Пальцами по шрамам

Жидкость тихонько бурлит, когда в неё попадает щепотка мелко нарезанных трав. Маомао довольно мурчит себе под нос, кажется на этот раз всё идёт гладко и отвар наконец получится именно таким, каким должен быть. Остаётся только добавить пару лепестков мяты и снять с огня. - Сяомао! – в комнату врывается Гаошунь, взгляд его полон страха, а бледное лицо блестит от пота. Крупные ладони до бела сжаты в кулаки. Одежды неопрятно взбились и съехали, что уже было плохим знаком. - Что случилось? – Мао впервые видит его в столь скверном виде, сердце твердит, что причину даже слышать не хочет. Губы со свистом втягивают воздух, рассеянный взгляд стрелой устремляется к ней, - Джинши… покушение на господина… Всё как в тумане. Девушка срывается с места, позабыв и об огне, и о травах, что потеряют всю свою пользу, оставь она их на открытом воздухе. Бежит, не смотря по сторонам, скользит ногами на мокрых от дождя камнях, разбивая колени в кровь. Встаёт и бежит вновь. Расталкивает людей, упорно встающих на пути, толкает в грязь всех без разбору, господ, чиновников, военных. Как на зло, она далеко от личных покоев господина, решила спрятаться и пошаманить в тишине, без лишних приставаний. Идиотка! У комнаты толпа, которую тонкие руки распихивают в стороны и Маомао наконец может его увидеть. Кожа аристократа и раньше казалась излишне белой, но теперь походит на белила. Джинши лежит бездвижно, на огромной постели. Оголенная грудь почти не двигается. А из бока, под самыми ребрами, пульсирует кровью рана. Рядом мельтешит человек, пытается помочь, но делает всё медленно, слишком медленно. Мао держит себя в руках, чтобы не наорать, бросается к воде, обрабатывает руки и только потом приступает к ране. Зажимает горячий поток одной рукой, а второй приступает к зашиванию. Торопливо накладывает стежки, параллельно командуя тремя истуканами, что терзали раненого до неё. Незнакомец, которого позже представили личным императорским лекарем, помогает обработать и перевязать рану. Пока две помощницы торопливо подают всё необходимое. Лишь когда жизни Джинши ничего не угрожает, Маомао выдыхает и выслушивает доклад Гаошуня о покушении. Про себя обещает прибить придурка за неосторожность, когда тот придёт в себя. Приходится занять руки и голову уборкой, дабы не сойти с ума. Эмоции, которые вызвал полутруп Джинши смущали. Неужели ранение … друга, так сильно на неё повлияли? Все ушли и только маленькому лекарю всё никак не хватало сил это сделать. Мао тихо подошла к постели и взяла чужую, такую холодную, легкую ладонь в свою. Лишь для того, чтобы померить пульс. Слабый ответ работающего сердца не заставил долго ждать. Большая потеря крови отразилась и на утончённом лице. Кожа совсем поблекла, начала отдавать сероватым оттенком. Губы, некогда розовые, словно лепестки юной розы, побелели и потрескались. Глаза с вечным детским блеском и лисьим прищуром, видеть спокойными было столь непривычно, что пришлось пересилить собственный глупый порыв их раскрыть. Мао смахнула взмокшую фиолетовую прядь со лба и невольно поморщилась. На кончиках пальцев остался неприятный холодок. С такими мокрыми волосами и захворать можно, тогда она этого балбеса с того света точно не вытянет. Пришлось идти к Суйрен и просить полотенца. Травница с особой педантичностью просушила каждый локон. Помаялась рядом с постелью ещё немного, потом решила, что павлин точно убьётся, если она оставит губы в столь плачевном состоянии. Перетащила половину мастерской в покои и приступила к изготовлению жирной, лечебной мази. На автомате готовила, внимательно следя за состоянием больного. Заодно сделала мазь для раны и настойку, придающую сил. Закончила только под утро. За неимением рядом ничего более подходящего, смазала губы собственным пальцем, проверила рану и заменила повязки. Сил к концу совсем не осталось, Маомао помнит лишь то, как присела на пол и уснула, облокотившись о постель. *** Дженши всё не приходил в чувство, а Маомао с каждым днём изводила собственный организм бесконечными хлопотами и поиском причин. - Некоторым просто нужно чуть больше времени, девочка, - покачал головой отец, когда она прибежала, чуть не вопя от отчаяния. Травница это понимала, а ещё она понимала то, что не очнись он ещё через пару дней, и сон станет вечным. Преступника поймали и казнили, а оружие проверили кто только мог, ничего необычно, и намека на яд нет. Значит дело лишь в тяжести ранения. Травница и это понимала, поэтому поддерживала слабый организм, как могла. Даже использовала способ, в который особо не верила. Ей его посоветовала одна гостья, из заморских стран. Тогда Мао над ней лишь тихо посмеялась, про себя конечно, не хватало ещё международных проблем. Но сидя в свете растущей луны, оставшись один на один с Джинши, всё же решила попробовать. По началу её монолог был странным и довольно зажатым. С каждым сказанным словом боль всё больше вырывалась наружу и к концу девушка роняла слёзы, крепко сжимая в руках простыни. Ей не ответили, как и следующие несколько ночей. Постепенно грусть притупилась и Мао просто рассказывала всё, что случалось за день, смешные и не очень истории из жизни, о пользе трав, о любви к ядам, о не самой богатой жизни аптекаря. Неизменно было лишь одно, травница засыпала у постели господина, тревожным сном. В одну из таких ночей, длинные ресницы дрогнули и Джинши открыл глаза. Тело казалось каменной, безвольной оболочкой. А темнота вокруг неприветливым врагом, таящим опасность. Осторожно повернул голову, глотая весь дискомфорт, даже от столь простого действия, рассудок помутился, а шея заныла. Попытался пошевелить руками и к своему удивлению наткнулся на нечто мягкое и теплое. Голова работала с большим трудом. Крохотные бусинки наконец помогли понять, кто же сторожит у постели. Мао? Её присутствие стало неожиданностью, хотя он и не мог её увидеть. Не веря в реальность, аккуратно зарылся в корни волос. Те оказались жирными наощупь, неужели у девушки даже на уход за собой совсем не осталось времени. Он даже неосознанно создаёт бедняжке проблемы. Под ним шевельнулись и раздался тихий шорох ткани. - Господин Джинши? – сонный непонимающий голос проскрипел в ночной тишине и над ним склонилась фигура. Зелёные глаза встретились с помутненными фиолетовыми, и травница сделала то, от чего перехватило дыхание – коснулась щеки. - Как самочувствие? Джинши хочет ответить, но из перчащего горла выходит лишь невнятные, бессвязные звуки, а воздух для новой попытки вдруг кончается. Хочется вздохнуть поглубже, задать тысячи вопросов. Бок простреливает такой болью, что слёзы брызгают из глаз. - Не говорите! – вопит Мао, в миг подскакивая на ноги. Худая фигура превратилась в смазанное пятно, быстро перемещающееся по комнате. Джинши пытался за ней уследить, но глаза заволокло влагой, а смахнуть её не было сил. - Вот, пожалуйста выпейте, станет полегче. Под голову подкладывают подушки, чтобы немного приподнять. Приходится крепко сжать челюсти, дабы ни один позорный стон не вырвался наружу. В рот течет тошнотворно горькая жижа, вызывающая лишь желание выплюнуть всё обратно. Травница, словно слышит его мысли: - Глотай! – ласковый голосок отдаёт приказ, которому он не может противиться. - Молодец, - заботливо воркует, укладывая обратно. Утирает подбородок и губы салфеткой, бережно поправляет одеяло, закрывая ослабшее тело от холода. Может это глюк? Видение, присланное воспалённым сознанием, дабы истязать душу? Но нет, травница не исчезает. Дни сливаются в бесконечный поток из боли и горьких отваров. Спасает только спокойный голос лекаря, что терпеливо выводит из запутанного лабиринта хвори, в которой он успел заплутать. Всю заботу Мао берет в свои руки, сама кормит и поит, обрабатывает раны и накладывает повязки. Её удаётся выгнать всего раз в день, когда приходит Гаошунь, обмывать тело господина. За эти короткие пол часа малышка успевает сделать все свои дела и вновь выходит на пост неугомонного лекаря. Ухаживает за Джинши и уже по привычке засыпает у руки, чтобы тот мог легко разбудить, если боль от раны настигнет ночью. И Джи совершенно бессовестно пользуется этим. Часами любуется изумрудом чужих волос, вслушивается в музыку чужого дыхания, пока есть такая возможность. Рана потихоньку затягивается, а значит их ночам совсем скоро придёт конец. Это огорчает, на столько, что Джи не сдерживает собственного разочарованного вздоха. Мао просыпается тут же, встревоженно вскидывает голову, пытаясь понять причину. Но аристократичное лицо не выражает ничего, что она может распознать. - Мне холодно. - Сейчас, - девушка направляется к распахнутому окну. Джи прикусывает губу, лето вступило в свои права, и они точно задохнутся, если закроют окно. - Нет, просто... – в голове туман, а язык словно зажил своей жизнью, напрочь отказавшись работать, - … просто ляг со мной, - щеки покрылись стыдливым румянцем, но всë же откидывает одеяло, приглашая лекаря в постель. - Тем более у тебя спина уже болит, так спать, - не знает, кого больше пытается убедить, себя или Мао. Девушка тихо вздыхает, как обычно делают женщины, на капризы своего сына. Забирается на постель, но держится на почтительном расстоянии. - Мао, - слетает невольно. Звук кажется таким жалобным и обессиленным, что самому становится стыдно, но это работает. Травница прижимается сбоку, обхватывая крепкую руку, как маленькая змейка. Хочется обнять самому, сжать худенькое тело и спрятать от всего мира. Чтобы прекрасное сокровище было только в его власти. - Скажешь кому, убью, - ворчит, сверкая злобным взглядом. Но нежность, с которой обнимает, говорит совсем о другом. - Никому не скажу. Говорят, что секс с женщиной приносит удовольствие. Лежа вот так Джинши чётко осознал, то, что одно только присутствие той самой, дарит душе тепло. Вечно напряженные мышцы наконец расслабляются и приходит настоящий покой. Сон никогда ещё не был столь спокойным. *** - Маомао, зачем ты это делаешь? Рана затянулась, став грубоватым рубцом. Джинши приступил к своим обязанностям, пускай и ходил с некоторой тяжестью, прихрамывая на левую ногу. Жалость и горькие вздохи придворных дам уже в кошмарных снах снились. - Лечу вас. Это мой долг, - отчеканила девушка, не отрываясь от рассматривания шрама. Нежные пальцы осторожно скользят по выпирающей коже, внимательно изучая. Раздался шорох и в нос ударил запах трав – Мао достала мазь. - Всё давно зажило. - Я убираю последствия. Шрам останется, но будет менее заметен. - Тебе не нравятся шрамы на мужчинах? Маомао старается игнорировать вопросы, о своих вкусах и предпочтениях, тем более от Дженши. Но и промолчать не смеет. - Всего-лишь часть истории, как строка в книге. Не более… - замолкает, предчувствуя неладное. - Значит мне нечего стесняться? - Конечно… - Мао от бессилия прикусывает губу, голос дрогнул, выдавая волнение, когда чужая ладонь обхватила запястье. - Тогда почему ты прячешь свои? – пальцы скользнули к бинтам, ласково погладили вдоль кромки и остановились у узелка. Джинши сел, чуть нависая над травницей, чем вызвал смущённый вздох. – Можно? - Нет, не надо… Они не красивы и не достойны взгляда аристократа. Я!... – притихла, наблюдая как ловко мужчина разбирается с бинтом, высвобождая руку. Назад дороги нет. Сейчас польются нелестные комментарии. Аптекарь к ним давно привыкла, все пугаются изувеченной ядами кожи. Но услышать подобное от Джинши… это то, что точно её сломает. Мао жмурится, сдаваясь под напором. - Зачем же ты так, - полный печали голос. Губы трепетно касаются самого края рубца. - Необходимость… - едва различимый стон растворяется в темноте. Из-за постоянных испытаний над предплечьем, оно стало почти бесчувственным, но сам факт того, что его целуют, отдаётся тяжестью внизу живота. Невесомые, словно бабочки, касания, медленно движутся всё выше к плечу. Джинши останавливается и смотрит, ожидая реакцию на свою дерзость. В тусклом свете свечи, любимое лицо кажется сказкой. Теплый огонёк игриво сверкает в глубине изумрудных глаз, маня и чаруя. Веснушки к концу дня почти стёрлись и напоминали о себе лишь парой блеклых пятен. Мао облизнулась и попыталась спрятать смущение за занавесом волос. - Мао, - позвал мягко. - Господин, - так же тихо отозвалась. Поднимает личико за подбородок. - Спасибо, что была рядом, моя маленькая ведьмочка. - Я не ведьма! – Возмущённо морщит носик, тут же позабыв о сковывающем стыде. - Тогда как ты меня околдовала? – шепчет в самые губы, пуская по телу ток, от каждого невольного прикосновения. Маомао подаётся вперед первой для простого, скромного поцелуя. Сердце останавливается, чтобы сорваться на бешенный ритм, колотится в груди, грозясь вырваться. Оба стонут, открываясь новым, неизведанным чувствам. Падают на постель, оголяют души и тела, растворяются в ночи и взрываются фейерверком, соединившись.