Орден отвертки и запонок

— Да чтоб вам Джастин Хаммер всю технику делал, — не удержавшись, Тони пнул небольшой камень под ногами. Тот пролетел вперед, был подхвачен океанской волной и под шелест прибоя исчез где-то на дне. Это был эпических масштабов провал — Мстители прозевали подготовку Гидры к нападению на свадьбу Пеппер и Хэппи. Мстители, конечно, на то и Мстители, чтобы даже застигнутыми врасплох в смокингах и вечерних нарядах суметь дать достойный отпор под залихватское Наташино: «Какая свадьба без драки». Но и без неприятных сюрпризов все же не обошлось — сотворенный одним из гидровцев портал вышвырнул Тони и рванувшего ему на помощь Барнса на этот безлюдный на много миль субтропический берег. Барнс всегда был в сложных отношениях со следящей техникой. А телефон Тони так и остался в кармане снятого за пять минут до нападения пиджака. — Крыша над головой у нас все-таки есть, — голос Барнса раздался со стороны пальмовой рощи. Тони сжал в кулак перчатку-часы и обернулся. Посмотреть было на что. Потерявший в суматохе задорного махача жилет и большую часть рубашки Барнс щеголял обнаженным торсом. О праздничном наряде напоминали только плотно сидящие на заднице шелковые брюки и такие неуместные здесь лакированные туфли. Дикости образу добавляли неизвестно откуда взявшийся изрядно заржавевший мачете за поясом и пара зеленых кокосов с ловко сбитыми верхушками. — И от жажды мы не умрем… первое время, — Барнс передал один из кокосов Тони и подал пример, жадно припав к своему, проливая часть кокосовой воды себе на грудь. Тони с трудом сглотнул и, отвернувшись от греха подальше, тоже решил утолить хотя бы такую жажду. С Барнсом они, как это ни удивительно, дружили. Хотелось бы добавить — телами, но пока на это тело Тони только упоенно дрочил в одиночестве собственной спальни. Когда после Вашингтона Стив пришел к нему с потрепанной папкой, покрытой отметками на русском, его пугающая честность произвела на Тони такое впечатление, что, кажется, даже сумела достаточно остудить вскипевшие в груди ярость и боль, обуздать их, помочь направить в действительно правильное русло. А когда найденный Барнс начал превращаться из усталой тени в человека, Тони понял, что пропал. И с почти мазохистским рвением искал лишний повод затащить его к себе в мастерскую. Не то чтобы тот сопротивлялся. Нет, смотрел задумчиво, подначки отбривал едко, растягивался на диване у Тони, словно кот, пока серфил по сети, без обиняков комментировал его кино и музыкальные вкусы, которые Тони, когда явно, а когда нет, пытался ему привить. Или приходил глубоко за полночь с покрасневшими и запавшими глазами, молча ложился на диван и закрывал глаза — в такие ночи Тони до утра не уходил из мастерской, приглушал музыку и свет, ковырял архивные проекты, негромко переговаривался с Пятницей или Селвигом, звонящим из Европы, но никогда не оставлял Джеймса одного.

* * *

Темный зев заброшенного бункера, куда с пляжа привел его Барнс, смотрел на Тони облезлой эмблемой Гидры и вызывал фантомный холод, несмотря на довольно жаркий день. Даже Барнс нацепил, как маску, «рабочую» непроницаемость. — Держись позади, — сухо бросил он, в его руках уже был самодельный факел, на который пошли остатки рубашки. Тони только хмыкнул и достал из кармана старую отвертку с обмотанной изолентой ручкой. — Счастливая. Барнс лишь головой покачал. — Эй, Холодное Сердце, мы с тобой прям «Орден отвертки и запонок», — Тони кивнул на еще болтающиеся на запястьях Барнса манжеты рубашки, запонки для которой Тони выбирал сам. И тот, видимо, боялся их потерять, просто сунув в карман, потому и оставил на виду. — Хоть сейчас на герб. — А девиз — слабоумие и отвага? — Уже жалею, что научил тебя гуглить. — Ты это каждый день говоришь. Настроение стало не таким гадким, и они шагнули внутрь. Вот только добыча их вылазки ограничилась парой сырых матрасов, чудом уцелевшей после съезда хозяев банкой тушеных бобов и порядком раздолбанным передатчиком, который Тони планировал починить завтра утром. Да, той самой отверткой, Барнс. Перед сном они успели недолго поплавать, смыть грязь, пот и налипшую в бункере паутину. В какой-то момент Тони даже показалось, что Барнс немного подвис, стоило ему раздеться догола. Фыркнув на самого себя за наивность, он выкинул эти мысли из головы. Спать легли прямо в коридоре, недалеко от входа, лишь бы не дуло и тропическая живность на голову не валилась. Поначалу сон не шел. Тони долго ворочался в темноте, проклиная гидровцев вместе и по отдельности, слушал верещание ночных тварей и незаметно для себя уснул. Только лишь для того, чтобы с задушенным стоном подорваться через пару часов от дурного, липкого кошмара. В дверной проем заглядывал краешком молодой месяц, хоть как-то выделяя его на фоне кромешной тьмы. Тони вытер мокрое лицо полой расстегнутой рубашки и попытался унять разбушевавшееся сердце. Призрачные крики, казалось, все еще отдавались эхом в мрачных заброшенных коридорах. — Когда было совсем херово, я мысленно разбирал по пунктам рецепт сливового пирога. Старался вспомнить его вкус и запах. Порой помогало заземлиться, — Джеймс говорил едва ли громче шепота. — Разбудил тебя? — собственный голос драл горло как наждачка. — Я не спал. И Тони как-то сразу понял, что все это время Джеймс просто тихо лежал в темноте. Неспособный уснуть — не здесь — но не оставлял его одного. Тони завозился на своем матрасе. Прижался спиной к стене. — Давай не спать вместе, — похлопал он рядом с собой. В темноте были видны только размытые очертания, даже белая кожа лишь немного высвечивала его из мрака, но и этого хватило, чтобы увидеть, как Джеймс ртутью перетек к Тони ближе. Прижался железным плечом. От близости живого тепла молчание не было таким тяжелым. Интересно, как там Пеп с Хэппи? Надрали ли гидровцам зад? Тони не сомневался, что разгневанная невеста и сама может забить любого из них насмерть туфелькой от Маноло Бланик. Но хотелось знать наверняка. В задумчивости он начал отстукивать на колене какой-то избитый мотив. Привалился плотнее к Джеймсу — снаружи потянуло зябкой предутренней свежестью. Джеймс в ответ чуть развернулся, позволяя упереться плечом не в твердую руку, а в чуть менее твердую грудь. Между их телами металл нагрелся, совсем не отличимый от обычного человеческого тела. Атмосфера начала становиться томной. — Темнота — друг молодежи, — наверное, с совершенно жутким акцентом проговорил Тони на русском одну из любимых фразочек Нат. И не сразу понял, что происходит. Показалось, что Джеймсу стало плохо, он словно воздухом подавился и как-то подозрительно затрясся… чтобы взорваться совершенно искренним, ярким и заразительным смехом. Смехом, в котором не было места ни горечи, ни злости, ни истерике. — В темноте не видно рожи, — куда более чисто ответил он, словно это был отзыв на пароль. И Тони захохотал вместе с ним. А потом разом осознал, что эти стены, возможно, впервые слышат такой смех. И темнота словно бы отступила, съежилась, отпугнутая этой прививкой от страха. Позволила увидеть вещи в их истинном свете. В груди вскипел азарт, веселая злость, похожая на пузырьки шампанского. Захотелось выжечь эту тьму радостью, оглушить, как до этого смехом, голосом наслаждения. Рука словно сама скользнула на бедро Джеймсу. Дав пару мгновений передумать… и ощутить тепло ладони через тонкую ткань, Тони провел ею выше, сжал крепкие мышцы. Джеймс только тяжело сглотнул в ответ, а потом одним ловким движением перекинул Тони себе на колени. Не теряя времени, он зарылся пальцами в волосы и притянул Джеймса для поцелуя. Оторвались они друг от друга, только когда перед закрытыми глазами заплясали разноцветные точки. Джеймс сжал в своих лапищах зад Тони, прижал ближе. — Хм, это твоя отвертка?.. — Это я очень рад тебя видеть. Джеймс выдал многозначительное: «О-о-о». Звякнула пряжка ремня, и Тони тут же сунул ладонь Джеймса себе в штаны. Замычал глухо, когда на стоящем колом члене сжались сильные пальцы. Тони много что пробовал в постели в бурный период своей жизни, но никакие повязки и близко не давали таких ощущений, как угольно-черная дикая темнота, в которой горячий мягкий рот Джеймса обволакивал его истекающий предэякулятом член, как шелком. Стоило тому выпустить член изо рта, как прохладный воздух прошивал Тони контрастом ощущений. Тони не сдерживался: стонал, ругался, удерживал Джеймса за волосы, чтобы толкнуться еще немного глубже. Джеймс только насмешливо фыркал, мерзавец, и сосал еще слаще. От железной руки на заднице точно останутся синяки, от губ и зубов Джеймса — пара сочных засосов на бедрах, и полная интеллектуальная инвалидность — после бурного, будто ему уже не за сорок, оргазма в рот своей персональной мечты. Тони словно парил и честно готов был провалиться в сон, но Джеймс с ним еще не закончил. Успевая дрочить себе свободной рукой во время минета, тот был уже на грани и, просто подхватив Тони под колени, развел пошире его ноги в стороны, притерся горячим, тяжелым членом к его паху раз, другой, третий. И обессилено опустился сверху, забрызгав его живот спермой. * * * Утро ознаменовалось теплом обнаженного тела, обнимающего Тони руками и ногами, пением местных птиц, отдаленным шумом океана, обеспокоенным: — Тони! Бак! Эй, кто-нибудь! То…ни… И звоном выпавшего из рук щита по камням.