No one can blame you For walking away. David Bowie «Underground»
Джарет родился накануне Жирного вторника в доме терпимости в Венеции и был так немощен, что принимавшая роды акушерка тут же предложила выбросить новорождённого в канал. До падения Венецианской республики оставалось ещё почти полвека, и город скрылся под маской пышного карнавала. В игорных домах проматывались и наживались целые состояния, шикарные куртизанки обряжались в бриллианты, достойные королев, прятали лица в золотые маски наследные принцы, графы и герцоги, пожелавшие инкогнито испить чашу удовольствий в столице романтики и разврата. Один из них вполне мог быть отцом новорождённого — во всяком случае, Мария, девица из Кастеллетто, глядя на своё еле дышащее, уже утомлённое первыми минутами жизни дитя, решительно заявила, что мальчик её — благородных кровей. — Придушила бы ты его, чтоб не мучился, — посоветовала в ответ на это заявление акушерка, рассмотревшая в ребёнке — нет, не королевскую отметину — следы не делающей различия ни по полу, ни по происхождению французской болезни. Но впавшая в упрямое безумие Мария наотрез отказывалась принимать страшную правду, пророча сыну великое будущее. Как только тело её восстановилось после родов, она, собрав жалкие сбережения и замотав драгоценное дитя в одеяло, тайком ускользнула в Дорсодуро, где, по слухам, жила старая ведьма. Жёлтый дом с будильником на стене порядочные горожане предпочитали обходить стороной, но иностранцы, падкие на всевозможные тайны и приключения, не упускали случая заглянуть в плотно завешенные окна, а после поделиться впечатлениями с хорошенькой девицей из дома удовольствий. Гостиная ведьмы была увешана часами, размеренно тикающими на все лады. Сидящая на спинке кресла сова-сипуха немигающим взглядом уставилась на нежданную гостью. Мария поёжилась и крепче прижала к себе ребёнка. — Что привело тебя ко мне? — Голос, неожиданно молодой, грудной, бархатный, послышался откуда-то из глубины комнаты, и Мария вздрогнула, обернувшись. Ведьма была не так уж и стара. Чёрное платье, расшитое атласными лентами, плотно облегало пышную фигуру, в массивной причёске из тёмных кудрявых волос притаилась белая роза. — Обычно девушки твоего положения приходят сюда, когда хотят избавиться от несозревшего плода, но тебе, как я вижу, — она кивнула на разлепившего глаза ребёнка, с осмысленным интересом разглядывающего комнату, — предпринимать что-то уже поздно. — Да, и я хочу, чтобы моё дитя выжило, — протягивая ведьме младенца, прошептала Мария. Сова пронзительно ухнула, взлетая, и, описав по гостиной круг, опустилась на пухлое плечо ведьмы, протянувшей руки к ребёнку. — Ты так думаешь? — вполголоса спросила ведьма, заинтересованно изучая мальчика. Тот, ничуть не боясь незнакомого лица, раскрыл маленький ротик и негромко ойкнул. — Что ж, — обратилась ведьма уже к Марии. — Кое-что можно сделать. Но учти: для тебя и для этого мира ребёнок будет потерян. Его заберут в своё королевство гоблины — существа глупые, но не злые. Со временем малыш твой сможет стать их королём. И будет он жить и править тысячи лет, искушая юные души и питаясь их грёзами, пока не найдётся иной человеческий ребёнок одной с ним крови, что займёт его место… Желаешь ли ты сыну такой судьбы? — Всё ж лучше, чем сырая земля и черви, — прошептала Мария, глотая слёзы, но лицо её против воли озарилось улыбкой. — Я знала, что мальчику моему суждено быть королём… А что в свите у него будут одни гоблины — да пусть так! Ведьма покачала головой, но спорить не стала. — На седьмой день после следующего полнолуния отправляйся в большую пещеру на окраине города. Как попадёшь туда, трижды громко крикни: «Хочу войти в Лабиринт, чтобы попасть на базар гоблинов» — и иди куда глаза глядят, дорога сама выведет тебя в нужное место. Как окажешься на поляне среди дремучего леса, жди — гоблинский народец сам к тебе придёт. Начнут они предлагать тебе свои дары — попробовать сладкие ягоды и фрукты, халву и пряники. Но ты отказывайся от всего, ведь угощение погрузит тебя в грёзы приятные, но несбыточные. Требуй, чтобы пришёл к тебе сам Хозяин Лабиринта. А как появится он, вели, чтобы забрал твоего сына. И помни, что у тебя есть всего лишь тринадцать часов, а в Лабиринте время то бежит быстрей, то растягивается... Вот, возьми, — ведьма протянула Марии старые потрёпанные часы с застывшим циферблатом. — Это поможет тебе не заблудиться во времени. Мария сжала часы в ладони, и стрелки чуть слышно дрогнули, возобновляя ход. — Кто он? Хозяин Лабиринта? — Чародей, — ведьма отвела глаза, возвращая младенца матери. — В мире Лабиринта его власть безгранична. Время, пространство, законы природы ему нипочём. Но в наш мир ему хода нет. Он давно ищет себе преемника, и твой малыш идеально подойдёт на эту роль. Когда-то давно мать рассказывала Марии сказки о маленьком народце, портящем молоко у скота, разбрасывающем угли в сухой траве и похищающем человеческих детей. О его волшебных дарах, погружающих в чудесные сны, во время которых человек тает, как обласканный огнём воск. Умно ли самой отдать нечеловеческим существам своего ребёнка? Заглянув в огромные глазки сына, Мария поняла, что иного выхода у неё нет. Болезнь, которую она передала младенцу, уже поражала и её собственное тело, шаг за шагом приближая его к холодной могиле. Позаботиться о них обоих некому, а из волшебного народца, как поговаривают, выходят неплохие няньки…* * *
В пещере было холодно и сыро, но Мария бесстрашно шла вперёд. Извилистая тропа петляла среди холмов известняка, уводя девушку в пасть огромного чудовища, чьи острые зубы — сталактиты и сталагмиты — угрожающе поблёскивали в темноте. В давящей тишине то и дело в насмешку над глупой девицей тихо хихикало эхо, шуршали потревоженные человеческими шагами летучие мыши… Марии казалось, что она плутает в темноте целую вечность, когда, наконец, вдалеке светлым пятном показался кусочек неба. Пещера выходила к лиственному лесу — густому и непроглядному. Дороги не было, и Марии только и оставалось, что идти наугад, цепляясь платьем за пни и коряги. Белыми звёздочками распускались на её пути цветы, а солнце грело так, словно февраль вдруг решил уступить место маю. Когда острая ветвь дружеским жестом стянула с плеч Марии тёплое пальто, девушка не стала за ним возвращаться, услышав вдалеке тихое нестройное пение: Финики сладкие, Цитрусы гладкие, Малину из сада, — Крупнее не надо! Лесную морошку — Всего понемножку!.. Открылся базар! Отведай товар! Странные — остроносые, словно бы искажённые неведомой болезнью — лица маленьких, размером с трёхлетнего ребёнка существ возникали то тут, то там, пока не подобрались совсем близко к подолу белого платья Марии. В руках у каждого были подносы и ящики с малиной, морошкой, гранатами, яблоками, апельсинами и виноградом. Один из гоблинов тащил огромную тыкву, на голове другого призывно блестела тарелка с халвой и сухофруктами. Мандарины, апельсины, Яблок полные корзины, Груши, соком налитые, Ароматнейшие дыни, Мякоть спелого кокоса, Ядрышки от абрикоса!.. Открылся базар! Отведай товар! Во рту Марии предательски собралась слюна. Угощения были прекрасны — ни одного подгнившего или недозревшего плода. Все красивые, свежие, ароматные и, несомненно, сладкие… Видя её колебания, гоблины продолжали наступать, поднося свои дары к её губам. Цепкие пальцы хватали её за платье, тянулись к тёмным волосам… Малину из чащи — Нет ягодок слаще! Крыжовник с куста, Порадуй уста!.. Смородину чёрную — Сухую, отборную, И финик в придачу, И пряник — на сдачу! Открылся базар! Отведай товар! В густой траве мелькнул белый мышиный хвост. Схватив с одного из блюд ягодку малины, воровка без промедления юркнула под корни ближайшего дерева. Её появление на миг отрезвило Марию. — Я хочу говорить с Хозяином Лабиринта, — громко крикнула она, отводя глаза от огромной сладкой дыни, плывущей к ней на расписном подносе. — Я хочу поговорить с Хозяином Лабиринта! Я хочу поговорить… Один из гоблинов, с лицом уродливым, морщинистым, но не злым, робко протягивал ей мягкий румяный персик. — Только попробуй, красавица! Хоровод гоблинов кружился вокруг Марии, сладкие ароматы кружили голову, и, не вполне понимая, что делает, девушка протянула руку к персику. Сладкий сок опалил её нёбо, но прежде чем погрузиться в сон, Мария успела выкрикнуть: — Я хочу отдать Хозяину Лабиринта своего ребёнка! Карнавал был в самом разгаре, но стоило Марии появиться в дверях, все маски обернулись в её сторону. Белое платье её было расшито бриллиантами, ещё парочка блестела в волосах и ушах, кружевной веер прикрывал слишком откровенное декольте. Завораживающая музыка отдавалась в сердце каждым тактом, и Мария танцевала без устали, вглядываясь в глаза незнакомцев, пытаясь узнать под маской лицо того, кто подарил ей… Мысль ускользала, тонула в тиканье часов, украшавших гостиную ведьмы. — Тик-так, тик-так, угощение погрузит тебя в грёзы приятные, но несбыточные… — Тик-так, тик-так, в Лабиринте время бежит быстрей… — Тик-так, тик-так, желаешь ли ты сыну такой судьбы? Мария очнулась в густой траве. Недоеденный персик — гнилой, покрытый муравьями — валялся рядом. Выпавшие из кармана часы тихо, но настойчиво возвращали её в реальность. — Итак, ты хотела меня видеть? — На ветку дерева грациозно опустилась сова, держа в клюве за хвост белую мышь. Мария брезгливо поморщилась, на миг зажмурившись. Когда она открыла глаза, перед ней сидел человек. Одежда на нём была богаче, чем на венецианском доже, в светлых растрёпанных волосах застряли совиные перья, длинные пальцы играючи крутили хрустальный шар, в глубине которого Мария разглядела детское невинное личико сына. — Хочешь отдать мне своё дитя? — Хочу, — дрогнувшим голосом ответила Мария. — Я хочу, чтобы он жил. Что ещё нужно матери? — Например, его счастье. — Мужчина подул в хрустальный шар, и видение переменилось. Вместо ребёнка Мария увидела девушку чуть младше её самой, бегущую по бесконечному длинному коридору. — Земная женщина дала ему жизнь. Земная женщина укрыла его от смерти. И жизнь его дальнейшая будет поддерживаться земными женщинами. Он станет их тёмным кумиром, девичьей грёзой, столь же привлекательной, сколь опасной. И не будет ему места и покоя без их любви, без власти над ними. Мир Лабиринта иллюзорен. Но человеку мало одних иллюзий. Как бы ни был прекрасен побег от реальности, рано или поздно необходимо ощущать твёрдую почву под ногами. — Ни один мир не может быть хуже мира, в котором матери вынуждены хоронить своих собственных детей, — решительно проговорила Мария, не отрывая взгляда от девушки в хрустальном шаре. Гоблин с добродушным, но уродливым лицом протягивал той сладкий персик… — Тогда назови мне его имя, — потребовал Хозяин Лабиринта, подбрасывая хрустальный шар. Сверкнув на солнце, шар исчез прямо в воздухе. — Имя? — Имя. — Джарет! — выкрикнула Мария первое, что пришло ей в голову. «Тот, кто спускается»… Земля содрогнулась, и Марии показалось, что она сама лишь видение в хрустальном шаре, что вертит, как игрушку, в руках любопытный ребёнок…* * *
— Так что она всё-таки сделала с младенцем? — полюбопытствовала одна из девиц, обряжая покойницу в саван из самой простой и грубой материи. Не прошло и двух месяцев после родов, как Мария истлела как свечка. Одна из её товарок видела, будто бы юная мать носила ребёнка к старой ведьме в Дорсодуро, а потом ещё как-то целый день пропадала за городом, наплевав на работу и гнев хозяйки. По возвращении Мария улеглась на кровать и больше уже не встала. Младенец же бесследно исчез, будто бы его никогда и не было. — Придушила где-нибудь да закопала, — равнодушно пожала плечами другая девица, пряча в подол платья сломанные часы — то немногое, что осталось после умершей. — Что ж с ним ещё сделаешь? Будет теперь принцем в подземном царстве — она ведь была так уверена, что сын её по отцу благородных кровей… Джарет подбросил хрустальный шар вверх, неотрывно наблюдая, как тают в воздухе лица двух женщин, провожающих его мать в последний путь. Где-то существовал другой мир, где люди рождались и умирали, смеялись от счастья и плакали от горя, любили и ненавидели. В Лабиринте не было ни смерти, ни болезней, ни бедности, но и искренней радости там было не сыскать. Одни лишь глупые гоблины со своими сказками да безграничная власть в пределах запертой комнаты. — Лучше бы она меня всё-таки придушила, — грустно усмехнулся Джарет.