Not alone

— Ты ведь все равно поедешь, что бы я не сказал? — лучший друг, с сомнением и опаской рассмотрев пригласительный, протянул мне его обратно. — Нет, я понимаю когда в горячих точках был или на континентах с экзотической инфекцией. Но сейчас-то ты чего волнуешься? — Плохое у меня предчувствие, Олеж. — Перестань. Третий мир — это не край света. Да, конечно таи развитие там намного отстает от привычного, но вспомни прошлые века, они же чем-то по-своему знамениты. Рождались художники, скульпторы, поэты. Создавалась культура и копилось великое наследие. А судя по тому, каких шишек приглашают на подобное мероприятие, публику там собираются удивить. — Я все равно не понимаю, зачем кому-то анонимно присылать приглашение журналисту из России? — Послушай. Даже в отсталых странах есть интернет, почему бы там не быть поклонникам моей колонки? С моим неординарным подходом к обзору и благодаря неожиданным находкам, которые меняют все представление о самой поездке, меня даже прозвали… — «Рояль в кустах», — продекламировал Коля в унисон со мной. Это было забавно, друг даже попытался выдавить ободряющую улыбку, но настроение его явно не улучшилось. А я намеревался выжать из этой поездки все, что в моих силах, и откопать нечто особенное. Как и всегда. На этом держалась популярность, приносящая мне доход и новые впечатления. На следующий день аэропорт встретил давно забытой бездной уставших и суетливых людей. У самолета была та же толкучка, хоть уже без чемоданов, путающихся под ногами. Место в салоне тоже подарило массу впечатлений: колени едва поместились перед спинкой впереди стоящего ряда кресел. Да уж, лететь на вип-вечеринку не в бизнес-классе — то еще приключение. За пару часов я успел устать и от сидения в неудобном положении, и от шума двухрядного чартера. Зато место назначения встретило долгожданной свободой движения, прохладой и вожделенной тишиной. Вечер сгущался над пиками единственной мечети, разбрасывая отблески на фон просторных улиц с куцыми домишками и редкими прохожими. Транспорт здесь использовали исключительно по необходимости, на пустынных дорогах встречались как подержанные малолитражки, так и велосипедные телеги. Со всех сторон веяло не столько бедностью и серостью, сколько пустынной отрешенностью от стремительного развития и перенаселенности других стран. Пустота крайне давила, как затишье перед бурей. Но на мое воображение обстановка только на руку играла, в свете предстоящей ночи. Я успел без проблем добраться до местного отельчика, сбросить вещи в номере и даже лениво полистать путеводители, чтобы иметь представление о местных обычаях. Но главное — переодеться. И вот, со всей опрятностью и воодушевлением я вошел в зал, где высоченный потолок в светлых тонах был увенчан хрустальными люстрами. Череда колонн, расписанных колерами и лазуритом, усиливали ощущение простора в свободной зоне. В противоположной стороне зала распологался фуршетный стол с закусками, фруктами и выпечкой. Официанты ничего не разносили, но стояли в готовности подлить вина и более крепких напитков в бокалы из цветного, почти богемского стекла. Очень сдержанная и невычурная роскошь подогревала интерес к предстоящему событию вечеринки. Я подхватил с тарелок пару закусок, номинально утолив голод, и взял немного белого вина. В этот момент ко мне присоединился мужчина неброской наружности со своим бокалом. Я отметил про себя, Достаточно молодой и, в отличии от основной массы местных чиновников и богатеев. Или кем они там были… Некоторый местный контингент напоминал скорее не высокопоставленных лиц, а контрабандистов или зажиточных поставщиков персидких ковров. Подошедший человек поприветствовал меня на ломаном анлийском. Я со своей стороны с удовольствием втянулся в разговор и быстро перешел к тому, что мне было интересно узнать: — Кажется, все собрались в ожидании главного события вечера. Так что это будет? Пока я был сторонним наблюдателем, не знающим языка, успел отметить, что люди рассредоточились насколько позволяло пространство для наилучшего обзора пока пустующей части помещения. Мой вопрос смутил собеседника. Он как-то заметно помрачнел, и это меня насторожило. Но тем не менее, мужчина, тщательно подбирая слова и делая паузы, произнес: — Традиционный танец. В отличии от многих культур, включая вашу несомненно, выступать будут молодые люди. Не многие европейцы в силах понять, каково стране, погрязшей в войнах и потерявшей многих отцов и сыновей, скрывать оставшихся дочерей. Сами видите, здесь нет ни одной представительницы противоположного пола. У женщин этой страны есть лишь два пути: навсегда остаться запертой в доме, похоронив свой голос и индивидуальность под слоями одежд, либо стать «пош» — разновидностью мужчины, чтобы ходить на работу и иметь возможность куда-то выходить. Таким образом, единственной возможностью развлечения под названием танцы — является женственный танец в исполнении мужчин. И конечно, каждый год эта ассамблея имеет огромный успех благодаря этой части программы. У говорящего на последних словах забегали желваки. Воздух вокруг него раскалился так, что показалось, что горячительное в наших стаканах сейчас закипит. Я совершенно растерялся, но мне следовало разрядить обстановку: — Мне следует отнестись к предстоящему, основываясь на ваших словах. Он грустно усмехнулся и повесил голову, то ли кивая, то ли скрывая неприятия мего осторожного делового обращения. Я не мог до конца понять отношение ко мне собеседника — я еще своих мыслей о сказанном пока не мог разобрать. Как и неизвестны причины такой откровенности, но я был искренне благодарен за подготовку к тому, что вскоре предстоит увидеть собственными глазами. Внезапно, новый знакомый продолжил рассказ: — Будут выступать нанятые актеры — иное недопустимо и противозаконно. Сами понимаете, чтобы обучить такому танцу требуется немало лет. Во времена смут и истощения ресурсов страны, использовался варварский метод: десятилетнего мальчика могли похитить по дороге из школы, а его родителям выплатить приличную для содержания семьи сумму за молчание. А дальше обучать совершенно противоречащими законам морали, да и вообще человечности, методами. — Но ведь это… продажа… в рабство… — Несомненно. Со всеми вытикающими последствиями. Мне резко захотелось хлебнуть вина. Я сделал глоток, но от него стало еще хуже, отвратительное чувство поднялось из самой глубины сознания и испоганило привкус. Я обернулся к столу в поисках воды. — Зачем вы мне это все рассказали? Вы знаете, кто я? — догадка раскрутила мое негодование. — Это вы прислали мне приглашение? — Нет, не я его посылал. Но кажется, догадываюсь, кто это сделал. — Не поделитесь? — Я не совсем уверен. — Зато я уверен, что происходящее вам не нравится. Тогда почему вы здесь? И чего хотите от меня, грязной статьи? Я таким не… — Нет-нет, вы неправильно поняли. Мне от вас ничего не нужно. Вы европейский атташе, вы хоть завтра можете покинуть страну и забыть все, что видели. Я же останусь. Даже если все пойдет не так. — Что может пойти «не так»? — я насторожился уже не против мужчины, а против всех окружающих. — Среди танцующих будет один не актер. Можете не верить, когда увидите его — сами поймете. Скорее всего, в курсе не только я. Многие, если не все. Не исключаю, что все организовано только для того, чтобы поглазеть на «настоящего». Я отказывался верить ушам. Принимать действительность, настолько шокирующей она была. Я огляделся вокруг и все было определенно «не так». И я стал загнанным в западню свидетелем. Я повернулся на музыку. В зал под колонны потекли «танцовщицы». Все они были в ярких струящихся одеяниях и мерцающих украшениях, плавные движения должны были зачаровывать, если бы я понимал. Если бы не знал. Если бы не видел того самого парнишку, о ком шла речь. Он был самим воплощением женственного танца, но его самого не существовало. Его лицо и глаза не выражали ничего, даже улыбка была пустой. В голову лезли чудовищные обрывки пережитков темного, несовместимого с понятиями о человечности, исторического прошлого. Напомнило разом все, что он когда-то видел и слышал. О том, как удаляли ребра, чтобы сделать талию тоньше, изуверства над человеческой психикой и состоянием. Хэ Все было не просто «неправильно». — Он здесь, — побледнел мой собеседник. — Вижу, — сухим горлом откликнулся я. — Нет. Мой друг здесь. Он доктор, его дважды вызывали из-за проблем со здоровьем этого парня. Так и знал, что он вытворит что-то, не мог остатся в стороне. Но это… Я обратил внимание на другого танцора. Менее уклюжего, зрелого, по сравнению с другими актерами, и смотрящего не в нашу толпу, а на парнишку, не спуская с него взгляд. — Про это он мне ничего не сказал. Знал, что я его ни за что не пущу… Мне сразу вспомнился Николай и его предостережение. Лучше бы я его тогда послушал. Но я поступил также безрассудно, как нелепо танцующий доктор. — Он что-то намеревается сделать? — шепнул я сухими губами, вся кровь схлынула в пятки. — Не знаю. Все чем я владею в этой ситуации — ключи от старенького «ниссана» на парковке, в левом кармане с дистанционным заводом двигателя. Музыку я уже не слышал, все внутри меня клокотало, нервы долбили по одной натянутой струне. Танцоры меняли позиции, парень и доктор встали по пбе стороны столба, положив на него ладони. Это зрелище, напоминающее наказания рабов в феодальной стране, выбило меня окончательно. Я смотрел вокруг и не понимал всех заинтересованно направленных лиц. Танец о боли и страхе, и полное, абсолютно вопиющее равнодушие. Они продолжали, а я задыхался. Будто мне в чуждой стране накинули на голову черный мешок. Я стал будто меньше, или пространства огромного зала стало слишком много, невыносимо. — Чудовищно, — я прошептал, ухватившись за рукав собеседника. — Это незаживающая рана, никак не заживающая. — Почему… почему они… — я сверкнул глазами на зрителей, едва сдерживаясь, и вернул взгляд прямо на него, требуя ответ, хотя даже не досказал. — Мой друг пришел ко мне с тем же вопросом. Но есть ли на него Правильный ответ? — Извините… И я бросился прочь. Ввалился в уборную, где меня стало выворачивать на изнанку. Долго, грязно и кисло. Нутро сжалось до физически невозможных размеров, и продолжало извергать из меня куски. Как будто я жевал чью-то плоть, поглощая и превращая в мерзость все красивое, а теперь расплата настигла меня вместе с ядом. Я отравлен желанием жить и ничего не замечать. Я отравлен слащавыми картинками о безоблачном будущем. И теперь всему этому пришел конец. И я даже хотел, чтобы меня рвало снова и снова, пока бы не разодрало вклочья. Все это может закончится плохо. И в этот раз жестокий мир действительно выстрелит мне в висок. Спазмы прекратились, но я все еще не мог вернуться обратно. Что теперь будет… Что сделает доктор? Кого-то из нас утопят в фонтане? Охранник скрутит в багажник, разрубит тело на куски и выбросит в реку? Если что-то пойдет не так… В карманах не было ничего, кроме телефона. Я встал с пола и достал аппарат. Включил геолокацию, сфотогоафировал себя, на ходу выдумывая надпись. Коля не простит мне этой выходки, но так хотя бы все будут знать, где я. Вернулся в зал, и будто по сигналу обернулся мужчина слева. Затем посмотрели пары глаз чуть дальше фуршетного стола. Мне скорее всего мерещилось, пока перешептывания из мелкого раздражителя превратилось в ураганную круговерть. А я так и стоял в эпицентре. И меня засасывало и испепеляло взглядами, бросаемымт со всех углов. Ненависть, страх, презрение, злоба. Я чувствовал каждого и с каждым новым погружался в кромешную тьму. В последние секунды перед тем, как навсегда закрыть глаза, я увидел, как доктор за руку выводит парня из зала. И вот меня тоже схватили и за локоть и потащили по коридорам. Опомнился я только на парковке, у серого «ниссана». Позволил запихнуть себя в кресло и пристегнуть, или это сделал я сам. Я ничего не соображал, пока не закончился визг поворотов и мы вчетвером не выехали на прямую ночную дорогу. Я украдкой глянул через зеркало на двоих сзади. Будто что-то ворую, к чему нельзя даже прикасаться. Затем снова отвернулся к стеклу, за которым ничего не было видно. Изредка до ушей доносилось, как перебрасыввлись короткими фразами на незнакомом мне языке. — Я отвезу вас в отель, — сказал мой собеседник, когда мы высадили беглецов. — А что… — мне не пришлось заканчивать, новый знакомый охотно ответил. — Это был последний выход парнишки. Он уже не справлялся со всем и начал болеть. Этим представлением видимо окупали расходы на врача. Теперь потребуют выкуп. Надеюсь, это будут только деньги и молчание. Все-таки мой друг — доктор на хорошем счету. Вы лучше о себе побеспокойтесь, выглядите ужасно. — Спасибо. Что вытащили оттуда. Я не забуду. — Даже если забудете. Я не хотел вас впутывать, просто… Не мог быть один. Невыносимо просто ждать. Когда ничего не остается, как стоять в стороне и переживать. Так что это вам спасибо. — Тем, кто послал мне приглашение, был ваш друг? — Скорее всего. — Ради вас? — Или ради себя. Только представьте, через что он прошел, чтобы появиться в таком амплуа. А ведь могло и не получиться. И свое приглашение он отправил тому… Кстати, вы правда журналист? — М? Вроде того, — я был уже ни в чем не уверен. — Так вот представьте, если бы все пошло прахом. У него была надежда, что об этом всем узнает хоть кто-то. — Не слишком надежная гарантия. — Даже если так. Кануть в беззвестность тоже не очень… Было бы совсем плохо, если быникто не узнал, что он пытался. А вы молодец, выложить в сеть такой пост. Приятель успел его посмотоеть. Есть о чем подумать, прежде чем тронуть вас, и о том, что случилось. — Я… что сделал? — Похоже у вас шок. Потом посмотрите свой инстаграмм. Лучше завтра, а еще лучше — когда вернетесь домой. Расстались мы не прощаясь. А ночь в номере я совершенно не спал. С самолета сходил совершенно разбитый. Но даже прибыв домой, от потрясения не отошел. Я все время вспоминал слабые руки, безмолвные глаза, поломанную куклу и еще много всего. Но не могвспомнить как буквы складывать в слова… Зазвонил телефон: — Как же ты меня напугал тем фото. Что это черт возьми было? Будто я и без того недостаточно нервничал! Ты никогда так не шутил, по-крайней мере, до своих статей. В общем, я сейчас приеду и ты мне все объяснишь. — Коль, ты прости. Расскажу, все расскажу, только не сейчас. Я вообще с мыслями не могу собраться. Впервые не знаю что писать, представляешь? — Дождись меня. Я скоро буду. — Да зачем? — Затем, что тебе сейчас тоже нельзя оставаться наедине с… этим, что бы там ни было. Я не буду ничего спрашивать, даже разговаривать. Я просто буду рядом. Понял? Я молчал в трубку от новых разных эмоций. Кажется, выдавил нечто отдаленно напоминающее «спасибо». Я действительно теперь представлял, каково это — быть не одному. Впервые осознал и прочувствовал.