Чужой

      Ходики на стене монотонно поскрипывали.       Крик-крак, крик-крак.       Старая мебель тоже скрипела и щелкала. Тяжелые шторы казались серыми от въевшейся пыли. Диван у стены лоснился проплешинами. Большой массивный стол в центре комнаты пузырился потрескавшимся темным лаком. Желтая лампа без абажура освещала стол и человека за ним. Человек был занят делом.       Люпен давно хотел смастерить эту штуку, да все руки не доходили. То очередная кража, то Фудзико из беды выручить, то мир спасти. И вот сегодня он настроился на работу. Уселся за этот старый стол то ли сразу после обеда, то ли вообще после завтрака. Он потерял счет времени. Дзиген куда-то ушел. В старой квартире не было ни телевизора, ни радио, а мобильник Люпен отключил. Он даже не знал, что там, за тяжелыми пыльными шторами: день или ночь. Желудок, покорный воле разума, молчал. Люпен работал.       Крик-крак, тик-так, крик-крак. Тишина, спокойствие, сосредоточенность.       В комнате душно и жарко, но человек, поглощенный работой, не хотел отвлекаться даже на то, чтобы открыть форточку. Лишь расстегнул еще одну пуговицу рубашки.       Крик-крак.       Глухо хлопнула входная дверь. Дзиген вернулся. На краешке сознания мелькнула мысль, что партнер обругает за неприготовленный ужин. Мелькнула и пропала — дело важнее. Пусть пиццу закажет.       Ходики щелкали, отбивая ненавязчивый ритм. Крик-крак, крик-крак.       Дзиген потоптался в кухне, звякнул дверцей холодильника и протопал к дивану. Потянуло знакомым сигаретным дымом и сквозняком. Люпену вдруг стало зябко и неуютно, хотя пару минут назад казалось душно и жарко.       «Надо сказать Дзигену, чтобы закрыл форточку», — подумал Люпен и вдруг понял, что никакого сквозняка нет. В комнате ни дуновения, сигаретный дым клубится, не находя выхода. А холод исходит от человека на диване.       Он сидит там, точно за спиной Люпена, человек в черном костюме и шляпе, курит «Мальборо» и усмехается в бороду. Люпен видел его лишь краем глаза, когда он прошел мимо него к дивану. Он был слишком занят и не почувствовал сразу. Увидел знакомый облик и не насторожился. А вот сейчас его пробирает мороз по коже, потому что там, на диване — не Дзиген. Там чужой человек.       Все-не-так. Там-враг.       Неотличимый от Дзигена внешне, но Люпен точно знает — это не Дзиген. Нос Люпена чует знакомый парфюм и даже различает в нем нотки виски и пороха, но это не Дзиген. После стольких лет партнерства Люпен узнает своего напарника с завязанными глазами, залепленными ушами и заткнутыми носом. Как и Гоэмон, он научился его чувствовать. И вот сейчас вместо родного и уютного тепла, он ощущает холод чуждости с оттенком опасности. И то, что человек сидит за его спиной, создает дополнительную проблему. А верный вальтер в кобуре валяется на диване, там, рядом с чужаком. Сколько раз Дзиген выговаривал Люпену, чтобы не бросал оружие, где попало. Выходит, был прав.       Но вовсе не собственная беззащитность пугает Люпена, вовсе нет. Этот человек, что пришел сюда под видом Дзигена, он так уверен в себе. Он по-хозяйски развалился на диване, он спокойно курит, он знает, что настоящего Дзигена здесь нет. И он не боится его появления. Он уверен, что Дзиген не придет.       В комнате повисает оглушительная тишина.       Страх за напарника накрывает Люпена, на короткий миг захлестывая паникой. Но Люпен гасит ее усилием воли. Он никогда не стал бы великим вором, если бы всякий раз, когда было действительно страшно, поддавался панике. О, он вовсе не слывет бесстрашным. Он часто мечется, захлебываясь от крика, с вытаращенными глазами, но на самом деле ему совсем не страшно — ему весело. Истинный страх — лишь за других, за тех, кто дорог, но его он не показывает. Никогда.       Вот и сейчас он старается не думать о том, откуда чужак так хорошо знает Дзигена, как он узнал об их убежище, где взял ключ от квартиры. Ключ взял, конечно же, у Дзигена, но об этом лучше не думать. Все вопросы получат ответ, когда он узнает, что за человек сейчас сидит на диване за его спиной. А значит, надо рискнуть.       Адреналин привычно заполняет тело Люпена, но голова остается холодной и ясной. Он слегка встряхивает руки, снимая напряжение. Тело расслабляется, готовое к броску, бегству или нападению. Он научился этому у Гоэмона. Расслабиться, чтобы собраться. Ходики метрономом отсчитывают мгновения.       — Ох, Дзиген, как я устал, — Люпен потянулся и передернул плечами. — Спина совсем затекла. И шея одеревенела. — Люпен склонил голову в одну, потом в другую сторону. — Слышишь, как хрустит?       Не-Дзиген хмыкнул. Очень знакомо.       — Ох, — Люпен поерзал на стуле, — Дзиген, не разомнешь мне плечи?       А вот и момент истины. Что сделает тот, другой? Насколько хорошо он знает Дзигена?       Как-так, как-так.       Скрипнул диван. Хрустнула раздавленная в пепельнице сигарета. Человек приблизился, встал за спиной.       А вот сейчас Люпену страшно. Ходики словно сошли с ума, зачастили в бешеном ритме.       Крик-крак, враг-враг. Или это пульсация крови отдается в ушах?       Он уязвим. Ничего не стоит убийце зажать его между столом и стулом. Еще проще — выстрелить в затылок, в упор, надежно и просто. Или всадить иглу в шею. Или полоснуть ножом по горлу. А у него, словно нарочно, и верхние пуговицы рубашки расстегнуты. Можно нырнуть под стол, опрокидывая его за собой, прикрываясь от пуль. Попытаться выскочить в окно или пробиться к входной двери. Но интуиция подсказывает другое. Да и не сбежит он, не выяснив, что с Дзигеном.       Все-так, все-так.       Чужие руки опустились на его плечи. Цепкие, сильные пальцы. Наверное, у Дзигена такие же. Люпен не знает этого, потому что Дзиген никогда не разминал ему плечи. Да ему и самому не пришло бы в голову просить напарника о таком.       Впрочем, он затеял все это не для того, чтоб убедиться, что человек в черной шляпе не Дзиген, он в этом и так уверен. Он хочет узнать, кто тот, что сейчас вполне профессионально массирует его плечи. А ведь это тоже опасно. Руки у незнакомца сильные. Одно нажатие на нужную точку и…       А человеку нравится то, что он делает, Люпен это чувствует. И ему кажется, что он помнит эти руки. Когда-то, очень давно, больше десяти лет назад, ему также разминали плечи. Тогда он был совсем молод и у него ничего не затекало. Но тому человеку нравилось это делать, а он никогда не был против. Значит, нужно проверить еще.       Так-так, так-так.       — Да, вот тут, и тут, хорошо, как приятно, чувствую себя человеком, а не деревянным болванчиком, спасибо, Дзиген.       Человек вновь хмыкнул. Он опасается говорить. Не так-то он и хорошо знает партнера великого вора, он боится выдать себя неосторожным словом. Что ж, надо ему помочь.       Люпен плавно поднялся, отпихнул стул и развернулся лицом к лже-Дзигену. Широко улыбнулся. Похож, до чего же похож. Абсолютно те же черты лица и знакомая кривоватая ухмылка. Он мог бы определить обман по глазам, но глаза скрыты под шляпой, как и у настоящего Дзигена.       А подменыш так и не убрал рук с его плеч. Он придвинулся ближе, прижимая Люпена к столу, притягивая к себе руками. Люпен поддался. Он уже догадался, кто это, и не боялся. Нет, этот человек всегда был опасен, но убивать он не будет. И он еще не понял, что раскрыт.       — Я скучал, — ухмыльнулся Люпен. Это было двойной ложью. Он не скучал по Дзигену, потому что они виделись утром, а по этому человеку он тоже не скучал, уже давно. Но Люпен знал, что тот поймет так, как ему хочется.       Люпен положил руки на талию чужака под пиджаком, легко провел ладонями по бедрам. Конечно же, револьвера там не было. Это было очень глупо — выдавать себя за Дзигена и проигнорировать револьвер.       Чужие руки скользили по спине Люпена, опускались вниз, заползали под незаправленную в брюки рубашку, вновь поднимались вверх, охватывая шею. Это было неприятно, но Люпен давно научился отключать любые эмоции, могущие помешать работе. Ему не раз приходилось бывать в мужских недружеских объятьях. Правда, он всегда был в образе женщины. Надев чужую личину, он переставал быть собой, он по-другому чувствовал и думал. А еще была маска. Она защищала мягкой броней от чужих прикосновений. Он не ощущал на собственной коже ни чужих губ, ни чужих пальцев. Маска-личина на все тело вообще дарила полную свободу. Но сейчас пришлось просто смириться.       Люпен, почти копируя чужака, обследовал его спину и грудь. Дзиген худее и суше. Что ж, как не упражняйся в спортзале, сидячая работа дает о себе знать. Он пока еще почти не заметен, этот жирок под кожей. И пресс вполне себе ничего, и даже кубики. Но с каждым годом на поддержание формы будет уходить все больше усилий. А у Дзигена нет ни капли жира, не с их работой. Впрочем, кубиков там тоже нет, лишь сухожилия и шрамы на коже.       Кобура обнаружилась под мышкой. Только вот был в ней не револьвер, а совсем другое оружие. Хорошо бы, он был заряжен.       Лже-Дзиген притянул его вплотную. Чужие пальцы, осмелев, шарили по его телу под рубашкой. Чужие губы охотились за его губами. Это было невыносимо, но Люпен сладко и призывно улыбался, подставляя под поцелуи скулы и подбородок. Он и сам коснулся губами чужой щеки. Маска, довольно качественная, но не из лучших. А волосы синтетические. Жмот, мог бы и на натуральные потратиться. Мелькнула смешная мысль, что вот теперь он будет думать, какая же борода у Дзигена на самом деле. Люпен фыркнул и понял, что пора со всем этим завязывать.       — Сегодня я — сверху, — страстно шепнул он лже-партнеру.       — Как скажешь, — хрипло выдохнул тот.       Голос, до чего же похож голос. Впрочем, этот человек всегда славился умением имитировать чужие голоса.       Люпен извернулся, теперь он прижимал чужака к столу.       «А шляпа-то с тебя свалится», — подумал Люпен и резко толкнул человека на стол. Одновременно с этим он вывернул его пиджак, оплетая им чужие руки. В следующий миг он выдернул из кобуры чужака люгер и приставил ко лбу его хозяина. Шляпа предсказуемо свалилась, в глазах под черными линзами досада и ни капли страха.       — Черт, Люпен! Как ты догадался?       — Где Дзиген?       Человек на столе расхохотался.       Люпен крепче вдавил ствол люгера.       — Люпен, ты в меня не выстрелишь, к чему этот блеф.       — Выстрелю, Альберт, ты же в меня выстрелил. Нет, убивать не буду. Но дырок понаделаю, чтоб помучался, как я тогда.       — А ты злопамятный.       — Вовсе нет. Это ты ко мне пришел, а я и думать про тебя забыл. Так что с Дзигеном?       — Все в порядке с твоим Дзигеном, гуляет или в баре пьет. Слезь с меня и перестань мне в лоб стволом тыкать!       — Вначале расскажи, зачем тебе это все и как ты сумел впутать в это Дзигена.       — А тебе нравится доминировать, — Альберт так мерзко ухмыльнулся, что даже, несмотря на маску, перестал быть похожим на Дзигена. — Надо было раньше об этом сказать, может быть это и мне понравилось. Тогда глядишь, и все по-другому повернулось.       Люпен нахмурился, отодвинулся, перестал прижимать противника к столу. Пистолет опустил.       — Как же вы с партнером предсказуемы, — Альберт уселся на столе, свесив ноги. Освободился от пиджака. — Вами так легко манипулировать. Если ты так хочешь знать, то слушай. В прошлом году, во время всей этой сумасшедшей истории с программой Энзо, когда ты повздорил со своим самураем, и он тебя чуть не прирезал, я и познакомился с Дзигеном. Бедняга без тебя совсем скис, полиция его обложила, как зверя, а я его спас. Протянул руку помощи в последнюю минуту.       — Не удивлюсь, если ты сам был главным загонщиком.       — Не важно, главное, что Дзиген считал себя моим должником. Знаешь, он мне понравился. Я даже позавидовал тебе немного. Как ты сумел добиться такой преданности? Не раскроешь секрет?       Люпен пожал плечами. Альберту он не сказал бы даже марку любимых духов Фудзико, не то, что какой-то секрет. Впрочем, ответа он и сам не знал, но многозначительно ухмыльнулся. Альберт сам все додумает и придумает, его право.       — Да, Люпен, тебе повезло. Раз в жизни, но по-крупному. Ты сорвал джек-пот. Ты некрасив, неумен, у тебя противный голос. Твои таланты слишком преувеличены обывателями. Женщины тобой пользуются, но не любят. Твоя любимая женщина регулярно предает тебя. Твой самурай пытался убить тебя. Но у тебя есть Дзиген. Он, конечно, тоже странный. Такой честный и щепетильный. Стоило напомнить ему о старом долге и готово! Он любезно уступил мне свое место.       Альберт прямо-таки излучал высокомерную снисходительность.       — Знаешь, Люпен, если бы у меня был такой партнер, я бы распорядился им с большим толком. Я бы отучил его от таких глупостей, как чувство долга и принципиальность. И ему со мной было бы куда лучше, чем с тобой. Может, уступишь? Или поделишься все же, чем ты его взял, как привязал к себе?       Люпен пожал плечами:       «Забавно, что Альберт сам ответил на свой вопрос, но так ничего и не понял. Распорядился, отучил, привязал…Да делай я подобное, где бы тогда был Дзиген...»       Но озвучивать свои мысли не стал, сказал другое:       — Ты так красочно описывал, какой я, но при всем при том, все ко мне тянутся. Даже вот ты никак меня в покое не оставишь.       Альберт нахмурился, делая лицо Дзигена непривычно злобным.       — Скажи, когда ты понял, что я не Дзиген?       Люпен усмехнулся.       «В тот самый момент, как ты уселся на диван за моей спиной, и я почувствовал чужой недобрый взгляд? Когда начал массировать мне плечи? Или как только твои жадные пальцы полезли ко мне под рубашку?» — нет, этого он не скажет.       — Когда не нашел у тебя револьвера, — Люпен выдал самую очевидную причину. — Дзиген никогда не расстается с револьвером.       — Даже дома, он что, не доверяет тебе?       — Ну прости, что разрушаю твой идеальный образ, но нам с Дзигеном случалось стрелять друг в друга.       Альберт сверлил его взглядом, пытаясь выявить ложь. Смотреть на искаженные черты Дзигена было неприятно. Видеть знакомое лицо с чужими глазами — неприятно вдвойне. Нужно было прекратить это.       — Может, ты все же снимешь эту маску, — Люпен подпустил в голос равнодушия и каплю досады.       Альберт в последний раз ухмыльнулся губами Дзигена и стащил с себя маску. Без роскошной шевелюры он казался жалким и потерянным.       Люпен снисходительно усмехнулся:       — Знаешь, Альберт, мне жаль тебя. Вся твоя жизнь — сплошной суррогат. Дед взял тебя на воспитание, когда лишился меня. Ты был заменой. Ты побоялся мечтать о целом мире и заменил его Францией. Даже сюда ты пришел под видом другого человека. Это как тот растворимый кофе, что ты сделал мне однажды, это всего лишь суррогат настоящего. Ты сам — сплошная фальшивка. А я великий вор и не терплю подделок. Знаешь, мы ведь с тобой никогда не были настоящими напарниками. Я принимал тебя таким, какой ты есть, а вот ты меня — нет. Ты хотел меня изменить, но я не хочу быть суррогатом самого себя. Дзиген и Гоэмон — настоящие, они знают меня — настоящего, у нас вообще — все по-настоящему.       — Хватит, Люпен. Бессмысленная риторика и только. Не сомневаюсь, что своих партнеров ты дурачишь по полной программе, но мне плевать. Ответь мне на один вопрос, и я уйду.       — Спрашивай, — Люпен чуть склонил голову, изображая внимание.       — Какой Дзиген в постели?       Люпен удивился, нет, даже поразился до глубины души, но вида не показал, наоборот — понимающе хмыкнул, подмигнул Альберту и выдал свою самую похабную ухмылочку. Продемонстрировав этот набор эмоций, он застыл, полуприкрыв глаза. Казалось, он сосредоточено обдумывает ответ. Повисла тишина, только мерно тикали ходики.       Как-ой, Дзи-ген, Дзи-ген, как-ой.       А Люпен, и, правда, думал и вспоминал те редкие случаи, когда ему доводилось спать с Дзигеном в одной кровати или просто рядом на полу. Какой, какой…       — Теплый, — выдал Люпен и это был самый честный ответ на вопрос за весь сегодняшний вечер.       Но именно тогда, когда он сказал правду, Альберт ему не поверил. Лицо его недовольно исказилось. Разочарование, злоба, обида — вся гамма чувств промелькнула и была стерта ироничной улыбкой. Альберт кивнул ему и махнул рукой, в которой была маска. Суррогат-Дзиген попрощался с Люпеном. Хорошо бы, навсегда.       Люпен проводил нежеланного гостя до двери, сунул в протянутую руку люгер, и уже закрывая дверь, вдруг веско добавил:       — Я бы даже сказал, горячий!