Огонек

В дверь постучали, и именно робкий, неясный шум сразу же разбудил Эпплджек. Если бы это был сильный стук или настойчивое настукивание, она бы медленно открыла глаза и глубоко вздохнула, прежде чем выползти из-под одеяла. Но звук был тихий, настолько тихий, что любой другой спящий пони и понятия не имел бы о его наличии. Годы назад это не вызвало бы у Эпплджек даже похрапывания. Однако жизнь меняет пони. Раздался второй стук, такой же легкий, как и раньше, но с чуть большей частотой, и Эпплджек пришлось сдержаться, чтобы не помчаться вниз по лестнице и не разбудить всех остальных. Она добралась до двери как можно быстрее и, как только раздался третий стук, распахнула ее. И тут же перед ней предстала сцена, которую она уже смирилась ожидать. За дверью стояли два пони: одна с красными влажными глазами и дрожащей мордочкой, другая — без сознания и неподвижная. Первой была та земная пони-виолончелистка, поняла Эпплджек. Как же ее звали? Октавия, точно. Вторая — ее подружка, белая единорожка, которая жила с ней и была самым большим источником жалоб на шум в городе. Октавия плакала, пытаясь говорить сквозь панику и страх. Эпплджек ничего не сказала, предоставив пони высказать все, что ей было нужно. — Мне ужасно жаль, я знаю, что уже так поздно, моя подруга, она… ну, это было, и… я знаю, что должна отвести ее в больницу, но когда я начала ее туда вести, она разозлилась и начала кричать, и я не хочу, чтобы кто-то из пони видел ее такой, и… я не знаю, что делать, мне нужно… Она остановилась, закрыла глаза и глубоко вздохнула, прижимая Винил к себе. — У тебя на крыльце горел огонек, и это было единственное, что я могла видеть. Ты можешь помочь? Эпплджек вышла за дверь, пробормотав лишь тихое «ммммм», и поднырнула под другую ногу Винил, облегчая ношу Октавии. Они прошли через дверной проем в фойе, и Эпплджек снова заговорила. — Пройди в эту комнату, на диван. Ты не знаешь, в чем дело? — Я… э-э-э… ну, я вернулась домой с концерта, а она спотыкалась и невнятно говорила, и ноги у нее, кажется, не слушались. Я… ну, я, наверное, разозлился на нее. В последние несколько месяцев ей становится все хуже и хуже… Октавия и Эпплджек осторожно усадили Винил на диван, где единорожка извивалась и двигалась странными рывками. Она что-то пробормотала, а потом наступил долгий, затяжной момент, когда она не дышала. Октавия издала слабый обеспокоенный возглас и поднесла копыта ко рту, наблюдая за Эпплджек, которая начала двигаться к единорогу. Когда Винил наконец хрипло вздохнула, а ее грудь снова начала подниматься и опускаться, Октавия вздохнула, и Эпплджек увидела, как по ее телу пробежала дрожь облегчения. — Мы… мы поссорились, — продолжила Октавия. — Она ворвалась в нашу комнату, а потом замолчала. Мне стало не по себе, и через час я пошла извиняться, но она не ответила. Когда я вошла, то застала ее в таком состоянии — она то замирала, то затихала, не дышала, и я… ну, я… я… — Это не твоя вина, сахарок. Она сама себя довела, тебя не в чем винить. — Но я… — Я ни слова не говорю о ее жизненном выборе. Я здесь, чтобы помочь, но мне понадобится и твоя помощь, и нам лучше избавиться от чувства вины. -… Хорошо. Спасибо, Эпплджек. Эпплджек ушла к шкафу в углу гостиной и вернулась оттуда с пятнистым шерстяным одеялом, которым укрыла Винил. Затем она обхватила копытом холку Октавии и осторожно отвела ее от дивана к креслу, стоящему ближе к камину. Октавия позволила себя отстранить, не отрывая взгляда от подруги. Взмахом головы Эпплджек зажгла спичку и чиркнула ею по углям в камине. Нескольких быстрых порывов воздуха хватило, чтобы хворост загорелся, и через минуту в камине уже потрескивал небольшой огонек. Довольная, Эпплджек подошла к креслу-качалке напротив Октавии и села. — Так и не поняла, что с тобой, — сказала она. — Ох… У нее было сильное беспокойство, и оно усиливалось по мере того, как она становилась все более известной. Она пила, чтобы справиться с этим, но это стало для нее настоящей проблемой. Чтобы попытаться сократить потребление алкоголя, она обратилась к врачу и получила рецепт. Эпплджек хмыкнула. — Я так понимаю, это не из-за травяного чая и тихой музыки. — Нет. — вздохнула Октавия, покачав головой. — Я не знаю, как это называется. Это такие маленькие белые пылинки, прямоугольные. Так ты знаешь, что делать? Один глаз Винил открылся, и она попыталась откинуть легкое одеяло, лежащее на ней. Какое-то время она невнятно бормотала проклятия, потом сдалась, сделала еще один вдох и снова погрузилась в сон. — Только таблетки? — спросила Эпплджек, по ее тону было ясно, что она уже знает ответ Октавии. — Она пила не так часто, как раньше, но не переставала, — ответила Октавия. — Больно говорить об этом вслух, — пробормотала она, опуская голову. — Я ненавижу видеть ее такой, что с ней стало. Я очень люблю ее, Эпплджек. Я не хочу, чтобы она так страдала. — Она фыркнула, и наступила еще одна ужасная минута абсолютной тишины, пока Винил пыталась отдышаться. — Ты никому не скажешь, что видела ее в таком состоянии? Эпплджек потерла мордочку, размышляя. — Я не собираюсь говорить, что не расскажу никому. Конечно, я не стану рассказывать всему городу, как видела ее сегодня ночью, но этой девчонке нужен врач. Смешивание таблеток и выпивки — это не то, что я способна вылечить. — Я знаю, что нужно отвести ее в больницу, просто… Винил всегда упоминала, что многие ее кумиры были разоблачены как зависимые, и как быстро все пони ополчились против них. Я не хочу… не хочу быть пони, которая так с ней поступит. Эпплджек кивнула и, повернувшись к Октавии, обнаружила, что земная пони все еще смотрит на землю и плачет. — Чаю? — Пожалуйста. Следующий час прошел мучительно медленно для них обеих. Эпплджек поставила чайник на маленький огонек, и как только он зашипел, она сняла его и налила им обееим по чашке. Никто из них не говорил, пока они пили и смотрели, как Винил дрожит и ворчит бессмысленные, невнятные слова, а когда чашки были осушены и подостыли, Эпплджек встала и повторила процесс. В конце концов молчание нарушила Октавия. — Я должна поблагодарить тебя за то, что ты помогла ей… нам. Помогла нам. Я знаю, что мы не близкие друзья. Я бы не стала тебя винить, если бы ты просто сказала нам сразу идти в больницу. — Я и сейчас говорю тебе идти в больницу, но я знаю, что иногда это может показаться неправильным решением. Я не допущу, чтобы под этой крышей жило осуждение. Ты вольна провести здесь столько времени, сколько тебе нужно, но когда взойдет солнце и семья встанет, будь готова к тому, что Эппл Блум будет любопытствовать. — Конечно. Разумеется. — Наверное, лучше подождать, пока встанет Биг Мак. Он поможет доставить Винил в неотложку, к черту ее возражения. Он может везти ее в одной из яблочных тележек, скрывая от посторонних глаз. Никаких скандалов. — Это было бы чудесно. Спасибо. Я все еще не… ну, я хочу сказать, я все еще очень благодарна, что ты помогаешь. Тебе не нужно было этого делать, и я искренне ценю это. Глаза Эпплджек стали холодными и пристально смотрели вдаль. Октавия заметила эту перемену и отшатнулась в кресле. — Я что-то не так сказала? Эпплджек покачала головой и моргнула, возвращаясь к реальности. — Нет, все в порядке, сахарок. Ну, кое в чем ты ошибаешься. Мне нужно помогать. Все здесь, в Понивилле, мои друзья, в той или иной форме. Пока я могу помочь, я не потеряю еще одного друга из-за препаратов. Возможно, ей понадобится медицинская помощь, которую я не смогу оказать, но последнее, что ей нужно, — это невнимание. И в этом я могу помочь. — У нее задрожали губы, и она отвернулась от Винил, уставившись на стену под лестницей, увешанную выцветшими фотографиями и картинами. Октавия открыла рот, чтобы заговорить, но вскоре закрыла его, предпочтя поставить чашку и встать со своего места. Она бесшумно пересекла гостиную и потрепала Эпплджек по плечу, заставив ее вздрогнуть. Слабо улыбнувшись, Октавия протянула передние копыта, предлагая обняться, и Эпплджек быстро приняла объятие. На этот раз фыркать пришлось фермерше. — Кто-то близкий? — спросила Октавия, похлопывая Эпплджек по спине. — С кем-то из пони мне следовало быть ближе. — Они расступились, и Октавия уселась на пол рядом с сиденьем Эпплджек. — Я знала, что они ввязались в то, во что им не следовало ввязываться. Я смотрела на них сверху вниз и закатывала глаза, удивляясь, почему они не могут просто упорно работать и решать свои проблемы, как я. Винил застонала и перевернулась, прижимая к себе одеяла. Промежутки между приступами апноэ стали увеличиваться, и Октавия смогла слабо улыбнуться. — Однажды ночью в дверь постучали, — продолжала Эпплджек, обращаясь больше к себе, чем к Октавии. — Тихо, едва заметно. Я была потрясена, что вообще проснулась от этого. Но я проигнорировала это. Подумала, что если бы это было срочно, они бы начали колотить и кричать, а так я перевернулась и снова заснула. — Она опустила голову и медленно выдохнула. Казалось, что она выдыхает патоку. — Через несколько дней выяснилось, что у них была передозировка. Их нашли под мостом за городом, свернувшимися в позу эмбриона. Напуганные и одинокие, — Эпплджек задыхалась, сдерживая слезы. — О, Эпплджек, мне так жаль. — Это… это была не моя вина. Я знаю. Как я уже говорила, нас нельзя винить за выбор, который делают другие. Но я могла помочь. Я могла открыть дверь, привести их в дом, дать им возможность согреться и знать, что я рядом, и, может быть, если бы они знали, что я их люблю, они бы охотнее обратились за помощью, в которой нуждались. Солнце начало заглядывать в окна кухни, и шальной лучик попал на лоб Винил, заставив ее застонать и обхватить глаза передними копытами. Октавия не удержалась и тихонько хихикнула, отчего уголок рта Эпплджек изогнулся в подобии улыбки. — С тех пор я каждый вечер оставляю огонек на крыльце и всегда открываю дверь. Неважно, кто это и чего они хотят. Сверху раздалось несколько стуков, и Эпплджек покачала головой. — Ну и ладно, хватит обо мне. Давай-ка, милая, запряжем Винил в одну из телег в сарае. Я объясню все Биг Маку, когда он спустится, и он отвезет вас обоих в больницу.