Небесный суд.

Кто я? Что я? Лишь плод земных воображений. Кому завсегда неизведанным слыть. Кто я? Что я? Кто ни в чём не мог найти утешение. То, чему вовсе не стоило быть. Помнишь юношу того, изменник, Кто осторожен и чист душой, Кто гласу льстивому внемлет, Кто горд и упрям собой? Все те беспомощно слабые люди – У них у всех недобрый огонь в глазах. Все они – земные смертные судьи, Ими не правосудие движет – страх. Здесь каждому дано по его вере. Тот, кто верит, считает его же убийцей. Кто невинен, ему никто верить не смеет. Кто скрывает злодейство под маской безликой. Я точно знал, что эта вера, Обольщённая далёкой мечтой, Развеется вскоре ветром. Она даётся – жизни ценой. И куда идти? И рваться некуда. Но все дороги, пути ведут в никуда. И, будто бы лошадь пегая, Снова ставить себя под кнут ямщика. И снова молчать, высказать всё пытаясь Кричащим движением рук. И снова бежать, тщетно от смерти скрываясь... Но боле не будет терзающих мук. Только покорное повиновение К тому, кем движет рок. Кто в убийствах обретёт спасение, Кто отраду ищет через порок. Кричи не кричи – никто не ответит. Пресеклась без того коротка стезя. Чёрная Смерть, в неё я не верил. В ней я узнал твои, товарищ, глаза. * Копья мерцаньем изрезали небо, Словно манили меня за собой. В их теперь власти слабое тело, Убиенное горячей стрелой. Но лишь пройдя чрез порог смерти Я смогу вечную жизнь обресть. Только ему, мои други, не верьте, Не попадите, как я, в жестокую сеть. Ты меня уж убить не сумеешь, Не сможешь направить всех против меня. Ты умертвить никого не посмеешь. Ты не сможешь боле победить никогда. Тебе страх не ведом, ты не знаешь: В этой жизни до чёрта страданий и бед. Я – убиенный, чей дух тобою украден, Связующий дивный, невиданный свет. В это чудо я, может, когда-то не верил. Ни в чём решительно я не виноват. Но вот смотрю на себя и бледнею: Я томной жизни чужой ренегат... Я ещё различаю мертвецов голоса, Что так о жизни немощно просят, Жизнь жаждут украсть у Смерти гонца И на него с презрением смотрят. Они проведут плачущим ветром К тленному телу бессильную стень, Чтоб она озарила таинственным светом Жизнь. А там – твоя маячила тень. И встретятся свет со тьмою, Встретятся жизнь и смерть. Как рассвет приходит за ночью, Как закату снова тлеть. Но от тебя не дождёшься ответа, – Ты привык жестокостью слыть. Веришь, что ангел в силах мстить? Узнаёшь ли, убийца, свою жертву?.. Черноокий ангел сокрушённых надежд, Что спустился наземь с иного мира, – Лишь блеснул свет долгополых одежд, Лишь золотом вспыхнули крылья. А и был он живой: простой юноша, Бледнолицый, с чёрным блеском в глазах. Но и пусть его вера ослушалась, И совсем заблудился во лжи и впотьмах. Он осторожен и чист своею душою, Но гласу льстивому больше не внемлет. Он хотел взглянуть с усмешкою злою В глаза тому, кто так лживо приветил. Теперь он страстно желал Заметить тень скверно тревожную. Он тихо с небес наблюдал С закипающим гневом и скорбию. А и был он такой: наивен и смел, Но душа ничего не простила. Видно, чем-то он так понравился Хель, Что она с покаянием его отпустила. На горечь тому, кто бесстыдно так убивал, Эта жизнь обратится в муку. Ты со смертию в прятки играться не стал, Но сразу же подал ей руку. Но гнев – утробный крик, Дрожь которой уже вовек не забудется. Душа ничего не простит, Озлобленное сердце никогда не заблудится... * Нет ужасней и прекраснее чар, Когда неизбежное превозмочь сумеешь. Из тленного вновь возгорится пожар, Что всё равно безнадежно истлеет. Друг мой, враг мой, послушай: как странно В сердце и в застывшей в жилах крови Слышать биение; чуять боль и раны; Слышать звон дыханья в груди. Ведь мёртвый уже не умирает, И его уже не убьёшь. Истлевшее уже не сгорает, Сгоревшее не подожжёшь. Вот и суть, что никто смертный не понимает. Вот вся пыль, что ветрами к небу возносится. И потому мы со смертию в прятки не играем, Но друг за другом в догонялки гонимся. И куда идти? Не дойдёте же. Хотя бы вернулись целыми. Не проведёшь! – тоже мне. Вы ведь тоже ему верили. * Неймётся ангелу в раю, в небесах, Злоба душит того, кто злиться не в силах. Раскалённый блеск в ярких глазах, Что когда-то мутно-чёрными были. Ангел, что вершит порок над пороком, Ангел, что не сохранил былые черты, Светлый ангел был тьмы пророком, Что в рай попал за совершённы грехи. Он робко спустился с зловещего неба Туда, где каждому дано по его вере. Где свет всецело окутан мраком, Где тьма льстиво пророчит лишь благо. Кто я такой? – сам я не ведаю. Я алые нити в руках свято храню. Я один, будто бы лошадь пегая, Терзюсь, метаюсь в жестоком плену. Кто я такой? – знать я не знаю. Я жизни огнём в ладонях храню. Все невинные души я воскрешаю. Но тебя – на тризну я возведу! Я – страх, и нежить, и небыль, О чём никогда никто и не ведал; Я – мука и нега, Товарищ и недруг; Я – всё, что желаешь, Всё, что отвергаешь; Всё, чего жаждешь, Что проклинаешь; Порождение смерти, смертельная жизнь; Плод пленительно сладкий, что ядовит; Простейшая тайна, разгадка неясная; Безопасность смертельно опасная; Что после смерти научится жить, То, чему вовсе не стоило быть. * Я пуст! Я себя же утратил! Я верил тому, кто оказался предатель! Но скрывает ужас, таит в себе страхи Забитый, бесчувственный ангел. Мечется бессильный бесплодный призрак. Себя я утратил! Себя я утратил! Я растворюсь в ветре с неслышимым криком: «Предатель! Предатель! Предатель!» Торжествуй же, изменник! Ты дух мой похитил! Ты, добра лживый вестник! Ты, гнусный льститель! И снова прежняя робость. Где же стать величавая? Меня душит жестокость! Меня душит отчаяние! А такой и остался: гордец упрямый. Видно, спасти никого уж не суждено. Только тихо вернуться обратно, Подволакивая робко крыло... Кто я? Что я? Ничто в сущности. Безнадежно лишённый власти и сил. Кто я? Что я? Жизнь дарующий. А своей жизни так и не жил.