Найденное счастье

— Саньлан, я вернулся! Иногда князя демонов с головой накрывает желание упасть на колени перед своим богом. Желание целовать его руки. Желание покориться ему, вверить всего себя, хотя этого и было недостаточно, чтобы показать всю любовь к нему. Он уже отдал ему прах, не волнуясь о том, что он с ним сделает. Выбросит — пускай. Уничтожит — его воля. Сохранит — и Хуа Чэн будет самым счастливым и благодарным существом во всех трёх мирах. Иногда он был готов кинуться к своему богу под ноги в забвении и выразить всё почтение, всю преданность. Сегодня был такой день. — Саньлан, что-то случилось? — Се Лянь нежно провёл пальцами по чёрным волосам. Хуа Чэн стоял перед ним на коленях, прислонившись лбом к его руке, не смея прикасаться к ней губами. Иногда он чувствовал себя недостойным его любви. Такой идеальный. Такой прекрасный. Демон спрашивал себя: а реален ли его бог? Не выдумал ли он его? Сколько бескорыстного добра и милосердия было в этом несчастном настрадавшемся сердце. Сколько жертвенности. Сколько ума и находчивости в его разуме. Сколько красоты и грации в малейшем движении. Он бог, что выше всех богов, когда-либо царствующих, и тех, что когда-либо вознесутся. Он лучше, он чище, он светлее. А Хуа Чэн — всего лишь недостойный последователь. — Ты так по мне соскучился? — Се Лянь опустился перед ним на колени, ласково коснулся щеки. Иногда градоначальник Призрачного города не мог поверить своему счастью. Более восьмисот лет он любил. Любил наивно, искренне, совсем по-детски. Он хотел быть рядом, но был лишь смертным, а после — слабым духом. Хотел защитить, но его всегда было недостаточно. Не мог помочь, не мог согреть, не мог поддержать, не мог облегчить муки. Восемьсот лет он искал и не мог найти. А теперь его божество стоит перед ним на коленях и смотрит так любяще. Саньлан коснулся губами тыльной стороны его ладони. А затем ещё раз. И ещё. Он целовал его руки осторожно, почти пугливо, точно те сделаны из хрусталя, а не из крови и плоти. Иногда Хуа Чэн думал, что было бы, если бы наследный принц Сяньлэ не ответил ему взаимностью. Если бы испугался его. Если бы возненавидел его. Хуа Чэн бы всё равно любил. Он бы всё равно отдал всего себя ради него. Он бы всё равно был готов положить весь мир к его ногам. Как бы больно ни было. В какой бы агонии он ни прибывал. Ведь тело пребывает в аду бесконечных мучений, душа — у Персикового источника. То были слова его бога, значит такова была истина. — Гэгэ… — прошептал Хуа Чэн, самозабвенно целуя каждый миллиметр на светлой коже. — Я так люблю тебя! — И я тебя люблю, Саньлан. Моё счастье. Солнце моей жизни. — Се Лянь поцеловал его в лоб. Иногда его Саньлан не понимал, почему лучший человек на всём белом свете, величайший из всех божеств, снизошёл до того, чтобы просто взглянуть на него. Чем Хуа Чэн удостоился такой чести? Почему он заслуживает его объятий, его нежных слов, его поцелуев? Почему он был удостоен видеть его красное от смущения лицо, оставлять алые следы на всём его теле, слышать его тихие стоны и томный шёпот по ночам? Почему он из всех возможных оказался избранником его Высочества? Почему именно ему божество посвящает всё свободное время, всю заботу, всю любовь, своё живое доброе сердце? Чем он заслужил благословение небес? Хуа Чэн обнял Се Ляня, вцепившись в его одежды, словно боясь, что тот может исчезнуть в любой момент. Если это был сон, он боялся просыпаться. Если чары — боялся, что они рассеятся. Помешательство — боялся вылечиться. Се Лянь прижимал его голову к груди и не прекращал гладить по волосам. У него нежные руки. Несмотря на все сражения и ручной труд, руки божества не огрубели, не покрылись мозолями. Так и душа его осталась такой же чистой после восьмисот лет потерь и страданий. Его сердце билось медленно и спокойно. От этого звука становилось радостно. Его бог жив. Пронзённое сотней мечей сердце продолжает биться. Хотелось вечно слушать приглушённый стук. Иногда так хотелось быть живым, чтобы биение их сердец слилось воедино. Хотелось, чтобы руки всегда были тёплыми, тогда Хуа Чэн смог бы согревать своё божество бессонными ночами, когда прошлое непомерным грузом падает на плечи и леденит душу ужасом и болью. Хотелось дышать и каждый свой вздох посвящать ему одному. Хотелось, чтобы по венам текла кровь, дабы в нужный момент пролить её ради его Высочества. Но он был мёртв. А потому его всегда было недостаточно. — Ты сегодня какой-то тихий. — произнёс Се Лянь ему на ухо. Хуа Чэн кивнул и крепче сжал его в объятиях. — Как же долго… — прошептал он. — Как же долго я искал. Се Лянь положил голову на его макушку и закрыл глаза. Саньлан почувствовал, как ускорилось его сердцебиение. Ему было стыдно воскрешать в сознании любимого воспоминания о не самых лучших годах его жизни, но иногда он просто не мог молчать. Иногда ему было невыносимо рассуждать наедине с собой, что было бы, если бы он так никогда и не нашёл. Если бы они не встретились вновь в ту ночь в свадебном паланкине. Эта мысль пугала. Иногда хотелось, чтобы его бог убедил своего последователя, что всё хорошо. Что они рядом. Что любят друг друга безмерно. — Я рад, что ты нашёл меня. — так же тихо ответил Се Лянь. Они очень долго сидели в объятиях. Было страшно малейшим движением рассеять наваждение и узнать, что их хрупкое счастье могло оказаться нереальным. Они так долго ждали, так долго были одни, что теперь не готовы были отпустить друг друга. Теперь даже день разлуки тянулся невыносимо долго. И теперь продолжительными чувственными объятиями они пытались возместить сотни лет одиночества. Се Лянь заметил, как плечи Саньлана мелко затряслись. Принц немного отстранился и поцеловал его в щёку. — Тише. Всё хорошо. Саньлан кивнул. Да, теперь всё хорошо. А он всё так же слаб. Иногда ему хочется уничтожить в себе все негативные эмоции, чтобы всегда быть сильным для своего Гэгэ. Но он на это не способен. — Ваше Высочество, простите. — произнёс Саньлан. Какой же он слабый. Какой жалкий. — Посмотри на меня. — Се Лянь осторожно обхватил его лицо руками. Хуа Чэн послушно взглянул на него сквозь пелену перед глазом. На светлом лике его божества была нежная любящая улыбка. — Никогда не извиняйся передо мной, особенно если ничего плохого не сделал. Саньлан снова кивнул, прекрасно понимая, что нарушит обещание. Он никогда не мог его сдержать. Как не извиняться, когда он так виноват перед любимым за то, что не смог помочь, когда тот больше всего в ком-то нуждался? Когда его поиски заняли столько лет? Он так виноват, что его не было рядом, и что их счастье так долго им не принадлежало. Се Лянь коснулся губами его повязки. Хуа Чэн хотел уклониться, но одна из рук всё ещё мягко придерживала его за голову. — Ты у меня такой красивый… — Не надо. — …такой сильный… — Гэгэ, пожалуйста. — …такой умный и смелый. Приятное светлое чувство, которого князь демонов не заслуживал, разлилось по телу. Ему нравилось, когда бог нахваливал его, несмотря на то, что было стыдно. Приходилось верить каждому слову, ведь всё, что он говорит — истина. И неважно, что Хуа Чэн думает сам о себе и насколько сильно себя ненавидит. — Ты у меня самый лучший. Самый замечательный. Самый-самый. — Ну зачем, Гэгэ? — Зачем я говорю, что ты — самое прекрасное, что со мной случалось? Зачем говорю, что ты — любовь всей моей жизни? Что лучше тебя нет никого? Что ты… — Перестань. — Хуа Чэн уткнулся ему в плечо. Было приятно, но ужасно неловко. Этим словам было сложно поверить. — А ещё говоришь, что меня легко смутить. — со смешком произнёс Се Лянь и поцеловал его в висок. — Ну ладно, ладно. Прости. — Не извиняйся. Они оба тихо усмехнулись тому, как попросили друг друга об одном и том же. Уже не впервые, но они никогда не могут удержаться от постоянных извинений. Одного слишком долго обвиняли во всех бедах, что пережил он и его народ, а второй слишком долго винил себя за то, что не мог переубедить в этом своего бога, когда тот так нуждался в словах поддержки. Бог и демон ещё какое-то время сидели в одной позе, прижавшись друг к другу. Теперь уже никогда не отпустят. Единственной преградой их вечности был холодный пол. Хуа Чэн почувствовал, как его подхватили на руки, и удивлённо посмотрел на Се Ляня. Тот с довольным лицом прижимал его к себе, зацеловывая любимое лицо. — Ваше Высочество, давайте лучше я вас понесу! — тут же воскликнул князь демонов. Это он должен носить своего бога на руках, а не наоборот! — Ну уж нет, ты и так меня слишком балуешь. — Се Лянь поудобнее обхватил его и понёс в покои. — Ты такой лёгкий! — Что же ты со мной делаешь. — пробормотал Хуа Чэн и обнял его за шею, смиряясь со своим положением. По правде говоря, слово «смирение» здесь подходит плохо. Ведь иногда ему хотелось расслабиться и почувствовать себя уязвимым. Иногда хотелось быть слабым и беззащитным, как ребёнок, упавший восемьсот лет назад со стены в руки самого благородного, непокорного судьбе и чистосердечного человека. Сегодня был такой день. Сегодня он был готов покорно отдаться любимым рукам, отбросить всю силу и гордость и позволить себе быть счастливым. Без причин и без повода. Забыть обо всём и быть любимым. И любить. Любить бесконечно, до скончания веков.