Сборник драбблов "Мартовские слёзы"

Холодный душ. Холодная вода, что так приятно холодит шею, а с неё волны холода начинают расходиться по всему телу, приводя… Нет, не приводя, а… замораживая, замораживая в его голове все мысли. Мысли, что никогда НЕ принадлежали! Ему. Кеон выключил воду, прошёл зеркало, в котором мельком увидел собственное отражение, на которое, впрочем, старался не смотреть уже некоторое количество лет. Он никак не мог узнать в этом старике самого себя, себя, который был полон сил и решимости, а теперь только мыслями всех тех, в чьих мозгах копался по долгу службы, а потому и стал меняться, меняться до неузнаваемости даже для самого себя. Его всё чаще преследовали не столько кошмары, сколько отсутствие понимания: что он видел в головах, в воспоминаниях других людей, а что… действительно, собственно, его? Из-за этого в его голове уже давным-давно образовалась свалка из всех этих осколков «стекла», осколков воспоминаний, что вонзались в него и не отпускали. Никогда. Ни на самую малость! Механические движения, любимый плащ, что развевался на ветру, при быстрой ходьбе, единственное, что осталось на память, а иногда он и помогал НЕ прокручивать одно и то же, ещё и не своё, дерьмо в голове. В нём, в этом плаще он чувствовал себя как-то по-другому, как-то уверенней, словно можно было говорить с позиции силы, словно он находился под эгидой чего-то или… кого-то? Дорога до тюрьмы растянулась, но из-за пробок, что бесили без исключений так как именно в такие моменты мозг ни на чём не концентрировался, а потому бесцельно блуждал по всем этим чёртовым осколкам стекла, зацепляясь за каждое херово воспоминание, что он когда-то видел в своей голове, когда… работал. Но, в конце концов, он научился с этим справляться, знал, что ему нужно делать в тех или иных ситуациях, а также отточил до уровня блевотного рефлекса каждую чёртову последовательность действий, чтобы никогда и нигде не проваливаться в эту чёртову трясину, но… это невозможно. Он не раз и не два, особенно, в первые годы службы просыпался от кошмаров, в которых сам же и находился на месте своих «подопечных», видел ЭТО их глазами, проживая всё без остатка! Но это не его, нет, не его воспоминания, не его действия, не его… всё! Не его. Очередной случай, очередное копание в чьих-то мозгах, чьих-то грязных и острых воспоминаниях, что принесёт только новую порцию ночного бдения, а потому, на обратном пути, нужно купить снотворное, ещё немного, а то он скоро поедет на своих же катушках, что выкатятся и отправятся в дальнюю даль, когда он в очередной раз не сможет понять: что он, собственно, видит перед своими глазами? То, что действительно сейчас находится перед ним? Или… всего лишь чьи-то воспоминания? Да и то… не свои! Хоть его психолог и убеждала, что ничего критического с ним пока что не происходит, но он чувствовал себя всё хуже… с каждым днём. Уже стоя в допросной, Кеон подумал: «А может… Да нет, бред какой-то!» — пронеслось в очередной, далеко не в первый, раз! И тут же сзади него послышался металлический лязг…

***

Терренс очнулся от сильной тряски, что совсем не понравилась ни ему, ни ещё нескольким членам Спектра. Он ничего не помнил первые несколько мгновений, а также очень медленно приходил в себя. Холодный металл на его запястьях с лёгкостью пробудил память, а вместе с тем и решимость, вот только… Сломать кандалы не получилось, да даже активировать… «СУКА! ТВАРЬ! МРАЗЬ!» — прокричал в своей голове, хорошо научившись прятать свои эмоции за время работы ДЛЯ Оррина. «Она посмела использовать нашу разработку против нас же! Правильно мы лишили тебя способности, Сэрафина! Таким, как ты!…» — додумать он не успел так как инерция, сила гравитация и скорость, с которой неслась машина при повороте совершенно не способны на какие-то там сожаления по поводу разбитого носа, сломанной шеи и тому подобных происшествий с неаккуратными и отвлекающимися на свои жалкие мысли людьми. Как и несколько человек, что сидели с ними с перманентно активированными способностями, которые пускались ими в ход по любому поводу, а то и, как, конечно же, казалось самому Терренсу, просто так. Машина остановилась, их всех грубо выкинули чуть ли не на землю, а потом увели в разные стороны, разделив группку. Потом ещё. И ещё… Остался, в конце концов, один Терренс. А камера, как назло, но и вполне логично, оказалась одиночной. Постель, конечно же, отсутствовала, а металлическая койка пристёгнута к стенке. Холодный пол, стены и потолок. Кроме них… ничего. Почти ничего. И один только Терренс, что впервые, хоть и частично, но провалил свою миссию. Он не хотел, но слёзы полились сами собой. Он старался сдержаться, но вместо этого полилось ещё больше. Они следовали не из отчаяния или сожалений, не от того, что его жизнь сломана, она была сломана давно, задолго до этого! Он плакал потому, что не смог выполнить всё так, как задумал Оррин, а это для него было намного хуже, чем оказаться в тюрьме, из которой, он был абсолютно в этом уверен, его вытащат! И как только он подумал про это, то почти сразу успокоился, почти… Ожидание меняло время, что оно, словно бы, делалось резиновым, а потому растягивалось во много раз просто потому, что могло. Это сводило с ума, а неизвестность становилась всё ближе к нему, поглощала, становилась всё более вещественной, осязаемой, на вкус… на запах… на прикосновение… на слух… Неизвестность стала почти что видимой, когда он только-только открыл глаза, а в следующую секунду вскочил, прикоснулся руками к лицу, чтобы проверить есть ли у него глаза вообще или нет?! Он ничего не видел, но глаза оказались на месте, а уже потом он привык к темноте и разглядел немного света, к которому прильнул, словно был обезвоженным, который увидел воду! Воды захотелось через несколько… десятком минут? Часов? Дней? Голова всё ещё болела, тревога за способность, что, всё-таки, была частью его, и за остальных членов Спектра, которых он воспринимал довольно близкими себе людьми, но ещё ближе воспринимал так организацию, разъедала рассудок Терренса кислотой хуже, чем жажда, голод и страх. Еды также захотелось, но это не столь важно, как вода. А ни того, ни другого никто не приносил, а, по-видимому, и не собирался. Жажда, голод, тревога и страх, отсутствие способности, а также спального места, постели, да достаточно прохладное помещение начинали действовать все вместе, когда… Определённость! Внесла немного тепла! Терренса вывели, чуть ли не впечатали в стенку, после чего бросили под ноги грязную робу и сказали переодеться. Какая-то апатия, какое-то внутреннее сжатие, что произошло в тот самый момент, когда он перестал реветь, высвободив место под все эти переживания, продолжало держаться, словно не оставляя других вариантов, кроме как оставаться абсолютно невозмутимым. А держалось это на одной единственной мысли: «Меня спасут! Обязательно…» — дверь как раз открылась перед ним и он впервые увидел Кеона, который будет им заниматься — «… спасут»!»…