Отец

Сидя у костра, я думаю о том, как всё нечестно в этой жизни. Ворошу кривой палкой горячие угли в костре, где минуты две назад увидел видение про птенца и его папу-птицу. Мерлин своё слово сдержал и после процедуры «самопознания» позволил нам остаться на ночь. Мне, правда, всё ещё кажется, что его методы слегка безумны. Что ж, неудивительно, что директор Вустершера порекомендовал старику природу и уединение… Я гляжу, как угли перемещаются из стороны в сторону. Они вспыхивают, как будто в них проходит целая сеть оранжевых капилляров. Даже не знаю, что думать о своём нынешнем положении. Меня прочат в короли Тридевятого королевства. Меня: Артура Пендрагона, «мэра Лузервилля», слабака и терпилу. Шрек утверждает, что король сам назвал моё имя. Не верю… Не верю, что он мог вспомнить обо мне. Старые шрамы тут же напоминают о себе. Что, не было другого повода подумать о мальчишке, которого бросили в интернате? Никто ни разу не приехал навестить меня, не отправлял письма, не прислал подарок на Рождество, а теперь, значит, вот так просто готовы схватить за шкирку, посадить на трон и нацепить корону. Я чувствую себя коровой на скотобойне, ожидающей свою участь. Справедливости ради, это не совсем вина моих дальних родственников. Я и сам нечасто вспоминал кузину. Да и, честно говоря, вспомнить о ней было особенно нечего: мы лишь иногда играли вместе в далёком детстве, пока она неожиданно не пропала куда-то… Бревно, на котором я сижу, слегка подпрыгивает. Я поворачиваю голову и замечаю, что рядом подсел Шрек. Я тут же кривлю губы и резко отворачиваюсь от него. Тоже мне, нашёлся! Тупой, неуклюжий, грубый великан, который почему-то считает, что имеет право командовать мной. Теперь я понял: король решил поиздеваться надо мной, поэтому в качестве насмешки прислал за мной не нормального сопровождающего, а огра. Да уж, такое себе обращение с будущим «королём». Мне до ужаса противно. Лучше бы он сожрал меня прямо в школе, на виду у всех. Я не собираюсь с ним разговаривать, но он, видимо, другого мнения. — Слушай, Арти, — начал было он, когда рядом заиграла оглушающе-громкая музыка. Мы оба повернули голову в сторону. Мерлин, улыбаясь, стоял на пороге дома и смотрел на нас так, будто здесь и сейчас происходит нечто настолько великое и прекрасное, чего человечество ждало миллиард лет. Тупизм. Кажется, наши недовольные рожи заставили Мерлина перестать мешать своим "я пытался создать нужный настрой, чтобы у вас получился душевный разговор". Он поспешил выключить музыку и скрыться в доме. Теперь повисло молчание, хотя великан, вроде как, ранее пытался в диалог. Я сжимаю палку и упорно делаю вид, что не замечаю Шрека. Мне очень хочется его прогнать, но не хватает духа раскрыть рот. — Я понимаю, каково это: быть неготовым, — наконец сказал он и я покосился на него с сомнением. Не думаю, что огры что-нибудь знают о страхе, стыде, неловкости и чувстве потерянного в толпе ребёнка. Шрек замечает, что я определённо точно хочу сказать, что его слова не внушают мне доверия, и смотрит в костёр каким-то задумчивым взглядом, что меня удивляет ещё больше, — Великаны тоже боятся. Ну, знаешь, иногда… — добавляет он и пожимает плечами. Я несколько теряюсь от этого. Меня накрывает какое-то жуткое чувство неловкости от всего этого диалога. Я очень хочу уйти в себя. Убежать подальше, как делал в школе, когда слышал насмешки в свой адрес. Подтянуть колени к себе и уткнуться в них лицом, чтобы создать защитный панцирь, как у черепахи. Вместо этого я лишь поджимаю губы. «Артур, поступи по-мужски хоть раз в жизни» — говорю я себе и прокручиваю эту мысль, надеясь, что она прилипнет к мозгу навсегда. Грудь что-то сдавливает. Мне действительно кажется, что великан честен и откровенен со мной. Я считаю, что мне, наверное, тоже стоит быть чуточку вежливее и искреннее. А смогу ли я? Не знаю. Понятия не имею, что говорить. — Ты ведёшь меня в короли, но… — я тяжело вздыхаю, набираю побольше воздуха в грудь. Колени страшно трясутся и сердце колотится. Я, правда, не понимаю почему. Я далеко от школы и травить меня никто не собирается, но я не могу отделаться от ощущения приближающейся насмешки и плевка в лицо, — Я не смогу… У меня мозги не под это заточены, понимаешь…? — и я кошусь на него со слепой надеждой, пытаясь поймать миг, когда в его лице промелькнёт хоть капля понимания. Может быть, это даже заставит его бросить меня и я вернусь в школу: туда, где мне привычнее. Мы молчим несколько секунд, после чего обида и злоба, копившиеся во мне, с треском прорываются наружу и я неожиданно для себя продолжаю говорить: — Даже собственный отец махнул на меня рукой! Как только я подрос — сдал меня в эту дурацкую школу. Больше я о нём не слышал… — я снова вздыхаю и опускаю голову. Тут же жалею, что сказал это. Сболтнул лишнего и теперь гадаю, что будет дальше. От сказанного у меня крутит живот и я чувствую, как к глазам подступают крупные слёзы. Я закусываю губу, что есть сил, и силюсь вспомнить что-нибудь весёлое, чтобы не дать слезам воли. Жаль, что вспомнить нечего. Шрек понимающе вздыхает и подсаживается ближе: — Мой отец тоже на идеального не тянул. Не глядя на огра, я отвечаю ему: — Ну, вряд ли он был хуже моего. — вероятно, это прозвучало очень резко. Так, что мне даже стало неловко и противно от самого себя. Наверное, плохо вот так переводить стрелки на себя, когда собеседник пытается поделиться своей собственной проблемой, но моя кажется мне такой огромной, что я игнорирую нормы приличия. Шрек, похоже, всё понял. Он попытался очень аккуратно продолжить тему отцов и детей и от его попытки наладить контакт мне стало как-то тепло и хорошо, как будто костёр горел не здесь, в каменной кругу, а у меня в груди. Это странно... — Ну… Мой то был огром. Хотел сожрать меня, когда я был мелким. — я смотрю на него испуганно и глупо хлопаю глазами. Он замечает это и усмехается. Пытается убедить меня в том, что тут нет ничего сверхъестественного. — Мне стоило догадаться. Не зря он купал меня в кетчупе, а потом макал в спайс с яблоком во рту. — он хлопает меня по плечу. Я чувствую, что это сделано как-то по-отцовски и душевно. Он наверняка рассчитывает силу каждого хлопка, ведь если ударит как обычно — я просяду в землю вместе с бревном. Я улыбаюсь и из меня вырывается тихий смех: — Да уж, несладко тебе пришлось. — Я бросаю палку в костёр и складываю руки замочком. В рассказанной ситуации точно нет ничего смешного и от этого я чувствую себя дураком в кубе, но я просто хочу дать понять, что мне не всё равно. Великан улыбается мне в ответ: — Знаешь, несмотря на весь мой «шарм» и «красоту» люди называли меня монстром. И долгое время я им верил… Но со временем учишься не обращать внимание на ярлыки, а доверять себе. — У меня расширяются глаза от изумления. Я неожиданно чувствую, как тепло разливается у меня по телу и доходит до самых кончиков пальцев, разрастаясь огромным ветвистым деревом. Мои знания о природе огров обрываются именно здесь: когда Шрек проявляет ко мне заботу. Что-то, чего до этого у меня никогда не было. Я понимаю, что это была его попытка утешить меня и дать понять, что я не один. И вовсе не неудачник, каким считался в Вустершере. — Знаешь, Шрек, — вздыхаю я и заглядываю в глаза огра, — А ты вообще-то ничего... — он кивает и несколько скромно улыбается. Я поддаюсь глупым желаниям и подвигаюсь ближе. Угроза быть высмеянным всё ещё висит надо мной тяжёлой свинцовой тучей, а страх сделать что-нибудь не так прожигает изнутри. Я наклоняюсь и осторожно кладу голову ему на плечо. Внутри что-то трепещет, живое и осторожное, как маленький светлячок. Я съёживаюсь и подтягиваю колени ближе. Мне ещё никогда не было так комфортно. То есть… Конечно, я всё ещё боюсь, что Шрек оттолкнёт меня, да так, что я улечу прямиком в Тридевятое королевство, но я хочу наслаждаться тем, что происходит прямо сейчас. На уроках магии нам активно внушали, что огры — создания кровожадные и злые, но я по себе знаю, что мои одноклассники были похуже всяких огров. Никогда бы не подумал, что сделаю такой вывод… Никогда бы не подумал, что почувствую уют, сидя вместе с огром у костра… Шрек меня совсем не толкает. Не сразу, но он обнимает меня одной рукой и прижимает к себе. У меня быстро спирает дыхание и я слышу, как собственное сердце глухо колотиться в груди отбойным молотком. Меня кто-то обнимает и я не знаю как реагировать. Начинает подступать паника, готовая задушить меня, но Шрек тут же отгоняет это ужасное ощущение, потрепав меня по плечу. — Спи, Арти. В такое время «малыши», вроде тебя, уже должны быть в кроватке. — усмехается великан, а я улыбаюсь ему в ответ, бросая короткое «да иди ты…» и умалчиваю при этом о том, что не хочу в кровать. Кровать — холодная, вустершерская, узкая и преступная. А здесь — пусть и не койка с перьевой подушкой и пуховым одеялом, но я чувствую себя в безопасности. И чувство защиты мне куда важнее и дороже, чем все прелести комфортной жизни. Я закрываю глаза и пытаюсь уснуть. Не хочу больше просыпаться. Не хочу, чтобы этот момент заканчивался…