на переднем неудобно

— и кто запивает пивом кислый мармелад? феликс улыбается, до чешира далеко, но хмель бьёт по голове, и грустить однозначно он больше не собирается. — я. осуждать будешь? хван головой мотает, делая глоток из банки. феликс хмельной, немного способен на глупости; посыпка кислит на языке, и ли жмурится, вызывая смешок со стороны старшего. хенджин облизывает и так влажные губы, — хватит, феликс не железный — из-за пива, убирая мелкие капли. ли застывает с мармеладом между зубов, забыв, что он хотел сделать и хотел ли. — чего застыл? феликс хмыкает, мол, никто тут не застыл, не даёт кое-кому потешить самолюбие. хёнджин не собирался, и бровью не ведёт: к чужим выходкам легко привыкнуть. — у меня, может, ещё шок, что ты не зожник до мозга костей... хван неприлично громко прыскает от смеха, давясь глотком. — мой милый феликс, — смакует, растягивает, чтобы дольше оставалась эта мнимая сладость. — в париже ты не можешь быть трезвым: либо ты пьян, либо пьян от любви. — и к какому типу относишься ты? — встречный вопрос, — у хёнджина глаза загадочно поблёскивают, и улыбка хитрая губы растягивает. — что тебя сподвигло искать любовь в чужих постелях? — скука считается за ответ? — нет, хочу развёрнутый. — ответь сначала на мой. — скажем так, это меняется в зависимости от ситуации. пью не так часто, а от любви я, даже если она только моя, я не трезв уже очень давно. феликс усмехается, заправляя пряди за уши. он знает ответ: пульс запредельный, проверять необходимости нет. — что сподвигло? — глоток слишком большой, и прокатывается огнём по глотке. жаль, это не лишит возможности говорить. — отсутствие любви. попробовал один раз, стало легче, втянулся на почти постоянную основу. — почти? ли копирует улыбку, склоняя голову, качнув полупустую банку в пальцах. — скажем так, с некоторыми своими партнёрами на ночь я многое узнал о собственных предпочтениях. то, что мне интересно — я изучаю долго и тщательно. могу сказать им спасибо: сейчас я имею сформировавшийся список, раскрывать ничего не собираюсь. хёнджин самодовольно улыбается, надвигается, как тайфун; феликс заранее готов сдаться перед таким хваном. — ты любишь нежно, это я знаю. — что ещё? — феликс губу свою прикусывает, сам не осознает, что делает, его просто чертовски тянет к хенджину. либо любить, либо ненавидеть. — у тебя чувствительная шея, живот и бёдра. — возможно... — ли шикает под нос, в одно движение допивая банку. защищаться больше нечем, дальше — упасть ниц. не то, чтобы феликс очень против. — хён... дж-жин, я пьян, у меня развязан язык, ты лучше не делаешь... — и мне нравится, как звучит моё имя с твоих губ, — в тёмных глазах плохо скрываемое желание. феликс до последнего упрямится, не желая так просто сдаваться. — твоим голосом. блять. — в ту ночь я мог лишь ощущать тебя, запоминать на ощупь, — голос севший, феликса изнутри мурашками бьёт; пальцы впиваются в ремень. только отщёлкнуть, и все запреты полетят к чёрту. заклинивает и злит. — боюсь, я сойду с ума, если буду смотреть на тебя. — поберечь твою тонкую душевную организацию? — смешок выходит нервным: ситуация слишком накалена; у ли в лёгких воздух тоже раскаляется, что дышать становится труднее. хёнджин лучше не делает, он просто швыряет эту долбаную спичку, только её и не хватало: — лучше сломай. знаешь, клин клином, говорят помогает. — лучше помоги мне расстегнуть, пока я нахуй не вырвал этот ремень. хван давит смешок, помогая выбраться из своеобразной ловушки, феликс дёргает его за длинные бусы на себя, наматывая на руку. усмешка обжигает хвановы губы. — ты в моей власти, малыш. нравится? хёнджин приоткрывает рот, шумно выдыхая, надеясь научиться заново дышать, но ли не оставляет ему никаких шансов. — я тоже хочу смотреть. но хочу ещё касаться... господи, хван, будь моя воля - я бы просто съел тебя, — феликс крепче наматывает бусы, у хенджина и без этого голова кругом, и в ней ни одной здравой мысли. — ты сломал меня, и снова собрал. что же ты за человек такой? — в глаза смотрит, где зрачки всю радужку перекрыли. феликс никогда боялся темноты. — мы оба сломали друг друга, но нашли силы исправить это, — шепчет в ответ хёнджин, опуская взгляд на губы, для феликса это не остаётся незамеченным. рука перемещается на затылок, несильно дёргает за волосы, заставляя посмотреть в глаза. — я сделаю тебе больно, детка. не один раз, я не могу сказать точно, но я тебя раню, — феликс с трудом уговаривает себя не сорваться, он на пределе, на одном уровне с хваном. — но ты же ебучий терпила. — я ебучий терпила, если это касается тебя, — ладонь ложится на шею феликса, хёнджин пальцами его бешеный пульс чувствует, и в глотке пересыхает. — я отвечу тебе той же болью, феликс, верну её тебе, — в губы шепчет-шипит, не давая сомкнуть. — я верну всю твою боль в полной мере. — ты уже делаешь мне больно. — тогда, верни мне часть. феликс целует отчаянно, вышибая весь воздух из лёгких, пальцами в волосах путается, кусается до боли, взбираясь на колени к хвану на ощупь, не в силах оторваться от него. хлеще сигарет, хуже любого наркотика. и не соображает, не даёт себе отчёта, действует, берёт своё, сколько хёнджин позволяет. большим пальцем по губе соскальзывает, и дышит горячо, разорвав поцелуй. — ты позволишь мне подчинить тебя? — феликс возвышается, упиваясь властью, хоть пальцы под рёбрами впились до красных пятен. — позволишь сломать? — я позволю тебе всё, если ты позволишь мне смотреть на тебя. — ты не умеешь намекать. — я уже прямо говорю, что хочу раздеть тебя. и мне мешает твой чокер. феликс поднимает бровь, хмурится не всерьёз. — чокер тебе чем не угодил? длинные пальцы быстро расправляются с замком; украшение отлетает на сиденье, оголяя шею, но хвану этого мало катастрофически; пуговицы поддаются не с первой попытки. феликс следит, то и дело облизывая губы. — мешает. рубашка приземляется следом, ли расправляет плечи, но хочет прикрыться. сесть на колени к дьяволу было не лучшей идеей. осталось лишь посетить все девять кругов ада. у хенджина грёбаный огонь в глазах, от которого феликс хочет сгореть, обратиться в пепел, стать ничем. чёртов хван хёнджин. — мешает, — парирует ли, сдёргивая длинную майку и швыряя её вглубь салона. — боишься потрогать меня? — bite me, — феликс впечатывает красивые руки в спинку, схватив за запястья. сегодня он не намерен делиться властью. — baby. на переднем неудобно, по опыту говорю. хёнджин рывком вырывает руки на порыве. ревность царапнула, глубоко вонзившись в душу. а феликса это, кажется, забавит, пока его руки не обхватывают одной ладонью, поднимая над головой. — по опыту? у тебя так много опыта, касательно занятий любовью на переднем сидении в автомобиле? — не смей устраивать мне допрос, — пытается огрызнуться ли, хёнджин вырубает это желание на корню, кусая-целуя изгиб шеи, и ничего не остаётся, как покорно отдаться: больше путей отступления у феликса нет. — смею. хочу знать правду, но тебя хочу больше. — заткнись, пожалуйста. — заткни? — хенджин поцелуями к линии челюсти поднимается, плавит лаской, насытиться феликсом не получается; вырвавшийся стон побуждает переступить последнюю черту; пальцы внаглую сдерживают запястья, феликс трепыхается пойманным мотыльком в банку. — ты ведь не хочешь, чтобы я замолкал. ли жмурится до всполохов алых, сглатывает вставшую слюну в горле — сохнет нещадно; хёнджин ни шанса не оставляет вернуться к здравому рассудку на законное переднее, не упираясь в руль поясницей, феликс скулит нуждающе, руками дёрнув капризно. — ты редкостная зараза, хван хёнджин... хван усмешкой кожу палит; поцелуями по веснушкам на ключицах, к открытому беззащитному горлу, мокрым следом помечаясь. у феликса терпение кончается; руки вырвать несложно, хёнджин не держит стальным омутом, просто позволяет. позволяет на задние увлечь, больно в поцелуе укусить, кожа к коже соприкасаясь, пальцами в волосах запутываясь. феликс в своём личном пламени горит, хрипло в рот простанывая, будто это поможет тише стать — из свидетелей лишь равнодушная луна, отсвечивающая отблесками на обнажённой коже. он шипит, полумесяцами на чужих плечах оставаясь, сковываясь временной болью; хёнджин зацеловывает по новой, по дрожащим в напряжении бёдрам заглаживая , сам удерживаясь на грани от вбиваться до откровенных криков, в сидения вжав. с феликсом так нельзя: он любит нежно. — не спеши, мы оба друг от друга отвыкли. феликсу посмеяться от правдивости хочется будь у него эта возможность: тело привыкает долго, отпуская прожигающую боль поцелуй за поцелуем, до стона облегчённого и открытого, когда двинуться получается, срываясь чужим именем: — хёнджин... он подхватывает, взмокшую спину затрагивая, на резной талии пальцами оставаясь — как должно быть; задыхается сам, заставляя себя вспоминать как дышать; феликс остатки его кислорода забирает, и хёнджин стонет глухо в губы целующие, по шее мажет, оторвавшись, шепча признания в исступлении. — мой ангел падший... феликсу хватает, чтобы задышать обрывисто со стоном перемежаясь, в лоб своим вжаться, раскачиваясь мелко дрожащими ногами, в руках выгнувшись до боли, чужую дрожь ощущая всеми клетками, и стон с губ сцеловывая, сырые пряди в пальцах сжав. перед глазами всё ещё дурацкие всполохи, стоит глаза закрыть, отдышаться пытаясь. хёнджин улыбается сытым зверем, мягко мочку поцелуем задевает. — ты в порядке? я не сделал тебе больно? феликс на плечо укладывается, головой дёрнув неопределённо: физическая усталость давит больше, чем выпитая банка пива, но даёт понять, что больно сегодня не было. и не будет потом. наверное.