Lost again

С того момента, как он открывает глаза, Шото понимает, что день будет ужасный. Не имеет значения, светит ли солнце и лёгкий ветерок проникает через открытые двери его балкона. Не имеет значения, чирикают ли птицы еле уловимо, гармонично и сладко. Не имеет значения, что у него сегодня выходной; вообще-то, это даже хуже. Если бы сегодня он был занят работой, то это отвлекло бы от мыслей, какой сегодня день. Вставая с постели, он изо всех сил старается смотреть перед собой, старается игнорировать пустую часть спальни. Мидория прав: это вредно для здоровья. Прошёл год, он должен двигаться дальше. Он не может. Волоча ноги до кухни, он двигается на автомате, готовя кофе. Как всегда, он варит больше, чем нужно, чтобы хватило на двоих. От привычек трудно избавиться. Сидя на балконе, он прислоняет голову к металлическим перилам, потягивает тёплый кофе и наблюдает за городским пейзажем. Это была одна из причин, по которой они купили эту квартиру, ибо вид захватывает дух. И они сразу решили, что балкон – идеальное место для завтраков. Где-то внутри звонит телефон. Он игнорирует его, поскольку знает, что единственный человек, чей звонок он ждёт, никогда не позвонит. Закрыв глаза, он делает глубокий вдох и представляет, что тепло, исходящее от его причуды, на самом деле вызвано присутствием второго человека. Он представляет, что ласка ветра – мягкое прикосновение любовника, и когда он слегка наклоняет голову, а кончики волос касаются чувствительной шеи, он представляет, что это дразнящие поцелуи, которые сулят что-то большее. Это должно было и могло быть его реальностью всего год назад. Это была его реальность. Теперь он совсем один, в компании одинокой слезы, стекающей по щеке, пока она не кристаллизуется в лёд. Кофе горький на вкус. Шото любит сладкий кофе, но отныне он пьёт его без сахара, просто обычный кофе. Он ненавидит его. Он выпивает до последней капли. Положив голову на колено, он продолжает наблюдать за миром, что неумолимо движется вперёд. Время ни для кого не остановится. Ему всё равно готов ли продолжать жить. Жизнь ни за что не остановит время и никого ждать не станет. Вот почему ему нравится сидеть на балконе и наблюдать, как люди проводят свои дни. Легче притвориться, что его жизнь поставлена на паузу, что у него достаточно привилегий, чтобы тянуть время и вынудить жизнь подождать, когда он будет готов. Его телефон продолжает звонить где-то в глубине квартиры. Женщину едва не сбивает машина, когда она переходит улицу, не оглядываясь. Она разговаривает по телефону, и машина как раз вовремя останавливается. Её телефон с грохотом падает на землю, а она кричит, и все прохожие оглядываются на неё. Водитель опускает стекло и машет рукой женщине, что-то крича ей в ответ. Она наклоняется, с недовольным лицом поднимает свой телефон, а затем спешит обратно в безопасное место на тротуаре. Водитель уезжает, зеваки расходятся. Только женщина остаётся неподвижной, уставившись на свой телефон, и Шото может только догадываться почему. Возможно, её телефон разбит, или, может, только экран. Возможно, разговор был очень важным, а звонок прервался. Шото не знает, как впрочем и никто другой. Женщина в конце концов уходит, и остаётся лишь Шото. Телефон снова начинает звонить. Он подносит кружку к губам и слишком поздно вспоминает, что та уже пуста. Сокрушенно вздохнув, он в последний раз бросает взгляд на этот застывший мир. Мытье кружки ещё глубже погружает в одиночество. Он может чувствовать фантомные прикосновения их бёдер, когда он пытался заставить Шото вытирать посуду, поскольку его навыки в уборке оставляли желать лучшего. Шото считает, что его навыки улучшились, но увы, нет возможности похвастаться перед человеком, на которого хочет произвести впечатление. Его челюсти сжимаются, когда телефон звонит снова. Этот день и так тяжёлый, и он знает, он помнит, какой сегодня день и что он значит, без постоянных напоминаний друзей и семьи. Когда он одевается, он слышит, как снова звонит телефон. Нет, он не игнорирует всех. Он не желает прослыть лжецом, так как он чертовски хорошо знает, что если поднимет трубку, последует поток вопросов в стиле "Ты в порядке?" и "Как у тебя дела?". Шото знает, что все ожидают услышать в ответ, но он их разочарует. С другой стороны, если он решит быть честным, точно вызовет жалость и добрые нотации, в которых он определенно не нуждается и которых слышать не хочет. Он покидает квартиру, понятия не имея, куда пойти и без телефона. *** Неспешная прогулка по оживленным улицам города без конкретного пункта назначения в час пик – незабываемый опыт. Им помыкают бизнесмены, которые даже не удостаивают его взглядом. Он идёт за толпой и в конце концов задыхается в середине вагона поезда, вместимость которого превышена в два раза. В итоге его тащат на случайную станцию у чёрта на куличках, он тихо пыхтит и поправляет рубашку и волосы. Осматриваясь, его желудок сжимается, когда понимает, что это ничуть не случайная станция. Он не может сказать, что знаком с ней, но он помнит место, что поблизости. Действительно ли судьба привела его сюда или его подсознание? Поднимаясь по эскалатору, он рассматривает каждую деталь станции. От рекламы аниме, в которой показаны популярные в этом сезоне персонажи, до маленьких наклеек, которые, должно быть, оставили школьники. Пальцы касаются стен, которые трогали тысячи людей до него, и когда он закрывает глаза, почти ощущает, как их призраки проходят сквозь него, продолжая жить. Улица, на которую он выходит, не представляет собой ничего особенного, очередной жилой район в центре города. Ноги несут его на север. Когда он достигает своей цели, у него перехватывает дыхание. Это ресторан, в котором Кацуки сделал предложение. Было ещё одно свидание, одно из многих, что они провели вместе. Одеты были просто: на Кацуки спортивные штаны и худи, а на Шото – футболка и шорты с кошками. Ресторан не был шикарным, да в подобном не было необходимости. Ни ему, ни Кацуки не нравилось посещать высококлассные заведения. Они не желали повышенного внимания СМИ или фанатов, а еда в любом случае была даже вкуснее в небольших или семейных заведениях. К тому же они копили деньги на покупку дома, поскольку квартира начинала казаться маленькой. Вечер прошёл прекрасно. Кацуки пересказывал события дня, хвастался перед Шото, как поймал парочку плохих парней — словно Шото там с ним не было — и попросил у старушки рецепт супа, потому что тот был чертовски вкусным, и он хотел приготовить его дома. Они просидели там несколько часов. Разговаривали и наслаждались едой, пока посетители сменялись другими. Владелица не попросила их уйти, и как только ресторан закрылся и их счёт был оплачен, пожилая дама исчезла внутри, чтобы прибраться, оставив их вдвоём. Кацуки не опускался на одно колено. Он не сделал большого жеста. Он просто схватил Шото за руку и посмотрел ему в глаза, прежде чем выпалить: — Мне нравятся такие вечера, как этот. Я хочу больше. Я хочу ещё многого с тобой. Но я не думаю, что хочу проводить вечера просто как твой парень. Выходи за меня замуж, Шото. Оглядываясь назад, пришло понимание, что это было не столько предложение, сколько требование. Это, опять же, было настолько в духе Кацуки, что никто даже бровью не повёл, когда они пересказывали историю своей помолвки. Дата была назначена, и даже если ни он, ни Кацуки не хотели большой церемонии, Шото не может отрицать, что у него кружилась голова и он нервничал из-за предстоящего. Он действительно ждал этого с нетерпением. Он входит в ресторан, и его приветствует молодой человек. Шото не узнает его. Мужчина ведёт его к маленькому столику в углу. — Прошу прощения, около двух лет назад я приходил сюда, и здесь заведовала пожилая женщина. Она?.. — О, простите, сэр, но, боюсь, она скончалась. Её сыновья продали мне это заведение. Это произошло около года назад. — А, понятно. Спасибо. Год назад. Кажется, всё изменилось за год. Принимая предложенное меню, он просматривает блюда и хмурится, понимая, что оно полностью отличается от того, что было в тот вечер. Это нормально, если женщина умерла, а её семья продала заведение, то нет причин, по которым незнакомец, купивших ресторан, сохранит меню. Но всё же накрывает уныние. Заказывая случайное блюдо, он смотрит в окно, постукивая пальцами по столу, в то время как его разум погружается в воспоминания. Он не может не сравнивать всё с тем счастливым моментом, и ему грустно осознавать, что память – слишком несовершенная вещь, потому что, углубляясь в подробности той ночи, он больше не помнит, какая обувь была на Кацуки или какие закуски они ели. Он не помнит, пнул ли его Кацуки левой ногой или правой, когда он смеялся и выпивал. Течение времени всегда пугало его, но сейчас вдобавок разбивает ему сердце. Шото рассчитывал сохранить воспоминания, дорожить ими… Но он обнаружил, что мотыльки времени полакомились, тут и там оставляя крошечные дырочки. Еда отвратительна на вкус и пресная. Шото знает, что это только его вина. Вкусовые рецепторы давно угасли, с тех пор как он начал пить кофе без сахара. Он действительно ненавидит кофе, но именно так Кацуки пил свой, а Шото жаждет любой связи со своим бывшим. Даже если это означает, что он привязан к прошлому и полностью разрушает чувство вкуса. Оставив на столе деньги, он покидает ресторан так быстро, как только может. Некоторые воспоминания лучше оставить в покое, нетронутыми, и это должно быть одним из них. Теперь оно опорочено навсегда, поскольку ничто не остаётся прежним, а его мозг – фильтр, что позволил с концами потерять некоторые неважные детали. Это также пробудило в нём более глубинный страх. Если Шото забывал подробности одного из самых важных вечеров в его жизни, что ещё он мог уже забыть? Когда он забудет смех Кацуки или его прикосновения? Он продолжает идти, бесцельно шатаясь по улицам этого района. Он узнает некоторые здания по своим патрулям, но на этом всё. Солнце смещается в небе, а район превращается из жилого в деловой. Люди спешат с определённой целью, лишь немногие кажутся такими же потерянными, как он. Шото вновь садится в поезд и на этот раз без колебаний выбирает остановку и направляется прямо к следующему пункту назначения. Маленькое котокафе встречает его мягким светом и располагающей атмосферой. Он не заходит, не осмеливается. Всех здешних кошек можно забрать домой, и единственная причина, по которой у него нет ни одной, в том, что Кацуки всегда отговаривал от этого. Теперь он совсем один. Никто не укажет Шото на то, что несчастное создание надолго будет оставаться в полном одиночестве, иногда до нескольких дней. Никто не ударит его в лоб аргументом, что у их друзей тоже есть работа, и, следовательно, такой же напряжённый график. И нет, его сестра не сможет взять кошку, потому что в её доме запрещено держать домашних животных. И нет, его брат тоже не сможет, потому что у его девушки аллергия на кошек. Его отец в жизни животного не держал, а его мама не в счёт, поскольку она и так уже достаточно натерпелась. Здесь у них было первое официальное свидание. Много лет назад, а кажется, что прошла целая жизнь. Они оба были слишком юными и наивными. После этого здесь у них было ещё много свиданий, когда они гладили милых пушистиков, что мурлыкали на коленях, много поцелуев украдкой, пока никто не видел… Он бредёт дальше по дороге и останавливается у киоска. Продавец другой, но Шото легко находит предмет, который они купили тогда. — Одну упаковку геройских карт, пожалуйста. Продавец кивает и обменивает карты на несколько монет. Упаковка похожа на ту, что купил Кацуки, но на этот раз вместо Всемогущего, Ястреба или Старателя в упаковке он находит своё изображение, а также лица своих друзей. Он не открывает её. Он слишком боится найти внутри изображение Кацуки. Или, что ещё хуже, не найти его. Карточки весят тонну в кармане пальто, и искушение разорвать упаковку возрастает с каждым шагом. Дилемма откладывается, когда он натыкается на огромный рекламный щит с Кацуки. Что ж, ему больше не нужна маленькая карточка, чтобы увидеть лицо человека, который, как он думал, будет рядом до конца жизни. Лицо его почти-мужа, любви всей его жизни и бывшего лучшего друга. Он потерял всё, когда Кацуки решил уйти. Капля воды скатывается по его щеке, за ней следуют другие, пока его одежда не промокает насквозь. Он не уверен, плачет ли он тоже, но дождь, наконец, заставляет пошевелиться, прерывая напряжённый зрительный контакт посреди оживлённой улицы с фотографией Кацуки. Кацуки всегда ненавидел всю медийную и рекламную составляющую их профессии, и Шото всегда помогал ему расслабиться после многочасового стояния под лучами прожекторов в неудобных позах, пока фотографы не были довольны результатами. Он задаётся вопросом: кто сейчас рядом с ним, чтобы снять стресс. Возможно, кто-то из друзей? Может, Киришима? Он всегда был рядом с Кацуки, и Шото знает точно, что тот направился к нему, когда они расстались. Сильный дождь расчистил улицы. Шото чувствует себя главным героем апокалиптического фильма, поскольку, кажется, он единственный человек на земле. Он не прячется и не останавливается, чтобы купить зонтик, просто продолжает идти. Бесчисленное количество раз патрулировал под проливным дождем, так что это ерунда. Мышцы ног начинают ныть от ходьбы, поэтому он направляется в парк и садится на первую попавшуюся скамейку. Сегодня у него выходной, и нет, не из-за даты, а скорее потому, что он работал без выходных, выполняя миссию за миссией. Мидория приказал взять перерыв. Он догадывается, что ослушался прямого приказа. Поглаживая свои уставшие бёдра, Шото задумывается, что стоит пойти в спортзал, чтобы повысить свою выносливость. Или это то, что приходит с возрастом. Его отец тоже как-то мимоходом упомянул, что по мере того, как он старел, отдых становился всё более важной частью распорядка дня. Дождь прекращается, но Шото остаётся на скамейке. Одежда прилипла к коже, став тяжелее, чем когда-либо. Вода продолжает капать с него, образуя лужу. Ему нормально, он сталкивался и с худшим, но не будет отрицать, что это раздражает. Люди начинают заполнять улицы. Большинство при виде него оглядываются, но никто не беспокоится и не приближается к нему, пока не подбегает ребёнок и не советует идти домой. — Сэр, вам следует переодеться, иначе вы простудитесь. Однажды я попал под дождь и пытался не обращать на это внимания, потому что хотел поиграть в парке, но моя мама заставила меня пойти домой, принять душ и вытереться. Я до сих пор не понимаю, зачем мне нужно было принимать душ, ведь я и так был мокрый, но, как бы то ни было, я заболел. Моя мама сказала мне, что если бы я подольше оставался в этой мокрой одежде, я бы простудился ещё сильнее! Я болел три дня, сэр. Лёгкая улыбка появляется на лице Шото. Детская невинность всегда вызывает у него улыбку. Для него чуду подобно видеть, что некоторым детям посчастливилось прожить настоящее радостное детство. — Твоя мама мудрая женщина, слушайся её. — Это правда, сэр, и она такая! — кивает малыш. — Она самая лучшая! Встав, он машет ребёнку на прощание. — Вы идёте домой, сэр? Он не находит в своём сердце желания солгать ребёнку, поэтому немного искажает свою реальность. — Я пойду, — когда-нибудь. Малыш радостно кивает, прежде чем поспешить обратно на игровую площадку к своим друзьям. Шото покидает парк и направляется на запад. *** Наступает ночь, когда он достигает небольшого холма на окраине города. Когда он делает первый шаг, чтобы подняться на него, его ноги подкашиваются, и он падает на грязную лужайку. Сдавленное рыдание срывается с губ и сердце разбивается вдребезги. Год назад он должен был подняться на этот холм, чтобы встретиться с Кацуки и обменяться клятвами, что скрепляли бы их совместную жизнь. — С годовщиной, — прерывисто шепчет он. Он понятия не имеет, как долго остаётся скорчившимся на земле, выплескивая всю накопившееся горе, которое он таил в себе весь прошлый год. С тех пор, как Кацуки расстался с ним, Шото ни разу не позволил себе заплакать. Кацуки забрал свои вещи и съехал из их квартиры, позвонил домовладельцу, чтобы расторгнуть договор аренды, и оплатил все неустойки... только для того, чтобы Шото снова позвонил этому человеку и подписал новый договор, только уже под своим именем. Он ничего не изменил в квартире. Пустые места, оставленные Кацуки, таковыми и остались. Он не сменил ни один из замков или паролей, даже если знает, что у Киришимы есть запасной ключ. Он неукоснительно следовал их старому расписанию: ел в одно и тоже время, выполнял домашние дела, о которых они условились, и он даже ходит в душ, когда должна быть его очередь. И пусть это была всего лишь шутка Кацуки, Шото придерживается. Он делал в надежде, что, когда Кацуки вернётся, всё будет как раньше. Но этого не происходило. Кацуки не вернулся. Кацуки не позвонил. Кацуки решил жить дальше. Подползая, он садится и закрывает глаза, представляя, какой была бы его свадьба. Он осмеливается представить, что сегодня их настоящая годовщина, и он просто ждёт, когда Кацуки присоединится к нему, чтобы отпраздновать. В этой реальности они с Кацуки не ссорились из-за чего-то настолько глупого. В этой реальности, даже если они ссорились, то выговаривали всё, вместо того, чтобы держать в себе, пока не произойдёт взрыв. В этой реальности, даже если они оба решили быть упрямыми и гордыми, причинить боль друг другу, Кацуки никогда не отменил свадьбу и не вычеркнул себя из жизни Шото. — Я скучаю по тебе. Я так сильно скучаю по тебе, Кацу. И я всё ещё люблю тебя. Как я могу не любить? Как можно перестать любить того, кто дал познать, что такое любовь? Десять лет мы…блядь. По его лицу стекает ещё больше слез. Мальчик был прав, он простудится. Шмыгая носом, он смотрит на беззвёздное ночное небо. Вид не божественный, слишком много света города, чтобы разглядеть что-либо за луной. Его пальцы выдергивают несколько сорняков, когда он думает о том, насколько же бестолковый. Следовало остаться дома, в тишине и уюте своей постели, поспать, как велел ему Мидория. Следовало отдохнуть и позаботиться о себе... Разве это не было одной из причин, по которой Кацуки ушёл? Он уверен, что этот аргумент присутствовал в одной из многочисленных дискуссий в последние дни их совместной жизни. Он догадывается, что изменился или улучшился не так сильно, как хотелось бы. Возможно, это и к лучшему, что Кацуки нет рядом и что он не видит, насколько Шото разбит. Рядом с ним начинает образовываться кучка скрученных сорняков, пока ветер не разметает их во все стороны. Шото начинает дрожать. Он мог бы использовать причуду, чтобы регулировать температуру, но силы воли не хватает. Это почти похоже на наказание, что он заслуживает будучи идиотом. Снова закрыв глаза, он мыслями возвращается к свадьбе. Он крепко сжимает предплечья и слегка улыбается, мечтая о том, как потрясающе Кацуки будет выглядеть в смокинге. — Ты простудишься, Халфи. У него пересыхает во рту, и он замирает, не в силах поднять голову, чтобы убедиться, что это не игра воображения. — Тц, какого хрена ты промок? Погоди. Ты в этой одежде с тех пор, как пошёл дождь? Уже несколько часов, тупица! Чёрт возьми, используй огонь, давай. — Она не огнеупорная, — шепчет он. — Одежда. Кацуки закатывает глаза и опускается на корточки перед ним. — Знаю. Я не дурак. Не могу сказать того же о тебе. Поднимая Шото, он расстегивает его пальто, стягивает с рук, а затем одевает его в куртку, застегивая до упора, после чего одобрительно кивает. Шото не протестует, лишь позволяет Кацуки использовать себя как в куклу. У него так много вопросов, но он не осмеливается и слова произнести. Боится, что Кацуки может просто исчезнуть. — Звонил Деку. Он был расстроен, сказал, что ты пропал и всё такое. Он не позвонил мне напрямую, я узнал от говнюка Кири. Подумал, что ты можешь быть здесь. — Как? Кацуки смотрит на него с непроницаемым выражением лица, прежде чем отвести взгляд. Он больше ничего не говорит, лишь встаёт и, проведя рукой по волосам, смотрит на город. — Мне всегда нравился вид. Мне тоже. Постукивая носком кроссовка по грязи, Кацуки хмурится, глядя на здания вдали. — Я прихожу сюда время от времени. Я думаю, нет необходимости объяснять почему, по крайней мере, тебе, — мягко добавляет он. Его сердце сжимается в груди, и загорается огонёк надежды. Но он продолжает молчать, слишком боится всё испортить. — Как… как у тебя дела, Шото? Ужасно. Без тебя я разбит. Я так сильно по тебе скучаю. Каждую секунду по тебе скучаю. Скучаю по тому, как просыпался рядом с тобой, ложился рядом в постель, целовал тебя, занимался с тобой сексом, обнимал ненастной ночью во время просмотра фильмов, ел с тобой, слушал твой голос, работал с тобой, гулял рядом, разговаривал с тобой… только с тобой. Прикусив дрожащую губу, он держит глаза широко открытыми, чтобы из слезящихся глаз не выплеснулось что-нибудь вместе с языком. Он не может просто высказать всё. Он не может просто выплеснуть свои чувства на Кацуки. Они больше не вместе, Кацуки впредь не нужно разбираться с проблемами Шото. — П-прекрасно. — Врёшь. Сжав кулаки, Шото отказывается встречаться взглядом с Кацуки, упрямо повторяя: — У меня всё хорошо. — О, правда? Тогда почему ты здесь? — Почему ты здесь? — огрызается он. Он сожалеет о сказанном в ту же секунду. Страх сжимает внутренности, а тревога давит на сердце. Он прямо-таки сделал это. Это был последний шанс, и он только что всё испортил. О нет, что он собирается делать теперь… — Потому что я не в порядке, Шото. Если бы со мной было бы всё хорошо, я бы не приходил сюда время от времени, жалея, что не поступил по-другому. Я…я чертовски скучаю по тебе, ясно? Его швыряли по комнатам, пару раз выталкивали из окна, а однажды на него даже напал человек с причудой, из-за которой он стал в три раза больше; но никогда прежде он не испытывал такого потрясения, как от слов Кацуки. — Что? Стиснув зубы, Кацуки свирепо смотрит на него. — Ты слышал меня! Серьёзно? Мы оба знаем, какой сегодня день, что это значит для нас, что это могло бы значить для нас. Как долго мы знаем друг друга, больше десяти лет? И ты действительно думаешь, что я куплюсь на то, что с тобой всё в порядке? Что ж, а я – нет, Шото. Я, блядь, не в порядке, и тот факт, что ты здесь, промокший до нитки под сраным дождём, после того как ты двадцать минут орал у подножия холма, говорит мне, что тебе тоже плохо. — Ты видел? — Я всё видел. Я следил за тобой весь день! Всё останавливается. Шото смотрит на Кацуки с приоткрытыми ртом и широко открытыми глазами, поскольку не может поверить в то, что услышал. — Ч-что? Кацуки горько смеётся. — Почему ты не позвонил? Почему не остановил меня? Я ждал, понимаешь? Черт, я был так зол на тебя… когда я забрал своё барахло из нашей квартиры, я сказал Киришиме ничего не распаковывать. Когда я собрал последнюю коробку, я почти пять часов просидел, как идиот, на лестнице, дожидаясь тебя. Кири пришлось тащить меня за шкирку. Я ждал тебя, Шото. Ждал, что ты будешь сражаться за нас, но ты просто... Кацуки сделал что? — Я-я не знал. — Если бы он знал, то сорвал бы дверь с петель и вылетел из дома, чтобы заключить Кацуки в железные объятия. Он бы никогда его не выпустил. — Почему ты не позвонил? — Голос настолько хриплый, что не узнать. Катсуки резко дергает себя за волосы и сжимает губы в тонкую линию после того, как усмехается. — Шото, я ждал тебя. Настала твоя очередь сражаться за нас. Ты не представляешь, сколько раз я чуть было не позвонил, сколько раз я подъезжал к нашему дому, но мне хватало силы воли, чтобы не постучать в дверь. Столько раз, что уже не смешно! Но я не смог. Прямо как сейчас. Я не могу быть тем, кто делает всё. Тебе пора сделать шаг навстречу. Он боится. Его сердце бьётся так сильно, что кажется, вот-вот выпрыгнет из груди, а желудок скручивает, угрожая выдать все секреты... но он не может. Он боится. *** — Меня достало, что ты безразлично ко всему относишься. Проявляй инициативу, Шото. Заботься о себе и начни уже что-то делать для нас. — Кацуки, это смешно. Я знаю, как заботиться о себе, и что ты имеешь в виду, когда говоришь, что я ничего не делаю для нас? — О, правда? Тогда не мог бы ты рассказать мне, когда это было? — Я сражался со злодеем и победил. — Да, ты дрался со злодеем, когда не должен был! Доктор сказал отдохнуть. Тебя отправили на скамейку запасных! Знаешь, я первый, кому трудно выполнять приказы и оставаться на скамейке запасных, но тебя отправили в больницу меньше двух часов назад, тебя не должно было здесь там! Это крайне безответственно, и так ты поступаешь не в первый раз! Закатив глаза, Шото разворачивается, чтобы уйти, но Кацуки останавливает его. — Мы не закончили разговор! — А мы и не разговариваем. К тому же, ты не ответил на мой вопрос. Зарычав, Кацуки косится на него, прежде чем отпустить его руку. — Это я пригласил тебя на свидание. Это я попросил тебя съехаться. Это я предложил тебе быть напарниками. Это я нашёл нашу нынешнюю и старую квартиры, и это я присматривался к нашему новому дому. И, о, это я сделал предложение! Разве ты не видишь проблему?! Он молчит, и это, кажется, злит Кацуки ещё больше. — Каждое важное решение в твоей жизни принимали другие. Ты всегда поступаешь одинаково: просто сидишь на попе ровно на пассажирском сиденьи и позволяешь другим сесть за руль! — Это неправда! — Тогда докажи, чёрт возьми! *** Глаза Кацуки темнеют. Прошлый Шото сказал бы, что Кацуки злится, но теперь он знает лучше. Он, наконец, понимает, почему Кацуки расстался с ним. Он, наконец, понимает, почему он никогда не звонил. Прежде чем Кацуки оборачивается, чтобы уйти, Шото валит его на землю, седлает сверху и обнимает за шею. — Я люблю тебя. Прости. Прости, что я заставил тебя ждать так долго. Я хочу встречаться с тобой, хочу жить с тобой, и хочу работать с тобой. А ещё хочу выйти замуж за тебя и состариться вместе. Хочу умереть рядом, когда наши волосы будут совсем седыми, и мы — морщинистыми. Прости. Я очень люблю тебя, Кацуки. — ... блять наконец-то, принцесса. Схватив его за щеки, Кацуки притягивает Шото к себе и прижимает их губы друг к другу. Зубы болезненно стукаются, и металлический привкус крови наполняет рот, но им нет до этого дела, потому что после года разбитого на осколки сердца, они, наконец, чувствуют себя полноценными. — Больше никогда, — пробормотал он у губ Кацуки. — Я больше никогда не буду бояться, когда дело касается тебя. Кацуки улыбается и снова целует его. На этот раз он делает это нежно. Его пальцы запутываются в волосах Шото, когда он бережно наклоняет голову, притягивая его невероятно близко. Его язык проводит по нижней губе, и Шото стонет, приоткрывая рот. Кацуки скользит внутрь, снова делая тело Шото своим домом. Шото с нетерпением приветствует его. *** С того момента, как он открывает глаза, Шото понимает, что день будет чудесный. Не имеет значения, что раскаты грома эхом отражаются от стен спальни, а солнце скрыто за тучами. Не имеет значения, что сегодня ему нужно на работу и что он проснулся за пятнадцать минут до того, как зазвонит будильник. Не имеет значения, что его тело, покрытое синяками болит, что он устал и нуждается в душе... или двух. Какое это может иметь значение, когда он лежит обнажённый рядом с таким же обнажённым лучшим мужчиной, которого он имеет удовольствие любить, и его любят в ответ? — Перестань ёрзать, ещё слишком рано… возвращайся в постель, Халфи. — Да, любимый. Со стоном Кацуки утыкается лицом ему в шею и крепко обхватывает за талию. Не имеет... Всё это не имеет значение, потому что возвращение Кацуки в его жизнь – всё, что нужно, чтобы сделать его дни идеальными.