Зимняя нежность

Боль. Агата настолько привыкла к этой противной занозе, боли, что в редкие минуты ее отступления начинала сомневаться в том, что не спит. Каждая тренировка дарила ей незабываемый спектр ощущений и кучку новых синяков и ушибов. К ВасГену ходить надоедало и Титова терпела, растирала синющие ребра пальцами, давила туда, где ныло больше всего, морщилась, но не переставала. Странно, но только от давления на эти точки ей становилось легче. Лучше всех этой методикой, давления на ноющее и болящее, овладел Макеев, не давая нападающей шанса расслабиться на тренировках. Агату он гонял так сильно, что даже парни после тренировки понимающе хлопали ее по плечу, когда видели как она сгибается от усталости, дышит ртом и потом очень долго стоит под душем. Не злились, спокойно ждали своей очереди, за что Титова была им безмерно благодарна. Злость. Макеев был адептом практики, не признавал никаких других методов обучения, кроме тех, где игроку нужно было стереть коньки до основания, чтобы овладеть навыком. По его мнению Агата не владела большинством необходимых приемов, а те что использовались ей часто на играх, требовали постоянного усовершенствования. Агата послушно исполняла все его требования, снова и снова возвращалась на исходную линию и начинала атаку, обход противника и выход из зоны. Не получалось. Маленькая частичка «не» следовала за ней непрошенным спутником, болталась под ногами, зудела над ухом и щекотала в носу. А после радостно топала ножками, когда шайбу уводили из-под носа, когда Агата медлила и теряла преимущество. «Не» ликовала, победно дула в гудок и хлопала в ладошки, подписывая себе приговор. Агата злилась, да так сильно, что от ее напора неуютно становилось всем. Злость замещала все остальные чувства, стирала все границы невозможного и движимая этим чувством Титова побеждала. Этой злости она научилась у Антона. То чего стоило в нем боятся, Агата сделала достоинством. Она и сама стала отдаваться этому чувству на льду, не глушить его и не давить в себе. Злость помогала, словно допинг, за который не выгонят из лиги. Каждую игру, каждую тренировку два на два она наблюдала за тем, как играет номер 17. Антон был быстрым и ловким, поддающимся на провокации, идущим на силовую борьбу. Его не пугала противоборствующая сила, в отличие от Пономарева, умеющего проскакивать силовые атаки, Антипов всегда лез на рожон. И Агата с трепетом ощущала в себе нарастающее чувство гордости за Антона, когда он отвечал на любое проявление силы еще большим напором. Их связывали дружеские чувства, которые возникают внезапно и оказываются самыми крепкими. Антон доверял ей свои тайны и страхи, а Агата научилась слушать его и не перебивать, заглядывать в глаза и слышать. Слышать. Антипов отчаянно желал, чтобы его поняли и приняли, полностью со всеми шероховатостями и неровностями. Не пытались поменять, сделать тише и мягче. Агата была рядом в моменты отчаяния и злости, и Антон сам перестал замечать, что для него это стало необходимостью. — Твою мать, — Щукин раздраженно пнул мусорное ведро коньком, от чего то отлетело в другой конец раздевалки, резко выдохнул весь воздух в легких и стукнул ладонью по стене, вымещая на нее то, что уже не могло оставаться внутри, — закатили на последней минуте. Спасибо, Антох, нам этой шайбы очень не хватало. От напряжения в раздевалке было душно и жарко, воздух искрился и Агата боялась произнести даже слово, села на свое место аккуратно и тихо, чтобы не спровоцировать взрыв. Оставшиеся в коридоре парни наблюдали на Щукиным и Антиповым беспокойно, с украдкой, знали что лезть не стоит. Поражение было глупым и обидным, до конца периода оставалось меньше минуты, команды шли с одинаковым счетом и все надеялись на овертайм и буллиты, стараясь не упустить эту тонкую нить своего преимущества, которое получилось удерживать на поле. — А я что должен был делать, Щук? — Антон сводит брови и подходит к капитану. Оба красные и взвинченные, дышат ноздрями и смотрят друг на друга не отрываясь, — Он меня весь период к борту жал, то клюшкой заденет, то плечом. — Тебе? — удивленно восклицает Егор и замолкает, ожидая ответа от Антона, который ему самому кажется слишком очевидным — Не удаляться в последние три минуты. Нам в меньшинстве завезли! Антон не ответил, только резко снял краги и швырнул их на пол, уходя в другой конец раздевалки, чтобы остыть. Садится на пустующее место и опускает взгляд в пол, осознавая свою вину и злясь только на самого себя. Он дал волю своим эмоциям, не сдержался, подвел команду, все это Антон понимал и сам, признаваться только вслух не хотел. Щука попытался выпить воды, напряженная тишина давила на виски, психанул и смял пластиковый стаканчик и швырнул его на пустующее место, где минуту назад стояло ведро. Ничего не оставалось, только выдохнуть, охладиться под ледяным душем и принять поражение. Медведи подзабыли как это — постоянно проигрывать. Макеев задал планку, только начав до нее дотягиваться парни ощутили вкус победы, терпкий и приятный, возвращаться обратно к вяжущей горечи от поражения не хотелось. — Антон — Агата торопилась успеть за Антиповым, который вылетел из раздевалки так быстро, что девушке пришлось на ходу убирать влажные волосы в хвост и натягивать свитер, — подожди, куда ты так бежишь, — нападающий будто не слышал ее, только сильнее ускорял шаг и Титовой пришлось постараться, чтобы догнать его и ухватить за рукав, — Антипов! — наконец обратив на себя внимание Агата громко выдыхает и толкает друга в бок, — Я тоже играла сегодня, и бегать не хочу. Ты оглох? — Домой хочу, устал, — с наигранной улыбкой отвечает Антон, но останавливается, выдергает рукав из девичьих пальцев и ставит тяжкую сумку на пол, — хоть бы голову высушила, опять мокрая на мороз идешь, — он недовольно дотрагивается до болтающихся мокрых прядей рыжих волос и сжимает губы, понимая, что торопилась она из-за него, — тебя проводить? — Я тебя провожу — Агата не обижается на его недовольный тон, придирки и неуместный юмор, он всегда так делает, а потом идет и провожает, заставляет натянуть шапку на самый лоб и с особым удовольствием накидывает ей капюшон, смеется и передразнивает ее, изображая неуклюжего пингвина, — если бы ты собирался помедленнее, то я бы успела высушиться. Придется шапку надевать. — И капюшон — Опять пингвин? — Да — надутые от злости и недовольства щеки Антипова сдуваются, он улыбается и от его подобревшего взгляда Агате становится намного спокойнее. Они идут по оживленным аллейкам парка, забыв об усталости и даже не пытаются сократить путь, наоборот, пропускают повороты и делают огромный крюк до дома Антона. Снег летит крупными хлопьями, падает на вязаные варежки Агаты и медленно тает, девушка пытается успеть рассмотреть их, выставляет вперед голую ладонь и замирает, наблюдая как снежинка ложится на руку. Антипов тащит сумки, когда он провожает Агату, то всегда забирает ее баул себе, ворчит только, что лучше бы она занималась фигурным катанием. У них форма легкая. Снежинки закручиваются в причудливом танце ветра, когда начинает темнеть, то их особенно хорошо видно под косым светом фонарей, зажигающихся в городе. Телефон Антона начинает вибрировать, в трубке мама удивленно и обеспокоено спрашивает его почему он возвращается с тренировки уже больше двух часов, но слыша за спиной голос Агаты успокаивается, просит заглянуть на чай. — Там мама звонила, — с некоторой неловкостью начинает Антон, разворачивается к девушке лицом и видя, что она взбирается на поребрик, подхватывает ее под локоть, поддерживая равновесие, — сказала что ждёт нас на чай. Зайдешь? — Конечно, — хитро смеется Агата, чувствуя его крепкую руку и переносит вес тела на одну ногу, как эквилибрист на натянутой веревке, шутливо шатается из стороны в сторону, чувствует что начинает падать и хватается за плечо друга, — ой, упала. Они долго идут молча, только изредка обмениваются взглядами и смешками, будто шутки читают в глазах друг друга. Усталость от тренировки начинает отпускать и во всем теле появляется приятная легкость, Агата закидывает голову, жмурится и вспоминает, как в детстве она гуляла с Калининым. Маленькая, в смешной и неуклюжей дубленке, она шла за своим дядей, отвлекалась на яркие огоньки гирлянд и крики продавцов с новогодней ярмарки, кружилась и смотрела по сторонам, виновата кивала на журящий взгляд Олега Ивановича, но попав в круговорот летящих снежинок не могла устоять. Уже взрослая, идущая рядом с Антиповым, она останавливалась посередине дороги, высовывала язык и ловила ртом снежинки, отставала от друга, а когда Антон замечал ее, то вскидывал руками, злился, но возвращался к ней. — Опять снежинки ловишь? — вздохнул Антон и натянул шапку на лоб Агаты, закрывая ее обзор, — пойдем. Я замерз, как собака. И есть хочу так же. — Это же весело, — протягивает Титова и хватает друга за руку, — давай вместе. Ты только попробуй и сразу поймешь, как это здорово. — Ну нет, — Антон смеется, бросает взгляд на небо и мотает головой, — я же не маленький, чтобы такой ерундой страдать. — А сегодня в раздевалке с Щукиным дулся точно, как детсадовец, — без задней мысли болтает девушка, желая превратить этот конфликт между нападающим и капитаном в шутку, но Антон напрягается и резко разворачивается, начиная удаляться от девушки, — Антон! Подожди, я хотела… — Что ты хотела? — прерывает Антон, встречаясь с ней взглядами. Какая глупая ссора, думает Агата, наблюдая за игроками в раздевалке. Она украдкой смотрит на Антона, замечая как меняется его взгляд после слов капитана и расстраивается, принимая его обиду, как свою собственную. Макеев был прав, когда говорил, что на лед нельзя выносить личное, все должно оставаться за пределами площадки, но Агата не смогла следовать этому правилу. Видя то, как противник начинает давить и выводить Антона на жесткую игру Титова пыталась влезть, сама попадала под прессинг, забывала об основной цели игры и пыталась вывести Антипова из этой схватки. Где-то пропала та грань между дружбой и чем-то большим. Антон никогда не говорил с ней об этом, не давал повода, только иногда брал ее за руку или обнимал за плечи, прижимаясь подбородком к ее затылку. А на прощание легко, практически не касаясь губами, оставлял поцелуй на щеке или прижимался своей щекой, давая Агате мгновение чтобы ощутить его запах. Она клялась сама себе, что теперь из сотни узнает его: мятный одеколон, запах футболки, легкий мускусный аромат кожи и маленький шрамик на щеке. — Я хотела сказать, что ты был прав, — наконец догоняя Антона, Агата психует, с силой разворачивает его к себе и обхватывает руками за талию, прижимаясь всем телом, — он всю игру тебя доставал, я сама видела. И не надо было тебе молчать. Он просто Щукина не трогал, а он такой правильный, бесит. Любой бы ответил, даже я. — Ты бы ответила, — вырывается смешок с губ Антона, он обнимает девушку в ответ и серьезно спрашивает, — правда считаешь, что я поступил правильно? Из-за меня же нам забили. — Не из-за тебя, — Агата утыкается носом в грудь Антона, в расстегнутую молнию, вдыхая горячий воздух от его тела, — это я Кострову пас не отдала, думала сама смогу, шайбу потеряла и нападающий их ее у меня отобрал. А Димана даже никто не прикрыл, вот и залетела. — В следующий раз отыграемся, — пытается подбодрить Антон, перебирая в голове все произошедшие события, — не переживай, Щука завтра ничего и не вспомнит — он сильнее прижимает Агату к себе, не ощущая даже неловкости и стеснения от таких нежных объятий. Агата замирает, вслушивается в неровное дыхание Антона, а сама старается дышать тихо и незаметно, боится спугнуть момент. Никто первым не решается прервать объятия и продолжить путь. Агата поднимает глаза вверх, наблюдает за тем, как в чистом от облаков вечернем небе появляются маленькие точки-звезды, и девушке кажется, что за те минуты, что они стоят так вдвоем все небо покрывается этими точками, будто их небрежно высыпала из своего мешка Луна. Антон вопросительно смотрит на нее, Агата показывает пальцем на небо и парень широко улыбается, а после, чувствуя как Агата начинает смеяться, ловит несколько снежинок ртом. — Я думала вас уже не ждать, — с добрым укором произносит Юлия Борисовна, встречая на пороге краснощеких Агату и Антона, — раздеваетесь и мойте руки. Пойду разогрею ужин, а то все остыло. Ребята переглядываются и когда мама уходит на кухню начинают смеяться, радуясь, что им не влетело за длинную прогулку. В квартире пахнет травяным чаем и специями, Юлия Борисовна приготовила мясо, но уставшие и оголодавшие хоккеисты готовы были съесть что угодно, поэтому стоит им присесть за стол, как они оба накидываются на еду, с набитым ртом благодаря маму Антона за ужин. Женщина смотрит на Агату намного больше, чем на сына, одобрительно кивает и замечая ее влажные волосы, не успевшие высохнуть на морозе, дотрагивается до ее лба тыльной стороной ладони. — Агата, с мокрыми волосами в мороз, — сетует она и приподнявшись наклоняется к девушке, проверяя температуру по своему, самым материнским способом, прикоснувшись губами ко лбу, — заболеешь ведь. Пей чай горячий, я тебе полотенце принесу, нужно волосы высушить. Агата теряется, смущенно опускает взгляд, но соглашается. Забота Юлии Борисовны пугает и одновременно заставляет чувствовать себя нужной, родной. Это странное забытое чувство будет долго сидеть у нее внутри, когда она вернется к себе домой, где ее не ждут, не спросят про влажные волосы и не предложат чай. Хочется поверить, что теперь она не одна, но зудящим комаром ее раздражает понимание. Она не ее мама и это просто банальная забота. Искать за ней что-то иное нельзя, глупо и только больше расстроит. Но, когда нежные и тонкие руки матери Антона кладут на ее плечо полотенце, гладят по макушке, Агата ласково улыбается и накрывает ее ладонь своей.