***
Вокруг слишком тихо, до неприятного звона. Но и он будто поглотился плотным покровом Тишины, а вместе со звуками исчезли и цвета. Хотелось обнять себя руками и спрятаться от безмолвия, но ноги не двигались и не получалось отвести взгляд от серого пейзажа. В голове эхом отозвался женский голос. «Погрузи мир в Тишину, к которой тянется твоё сердце». Шаги не слышны, когда кто-то подошёл к ней. Черты лица не различить, но Чоу чувствовала на себе взгляд. Холодный, гипнотизирующий. Кажется, глаза серые, как весенний лёд. Некто протянул руку и заправил прядь волос за ухо девушки. Резко, будто случайно поцарапал кожу за ухом. Тело тут же пронзило резкой болью, от которой Чоу подскочила в кровати и несколько секунд смотрела в ночную темноту, стараясь успокоить быстрый стук сердца. Вдох, выдох. Это просто слишком реалистичный кошмар, к утру забудется. Решив так, девушка снова легла и почти сразу провалилась в неглубокий сон без сновидений. В наволочку впиталась пара капель тёмно-красной крови из маленькой царапины за ухом.***
Наутро голова была тяжёлой, словно Чоу спала всего пару часов после насыщенного событиями дня. Мысли спутались, но само собой, это бы не посчитали достаточно уважительной причиной для пропуска занятий. Решив, что ей станет лучше после завтрака, Чоу сонно направилась в ванную и задержалась у зеркала рядом с дверью своей комнаты. Приглядевшись, заметила, что контуру ушной раковины шли тонкие чёрные линии татуировки. Не было похоже на сыпь или что-то подобное. Странность сразу заставила проснуться, и девушка поспешно растрепала волосы, чтобы это нечто не было заметно. Не хотелось с утра пораньше волновать родителей. Случайно коснувшись уха, Чоу поморщилась от боли, но та быстро исчезла, как и тяжесть в голове. Однако Югатано была слишком сонной, чтобы связать факты между собой, тем более после завтрака все симптомы окончательно сошли на нет. Прежде чем идти в школу, Чоу рассмотрела татуировку и всё же распустила чёрные волосы, собранные в пучок. Сегодня обойдётся и так, а потом надо будет купить ободок, чтобы пряди не лезли в глаза. Почему-то возникло ощущение, что никто не должен видеть этот тёмный узор.***
Атмосфера ночного города завораживала, но девушка никогда не думала, что её полностью очарует ночь, лишённая любых звуков. Сон, похожий на немое кино, захватывал всё внимание, хотелось наблюдать за безмолвными сюжетами вечность и отдыхать так от шумных дней. Но ещё более притягательным это кино становилось от того, что сейчас девушка сама была «режиссёром». Со взмахом рук стали горячими чёрные линии на коже, которые плавно перетекали в тёмно-фиолетовую маску. Ажурное крыло тёмной застывшей бабочки, скрывающее половину лица. И этот же жест погрузил в безмолвие ещё один район. Небольшой, но Фарфалла понимала, что сможет больше, если продолжит тренироваться. Ей позволили быть режиссёром немого кино и дирижёром оркестра Тишины, так почему бы не использовать этот шанс? Лучи света, что появились вскоре после начала киносеанса, слепили, вызывали раздражение. Три против одной — или, кажется, даже четверо, — неравное противостояние? Но под контролем Фарфаллы были застывшие улицы и проспекты, а звуки, что поглотились оркестром Тишины, с позволения всё же высвобождались только чтобы стать монстрами без лиц. Если три леди и юноша решили стать зрителями её киноленты, то должны соблюдать правила, установленные режиссёром Фарфаллой. В противном случае им придётся замолчать и стать частью картины. Так будет лучше для всех. Однако стоило «зрителям» расправиться с монстром, тут же разорвались и ниточки, что связывали воедино все сцены немого кино. Ночь снова заполнилась звуками, отчего узоры на лице Фарфаллы начали с болью пульсировать. Первая серия её собственного фильма Тишины завершилась слишком быстро, но девушка была уверена: она отыграется в следующий раз.***
Приступы утренней головной боли стали почти регулярными, хоть и случались не каждый день. Но и терпеть их несколько раз в неделю было невыносимо. Чоу уже привычно провела по уху, чтобы боль стала чуть тише, и хмуро обвела взглядом комнату. Ей всегда было плохо после этого повторяющегося сна. Хоть она и не запоминала лиц, но обстановка и действия были похожими, может только незначительно отличались детали. И всё же девушка признавала: мир, что она видела во снах, манил её, привлекал так, что хотелось снова и снова возвращаться в эти сновидения. Почему? Подобным вопросом задаваться не приходилось, душа Чоу необъяснимо тянулась к тишине без единого изъяна. Те, кто раз за разом разрушал её маленькую идеальную реальность, просто не видели этот мир так, как он представал в воображении девушки. Сейчас, вспоминая отрывки снов, Чоу не могла осуждать противников за то, что они видят ночь иначе, но во снах… Там, под пологом Тишины, с рук будто сами собой слетали пленённые звуки, подпитывая существо, что сражалось на её стороне. И всё же раз за разом немое кино обрывалось вместе со сном, оставляя после себя только боль. Попытки разобраться во всём лишь усиливали приступы, мысли путались. Может, стоит выпить снотворное, чтобы упасть в темноту без сновидений? Стоило попробовать. Когда посреди дня снова произошло магическое нападение на город, Чоу даже слегка расслабилась, погрузившись в тишину, которая появлялась только во снах или в подобные моменты невидимых сражений. Югатано знала, что три школьницы справятся, и мир снова наполнится звуками. И пока это не произошло, стоило насладиться каждым моментом. На лице девушки появилась мечтательная улыбка. Может, однажды её сон станет явью и подобных мгновений будет больше?***
«Не играй со мной, девочка». Голос тихий, но даже так пробирающий до мурашек. После снотворного не должно быть последствий, тем более таких, но некто явно не собирался допускать хитростей со снами, слишком реалистичными и слишком травмирующими. Внимательно посмотрев прямо в глаза Чоу, невидимый собеседник, — или собеседница? — вложил в её руку узкий длинный предмет. Махнул ладонью — и девушка, не контролируя свои движения, раскрыла «подарок». Фиолетовый веер с поблёскивающим узором бабочек и чёрным кружевом по краю. Ещё один взмах-приказ — Чоу нажала на незаметную кнопку на штифте, отчего из кружева показались острые кончики игл, вставленных в спицы. После третьего приказа рука не дрожала, и девушка сама провела иглами по щеке, оставив кровоточащий след. Капли, упавшие на полотно веера, тут же окрасили вышитых бабочек в алый, но наваждение мгновенно исчезло. «У Прикюа появилось дополнительное оружие. Ответь им достойно, Фарфалла. Ты ведь не хочешь, чтобы я избавилась от тебя?» Наутро шрама на щеке не было, но исчез и голос. Чоу могла говорить только шёпотом, чувствуя, как больно глотать. Скрыть это так же, как татуировку, не получилось, и девушка осталась дома. Весь день пришлось лежать в кровати, хоть внутренним чутьём Югатано понимала, что никакими лекарствами и напитками это не вылечить. Однако на следующий день недомогание исчезло, словно его никогда и не было. А ночью Фарфалла впервые выстрелила из Веера Шёпота в своих противниц. Иглы разлетались по дуге и было сложно предугадать, куда точно они попадут, однако девушка старалась целиться. Одна игла всё же попала по противнице в белом, та покачнулась, но устояла. Только когда девчонки хотели объединить магию, чтобы «озвучить» идеальное немое кино, жертва тёмного веера не смогла сказать ни слова. Фарфалла с торжеством наблюдала за замешательством в маленькой компании, но к неприятному удивлению, две оставшиеся девушки и юноша смогли магией вернуть голос напарнице. Взлетели в воздух сияющие светом веера — и очередная серия «кино» завершилась. В миг, когда три искры магии слились в одну, Фарфалла вскрикнула от боли, пронзившей тело. Эта боль повторялась ни раз и не два, только тщетно — теперь Прикюа не давали себя пронзить, но это не уменьшало боль тёмной бабочки. Веер, столь щедрый дар с тёмной магией, не попал бы в руки «марионетки» просто так. И «кукловод» не собиралась говорить, что иглы создавались из крови и жизни «марионетки». Кукле не обязательно знать такие подробности.***
Футляр со скрипкой уже давно был забыт и покрывался пылью в углу комнаты. Родители обеспокоились, что Чоу так беспечно забросила свои моменты единения с музыкой, однако девушка никак не собиралась оправдываться. Она вообще стала немногословной, всё больше времени проводила одна, смотря в одну точку. Любой случайный шорох проникал под кожу неприятной щекоткой, отчего девушка резко вздрагивала. Слишком резко, чтобы это было нормальным. «Замолчите. Замолчите все! Прошу…» Она проговаривала это желание мысленно, боясь даже шепнуть. На кого-то до одури давила тишина, Чоу же ломалась под давлением звуков и не могла найти причину этого давления. Сны оставались лишь болью, но может, в них и была разгадка? Но в первый и последний раз, когда Югатано приняла снотворное, стало только хуже. Она никому не говорила, но в последние дни чувствовала, как рассыпается. Сложно было описать это ощущение по-другому. Чоу будто исчезала, хоть и продолжала через боль и раздражение выполнять обязанности прилежной школьницы. Но никто не видел, как идеальная ученица боролась с желанием сбежать. Домой. В комнату, чтобы замолчать и не слышать ни звука. «Почему именно я?» Кажется, она всё же задала этот вопрос вслух, но ответ услышала в мыслях: «Легко сломать того, кто уже был готов сломаться. А бабочка, однажды снесённая потоком ветра, едва ли взлетит вновь». С каждым словом в комнате всё сильнее сгущались краски. Чоу подтянула ноги к себе и спрятала лицо, но всё равно ощущала, как становится темнее. «Бабочке дали возможность обрести крылья и ядовитые шипы, но бабочка не была достаточно благодарной за такую щедрость». Тихие шаги во тьме звучали слишком отчётливо, но даже так Чоу уже не могла сказать, реальность это или она снова заснула. А вдруг… сошла с ума? Тонкие пальцы вцепились в распущенные волосы девушки и с силой подняли голову. В серых глазах напротив мелькали молнии. С тонких губ с презрением донеслось: «Бабочка, не способная летать по приказу хозяйки, больше ей не нужна. Но я достаточно милосердна, чтобы даровать тебе последний полёт». За волосы дёрнули так, что голова запрокинулась до хруста в шее, тут же горячей болью стрельнуло в груди. Что-то проникало к самому сердцу, но прежде чем Чоу смогла осознать, взгляд затянуло тёмно-фиолетовой пеленой.***
Раньше узоры скрывали только половину лица, теперь же они потекли ниже и опутали всё тело, рисунком проявились на платье, маске и перчатках. Узоры стали доспехами Фарфаллы, которая без лишних мыслей стреляла по девушкам в светлых нарядах. «Хозяйка» назвала их Прикюа, но так ли это важно? Как бы они ни называли себя, они мешали спокойному течению Тишины. Их существование было недопустимо. Веер раскрывался раз за разом, и иглы, окутанные тьмой Тишины, летели дождём. И чем чаще сиял дождь, тем темнее ставились узоры, превращаясь из доспехов в оковы. Но Фарфалла не понимала этого. Не могла понять, управляемая чужими руками, лишённая любой возможности принять иное решение. Даже злость, когда противницы уворачивались от игл и отбивали их, была «привитой». Или это всё же её истинные чувства? Она не могла ответить. А если бы и смогла, что бы это изменило? Иглы летели с веера всё реже, Фарфалла чувствовала, как тяжелеет тело. В какой момент опустились руки? Сложно было сказать наверняка, время текло слишком медленно. Пустым взглядом девушка наблюдала, как на неё летит поток света. Душа не хотела принимать этот свет, сопротивлялась так яростно, что боль стала физической. Растеклась по телу, чёрному рисунку-оковам, и с губ сорвался хриплый крик. Всё закончилось резко. Не было никакой лёгкости в теле, никакого намёка на очищение. Фарфалла просто навсегда закрыла глаза. В тот же миг закрылись и глаза Чоу Югатано.***
Струна, опутавшая душу девушки, усиление перед неизбежно печальным финалом, высвободилась, но команде волшебниц это было уже не важно. Они замерли, понимая, что совершили непоправимое. Убили девушку, которая всё это время была где-то рядом и даже не показывала, что ей плохо. Возможно, потому что не понимала, что её сознанием управляют. Не осознавала, как по ночам выходила, чтобы снимать «идеальное» немое кино, но каждый раз проигрывала и скрывалась, чтобы появиться ещё через несколько ночей. Что же, сражения по ночам завершились, но прервалась и жизнь, которая могла продолжаться ещё очень и очень долго. Исцеляющий волшебный свет стал смертельным оружием для души, и так почти лишённой жизненных сил. Этой смертью Силензио словно предупреждала трёх волшебниц: «Вам со мной не справиться. Сдайтесь сейчас». Впоследствии никто из Прикюа не мог сказать, как они смогли преодолеть шок и сражаться дальше. Каждая нашла свою причину продолжать противостояние, но сердца девушек сжимались, когда они раз за разом видели объявление о пропаже. Знали, что настоящая Чоу потерялась уже давно, захваченная путами тёмной магии. Но только сейчас окончательно «пропала без вести», ведь в миг, когда была очищена Струна, тело Фарфаллы рассыпалось тёмными сияющими бабочками. Душа, заключённая в одной из них, отправилась в последний полёт.