца. Поэтому Мартин стоит, не переступив порог дома и не говорит ничего, чтобы остановить его.       Незнакомец останавливается сам. Его левая рука вся в крови, он тяжело дышит, но оборачивается на Мартина, смотрит на него зелёными глазами и кивком головы указывает на второй этаж. Мартин опускает взгляд в пол и быстро поднимается по лестнице в свою комнату. Там из-под кровати достаёт сумку, кидает в неё вещи из шкафа, зарядку для телефона и документы. А когда заканчивает и поднимает взгляд на дверь - мужчина стоит там. Хмуро смотрит на него. Мартин опускает взгляд на его окровавленную руку.       - Должно быть пиздец как больно, - говорит тихо по пути в ванную. Из шкафчика за зеркалом достаёт обезболивающее - за десять лет, наполненных побоями, он лишь раз увидел, как мать ставит на полку белую баночку ибупрофена. Кажется, это было три года назад - Мартин валялся в кровати с сотрясением (отец приложил его головой об стену, когда посчитал, что Мартин не достаточно вежливо с ним поздоровался) и в полубредовом состоянии видел, как мать выбрасывает опустевшую баночку в мусорку и ставит на её место новую.       Она обернулась, когда уходила, увидела, что Мартин смотрит на неё, быстро опустила взгляд и торопливо вышла, неслышно закрыв за собой дверь.       Мартин вспоминал об этом, глядя на то, как мужчина моет руки в раковине. Вода, уходящая в слив, была потрясающе красной.       - Эрнест.       Мартин поднял глаза, поймал взгляд в отражении. Он был красивым. Даже морщинка между бровей ему шла.       - Мартин.       Почему он назвал свое имя шёпотом - он не мог сказать. Он даже сомневался, что мужчина услышал его, а не прочитал по губам. Губы у Эрнеста тоже были красивыми. "Целовательными", как сказала бы его одноклассница, помешанная на отвратительных романчиках в мягких обложках. В этих романчиках Главный Мужчина был почти таким же, как Эрнест: красивым, молчаливым и решительным. Он решал проблемы одной рукой, а второй нежно и требовательно прижимал Её к себе. Мартин презирал эти романчики. Презирал тех, кто их пишет и тех, кто их читает. И себя, для ровного счета, он презирал тоже. За то, что хотел так же. Чтобы пришёл сильный и красивый и порешал все-все его проблемы.       Мартин думал об этом, пока обрабатывал анисептиком сбитые костяшки на руке Эрнеста. Следом пришла мысль, что когда-то давно отец разглядел в нём это желание. Разглядел, вытащил из самых тайных и сокровенных мыслей и, приправив мерзким и ёмким "пидор", принялся выбивать. Он всегда что-то выбивал из Мартина. Дурь (увлечение комиксами и музыкой), неуважение (когда Мартин недостаточно чётко приговаривал "сэр" в конце обращения к старшим мужчинам), лень (когда оценки начали скатываться к границе отцовского терпения) или ориентацию. Иногда Мартин пытался бороться - огрызался или убегал в свою комнату или в ванную, но ни то, ни другое не помогало. Только сильнее злило отца, вкладывало больше силы в его удары. Когда-то он пытался соответствовать. Учился, добавлял "сэр", изображал интерес к охоте. Пытался дружить с соседскими мальчиками "правильно", но ничего из этого не получалось: дружба ограничивалась издевками над теми, кто не мог дать отпор, охота вызывала тошноту, а учёба, хоть и давалась легко, в какой-то момент начала отнимать слишком много сил. И сейчас, в конце учебного года у него совершенно их не осталось. Итоговая оценка по математике была плохой. Лучше оценки по химии, которую Мартин порой откровенно прогуливал, но всё равно плохой. Вряд ли отец уже получил на электронку его последний табель, но легче от этого не становилось.       Мартин отложил в сторону ватные диски и посмотрел на сбитые костяшки Эрнеста. Мазнул взглядом по широкой ладони и по своим пальцам, казавшимся слишком худыми и бледными. Часть его пожалела, что у него больше нет причины прикасаться к мужчине, но все же он отошёл на шаг назад, не поднимая головы вышел из ванной. Подцепил сумку, повесил её на плечо. Спускаться обратно на первый этаж было страшно, но звук шагов за его спиной вселял уверенность. Он понимал, что никогда больше не вернётся в этот дом, не увидит, как мать прячет глаза, когда отец в очередной раз молча укажет пальцем на пол перед собой, приказывая встать напротив.       На кухне было пусто. Он слышал приглашённые причитания из ванной, но не поднял взгляда, чтобы посмотреть в ту сторону. Молча вышел из дома, вздрогнул, когда услышал, как Эрнест позади него закрыл входную дверь.       Обратно к супермаркету они шли также молча. В какой-то момент Эрнест снова обогнал его и теперь Мартин шёл, глядя в асфальт и с необъяснимым удовольствием наступал левой ногой туда, куда правой ступал Эрнест. Внутри было тихо, но Мартин чувствовал, как страх поднимается по позвоночнику, готовый схватить его ледяной рукой за горло.       Эрнест прошёл мимо входа в магазин, свернул туда, откуда появился. Остановился так резко, что Мартин врезался бы в него, если бы не следил так пристально за его шагами.       - Я живу в городе. Квартира достаточно большая, чтобы не переживать о личном пространстве.       Мартин поднял взгляд. Эрнест смотрел на него, повернув голову.       - Что я, - Мартин замялся, не зная, как закончить мысль. Слова, которые приходили на ум, были жалкими.       - Ничего. Считай, что я возвращаю кармический долг.       Эрнест вытащил из кармана пачку дешёвых сигарет, подкурил. Обошёл машину, сел на водительское сидение. Мартин не двигался с места. Дёрнулся, когда пассажирская дверь с тихим щелчком открылась.       - Ты останешься на этой парковке или поедешь со мной? - Без вопросительных интонаций спросил мужчина. Мартин пожал плечами. Он знал, что просто так никто не будет ему помогать. Что рано или поздно ему придётся оплатить за этот акт сомнительной доброты. Он посмотрел на Эрнеста. В его взгляде не было ничего, за что Мартин мог бы зацепиться - кроме усталости.       - Ты не вернёшься, - уточнять куда было бессмысленно и Мартин, задержав дыхание, сел в машину. Открыть их он решился, когда они двинулись под мерное урчание мотора. Машина была недёшевой. Внутри пахло хвоей. Эрнест держал обе руки на руле и смотрел на дорогу. Сумка, лежащая на коленях внезапно показалась тяжёлой. Мартин провел кончиками пальцев по застегнутой молнии и осознание того, что он действительно больше не вернётся в вылизанный пригород навалилось на него неподъемным весом. Дышать стало тяжело, он схватился за свою рубашку и начал дышать мелко-мелко, почти не выдыхая. Мир почернел, фокус зрения сузился до одной точки - нитки, торчащей из шва сумки.       В реальность его вернула тяжёлая ладонь, надавившая на затылок и опустившая его голову так, что лбом он едва не ударился об свои острые колени.       - Выдыхай.       Мартин постарался. Первый выдох заставил его надрывно закашляться, а следующая порция хвойного воздуха дошла до самого дна лёгких. Мартин выдохнул. Рука исчезла с затылка и Мартину показалось, что воздух вокруг него стремительно остыл.       За окном проносился пригород, который резко оборвался, и так же резко появился город. Без плавного перехода перед глазами Мартина появились серые бетонно-стеклянные высотки. Смотреть на них стало почему-то тяжело, поэтому он опустил взгляд на свои пальцы. Тяжёлые редкие капли дождя застучали по лобовому стеклу. Эрнест молча вёл машину, останавливался на светофорах и пропускал пешеходов, которые панически прикрывались сумками и рюкзаками и пытались спрятаться от дождя. Мартин не рискнул попросить открыть окно, но Эрнест как-будто угадал его желание и нажал кнопку на дверце. Хвойный запах разбавился запахом мокрой пыли и асфальта.       Мартин не следил за временем, из-за уличной серости и движения он словно задремал, глядя в одну точку, поэтому когда машина остановилась Мартин вздрогнул и заозирался. Эрнест подождал, пока ворота жилищного комплекса открылись полностью и заехал на территорию. Мартину понравилось, как выглядит двор: газона и деревьев было не достаточно, чтобы напоминало о пригороде. Они заехали по подземную парковку, Эрнест припарковал машину и загоушил двигатель. Впервые после того, как Мартин закрыл дверь пассажирского сидения, он заговорил:       - Как я уже сказал, квартира довольно большая, но у тебя полная свобода передвижения в ней. У меня сейчас отпуск, но со следующей недели мне выходить на работу. Сейчас не обязательно решать, но ты можешь ходить со мной.       Мартин встретил взгляд Эрнеста, но тут же опустил глаза. Кивнул, так ничего и не сказав.        Уже после того, как они вышли из машины и вошли в лифт, Мартин подал голос.       - Мне 18 только в августе исполнится.       - Твой отец не станет проблемой.       Мартин кивнул. Эти слова вселили уверенность и он почувствовал что-то близкое к надежде. Испугался сам себя и на всякий случай перевёл это ощущение в разряд нервозности. Мысленно убеждал себя в том, что мурашки по предплечьям бегут из-за того, что он с незнакомцем прямо сейчас находится в закрытом пространстве, к тому же, этот незнакомец по возрасту был близок к его отцу и он должен быть настороже. Но, бросив на Эрнеста ещё один осторожный взгляд, Мартин понял, что не боится его, даже увидев, на что тот способен. Теория, которую он выстраивал, пошла трещинами. Поэтому Мартин решил добавить к ней тот факт, что ему предстоит жить в чужой квартире, но он не успел додумать эту мысль - лифт, напоследок высветив на небольшом экране цифру 32, открыл дверцы. Эрнест вышел, повернул направо и, вытащив из кармана небольшой набор ключей, отпер единственную дверь.       Мартин вошёл и осмотрелся. Квартира была не просто "довольно большой", судя по прихожей, она была огромной. Эрнест молча подождал, пока Мартин возьмёт себя в руки, показал ему ванную, кухню, ещё одну ванную, гостиную и комнаты - свою и две гостевых. Сказал выбирать любую.       - Совсем любую? А если я решу выселить тебя из твоей?       Эрнест насмешливо посмотрел на него, приподняв бровь.       - Совсем уж выселить не получится, но половину кровати я, так уж и быть, уступить могу.       Мартин не нашёлся с ответом и отнёс сумку в одну из комнат.       Жить с кем-то оказалось проще, чем Мартин думал. Жить с Эрнестом было легко, даже не смотря на то, что Эрнест был из той отвратительной породы людей, которые встают с первыми лучами солнца, выходят на пробежку и нормальной еде, к которой Мартин причислял картошку-фри, пиццу и тако, предпочитали салаты и суп. Суп. Когда Мартин впервые увидел оранжевое нечто в тарелке Эрнеста, он слегка подвис. Даже его мать не позволяла себе такого, хоть и вечно ворчала на отца по теме нездоровой пищи. Но даже к этому Мартин быстро привык. А когда Эрнест вышел на работу - бесстыдно увязывался хвостом и сидел в его директорском кабинете на диване, заново перечитывая школьный курс литературы. Ему понравилось по вечерам гулять по району, обсуждая с Эрнестом всё, что придёт в голову или смотреть кино, разваливаясь на половину дивана. Нравилось наблюдать за тем, как Эрнест работает и как готовит. В такие моменты внутри появлялось странное ощущение, которому Мартин боялся давать название, чтобы оно не закрепилось внутри, не разрослось. Он мысленно называл его "Пиздец".       Пиздец происходил внезапно. Например, когда Эрнест покупал ему вредные закуски, о которых Мартин мог упомянуть единожды. Или когда в одно утро они вместе завтракали и Эрнест пил кофе. Солнце из окна светило прямо ему в глаз и заставлял его щуриться. В этот момент Эрнест выглядел тем самым особенным словом, которое Мартин запрещал себе произносить даже мысленно - это был "Пиздец".       "Пиздец" был опасным чувством. Иногда он собирался в груди и вызывал ничем не обоснованную улыбку, а в другие моменты он затапливал Мартина с головы до кончиков пальцев на ногах. Зачастую это случалось, когда Эрнест говорил "я подумал, что тебе понравится эта газировка" или когда задвигал Мартина за свою спину, если навстречу им шёл человек с собакой.       В какой-то момент, спустя полтора месяца "Пиздец" проник даже в его сны. К этому Мартин, из которого все подобные чувства выбивались тяжёлыми отцовскими руками, оказался не готов настолько, что следующую неделю не ходил с Эрнестом на работу и по большей части молчал. Когда Эрнест прямо спросил, почему Мартин его избегает, а так оно и было, Мартин ответил честно:       - Пиздец.       - Эрнест поднял бровь.       - В каком смысле?       "Во всех смыслах!" - мысленно взвыл Мартин, но вслух сказал другое.       - Думаю, я только сейчас окончательно осознал и принял тот факт, что отец меня больше не тронет.       В ответ Эрнест потянул Мартина к себе и, не встретив сопротивления, мягко притянул его в объятия. И это был "Пиздец" тоже.       Потому что объятия и прикосновения появились в каких-то невообразимых количествах. И Мартин понял бы, если бы инициатором был Эрнест, но Мартин сам, порой не осознавая, притирался ближе и приваливался головой к плечу Эрнеста. Порой Мартин мог этому противостоять и садился дальше, чем хотелось, но иногда перед сном ему делалось паршиво. Хотелось, чтобы "Пиздец" случался почаще и чтобы у Мартина набралось достаточно смелости, чтобы его продолжить.       Иногда Мартин задумывался о том, чувствует ли Эрнест "Пиздец" тоже, но слишком часто он не давал себе об этом думать - это было опасно. Нельзя было давать таким мыслям почву - они могли разрастись, укрепиться и подменить действительное на желательное. И Мартин отчаянно боялся делать шевеления в эту сторону, потому что он жил у Эрнеста, по сути, на птичьих правах и никакой "кармический долг" не остановит его от того, чтобы с такой же решимостью, с которой он привёз Мартина к себе домой, выставить его за дверь.       Но в остальном - в основном - Мартину нравилось жить в большом городе с Эрнестом. Иногда он позволял себе выйти на улицу утром, когда Эрнест бегает кругами по скверу и медленно шёл по асфальтированным дорожкам, рассматривая людей и высокие дома. Иногда он позволял Эрнесту уговорить себя на ложку супа. Иногда он не глушил желание обнять его и задерживал объятие.       -Более тупого сюжетного поворота я в жизни не видел. - Мартин зевнул и поджал ногу под себя. Был вечер субботы, на улице шёл отвратительный холодный дождь, и о прогулке речи не шло. Мартин и Эрнест устроились перед телевизором и смотрели какую-то новинку от мира кино.       Эрнест фыркнул.       - Ты смотрел мало плохого кино. Вот я однажды смотрел фильм, в котором акулы...       Свет в комнате погас, резко потух телевизор. От неожиданности Мартин вздрогнул, а Эрнест прервался на полуслове.       - Что случилось? - Света с улицы не было тоже - фонари погасли и Мартину стало не по себе. Судя по звуку, Эрнест пошевелился на диване.       - В нашем районе что-то строят, наверное, из-за стройки свет вырубили.       Мартин вздохнул. Получилось слишком прерывисто и тяжело.       - Ты боишься темноты?       - Типа того. Но не то, чтобы боюсь, просто не нравится, когда нет света. Предпочитаю все видеть, знаешь ли.       Эрнест фыркнул где-то слева. Мартин возмущённо посмотрел в ту сторону, но, понятное дело, ничего, кроме тёмного силуэта, не увидел. Зато почувствовал осторожное прикосновение к предплечью.       - Могу тебя обнять, чтобы не нравилось поменьше.       Сказано это было с долей насмешки, но Мартин взвесил все "за" и "против" и решительно двинулся туда, где он видел тёмные очертания Эрнеста.       Это было очень осторожное объятие. Мартин сел так близко к Эрнесту, как только смог, задержал дыхание, когда почувствовал его руки на своей спине. Эрнест прижал Мартина к себе аккуратно, но крепко, уложил его голову на свое плечо.       Было удобно. Мартин поджал коленки, поёрзал, наваливаясь на Эрнеста всем весом и хотел что-то сказать, повернувшись лицом в ту сторону, где, как он предполагал, находилось лицо Эрнеста.       - Знаешь, - начал он шёпотом, но его губы щекотно проехались по подбородку Эрнеста и все слова исчезли. Эрнест наклонил голову к нему.       - Что? - раздался шёпот в ответ.       Мартин замолчал. Эрнест пах хвоей, дорогим парфюмом и чем-то неуловимо-сладким. Внутри Мартина словно разгорелся пожар, но вместе с этим по груди прокатило сь то самое опасное щекотное чувство. Сделать глубокий вдох не получалось, а в голове проносились мысли, которых там быть не должно было.       - Пиздец, - это был именно он.       Мартин постарался вложить в это слово все, что с ним происходило в этот момент, но одного слова было недостаточно. Поэтому он вытянул шею и накрыл губы Эрнеста своими.       Мартин потерялся в пространстве. Щекотное чувство из груди разлилось по всему телу, руки и ноги словно онемели. Мартин почувствовал как Эрнест ответил на поцелуй и как он положил ладонь на его щеку.       Эрнест целовал его с такой же настойчивостью, с которой уговаривал выйти на пробежку. Руку с щеки он вскоре запустил в волосы Мартина и большим пацем погладил за ухом, посылая по шее мурашки. Время перестало существовать. Мартин вцепился в рубашку Эрнеста так, что ожидал бы услышать треск ткани, если бы это волновало его хоть немного.       Мартин услышал щелчок, а после него в закрытые веки ударился нестерпимо яркий свет. Мартин отстранился и в полупаническом порыве спрятал лицо у Эрнеста в сгибе шеи. Он сделал ошибку - Мартин понял это, когда к дискомфорту в глазах и покалыванию зацелованных губ прибавился запах чужой кожи. Он почувствовал, как теряется в этих ощущениях.       - Ну, - голос Эрнеста стал ниже. - Это тоже один из способов перестать бояться.       - Я не боялся. - Мартин так и не поднял лица, чувствуя, как горят щеки.       Эрнест угукнул, одним немыслимым движением перетянул Мартина к себе на колени и прижал к себе ещё сильнее.       - Думаю, спать я сегодня не пойду.        Мартин рискнул посмотреть на Эрнеста. Лицо его было полно откровенно притворной печали. Мартин чувствовал, как горят щеки.       - Я слишком напуган одеялом. Мне кажется, оно планирует меня задушить.       Мартин приподнял бровь в ответ топорной попытке продолжить то, что прервал внезапно включившийся свет.       - В таком случае, тебе следует спать на диване и без одеяла.       Улыбка Эрнеста задела что-то в таких глубинах Мартина, о которых он уже забыл, вынуждая идти на попятную. Он снова опустил голову и щекой лёг на плечо.       - Или сегодня мы можем лечь спать вместе, чтобы одеяло испугалось количественному перевесу в нашу пользу.       Эрнест издал смешок, погладил Мартина по плечу.       - Этот вариант мне нравится больше, чем ночёвка на диване.       Мартин понимал, что дальше поцелуев они сегодня не зайдут, но даже перспектива поцелуев с Эрнестом вызывала то самое щекотное ощущение в груди. "Пиздец" медленно перерастал в то чувство, о котором он запрещал себе думать и, что более важно, оно оказался взаимным.       Он прекрасно понимал, что Эрнест появился в его жизни слишком вовремя, но не был против.       Он почувствовал, что улыбается.