Камень Сваровски

Чан вообще не понял как это произошло. Просто в какой то момент в одну из ночей в клубе его зажали двое, вместо одного. Зажали и прижали друг к другу, с недвусмысленными намеками сжимая его сквозь джинсы и стискивая его многострадальную задницу до синяков и мурашек. Парни просто слизали весь одеколон с его шеи, так, что на следующее утро Чан со страхом подумал, что мог бы умереть. От засосов могли появляться тромбы и... Он хлопнул себя по лицу. Вся его шея была один сплошной синяк. Не только шея, но и ключицы, грудь, задница, бедра, спина, буквально все тело было в засосах и укусах. Горло сладко першило. Про свой "задний бампер", как его назвали тогда в клубе, можно было вообще молчать. Хотелось сесть в ванну со льдом, но воспоминания заставили его скулить в душе, пока он гнался за собственными чувствами, погружаясь в себя пальцами. Он был такой растраханный, до сих пор растянутый, все ещё чувствительный и эта боль приносила удовольствие. Ни в коем случае с ним не были грубы, все было по согласию. Но то, как хорошо драли его с обеих сторон он запомнит надолго. Потом на его пороге оказались так называемые "извинения". Чан поперхнулся собственным бутербродом, когда за дверью оказался доставщик от Шанель с двумя элегантными белыми пакетами с надписью бренда. Большими пакетами. С охуеть какой дорогой одеждой. Чан тогда присел на тумбочку и, хлопая глазами, молча отпустил курьера. «Крошка, надеемся, что ты чувствуешь себя так же хорошо, как и вчера ночью. Прими это в знак наших извинений за излишнюю грубость, ты был таким сладким. С любовью Феликс и Минхо. ♡» Он залился краской, семафоря на весь дом и позволил себе лишь примерить вещи, а затем сложить обратно. Он чувствовал себя плохо из-за таких дорогих подарков. На визитке не было ни номера, ни адреса на который он мог бы отправить ответное письмо с просьбой забрать подарки. Это было совсем ни к чему. Это было странно и он не находил себе места всю следующую неделю до выходных. Ему хотелось вернуть все и извинитьсяизвинитьсяизвиниться. Его проблемы бесконтрольно лезли наружу. Он надеялся, что в клубе снова встретиться с теми двумя, но его проблемы, видимо размножались митозом, потому что он нашел их за столом уже вчетвером. Они встретили его жаркими объятиями, зажав с двух сторон, поедая его взглядом через стол, и терпкими поцелуями куда придется: в шею, в щеки, в губы, незнакомые лица галантно поцеловали его кисти рук. – Ты не надел ничего из наших подарков? – Феликс наклонился к его уху, опаляя жарким выдохом и грустно провел рукой по капюшону его любимой черной худи, поправляя ткань. Чан почувствовал как блеск с его губ остался на хрящике. Он сегодня в простой одежде, без макияжа и украшений, такой, каким бывает каждый день на работе. Возможно он сглупил и теперь жалел о том, что пришел как чучело, но с другой стороны ему хотелось, чтобы его увидели таким безобразным и, наконец, разочаровались побыстрее. Потому что за эту неделю он получил ещё три доставки с вещами. Там было все, начиная с ботинок из новой коллекции от Баленсиага, заканчивая подарочным набором трусов Кельвин Кляйн. Он не мог себе даже представить сколько это стоит и куда ему такое надевать, так что его максимум был – покрасоваться у зеркала и со слезами на глазах аккуратно сложить обратно. Чан не для такой одежды, совсем. Вопрос Феликса напомнил о том, для чего он сюда пришел. – Кстати об этом... Эм... Могу я как-то это вернуть вам?... – Все-таки не понравилось? – Один из парней напротив потянулся к его руке и нежно сжал, доверительно заглядывая в глаза. – Наверное мы не угадали с вещами или брендами? Малыш, скажи что тебе нравится, м? – Он красиво улыбнулся, его щеки мило приподнялись и он слегка наклонил голову, поглаживая кожу его руки. – Я думаю, дело немного в другом. – Минхо допил коктейль, бесшумно поставив стакан на стол. Они сидели в вип-зале, шумная музыка доносилась мощными басами, но не перекрывала полностью их разговор. Чан облегчённо выдохнул. Наконец то, вот оно, долгожданное разочарование, они скажут что ошиблись и он спокойно уйдет доживать дальше свою бедную жизнь. – Да, мне немного неудобно, что столько дорогих вещей теперь находится в моей квартире... – Пробормотал он, нервно вертя в свободной руке коктейльный бокал, но Минхо его перебил. Руку от чужого прикосновения приятно жгло теплом. – О, нет, я не об этом, – Он задумался на секунду, повернувшись к нему корпусом, но продолжая держать руку на его спине. Его взгляд было трудно прочесть, пока он рассматривал его лицо, в течение пары секунд. Чан был в замешательстве. – Я хотел сказать, что мы начали не с того. Ты нам нравишься. Он обвел взглядом всех в комнате и его спокойное лицо преобразилось от нежной, но сдержанной улыбки. Чан внезапно вспомнил, как эти губы растягивались вокруг его члена неделю назад и его бросило в жар. Не к месту... – Ты нравишься мне, Феликсу, Джисону, Хенджину и... другим нашим парням. – Другим?... – Чан повторил за ним как глупое эхо и уставился на него, переваривая. – Я думаю, ты знаешь, что язык любви у богатых – это внимание с дорогими подарками, – Феликс продолжил с другой стороны и перетянул внимание на себя, элегантно делая глоток чего-то со льдом из своего стакана. Чан почувствовал как его теплая ладонь легко погладила по волосам, ещё больше добавляя огня в его воспоминания. О том как эти руки сжимали его волосы, удерживая на месте и как он вгонял свой член в его рот по самые яйца. Чан неловко прокашлялся и этот звук, видимо, был расценен по-другому. Он был рад, что неоновое, розово-фиолетовое свечение над их столиком не давало увидеть насколько сильно он залился краской. – Надеюсь, ты не в обиде за то, что мы так на тебя накинулись. – Я больше пока удивлен тому, сколько денег на это ушло... – Чан булькает в свое мартини, сжимаясь между горячими бедрами, что так очевидно зажимают его ещё сильнее. – Мы можем себе это позволить, хотя мы пока что ещё не мультимиллионеры. – Парни рассмеялись, видимо, Джисон использовал какую-то их общую шутку. – Ну да, шарфик Луи Виттон горько заплакал в сторонке... – Чан вспомнил шёлковую ткань в одном из пакетов и нервно дёрнул уголком губ. Мультимиллионеры? Пока что?... Господи, что за чертовщина происходит. – Я так и знал! – Хенджин, что сидел до этого молча, всплеснул руками, со стуком поставил полупустой стакан на стол и ткнул в него пальцем. – Черт, я знал, что Шанель пойдет тебе больше, чем Луи! Я не угадал! – Он сокрушенно покачал головой, пока Джисон рядом с улыбкой погладил его по плечу. Это все какой то слишком длинный, стремный сон... Этого не может происходить с простым работником из студии звукозаписи в подвале. Не может, блять. Однако тем вечером он впервые понял, что значит выражение "вытрахать всю душу". А ещё почувствовал каково это, когда в твоей заднице два члена, во рту один и вокруг тебя самого жар чужого нутра. Руки. Они были повсюду, ласкали его грудь, шею, зарывались в волосы, разминали мышцы, щипали за соски, мяли яички и вытравливали из него все мысли, толкаясь внутрь рта и тела. Чан был блаженно ублажен. Настолько, что весь превратился в одно сплошное чувство, в месиво из звуков, пока все непотребство с него слизывали четыре горячих языка. И вылизывали заодно. Утром он не смог дойти до ванной, настолько дрожали его ноги. Немного было обидно, что он снова проснулся один. Было немного стыдно от того, что он просто потерял сознание в конце. В одном из концов... Он не знает, сколько оргазмов он пережил... Но он пережил и его это радовало. Немного. Он все ещё был один. А на пороге снова оказался курьер с несколькими маленькими пакетами от Диор, Версаче и из аптеки. В этот раз записки было три. «Крошка, прости, что не смогли остаться с тобой утром, пришлось срочно уехать по делам. Надеюсь, ты в порядке. Я купил несколько лекарств и парочку витаминов. Прими их сегодня. От Феликса ♡» «Я отправил тебе немного супа и другой еды. Надеюсь, у тебя нет аллергии на морепродукты. Доставка приедет к 12.00. Минхо.» «Малыш, мы поняли, что не оставили тебе свои номера, так что запишу тебе пока свой: Х-ХХХ-ХХХ-ХХ-ХХ Джисон ;⁠)» На этой же записке с другой стороны была подпись от Хенджина: «Надеюсь на следующую скорую встречу, милый~». Чан вздохнул. В аптечном пакете оказалось около пяти разных тюбиков с заживляющими кремами, ректальные свечи для обеззараживания и обезболивания, таблетки и витамины для энергии и тонуса. Черт, о нем так позаботились, что он просто не знает что теперь с этим делать. Тем же вечером, когда боль в мышцах утихла и он окончательно испортил себе режим дневным сном, он пишет Джисону на номер короткое "Спасибо". Теплый суп греет желудок. *** Начались сложные месяцы работы. Помимо основных заказов и задач от студии, Чан подал заявку на конкурс современных композиторов. Поэтому во всех возможных перерывах он изучал новые для себя программы, находил новые звучания, в общем и целом – творил. Теплую кровать и подушку заменил студийный диван и собственная верхняя одежда под головой, в холодном подвале не выключался свет даже ночью. *** __JJisus 12:49 Малыш, я никак не могу поймать тебя дома. 12.49 Курьер не может оставить подарки рядом с дверью, такая политика компании 12.49 И в вашем районе повышенная преступность 12.51 Мне, конечно, ничуть не жалко, я не жмот 12.51 Но я бы хотел подарить эти вещи конкретно тебе :( 16.07 Ты не отвечаешь совсем... 18.56 Все в порядке? Minho.o. 11.08 Привет, это Минхо Я взял твой номер у Джисона 11.08 Надеюсь, ты не против 11.09 Ты в порядке? 11.11 Прости за, возможно, излишнее беспокойство. Ты вправе иметь свою личную жизнь и, может быть, мы слишком наседаем на тебя. Даже несмотря на то, что мы пока никто друг другу, ты нам не безразличен. 11.11 Напиши как сможешь. *** Чан выключает жужжащий телефон на беззвучный и убирает на край стола. Он не спал нормально уже полтора месяца, последний срок сдачи работы через две недели, а у него ещё ничего не готово. Он почти не слушает истерику возрастной фифы, решившей, что она пуп земли и ее "бриллиантовый голос" должен звучать именно так как она хочет, а не так как есть на самом деле. Чан сдается, делая откровенную лажу, от которой она в восторге и с грязной совестью отдает ей флэшку с ее ужасающе неприятной демкой. Будет стыдно, если кто нибудь узнает, что она делала ее здесь. С другой стороны, что она хочет? Это буквально самая дешёвая студия звукозаписи, в гребаном, мать его, подвале. В котором дует со всех щелей и дубак, потому что отключили отопление. Чан шмыгает носом, радуясь тому, что додумался записать голос для своей песни заранее. Горло болезненно опухло, грудной кашель тревожил его буквально каждые полчаса и он навряд ли бы сейчас спел что нибудь. Глаза слезятся от яркости монитора, голова чугунная, болит. Он устало закрывает дверь за последним на сегодня клиентом и падает на диван без сил. Дерматин холодный и колючий, поэтому он съеживается в комок, кутаясь в худи и беспокойно засыпая. Он просыпается буквально через полтора часа, вздрагивая. Потому что последний автобус до дома ушел уже пятнадцать минут назад. Черт, очень хотелось в постель. Телефон сел. Он плетется домой через весь город почти пешком, стараясь не расплакаться от усталости, хотя шарф все равно ловит несколько слезинок. Но это все только от ветра. На телефоне несколько пропущенных, много сообщений и уведомлений. Он пишет короткое и холодное как ветер "я в порядке" на первый попавшийся номер, потому что не отвечать дальше – уже совесть мучает. Если люди волнуются нельзя продолжать быть эгоистом. Он добирается до дома совсем озябнув, простудившись окончательно и с тяжёлой головой прячется под одеялом, добродушно принимающим его уставшие слезы. На часах четыре ночи. *** Он не занял никакое место. Просто продул каким то школьникам с сосалками на аватарке. Блять. Как ты вообще посмел куда-то полезть. Ничтожество. Сука. Ты ничего не достоин. Ты ничего не добился и твой проигрыш – показатель. Ты лузер. Отброс. Заткнись, блять, пожалуйста. Ты пустое место. Ты – ничто. Пожалуйста, блять. Горькая алкогольная дрянь льется в горло уже как вода. Его развезло, он оставил в баре уже больше своей зарплаты. Как ты смеешь здесь сидеть? Ты не достоин даже глотка воды, но позволяешь себе напиваться в усмерть? Да, лучше сдохнуть тогда сразу. На плечо ложится лёгкая рука. – Эй, кажется тебе хватит. – Отвали. – Я настаиваю. Чан поднимает со стойки тяжёлую голову. Перед ним незнакомец в строгом дорогом костюме. Ещё один мажорчик. – А я шлю тебя нахуй. Пойдешь? – Нет. – Рука так и лежит на его плече. – Вот и я тоже не пойду никуда с тобой. – А я тебя и не веду никуда. Посидим здесь. На тебя половина зала пялится, боюсь, с тобой что нибудь случится, Чан. – Парень зачесывает волосы со лба назад, присаживаясь на соседний барный стул. Его лоб красивый и пропорциональный. – Откуда ты знаешь кто я? – Он ложится щекой на лакированное дерево, грустно и пьяно смотря на своего собеседника. – Я Сынмин. Мне про тебя рассказали Минхо, Джисон, а ещё Хенджин и Феликс. – Чан вздыхает. – Все ясно... Ты... один из их парней... – Сознание уплывает от него потихоньку, как растаявшее мороженое. – Скажи мне, почему так? Почему я такое ничтожество? Я ничего не добился. Ничего не смог, ничего не сделал. Сука, я проиграл! А кому? Ебаным школьникам со студией в гараже и пердящим микрофоном. Блять... Он стукается головой об стойку, внимательные глаза Сынмина молчат. Он щелкает пальцами бармену и просит стакан воды. – Я уверен, что ты сделал намного больше, чем планировал. А это намного больше чем ничего. – Сынмин двигает к нему стакан, молча предлагая выпить и Чан цедит теплую воду ещё около пяти минут, прежде чем к ним подходит кто-то, кого он даже не запоминает. Он запомнил лишь то, как ожесточился чужой взгляд и заострилась челюсть парня, как мягкие губы цедили сдержанные ответы на откровенную похабщину в его сторону, как крепко сжала его рука чужую, оттолкнула и была готова разорвать в клочья при новой попытке. Не сторожевой пёс, но цербер. Трехглавый, потому что за спиной у него вырастает две знакомые фигуры, обнимая нежно, крепко и трепетно. Руки у Сынмина мягкие, пальцы тонкие, на них красиво смотрится элегантное тонкое кольцо из белого золота. Его бедра такие же крепкие, как у других и служат ему приятной подушкой в машине по дороге домой. Чан бесцельно мнет его ладонь, пребывая глубоко в своих нечитаемых мыслях, наслаждаясь мягкостью ухоженной кожи, приятным и лёгким запахом его духов и дорогого качественного порошка с одежды. Вторая рука мягко перебирает его кудрявые пряди, зачесывает волосы от лба назад, мягко трут кожу головы, массируя, прочесывает спутавшиеся участки. Он засыпает, ощущая на себе ещё две пары ненавязчивых, теплых рук. Он плачет во сне, вероятно, потому что лицо Джисона в полумраке его комнаты обеспокоенное, а щеки мокрые и холодные. Но он быстро расслабляется, убаюканный ласковыми поцелуями в лоб и щеки, а ещё крепкими объятиями позади. Жар чужого дыхания согревает совсем по-другому – уже не по́шло, а по домашнему необходимо. Чан чувствует себя словно в защитном коконе, хоть это и не надолго. Это обязательно закончится. Рано или поздно, но лучше всего, если раньше. Он не может позволить себе привыкнуть к этому. Но даже после того, как он просыпается ужасно сопливый, ужасно разбитый и ужасно больной, он все ещё не один. Чан в полубреду наблюдает словно со стороны как за ним ухаживают в пять пар рук: таблетки, вода, еда, душ – если сбили температуру. Объятия и поцелуи в лоб, которые в конце концов довели его до новых слез, потому что он чувствует себя таким жалким и беспомощным. Он не состоялся в жизни, не представляет из себя ничего, у него даже нет ничего за душой, а из пяти их уже становится семь. И они, увидев его состояние, не бегут, брезгливо сморщив носы. Дают к себе привыкнуть, проветривают комнату, остаются наблюдать за ним, пока другие отлучаются по работе, точно так же помогают принять лекарства и еду, принять душ, довести до ванной и умыть, когда от температуры и антибиотиков его тошнит прямо на пол. Любимый ковер возвращается из химчистки следующим вечером, а Чанбин и Чонин выслушивают его больные (на голову) бредни первыми. Чанбин все понимает, молчит и кивает только, убирая осторожно спутанные и мокрые пряди волос со лба. Прижимает к широкой груди так, что он едва не задыхается, вовсе не обращает внимания на испачканную в соплях блузку (наверное охренеть какую дорогую...). Чонин, предусмотрительно сменив свою одежду на что то домашнее из шкафа Чана (что оказалось потом единственной нормальной толстовкой на выход), залезает на кровать и прижимается к ним третьим, завершая бутерброд. Не важно, что Чан мокрый насквозь от температуры, пахнет вовсе не Диор, плачет некрасиво и то и дело беспокойно начинает трястись. В конце концов, это все приводит к тому, что все последующие два года его старательно приручают. В хорошем смысле. Терпеливо учат принимать подарки, носить одежду, есть еду, которую ему купили, принимать это не как подачку, а то, чего он действительно заслуживает и что просто покупают ему за то, что он есть. Все заслуживают любить и быть любимыми и Чан чувствует себя таким. И чувствует себя хорошо. Почти. У него теперь есть целых семь (!) любящих парней, которые хотят его не из-за чего-то, не за что-то, а просто потому что он – это он. И тогда боль перешла в нежность. Потребность в боли как способе наказания перешла в нужду чужих теплых рук на теле, в их прикосновения, в их поцелуи, в их присутствие и внимание. Они дают ему сполна и даже больше чем он может принять. Потому что потребность дарить любовь такая же сильная, как ненависть Чана к себе. Ее, к сожалению, не перекрыть дорогой одеждой и улыбкой. Они концентрируются на нем, заласкивают, находят правильные подходы, привыкают к нему. А ещё Чан учится открывать себя с новых сторон. Раскрепощение – одна из них. Сегодня их вторая годовщина отношений и ему бы хотелось сделать что нибудь особенное для них. Это было трудно, поскольку сложно удивить чем-то человека, который имеет все буквально по щелчку пальцев. Ещё труднее если таких людей семь. Поэтому, в этот раз, он не придумал ничего лучше, чем подарить себя. Несколько дней назад он заказал... кое-что. И его парни скоро вернутся с конференции, так что ему необходимо подготовить им подарок. Он внимательно наблюдает и следует инструкции в Ютубе о том, как связать запястья ремнем, используя вместо него красную подарочную ленту. Широкая ткань мягко сминала его дизайнерский кашемировый свитер. Вокруг ног он уже ее обмотал, так же, как и вокруг тела. На связанных лодыжках красуется красивый бант, такой же на шее слегка щекочет кожу за ухом, раздражая потихоньку. А вот на руках завязать бант у него не выйдет, так же как и дойти до коридора, где он хотел встретить парней... Понятно стало, только уже будучи связанным окончательно. Допрыгав до коридора из комнаты, он неуклюже подскальзывается на плиточном полу: шерстяные белые носки, мило расположившиеся на голых ногах как единственная вещь на нижней части тела, не оказывали полу никакое сопротивление. Плечо заныло, как и локоть, и бедро, и колени. Радовало то, что лицо осталось целым, иначе это был бы совсем провал. Он провозился ещё немного, прежде чем устал окончательно от такой своеобразной тренировки и растянулся на полу, уложив на плечи голову и прикрывая глаза. Радовало отопление, можно было не беспокоится об отсутствии ковра. *** Дверной замок тихо пиликнул, считывая отпечаток пальца одного из владельцев. Хенджин распахивает дверь, набирая немного воздуха, чтобы оповестить гостя их квартиры и их парня, о том что он вернулся, но замирает на пороге. Чан спал, запутавшись с ног до головы в красной ленте, уткнувшись носом в рукав свитера и мило сопел, не реагируя на внешние звуки. Взгляд скользнул по мягким ягодицам, скрытым только тканью белых боксеров Кельвин Кляйн, голым ногам, мышцы которых были мягко перетянуты в некоторых местах такой же красной тканью. На красивых лодыжках смялся бант. Хенджину не нужно поворачиваться, чтобы понять, кто подходит к нему сзади, шурша пальто и стуча каблуками. Он приставляет к губам палец, чтобы никто не шумел и с нежной улыбкой заходит тихо в квартиру. Чанбин и Минхо заходят следом и тоже замирают ненадолго. – Черт, у него наверное все затекло... – Чанбин тихо снимает с себя куртку, мягко ступая по полу за Хенджином. Будить Чана не хотелось, он всегда плохо спит, но Хенджин уже присаживается рядом, мягко проводя по припухшей от сна щеке тыльной стороной пальцев. – Эй, кто-то уже не спит, м? – Чан приоткрывает слипшиеся глаза и привстает, потягиваясь. Тело немного затекло. – Вы долго... – Он оглядывается, замечая только троих. Чанбин помогает ему сесть и поднимает на руки. – А где все?... – Скоро придут, задержались ненадолго. – Чанбин кладёт его на большую мягкую кровать, замечая как тот слегка морщится, дергаясь. – Тебе больно? Давай развяжем тебя. Но Чан протестующе мычит. Он трёт лицо, пытаясь проснуться, забывая, что до этого нанес макияж. Вспоминает он это, только когда на пальцах остаются разводы карандаша и теней. Он вздыхает и стонет. – Черт, я хотел сделать вам сюрприз, а в итоге просто все испортил... – Он пытается пригладить замявшуюся укладку и просто сдается, когда лента на руках начинает бесить. Он дует губы, чувствуя себя странно: и сонно, и огорченно, и... Ему стоит перестать ёрзать, иначе свитер не спасет его возбуждение от чужих цепких глаз. Он вздыхает, дёргая концы ленты между пальцев. Минхо подходит ближе, уже избавившись от уличной одежды и прижимается поцелуем к его лбу. – Тебе удалось нас удивить, милый, успокойся. – Он оглядывает его с ног до головы и не может удержаться от воркования. – Черт возьми, у меня фетиш на сонного тебя. Ты такой милый. Минхо, иногда несдержанный за дверями их квартиры, звонко расцеловывает его щеки, переходя к губам. Смех Чана затихает в поцелуе. – Эй, не будь жадным. – Хенджин шутливо ворчит, наблюдая как румянец расползается по щекам их обоих. Чан трепетно взъерошенный, когда Минхо, облизываясь, отстраняется. – Моя очередь. Парень тянет его на себя, впиваясь более требовательным поцелуем и зарывается пальцем ему в волосы, оттягивая. Выдох, пробежавшийся по щеке, подстёгивает собственное возбуждение. Послышалась возня в коридоре и хлопок двери. – А закрывать двери кто будет? – Джисон возмущённо появляется в комнате, едва сбросив обувь и цыкает. – Почему подарки открывают без меня, хм? Он притворно хмурится, устремляясь в ванную, где уже столпились остальные. Двойная раковина и большая площадь комнаты как никогда кстати. – Не дуйся, он очень всех ждал. – Чанбин, увязавшийся за ним из комнаты, обнимает его со спины, моя с ним руки под одной струёй. Он трётся носом за ухом, оставляя там маленький поцелуй и Феликс, вытирающий руки полотенцем сбоку, смотрит на них с улыбкой, чмокая каждого в щеки. – Я увидел только мельком, но мне не терпится снять с подарка обёртку!... – Он убегает вперёд, оставляя их возмущаться. – Я первый пришел!... – Да никакой ты не первый, не жадничай! Хенджин делит Чана с Чонином, переходя на шею, крепко перевязанную бантом. Он оттягивает ленту с кожи в сторону, замечая как она натерла ее и оставила красный след и качает головой. – Я думаю стоит ее снять, милый, м? Но Чан не может ответить, скуля и цепляясь за него связанными руками. Рот занят проворным языком самого младшего. Звуки поцелуев разносятся по большой комнате. Чан хнычет, когда Чонин кусается, держа его подбородок в пальцах. Есть что то пьянящее в том, чтобы иметь такую власть над самым старшим, являясь при этом младше всех. Феликс подкрадывается сзади, заползая на кровать и прислоняясь к широкой спине Чана грудью. Он довольно мычит, замечая на шее запах духов Сынмина и целует его прямо рядом с пальцами Хенджина. Он перехватывает его под грудью, чувствуя как бьётся сердце сквозь вязаную ткань и замечая темный взгляд Хвана на себе. Он ухмыляется, высовывая язык. Между пальцами Хенджина, лентой и кожей шеи Чана становится мокро и прохладно. Одновременно с этим и горячо, потому что Феликс, не останавливаясь на одном прикосновении, продолжает лизать их обоих. Хенджин наклоняется стремительно, через плечо грубо целуя младшего. Чан чувствует как Чонин, отстраняясь, прикусывает напоследок его нижнюю губу и глотает воздух, приоткрывая глаза. Реальность плывет, жар пробирает до костей, терпкий и грубый поцелуй прямо над его плечом, взгляды  всех находящихся в комнате обращены на него. Это будоражит, это греет, ему хочется этого внимания, поэтому, когда Сынмин сменяет Чонина он тянется вперёд нетерпеливо. Сынмин снисходительно и нежно улыбается. – Так соскучился, м? – Он зачесывает его растрепавшуюся чёлку назад, любуясь румяными щеками и тем, какие у него расфокусированные черные зрачки. Его поцелуи сдержанные, их всегда мало, Сынмин целуется одними губами, переходя то на щеки, то на нос и обратно. Чан чувствует, как к его голым ногам прикасаются горячие ладони, поглаживая вверх и вниз. Он смещает голову, чтобы увидеть и почувствовать, как Чанбин, присев на пол перед ним, принимается целовать его круглые колени, развязывая бант. Джисон присаживается следом, замечая его взгляд и подмигивает, методично снимая с бедер ленту и оставляя следом поцелуи. Их с Чанбином столкновения губ на его коже, импульсами пробегается по всему телу, скручивая спираль в животе. Сынмин отстраняется, принимаясь развязывать его руки и Чан ищет взглядом Минхо, роняя голову на плечо Феликса. Он наблюдает за ними неподалеку, слегка наклонив голову и закусив губу. Его глаза темные, жадные. Кто-то заползает под свитер руками и следом там появляются остальные. На плечи и освободившуюся шею сыпятся поцелуи и лёгкие укусы. Они облепили его со всех сторон и соревнуются полушутя, кто первый. Чан смотрит на Минхо прикрыв глаза, млея под чужими ласками. Сынмин слегка сбивается и вздрагивает, когда Чан воздушно и тихо стонет, округляя губы. Брови заламываются домиком, потому что Джисон оказывается проворнее всех рядом с его членом, обжигая дыханием сквозь ткань. Чан сладко вздыхает и вздрагивает от предвкушения. Но ему не хватает Минхо. Его ноги широко разведены, одна на плече Джисона, вторая на плече Чанбина. Они гладят его мышцы, целуют, кусают с наслаждением, посасывают. Джисон пропитывает слюной его боксеры и возбуждение становится до стыдного отчётливо видно под прозрачной белой тканью. Его губы встречаются с рукой Чонина, чьи пальцы он игриво прикусывает, а затем глубоко пропускает в рот, низко постанывая. Хенджин щипает его за набухшие соски, то нежно трет, то сжимает, заставляя Чана поскуливать и вздрагивать. Он методично покрывает засосами его правую сторону шеи. С другой стороны старается Феликс, то и дело перехватывая Чана из его рук, его губы с его шеи. Чонин отстраняется, чтобы увлечь Сынмина в поцелуй. Затем уходит, задирает белый свитер вверх, прижимаясь поцелуями к боку старшего и спускаясь ниже к Джисону. Сынмин освобождает подрагивающими пальцами руки Чана, прижимая их к себе, давая почувствовать движение ребер при дыхании, сокращение плавных мышц, ведёт ниже, к ощутимому сквозь брюки возбуждению. Минхо повинуется умоляющему взгляду парня, подходя ближе и наклоняется к его губам, дразнясь. – Тебе хочется сегодня всех, да? – Он улыбается фантомному ощущению их поцелуя, чувствуя губами, как Чан предвкушающе облизывает свои. – Да, да, пожалуйста, – Чан мелко кивает, чувствуя руки в своих волосах и тянется вперёд, хныча, когда не дотягивается до желаемого. Феликс посмеивается над его ухом, пуская мурашки от глубины своего голоса. – А тебя хватит на всех, м? – Чан кивает ему, – Точно выдержишь? Чану хватает сил обиженно фыркнуть, прежде чем какой либо ответ тонет глубоко в губах Минхо. Вот, да, наконец то, они все здесь. – Я... кое-что ещё приготовил... – Чан тяжело дышит, отстраняясь назад на Феликса и Хенджина. Он коротко и пугливо постанывает от того, что Чонин случайно кусает его внизу, легко совсем. Он спокойно улыбается его напуганным глазам и треплет по волосам. Парни отпускают его, давая пространство и Чан отползает на середину кровати, собираясь встать на четвереньки. Но Сынмин ловит его за край свитера прежде, чем он это успевает сделать и снимает с него одежду. Чанбин вздыхает недовольно. – Детка, ты разбил себе локоть... – Чан слегка трезвеет, выгибая руку так, чтобы увидеть небольшую счесанную ссадину на локте, на который приземлился, когда упал. В запекшейся крови слиплись ворсинки свитера и он поморщился. – Только не говори, что ты лежал на полу потому что упал. Чанбин строго хмурится, всегда беспокойный о его самочувствии и состоянии больше всех. Старший неловко прокашливается и вздыхает неуверенно. – Да не то чтобы... Не важно, – Он отмахивается от недовольно покачавшего головой Сынмина и переворачивается на живот, едва сдерживая шипение от неприятного жжения. У него сейчас немного другая цель. Взгляды парней исчезают из его поля зрения и становится слегка неуютно. Не посчитают ли его дураком? Понравится ли им вообще такое? Насколько вообще это будет ужасно? – Эм... Вы можете снять с меня белье... – Чан залился краской сильнее, прогибаясь в спине и ожидая. Молча, Хенджин стягивает до коленей его боксеры и они все задерживают дыхание. Большой розовый камень красиво блестел в чужой заднице и Чан неловко завозился на месте. Пробка дернулась внутрь от судорожно сжавшихся в смущении мышц. – С годовщиной, хм? Это совсем ужасно, да? Простите... – Нет-нет, крошка, мы просто... Слегка в восторге. – Феликс подал голос первым, кладя ладонь на его круглую ягодицу и слегка сжимая. – Черт, ты сидел с ней все это время... – Джисон шипит и придвигается ближе заползая на кровать. – Я тебя сожру. Он нетерпеливо разворачивает его на спину и Чан успевает только охнуть, как губы снова запечатывают в поцелуй. Пальцы на ногах поджимаются от напора, его почти не спрашивают, вертят как хотят и ему это чертовски нравится. Он стонет, кусается в ответ, отстраняясь. – Я ещё не договорил... Это не просто безделушка из секс-шопа... – Он улыбается на интерес в глазах над собой. Чанбин хватает его за лодыжку, не в силах себя сдержать и тоже залезает на кровать, прислушиваясь к его шёпоту. – Это Сваровски. – Блять. – Минхо пораженно вздыхает и гордо ухмыляется. – Детка, я рад слышать что ты смог это купить сам. Они столько времени использовали, чтобы научить его переносить спокойно покупки на крупные суммы и вовсе не задумываться о цене, так что такие семимильные шаги могли только радовать. – Черт, а я то думал, зачем тебе именно мастерская. – Хенджин посмеивается, одобрительно поглаживая его по колену. – Не могу дождаться почувствовать насколько ты растянутый. Его слова зажигают новую спичку в атмосфере. Джисон давит собой, сжимая его бока и никто его не останавливает, давая вдоволь насладиться. Чанбин подключается в их поцелуй третьим и они неловко сталкиваются носами, мокро размазывая слюну по губам и подбородкам. Чан расслабляется под их требовательными касаниями, чувствуя на себе взгляды остальных. Он желанный, его хотят и он хочет их в ответ. Феликс не выдерживает, первым касаясь крупного камня и толкая его глубже, имитируя толчки. Член Чана дёргается, сам он тоже вздрагивает, постанывая. – Черт, пожалуйста, хочу вас всех внутри... – Он мечется под Джисоном, пока руки Чанбина медленно гладят его по возбуждению, дразня. Феликс стягивает с него боксеры до конца и поднимается ближе. Остальные дают им время, негласно позволяя быть первыми. Минхо прижимается к спине Сынмина обнимая поперек талии и спускается на его шею поцелуями. – Нравится картина, правда? – Они оба смотрят на то, как Чан мечется, издавая восхитительный, смятый губами Чанбина скулеж. Джисон облюбовывает его грудь, пока Феликс играется с пробкой в нем. – Смотри не кончи от нее первым, – Сынмин косо улыбается, прищуриваясь и поворачиваясь к нему лицом совсем немного. Испытывает терпение, не давая приблизиться к его губам. Минхо прищуривается в ответ, не отступая и замирает близко-близко, крепко прижимая его тело к себе. Он вытягивает губы, касаясь только уголка чужих и даёт Сынмину ещё пару секунд прежде, чем тот сорвётся сам. Так и происходит, младший закрывает глаза, отклоняясь назад, чувствуя чужие острые ключицы лопатками и крепкую грудь. Поцелуй как борьба за спокойствие и власть, за надменность и хладнокровие, однако их сжигает моментально, оставляя их как проигравших и выигравших одновременно. Минхо крепко стискивает его грудь сквозь рубашку одной рукой, второй грубо сжимает его член, зная, как Сынмину нравится. Хенджин располагается на широком кресле, расставляя ноги и собираясь подрочить себе, наблюдая за представлением, но Чонин оказывается перед ним на коленях моментально и почти без спроса. Он стягивает с него джинсы вместе с бельем касаясь сразу губами головки и нетерпеливо посасывая, опускаясь на длину. Ему не стоит труда опустится сразу до конца, подняться и повторить снова. Хенджин впивается взглядом в квартет на кровати, закусывает губу и впутывает пальцы в длинные волосы младшего. Он так хорошо сосет. Чан затихает, когда Феликс поддевает край пробки и тянет на себя. С мокрым звуком, она покидает его тело, оставляя его раскрытым, растянутым и жаждущим. Все смотрят на то, как мышцы сжимаются вокруг пустоты и Чан чувствует их взгляды очень отчётливо, словно прикосновения. Чужие пальцы скользят внутрь свободно, плавно, глубоко. Он дрожит. – В тебе все ещё так узко и жарко... – Феликс наклоняется к его уху и Чан вздрагивает от его слов. – Такая мокрая крошка. Чанбин придвигается к его боку полностью раздевшись и присоединяется своими пальцами к его. Они ловят один ритм, принимаясь целоваться прямо у Чана на глазах и он закусывает губу, ожидая Джисона. Тот незамедлительно присоединяется следом, найдя в прикроватной тумбочке смазку. Они втроём оглаживают его изнутри, дразнят простату, трахают то медленно и синхронно, то теряя ритм от нетерпения. – Малыш, кого хочешь первым? – Джисон прикусывает его за ухо, захватывая языком мочку и посасывая. – Жестокий выбор... – Чан стонет. Его член дёргается, выделяя крупные капли естественной смазки от стимуляции. Феликс отстраняется с тихим чмоком от Чанбина, который переключается на его шею, и улыбается. – Тогда как на счёт того, чтобы повторить наше первое знакомство? – Чан легко улыбается в ответ, соглашаясь. – Оприходую твой прекрасный задний бампер первым сегодня. Он довольно облизывается и Чан едва не закатывает глаза на его грязные и порой смешные разговоры. Пальцы пропадают и старший подтягивает вверх ноги, сгибая в коленях. Феликс пристраивается, размазывая по себе дополнительную смазку и толкается внутрь. Чан расслабленно стонет, ощущая наконец приятную, нужную заполненность и жар, скручивающий туго живот. Его мышцы на животе сокращаются на каждый толчок и он втягивает его, желая ощутить его размер и втянуть глубже. Феликс стонет, набирая темп. Чонин с чмоком отстраняется, давая себе время отдышаться. Ему интересно, что происходит позади него, он не в очень выгодном положении, но идея загорается в его глазах очень быстро. Он пережимает член Хенджина у основания и тот недовольно стонет и вскидывает брови. Он был готов кончить уже сейчас. – Опиши мне все, что там происходит. – Его тон не терпит пререканий. Чонин слышит шлепки тел и рваные вздохи, хорошая фантазия подкидывает ему картинки, но этого мало. Он лижет головку издевательски медленно, не отрывая взгляд от Хенджина, толкается кончиком языка в уретру, слизывая смазку и ощущая, как дёргается орган в руке. Хенджин громко сглатывает. – Феликс внутри Чана, черт... Он был таким растянутым, когда он достал пробку... ммм, – Чонин медленно опускается ртом на его длину, слушая, поощряя за подчинение, – Мне кажется в него спокойно могли войти трое. Блять... – Чонин сглатывает вокруг него и стонет, вибрируя глоткой. Он так в нем глубоко. Хенджин сжимает его волосы, едва справляясь с тем, чтобы держать себя в руках. – Чанбин и Джисон целуются, и, блять, дрочат друг другу прямо над лицом Чана... сука, Чонин, я хочу кончить, зараза!... Слышится громкий стук из другого конца комнаты. Минхо вцепился Сынмину в шею одной рукой, перекрывая кислород, впился зубами ему в плечо, почти разорвав на нем черную рубашку. Сынмин столкнул Минхо спиной с комодом и тот болезненно застонал. Но своих действий не прекратил. Если бы не его рука на члене младшего, остервенело двигающаяся по длине, то это была бы почти сцена из боевика. Сынмин, покраснев слегка лицом от недостатка воздуха, приоткрывает глаза, цепляясь руками за дерево комода и царапая его ногтями. Он встречается с горящим взглядом Хенджина и тем как глубоко он в глотке Чонина, встречается с Феликсом и тем как Чана ломает в первом оргазме и закатывает глаза в своем. Черт, он сдал позиции в этом бою с Минхо. Чанбин, слегка нахмурившись, наблюдает за тем как Сынмин содрогается и как болезненно выглядит теперь его плечо. Но Минхо отнюдь не тиран, поэтому парень расслабляется, отстраняясь от слишком активного Джисона. Ему хотелось приберечь оргазм для Чана. Чан стонет сипло, жемчужные капли раскрасили всю его грудь и живот, стекая на постель. Феликс быстро доходит следом, изливаясь глубоко внутрь и двигаясь ещё немного сквозь оргазм. Вены на его руках вздулись от того, как крепко он сжимал чужие ноги. – Давай вместе, м? – Он оставляет последний поцелуй на зацелованных красных губах Джисона и тот согласно кивает в ответ. Его от укусов младшего наверное выглядят не лучше. – Малыш, сможешь принять двоих, как думаешь? – Хан наклоняется к Чану, отходящему от ошеломления и настойчиво ловит его взгляд, чтобы получить ответ. Феликс продолжает быть внутри, сохраняя семя и поглаживая Чана по ногам, разминая лениво мышцы. – Да... смогу... пожалуйста, – Он снова раздвигает ноги в приглашающем жесте и Чанбин ловко перетягивает его на себя, укладывая спиной на свою грудь. Его руки прижимаются к испачканному чужому торсу, размазывая семя и предэякулят. Джисон тут же оказывается над ними. Феликс отступает, пристраиваясь устало у изголовья и наблюдая за остальными. Чан стонет от чувствительности и наполненности. Два прекрасных члена растягивают его растраханный вход так хорошо и правильно, что ему кажется, что он сошел с ума. Блять, он так повернут на них на самом деле. На всех своих парнях. Чанбин и Джисон двигаются в нем рвано и рассинхронно, потому что Джисон нетерпеливый и на грани. Он стонет ему в губы, которые ноют и пульсируют от укусов и поцелуев, но это все равно ощущается так хорошо и правильно. Чанбин сопит ему в плечо и Чан поднимает руку, чтобы взъерошить ему волосы, но так там и остаётся, прижимая его ближе к себе. Его горячие выдохи обжигают ухо. Второй оргазм придет не скоро, но это приятно, просто чувствовать их движения в себе, их ритм, их желание, подрагивающее на кончиках пальцев, стук сердца за спиной и над грудью. Он словно в неге, в облаке удовольствия, тонет безвозвратно. Хенджин наблюдает как Феликс исчезает из комнаты и как Минхо приводит Сынмина в чувства, осев с ним на мягкий ковер прямо там где они и стояли. Смотреть на Чана, на его в блаженстве прикрытые глаза уже физически больно, потому что один черт между его ног, довел его до края уже два раза, но так и не дал переступить. – Твою мать, Чонин, – Он больно, в отместку сжимает его волосы оттягивая от своего члена, но младший словно пиявка присосался с дьявольской ухмылкой и балом чертей в глазах. – Терпи, Чан тебя ждёт между прочим. – Хенджин рычит от удовольствия на грани боли и смотрит снова на кровать, закусывая губу до крови. Джисон громко стонет, толкаясь особенно быстро и глубоко и изливается первым, грязно ругаясь. Его маленькая талия тонет в руках Чанбина и Чана. Тот облизывается сыто, чувствуя его тепло и ловит уставшего Джисона в объятия. Чанбин ворчит на них и их тяжесть и непринуждённая атмосфера между ними вызывает ответную улыбку. Чонину становится интересно, что такого происходит позади, что Хенджин отвлёкся от них и отворачивается теряя бдительность. Хенджин толкает его и валит на пол, кусая за губу, щеки, подбородок и шею. – Ты что творишь! – Чонин вскрикивает отпираясь. – Ты же, блять, знал, что я в долгу не останусь, бесёнок, – Они своей возней привлекают внимание и тихий смех прокатывается по комнате. Сынмин наблюдает с широкой бесконтрольной улыбкой за тем, как Чонин брыкается и дёргается под чужим телом, но не торопиться на помощь: Хенджин никогда и никому из них не сделает больно. Сдавленный и довольный стон Чонина от движений его рук в его штанах тому подтверждение. Сынмин оборачивается на притихшего позади себя Минхо. – Ну и, как мне теперь по-твоему идти к Чану? Ты же знаешь, что мне сложнее всего потом дойти до второго оргазма. – Минхо задумчиво водит руками по его телу и поджимает губы. – Ладно, ты прав, я перестарался. Сынмин фыркает и показательно обидчиво дёргается от поцелуев в ухо и щеку. Минхо предпринимает заранее провальную попытку возбудить младшего снова, но тот лишь дёргается и шипит тихо от боли и гиперчувствительности, не испытывая больше ничего. Сам он дошел самый первый из всех, имея самую маленькую выдержку и самый быстрый отходняк, так что проблем сейчас не возникнет. Даже Джисон и то будет посдержанней. Чанбин доходит тихо, прижимается только крепче, сжимая руками чужое тело и замирает, постепенно расслабляясь. – Чан? Ты в порядке? – Чанбин вздыхает, возвращая к себе самообладание и подтягивается по кровати чуть вверх, чтобы иметь возможность немного опереться на изголовье. – Лучше всех, – Чан спит, но звучит при этом довольно, он отдыхает в чужих объятиях, благодарно сжимая внутри напоследок. Он сжимает руку Чанбина на своей груди, переплетая пальцы, прежде чем Хенджин снова поднимает шум. Он вскакивает с пола, оставляя Чонина одного и спешно заползает на кровать. – Эй, а ну стой! – Чонин возмущённо ловит его за ногу и тянет на себя. – А вот хрен тебе! Моя очередь, ясно? – Хенджин наклоняется и оставляет звонкий щелбан младшему от чего тот от неожиданности отпускает его и растерянно заваливается на спину. Хихикая, Хенджин, снимает с себя вещи, оставаясь в майке и кидает напоследок в Чонина, показывая язык. Младший принимается раздеваться сам, тихо бурча. Минхо фыркает, вставая с пола, и перемещает их с Сынмином ближе, на кровать. Чанбин, успевший уже оставить Чана, принялся подбирать разбросанную одежду, а Джисон, хохоча в голос, устроился на пустующей части кровати. – Вы чего там не поделили? – Чанбин находит салфетки в тумбочке, передавая Джисону и вопросительно поднимает бровь. – Да этот придурок мне два раза кончить не дал, – Хенджин, пыхтя от негодования, совершенно разрушал атмосферу. Он замолчал неловко, приближаясь к Чану, что пригласительно раскинулся на кровати. – Ты в порядке, да? Извини, если я уже все испортил, я пойму если ты скажешь, что устал и мы на этом закончим-... – Нет, все в порядке, – Чан смеётся легко, притягивая его для поцелуя и обвивая ногами его талию. – Это как глоток воздуха перед вторым заходом. – Я могу быть грубым? А то во мне столько энергии, но я долго не продержусь, благодаря кое-кому! – Хенджин шипит через плечо, слыша издевательское хихикание. – Да, будет неплохой старт, – Чан сцеловывает их улыбку, обнимая Хенджина за накаченные тонкие плечи, ощущая себя парадоксально маленьким под ним. Он толкается осторожно, забыв про смазку, но в Чане так тепло и мокро, что необходимость в этом отпадает. Дрожащие колени сжимают его ребра, пока он набирает темп. Чан стонет надрывно, в голос, потому что Хенджин умудряется в этот раз с завидной частотой попадать по простате. Он резко отстраняется, фыркнув от волос, лезущих в лицо, выходит из него, переворачивает на живот и ставит в коленно-локтевую. Грубые желанные толчки возобновляются, Хенджин вдавливает его в постель, он стонет сам, от возросшей из-за Чонина чувствительности. Чану приятно не иметь собственной воли сейчас, жажда грубости никуда не пропала, она соседствует с желанием нежности так же хорошо, как он соседствует со всеми своими парнями в их квартире вот уже полтора года. Минхо вырывает его голову из-под чужих рук, целуя внезапно и контрастно нежно. Чан почти задыхается, он пытается найти за что ухватиться и его руку в поддержке сжимает Сынмин. Хенджин ломается действительно быстро. Его накрывает особенно сильно, прошибая до слез и он по настоящему плачет и скулит. Чан ощущает спиной его тяжёлую голову и горячие слезы и не на шутку пугается. – Джинни? – Он пытается развернуться, но Хенджин придавливает его всем весом обратно и только рвано всхлипывает. Минхо обеспокоенно зачесывает его волосы от лица, вглядываясь и пытаясь найти причину слез. А Хенджин уходит, прикрываясь руками, сам не понимая, что происходит. Чонин обхватывает его поперек груди, стаскивая со старшего и тихо шепчет что то на ухо. – Тише, тише, ну? Все хорошо, – Чонин присаживается на кровать к Джисону и Чанбину, передавая им парня и чувствует себя невероятно виноватым. – Черт, я все испортил... простите... Хенджин сворачивается в клубок в родных руках, ощущая полную беспомощность и пустоту. А ещё свободу. Слезы продолжают катиться по лицу, но это ощущается так легко. Они не душат, не сжимают грудь и горло, не завязывают его всего в узел. Голова поразительно свободная и лёгкая, пустая и все накопленное просто... выливается из него слезами. Все переглядываются. О продолжении не идёт и речи, поэтому Чан садится на кровати, желая помочь и тут же ругается сквозь зубы. – Черт, я испачкал постель!... – Он пытается встать, но путается в ногах, неуклюже заваливаясь назад. – Чан! – Сынмин не успевает его поймать прежде, чем парень с грохотом падает на пол. На шум прибегает обеспокоенный Феликс, принося с собой запахи вкусной еды из кухни. Воцаряется тишина и немую сцену нарушает счастливый смех Чана, ноги которого так и остались торчать вверх. – Ты в порядке? – Феликс с Сынмином помогает ему встать с пола, забирая у Чанбина салфетки, чтобы вытереть весь беспорядок. – Черт возьми, сегодня самый лучший день в моей жизни. – Он смеётся почти истерично и до слез, но при этом он чувствует себя действительно прекрасно. Он оборачивается на Хенджина, не способный собраться и стать серьезным и смахивая капли слез с глаз. – Эх, ты как? – Нормально, – Хенджин хрипит и показывает палец вверх, от чего уже они оба начинают хихикать. Минхо присоединяется к уничтожению беспорядка, принимаясь вытирать салфетками Хенджина, в то время как Сынмин и Феликс молча обтирали Чана. Он поглядывает то на одного, то на другого и поворачивается к грустному Чонину. – А что ты сделал? – Да так, техника из бдсм практик. У меня конечно не получилось как надо, но вот... Просто интересно стало. – Чонин виновато смотрит на Хенджина, что расслабленно сидел между Чанбином и Джисоном и улыбался ему. Он комкает одну из грязных салфеток и кидает в Чонина. – Эй! Фу! – Не кисни, я в порядке. Мне даже хорошо. – Он подмигивает ему, чувствуя себя действительно легко. Сынмин собирает все грязные салфетки, собираясь их выбросить и наклоняется к Чану, мягко целуя в истерзанные губы. Хенджина понесли в ванную первым. – Прости, что у нас не получилось выполнить твое желание... – Я в порядке. Насколько я понял, дошли все, верно? Я счастлив если вам было хорошо. – Он снова чувствует затапливающее с ног до головы смущение, но старается пока его подавить. – Ну, почти... – Сынмин улыбается тепло и кидает многозначительный взгляд на Чонина и последним выходит из комнаты. – Эй, Инни. – Чан подсаживается ближе, заглядывая ему в глаза, – Почему ты расстроен? – Я должен был поговорить об этом. Спросить, уточнить, предложить, сделать что угодно, чтобы не шокировать так людей. – Он шмыгнул носом, снова становясь самым младшим из их странной семьи. – И не разочаровывать... – Ты прав. Разговоры – это важная часть, особенно в таких тонких вещах... Поговори потом с Хенджином, я думаю он все поймет и не будет держать на тебя обиды. М? Чонин согласно вздыхает, прислоняясь к его плечу и Чан треплет его по голове. – А ещё я знаю как поднять тебе настроение. Чонин вопросительно на него смотрит и на его лице читается удивление, когда старший заставляет его лечь на кровать. Его глаза загораются предвкушением и возбуждением, когда он садится на его бедра, притираясь к почти упавшему возбуждению. – Раз мне не удалось получить в себе сегодня всех... то мне бы тогда хотелось, чтобы все были удовлетворены. Сможешь помочь мне в этом? – Чан привстает, давая Чонину выбор и тот, возбуждённо выдохнув, кивает. Он кладет одну руку на горячее бедро направляя себя внутрь и облегчённо стонет, когда Чан с легкостью садится полностью. – Черт, черт... В тебе так свободно, ты такой растраханный, блять. – Чонин сжимает руками накаченные бедра, прижимаясь ближе, толкается, перемещая руки на полные ягодицы и с наслаждением сжимает, когда старший начинает сам покачиваться. Чан выводит бедрами круги, привставая и тихо мычит от наслаждения. Собственное возбуждение снова скапливалось внизу. – Ах, да ладно... – Минхо, зашедший проверить, почему двух его парней так долго нет, обиженно хмурится. Он собирается оставить их и уйти, но Чан, насаживаясь все быстрее, тихо стонет его имя. – Минхо... Минхо, иди сюда. Пожалуйста... Чонин смотрит так же умоляюще, заламывая брови и закусывая губу. – Хён, – Он запинается, потому что Чан сжимает его внутри как может, покачиваясь на его бедрах. Черт, он не может, просто не имеет права ослушаться, даже если он только что принял душ. Минхо закрывает дверь, хотя они не имеют секретов друг от друга и подходит к ним, обнимая Чана со спины. Они останавливаются, ждут, когда он пристроится и синхронно выдыхают, ощущая тесноту и жар друг друга. Чан двигается первым, находя удобный темп. Их руки сплетаются на его бедрах, переплетаются, сжимаются пальцами. Чонин стонет, иногда толкаясь ему навстречу, но он старается придерживаться темпа Минхо. А тот дуреет от своей чувствительности, от Чана, от Чонина, от всего того, что сегодня произошло и до сих пор происходит. Они кончают одновременно и Чан стонет удовлетворённо, хныча от их синхронных рук на своем члене. Он доходит до конца второй раз за этот день, чувствуя себя по хорошему опустошенным. Однако он вздыхает слегка расстроенно спустя пару минут, откинувшись Минхо на плечо. Чонин выводит ему только известные круги на их руках. – Только без Сынмина получается... Чувствую себя виноватым. – Не надо, это моя вина, я так разошелся, что потерял контроль. – Минхо целует его в плечо, помогая слезть с Чонина. Он целует их обоих, отправляя младшего в душ первым. А затем снова прижимается поцелуем к виску Чана. – Спасибо тебе за подарок, малыш, ты приятно нас удивил. – Я хотел вас отблагодарить за то что вы появились в моей жизни. – Чан наблюдает как в большой гостиной ребята накрывают на стол, прислушивается к шуму воды в ванной. – Просто секс конечно не сравнится с благодарностью за все, что вы для меня сделали, но... Пока пусть будет так. Он улыбается утомленно, но довольно и Чонин как раз выглядывает из ванной, набрав им воду и избавляя от лишних слов. Минхо игриво шлёпает его по заднице, не удержавшись.