***
Я не знаю сколько я уже не сплю, неделю? Месяц? Без разницы. Я очень сильно устал и готов хоть прямо сейчас упасть на землю и провалиться в сновидения, лишь бы не видеть серые от оседающего пороха холмы, на которых полегли сотни, а то и тысячи немцев. Но увы мне нельзя, таков приказ генштаба. До сих пор вспоминаю этот бой, в котором еле выжила половина моего отряда из пятидесяти человек. Моё имя Григорий, мне 32 года и я старший лейтенант сто двадцать седьмой стрелковой дивизии в рядах Красной Армии. Поступил на службу я пол года назад, в дни когда война только набирала обороты и меня назначили именно в эту дивизию. Вы наверное спросите, как я получил такое звание? Ответ очевиден, я отличный стратег и знаю как нужно руководить целым отрядом, даже если ситуация довольно плачевная. Мне дали это звание потому что я очень хорошо умею распределять солдат и руководить целым отрядом, тогда ещё руководство нуждалось в таких как я. Один сюда, два туда, для меня это было как играть в шахматы, в которых ты ведёшь тактику, с помощью которой сможешь победить. Мой отряд доверял мне, и я пользовался этим. Мне было не сложно послать нескольких человек на разведку, после чего пойти и поручить ещё нескольким чистить ружья и патрулировать местность, если моим солдатам что-то было нужно, то я им давал это, будь это еда или вода. Правда из-за перебоев поставок нам не хватало ни того ни другого и поэтому нам всем нужно было всё это беречь. Все солдаты понимали на что шли, и я тоже это понимал, мы были рубежом, что сдерживал натиск врага, покуда оставались силы и патроны. Из-за ночных обстрелов со стороны врага, наша оборонительная позиция была не в лучшем виде, да и некогда восстанавливать окопы, когда враг вплотную приблизился к Москве. Однако враг после нескольких контрнаступлений решил затаиться, он сутки не нападал, хотя мы и ожидали боя. И вот сейчас я снова смотрю в бинокль - и никого, совершенно никого. Ещё год назад я говорил себе, что никакой войны не будет, что всё будет хорошо и прекрасно, но я ошибался. Когда я задумывался о войне то и знать не знал, что она может случиться и теперь видя эти холмы на которых видно только порох и кровь смешанный с ним, я задаюсь вопросом — Почему? Почему это произошло? Почему именно мы? И за что мы заслужили всё это? Ответ естественно никто мне не даст, да и некому давать ответы на вопросы, которые мучают каждого из нас. Видимо, такова наша судьба — Победить или умереть от вражеской пули. Помню в июне двадцать первого числа я прогуливался вместе со своей невестой Катей. У нас тогда через месяц свадьба была назначена, и мы её не торопили, мы наслаждались обществом друг друга, смеялись, играли и чем только не занимались. Нам было так хорошо вдвоем, мы и не думали, что завтра произойдет весь этот ад, помню она ещё сказала мне, что хоть мы и далеко, но она всегда будет рядом не смотря ни на что. Я ей верил и верю до сих пор. Она до сих пор со мной, где-то рядом, наблюдает и надеется на то, что я выдержу всё это, что рано или поздно я выйду победителем и дойду до Берлина но... Будут ли помнить меня? Появятся ли те, кто задумается о моих поступках? Нет. Они забудут меня ровно так же, как и я забыл своего отца, который воевал в первой мировой и не пришел с фронта, а я ждал его, моя мать тоже ждала, мы надеялись, что он вернётся, но это было бессмысленно. Мама тогда замкнулась в себе и не с кем не разговаривала, а вскоре я нашел её окаменевшую в кресле и укрытой пледом, она больше не дышала, её глаза навсегда застыли на фотографии отца, который все так же с безмятежной улыбкой смотрел на неё. Я помню, как я бежал оттуда, как в слезах кричал в небо все то, что было послано богу от меня, все те слова, которые вырывались из моего горла, были наполнены горечью и болью, я не мог простить себе потерю своих родителей, ведь у меня больше никого не было и вряд ли будет в будущем. С тяжёлой ношей на сердце я вернулся домой и похоронил свою мать, унеся её далеко от дома, я не стал звать соседей, мне не нужна была их жалость. Все вещи своей семьи я собрал в кучу и сжёг, фотографии мамы, папы, дедушки. У меня была семья и война отняла её у меня. Я остался один. С тех самых пор я понял, что даже если жизнь остаётся всё такой же безмятежной и спокойной, то не нужно делать вид что всё будет действительно хорошо, не нужно расслабляться, нужно идти вперёд и только вперёд и ни на кого не надеяться, надежда делает слабее, но кто я такой чтобы позволить себе это сделать? Я уже достаточно пережил всё это и теперь не намерен терпеть и дальше, именно приняв такое решение я и решил уйти и никогда не возвращаться. Долгое время я бродил по пустынным окраинам наших земель, надеясь на то, что доберусь до города. Мне было важно добраться хотя бы до Твери, а оттуда я хотел добраться до Москвы. Что я искал там? Я искал знания. Мне нужны были деньги, и для этого нужно было знать как их заполучить. Я должен был найти училище, в котором мне не откажут в услугах образования и спустя долгое время странствий я нашел его. До этого я был простым бродягой просящим милостыню у прохожих, за это меня постоянно гоняли недовольные люди, но жизнь моя изменилась когда ко мне подошли ребята в довольно неизвестной мне одежде. Красные шорты, белая рубашка, белые носки, недорогие ботинки и красная повязка в воротнике. Они называли себя Пионерами, такое было для меня в новинку и я не понимал их рвения служить во имя коммунизма, хотя их патриотическое рвение действительно вселяло уверенность в себе и готовность к любой опасности, они предложили мне пойти с ними и я согласился, надеясь на то что я найду то, что я ищу. Это случилось в момент, когда я наткнулся на банду хулиганов, решивших расправиться со мной и украсть у меня всё, что я добывал за все время нахождения в этом городе, благо Пионеры подоспели вовремя и помешали хулиганам совершить надо мной расправу. Их было больше чем та кучка недолюдей, что окружила меня и легко их разогнали, а меня подняли с земли, отряхнули и по дружески представились мне. Так я и стал членом молодежного коммунистического движения, которое дружным строем воспевала патриотические песенки, восхваляя коммунистическую власть. Меня хотели сделать одним из участников коммунистической партии, но услышав это предложение я отказался. Я ещё был совсем зелен для такого, что уж говорить о звании старшего Пионера. Спустя некоторое время я поступил в учебное заведение, где мы с моими уже тогдашними друзьями учили предметы различных типов, это письмо, чтение, математику, литературу, географию. Система образования тогда совсем отставала от нынешнего времени и по приказу свыше перенесла различные реформы и поэтому нам пришлось учить то, что нам велели, на трудности мы не жаловались, нам было важно наверстать упущенное и мы делали всё возможное, чтобы учителя были нами довольны. Больше всего я был хорош в физическом плане и любые школьные предметы всегда были на втором месте. На уроке физкультуры я обгонял всех по всем физическим показателям, я мог прыгнуть на расстояние больше полутора метров длинну и метр с большим с высоту, высокая выносливость сделала меня самым быстрым в классе, да что там в классе? В школе! Тогда у нас было соревнование каждые пол года, из всех участников соревнования именно я побеждал по всем физическим показателям. Всё меня уважали как одного из самых быстрых и выносливых учеников школы, мне даже за это определенную медаль вручили. Каждый год сдавая экзамены у меня был высший балл и одни пятёрки. Я не мог себе позволить опуститься на один балл ниже, таково было моё условие для того, чтобы поступить в университет. Так я доучился девять классов и как только я выпустился я пошёл дальше – в Университет, который был в Москве, я поступил туда с трудом, но смог выучиться на техника механизатора и как только я получил диплом я быстро нашел место своей работы и в это время я стал работать на одном из промышленных заводов, где мы делали детали для различных типов техники, у нас были станки, свои литейные цеха, и конечно же механизированные цеха, где мы и делали то, что давало нам деньги в виде копеечных купюр. Тогда я полностью отдавался труду и совершенно не замечал жизни пока не встретил Катю. Весёлая, задорная, смешная, жизнерадостная, энергичная, она была той, за кем я бы пошёл куда угодно, где бы она не находилась я бы всегда сопровождал её. Она была всем для меня, моей спутницей жизни. Заведя с ней отношения я всегда удивлялся её характеру, она была открыта со мной, всегда любила со мной поговорить, мне нравился её задорный смех, я любил её улыбку, она была той, кого я полюбил навсегда. В тот роковой день я не мог понять что произошло, все случилось так внезапно, что я не сразу осознал, что произошло что-то ужасное. Тогда Катя была у себя дома, я слыша свист снарядов и последующие за ними взрывы бежал именно к её дому, моля бога о том, чтобы она была жива. Но... Я не успел. Подбегая к её дому я видел лишь то, что от него осталось, он горел и горел сильным пламенем. Я весь в слезах ворвался в горящий дом игнорируя сильный жар и обжигающее пламя, надеясь найти Катю и я нашел её, взяв её тело на руки я пулей вылетел из горящего дома, я слышал её тяжёлое дыхание, она была жива, но ненадолго. Сквозь сильную усталость и боль ожогов я бежал к реке, но я не добежал. Перед тем как умереть Катя произнесла последние слова, которые я не забуду никогда. – Я... Люблю тебя Гриша, п-прощай... Н-навсегда. Я понял, что жизнь моя была разрушена ещё одной войной, которая изподтишка нанесла мне неимоверный урон. Моё горе превратилось в настоящий праведный гнев. Помню как я кричал, какую ярость я чувствовал, все это осталось во мне, в моём уже навсегда почерневшем от дыма и пороха сердце, которое больше ничем не отполировать. Я лишился всего и они заплатят за это... Все до единого. ... — Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться! — вывел меня из раздумий голос ефрейтора Ледько. Я опустил бинокль и взглянул на сослуживца. — Разрешаю Ледько. Что случилось? — Там это... К телефону вас, товарищ сташий лейтенант, командир батальона Зубков звонит. — Вот оно как, — в удивлении вскинул брови я. Несколько дней связи не было, да и радистов не послать, а тут на тебе! — Небось новые приказы от начальства по бумажке читать будет? — Никак нет, товарищ старший лейтенант! Он вас в спешке к телефону звал, говорит что это срочно. Ничего себе дела. Это как вообще? Не уж-то хочет сказать что? Хмм... Интересно. — Ну, тогда стой здесь, Ледько, если что - кричи, остальное ты знаешь. — похлопал я его по плечу, отдавая свой бинокль. — Да смотри в оба! Немец ныне хитрый стал. Приказ ясен? — Так точно, товарищ старший лейтенант! — отдал он мне честь. Я кинув ефрейтору, направился в блиндаж, чует сердце моё, что что-то страшное грядет.***
— Товарищ старший лейтенант! Вас к телефону! — крикнул мне радист Михай вставший из-за стола и сняв наушники. — Соединяй с Зубковым. — холодно произнес я. — Есть! — ответил радист и тут же надев наушники принялся соединять меня с командиром. Я же взял телефон и прислонил его к уху, послышалось шипение, а затем грубоватый голос командира, который был немного приглушен из-за помех со связью. — Гриша! Гриша, ты меня слышишь? — спросил он меня явно взволнованный чем то. — Так точно товарищ командир. — отвечаю я. – Что у вас там стряслось? – С разведки поступили неутешительные данные Гриш. – Дрожащим голосом произнес Командир. – Целые пятнадцать немецких дивизий идут в наступление и они идут прямо на вас! ... Сколько!? Это... Эээ... Как это пятнадцать дивизий? – Товарищ командир, вы точно уверены, что именно пятнадцать дивизий? Разведка точно не ошиблась? – спрашиваю я в надежде, что Зубков пересмотрит разведданные, однако я даже и не предпологал, что это окажется правдой. – Разведданные абсолютно точные Гриш, наши разведчики в партизанском отряде не ошиблись! ... Оказавшись в безвыходном положении вы вероятно будете так же ошеломлены как и я, особенно когда время идёт на секунды и его становится всё меньше, вы на время выпадаете из реальности пытаясь осознать происходящие вокруг вас события, которые разворачиваются в невообразимой скоростью. Это тот самый ответственный момент, когда вы понимаете, что дальше назад пути нет и остаётся лишь один единственный вариант - и это стоять до конца. Я много раз сталкивался с противником и не разу не пытался бежать как испуганный кролик, но сила немцев в огневой мощи была настолько велика, что невозможно было понять что происходит, вокруг лишь столбы дыма и огня, всюду кровь и ошмётки окровавленных тел, свистит летящий свинец и лишь чудо оберегает меня от них. Весь этот ужас мне пришлось пережить вместе с моими товарищами, которые не раз спасали мне жизнь, встав грудью перед летящей пулей врага. Вспомнив все события минувших дней я всё же делаю решение, от которого зависит судьба моей родины, да и не только моей - Нашей. – Товорищ командир, какие указания? – спрашиваю я главнокомандующего, которого я давно знаю, не зря я же послал его именно в штаб в начале войны. Ему там куда безопаснее чем мне, хоть мы и были друзьями ещё до войны. – Задержите их Гриш, я отдам приказ готовить новые оборонительные позиции, вы главное держитесь... Помощь уже в пути. – Приказ принят. – отвечаю я, и с тяжёлой ношей на сердце кладу трубку, все закончится здесь и сейчас.***
– Идут гады... Идут. – пробормотал я глядя в бинокль и смотря на то, как два танковых батальона направляются к нашим оборонительным позициям. Наши зенитные орудия стоят недалеко от наших основных позиций и ждут своего часа. Каждый их видел, но не спешил открывать огонь. – Какие указания, товарищ старший лейтенант? – спросил меня рядовой Захаренко, подбежавший ко мне незадолго появления немцев в поле зрения. – Займи позицию рядовой, прикрывай наших, они сейчас нуждаются в тебе. – говорю я ему продолжая все также смотреть в бинокль. – Под град пуль не лезь, голову береги. – Есть, Товорищ старший лейтенант. – ответил мне рядовой, а я продолжал наблюдать за врагом. Танки неспешно идут в нашу сторону, немцы прячутся за ними и в оптический прицел видно, как они вязнут в снегу по колено. Наши-то разведчики благо лыжи надели, а какой-то ефрейтор по слухам отлавливает снайперов, используя своего соломенного друга, как он его там прозвал? Ванька? Ха, как же символично. – Орудия к бою! – крикнул я, отдавая приказ своим сослуживцам. – Есть орудия к бою! – ответили мне товарищи и, тут же вскинув свои Мосинки, и готовя балванки, приготовились к атаке. У некоторых был ППД и он был неудобен для того, чтобы вести бой на дальние дистанции, их отдача является причиной неточности такого оружия, что уже говорить о его боезапасе. Патронов и так становится меньше, но это и не проблема на данный момент, само количество боеприпасов так же важно как и убитых тобой немцев, каждого считаешь и чертишь крест на прикладе, но так поступают снайперы. Враг начал обстрел, танки направляющиеся в нашу сторону сделали залп по команде и снаряды внезапно разрывались около нашей огневой позиции. Короткие очереди огнестрельного оружия врага уже слышались в буквальном смысле отовсюду, а я нацелил ПТРД на первый попавшийся танк и выстрелил. БАМ! Гусеница немецкого "Панзера" в мгновение оборвалась и слетела с ведущих колес. Он был обездвижен. – Что? Не нравится, гады?! А как вам такое, а?! – прокричал я наводя ПТРД на следующий "Панзер". БАМ! Следующий танк мне подбить не получилось, но зато я смог вывести его башню из строя, ударив в то место, где должен быть привод поворота башни, небось оглушило там наводчика. За несколькими Панзерами начали выходить немцы и обстреливать нашу позицию. Я же взял свою Мосинку и начал обстреливать каждого кого увижу. Паф! И первый немец лежит, а за ним полегло несколько. Блин, а сзади ещё идут и как же нам сдержать их, когда их так много? ... ..! Вжух! Бах! Взрыв осколочного снаряда разрывается рядом со мной, отбрасывая меня назад. В ушах звенит, сука... Как же больно... – Товарищ ста... ейтенант! – доносится до меня голос рядового Ефремова словно сквозь вату и звуки выстрелов. Он видимо растерян тем фактом, что меня оглушило, или контузило? Без понятия, мне просто прилетел осколочный снаряд и всё. – Все нормально рядовой... – говорю я, едва слух пришел норму. – Быстро на позицию! – Но товарищ старший лейтенант, у вас кровь! – Ефремов видимо боится за мою жизнь, а на свою жизнь ему плевать что-ли? – Плевать! Быстро на позицию! Это приказ! – Ес... Бах!!! Сзади него разорвался снаряд. Взрывная волна откинула его в мою сторону и он упал на меня уже убитый наповал. – Твою мать! – в панике прокричал я отползая в сторону. Рана на виске хоть и жгла, но не так сильно, мне было сейчас вовсе не до боли, все стало таким туманным. Это наверное дым, или горит что-то? – Неважно! – потряс я головой и уже отыскав свою Мосинку вскинул её в сторону первого попавшегося на прицел немца. Паф! Есть один. Паф! И второй уже лежит рядом и сколько же нам ещё таких убить? Без понятия.***
Наши потери слишком высоки, враг уже за это время успел уничтожить наши противотанковые орудия, что были не подалеку от нас, танки смогли переехать наши окопы, но мои товарищи не позволяли им проехать дальше и кинув болванку им вслед танки взрывались, едва балванка своим взрывом заденет бензобак. Я же взявшись за "Максим" принялся стрелять в толпу немцев. Они не могли к нам подойти ближе чем двадцать с чем-то метров, мы были очень стойкими, нас так просто невозможно было взять. Впереди был ещё один танковый взвод противника, а нас оставалось очень мало, тридцать шесть бойцов в отряде и каждый подбивал "Панзеры" по одному, используя балванки и коктейль Молотова. Я же обстреливал пехоту противника целясь из "Максима", но неожиданно у меня закончились патроны. Пытаясь найти новый ящик я услышал свист в небе, а затем по нам ударили миномётным обстрелом. Куски земли, пороха и крови слились воедино и словно сквозь вату я слышал, как кричат мои товарищи. Последние шесть бойцов ринулись в штыковую, атакуя вражескую пехоту. – Уррраааа! Бах! Бух! Бабах!!! Землю снова затрясло от взрывов и никакие звуки больше за ними не последовали. Я попылся встать и наконец оглядеться, но осознал, что я не чувствую рук. Взглянув на них я обомлел от того, что я увидел. Их не было, ровно также как и моих товарищей, которые погибли сражаясь плечом к плечу защищая родину, а я оставшись один сумел встать на колени и взглянуть на один из немецких "Панзеров" что уже направлял на меня дуло своего орудия. Чувствуя неизбежную гибель я усмехнулся наблюдая затем, как на меня направляется пламя, намереваясь сжечь меня заживо. "Вот и всё..." – прозвучала моя последняя мысль. Огонь, что уже летел в мою сторону почти добрался до меня, жар внезапно объял всё моё тело, но я не почувствовал боли. Время будто бы остановилось, жар внезапно тоже куда-то пропал и я вмиг почувствовал какую то лёгкость, словно бы меня подхватил невидимый ветер и сквозь столб бушующего пламени уносил куда-то. Я знал, что когда нибудь моя жизнь закончится, но я даже не подозревал, что она закончится точно также, как и жизнь моей невесты, правда мне даже и непонятно почему я ничего не чувствую, ни боли, ни холода, ни жара, словно бы я навсегда отделился от этих чувств и уже летел куда-то порывом этого ветра. Странно это как-то. Наверное это моя предсмертная галлюцинация? Хотя нет, это всё слишком реально, тогда что же это? Неужели я сейчас лечу в ад? Или на небеса? Я даже и предположить это не могу. Внезапно я услышал какой-то незнакомый мне голос, что в буквальном смысле издавало это огненное окружение, возможно это было в моей голове, но даже если это именно так, но ничего другого я и не ожидал. – "Наконец-то, я нашла то, что искала!" Внезапно я ощутил сильную сонливость, хотелось спать, но если я уже умер, то почему бы и не отдохнуть, я ведь теперь просто сгорел на поле боя и от меня наверное остались одни угли, какой смысл теперь держать себя в бодрствовании, когда я точно знаю, что я погиб, конечно же никакого. Путь же я и умер, но ведь если я простая душа, то я имею права на перерождение, правда ведь? Тьма окутывает меня и я полностью расслабляюсь утопая в её объятиях, не хочу ни о чём думать, ни о войне, ни о товарищах, ни о родине, я просто хочу отдохнуть, спать и проснуться там, где нет такой ужасной войны, надеюсь моё желание сбудется.