Во власти её драгоценной мёртвой плоти

      Тело било судорогой. Нагито поднялся с окровавленного пола на дрожавших коленях. У него получилось, он сделал это, — он украл её руку себе. Единственная часть тела Джунко, что осталась неповреждённой после её казни. Спешно заматывая бинтами соединение своей рассечённой плоти с ещё тёплой женской рукой, он чувствовал как среди волн раскалённой боли появилось что-то ещё. Неистовая радость: может быть, её яд начал вливаться в его организм?       Восторженная улыбка искривила его покрытое потом лицо. Кругом стояло благовоние смерти, пахло землёй и перестоявшими в вазе цветами. Терпкий гнилостно-сладостный аромат застревал в ноздрях и добирался до гортани с каждым вдохом. Может быть, Нагито и не был её убийцей, как безнадёжно желал того, зато он будет тем, кто грязно надругается над этим богомерзким телом. И тут его осенило.       Зачем останавливаться на краже руки Джунко?       Словно бы его, заражённого её отчаянием, сильно заботили вопросы морали. И что вообще можно говорить об этике в таких условиях? Размышлять о подобном было бы лицемерием по отношению к самому себе. Он страстно желал убить её. Возможно, никто в мире так не жаждал кончины Абсолютного Отчаяния, как он.       Однако, сейчас обезображенное тело, в ошмётках мяса которого лишь отдалённо угадываются очертания молодой старшеклассницы, вызывало странную реакцию. При жизни эта девушка вызывала у него только отвращение и ненависть. Но как странно — она стала гораздо соблазнительнее, как только оказалась мёртвой.       Нагито сел на колени перед трупом. Пресс практически уничтожил её тело. Её голова была смята, но всматриваясь, можно увидеть в этом фарше кусочки её кожи щёк, очертания носа, разорванных губ, которые более никогда не поднимутся в её неповторимой широкой улыбке, ныне беззастенчиво обнажающих её полость рта с половиной выпавших из челюсти зубов и мягкий расслабленный язык.       Наверное, если попробовать потрогать её тело, то оно распадётся на части подобно гнилой древесине.       Игнорируя любое отвращение, он пересел так, чтобы это безобразно-сплюснутое подобие лица Джунко оказалось меж его разведённых коленей. Сначала он случайно поставил одно из коленей на одну из сломанных и торчавших наружу ключиц, неприятно царапнув себя. Вместе с этим раздался тошнотворный звук сминавшейся плоти. Как будто наступаешь в слякоть, оставшуюся на земле после проливного дождя.       Нагито аккуратно убрал слипшейся клок её волос, местами почерневших от крови, с её лица (если таковым его всё ещё можно назвать). Бешено забилось сердце, чуть ли не прорывая грудь. А если души и призраки существуют, смотрит ли Джунко на него сейчас? Какие эмоции она бы испытывала сейчас? Жалость? Отвращение? Безразличие? Может быть, её бы тоже возбудил акт надругательства над её телом?       Он расстегнул молнию на штанах, вытаскивая свой лишь слегка затвердевший член. Ну конечно, помимо того, что его не привлекали девушки, он вообще не был некрофилом. Да скорее всего ещё и не каждого некрофила возбудило бы настолько изуродованное тело.       Большим пальцем он отодвинул вниз и так приоткрытую нижнюю губу. Словно в воске, на её коже остался отпечаток пальца. Нагибаясь и помогая себе рукой, он направил часть своего протухшего живого тела внутрь её драгоценной мёртвой плоти. Уздечка коснулась мягкого неподвижного языка. Нужно быть аккуратнее, чтобы не пораниться о сломанные зубы, всё ещё находившееся в её ротовой полости.       Пропихивая свой член глубже, мясо сладострастно чмокнуло под ним. Стало даже физически приятно, — шершавый бледно-розовый язык был покрыт слизью, словно слой сала над нежной частью говядины; наполненный кровью рот послушно пропускал его к глубинам мясистой глотки. С каждым неровным толчком внутрь трупа, он наконец начал испытывать хоть какое-то возбуждение. Хотя весь этот процесс мало чем отличался от того, чтобы пытаться насиловать тарелку фарша.       Он торопился. Пусть тело Джунко и было ещё тёплым, а плоть податливо прогибалась, до сих пор истекая сукровицей, хотя уже и не так обильно, физического удовольствия было мало. В его голове это больше было чем-то вроде ритуала, любовной поэзии для объекта своей высшей ненависти.       Напоследок его тело несколько раз вздрогнуло, а с губ в первый и последний раз сорвался хриплый стон. Спешно он вытащил член из плоти, напоминавшей своей податливостью теплое масло, не обращая внимания на прилипшую кровь к волосам на лобке. Раздвигая дрожавшими пальцами остатки нижней челюсти Джунко, он увидел тонкую струйку своей спермы среди раздавленного мяса гортани, расслабленного и покрытого кровью языка.       Уставившись в её мёртвое, искажённое и отныне осквернённое лицо, Нагито засмеялся. Громко, надрывно, так, что лёгкие не успевали втягивать воздух. Его руки, одежда и промежность стали неприятно липкими от крови, однако он был доволен.       Перед тем как уйти, он в последний раз оглянулся на практически бесформенное тело, некогда бывшее девушкой неизмеримого влияния и выдающейся красоты. Всё её великолепие было утрачено, а Нагито был тем, кто втоптал его в грязь. Поразмыслив, он отвернулся и направился к выходу из помещения.       Времени у него было на самом деле не так много, а дел после смерти Джунко неизмеримо много. Нужно было убраться не то, что из Академии, а из этого города до полуночи.