Всё это

Покоев слегка приоткрытая дверца, В душе временами печальная резь. Что вещи, что память, объявшая сердце — Всё это осталось нетронуто здесь. Наследная леди с названым ей братом В моменты раздумий вдвоём, но одни. Все эти крупицы бьют тихим набатом, Порой возвращая обратно в те дни. Те дни, где лишения, боль и утраты Не следуют больше за ним по пятам. Те дни, где наивность и смех не чреваты, И можно побыть ей и слабою там. Те дни, где родной пожилой герцогине Не нужно пред сном полбокала вина. Бессонницы там не бывало в помине, Ведь в дни те ещё существует она. Та леди с блестящими хитро глазами Смеётся не так, как диктует бомонд. Так ярко горит, но всё гаснет с годами И вновь забывает рассеянно зонт. Те дни, где мать с дочкой настроили планы, Где щёки укутаны в ласку руки — Руки, залечившей все старые раны. Те дни, что до боли уже далеки. Где вторят в улыбке нетлеющей губы: «Живи, даже если с годами сложней». В бессилье до скрипа сжимаются зубы, Ведь сердце навек отдано только ей. Души госпоже, её статной осанке, И маме, купающей чадо в тепле, Забыв все болезни, не глядя на ранги, Став светом в кромешной отчаянной мгле. И пусть тяжело, за таблеткой таблетка, Старательно душу делила на всех. Зато всё бывало, пусть даже и редко, Но вот уж и рыцарский слышится смех. Здесь шёпотом кажутся звуки бурана, На окнах рисует морозный хрусталь. Здесь вовсе не тихо, но где-то с дивана Тоскливо свисает забытая шаль. Пустуют когда-то живые покои, Что леди ушедшей все помнят слова. Её здесь любимого цвета обои, В романе на полке открыта глава. Её отражение в мелочи каждой: В стакане, оправе, влюблённом зрачке. И им, не забывшим, приснится однажды Осколок руки на холодной щеке.