По правилам

Дверь такси закрывается за спиной с оглушительным хлопком, машина стартует с места сразу же. Вэнь Кэсин не обращает внимания. Он оглядывает пляж. Не то чтобы здесь действительно очень много людей. Тех, кого ищет, он замечает почти сразу. Гу Сян шумит, перебивая даже шум прибоя, раздает команды Цзюсяо и мальчишке помладше себя, видимо, это и есть Чэнлин, младший сын Чжан Юйсеня. Знакомство у них, конечно, выходит сомнительное. У Вэнь Кэсина при себе — паспорт на другое имя, едва ли полная сумка вещей и адрес, который он вроде бы запомнил, когда они отправляли Цинь Хуайчжана на лечение. И очень сомнительное объяснение, кто он вообще такой. Ему ужасно, просто невозможно не по себе. Он не смог позвонить и предупредить не то, что о приезде, просто сказать, что жив: он банально не знал телефона. За эти две недели он успел проклясть себя сотни тысяч раз. Но просить старое чудовище об услуге не хочется, вообще никого просить не хочется, чтобы не втягивать Чжоу Цзышу и его близких в свои дела ещё сильнее. Чжан Юйсень почему-то ему верит, и сомнительной истории про задержку, и про желание устроить сюрприз, даже позволяет оставить вещи и говорит, где искать всю компанию. Наверное, во многом это оказывается заслугой госпожи Чжан, которая уж очень жалостливо на Кэсина смотрит. А-Сян вдруг кричит, и Вэнь Кэсин едва не срывается на бег. Но причина совершенно ерундовая — смытый волной замок. Он замедляется, а вредная девчонка поднимает голову и безошибочно останавливается взглядом на нем. Хмурится недовольно, привычно поджимает губы. Чтобы вымолить у нее прощение, понадобится что-то существенное. Возможно, новый телефон. — Брат приехал, — слышит он отдаленное, а потом эта обиженная кнопка снова увлекается своей постройкой. Ужасный характер. И в кого она такая… Чжоу Цзышу поднимается со своего места, оглядывается. Замирает. Вэнь Кэсин тоже останавливается, сделав несколько шагов. Смотрит только, как медленно-медленно к нему приближается его а-Сюй. Или ему кажется, что время замирает? И он сам продолжает двигаться навстречу. Чжоу Цзышу выглядит… плохо. Он по-прежнему остается самым красивым из виденных Вэнь Кэсином людей, вот только круги под глазами, уставшее, осунувшееся какое-то лицо… Даже на солнце он нездорово бледный. Вэнь Кэсин следит за каждым его движением: как Цзышу делает шаг за шагом, как щиплет себя за руку, как хмурит брови. — Лао Вэнь, — голос его звучит сдавленно, тихо. — Чжэнь Янь, а-Сюй, — глупо поправляет Вэнь Кэсин и сам тоже исправляется. — Прости, а-Шу. Мое настоящее имя — Чжэнь Янь. Чжоу Цзышу молчит, и Вэнь Кэсин боится. Это тот редчайший момент в жизни, когда он действительно боится повисшего молчания. Пусть лучше Цзышу накричит, ударит, сделает хоть что-то. — Прости, я не мог, не успел, я… Объятия, в которых его сжимает Чжоу Цзышу, настолько крепкие, что трещат едва зажившие ребра. Он цепляется пальцами за плечи больно, наверное, до синяков. Чжоу Цзышу вообще не контролирует силу, с которой прижимает к себе, но Кэсину плевать, на самом деле. Он осторожно кладет свои ладони на спину а-Сюю и льнет щекой к виску. Глаза непривычно печет. Наверное, солнце или ветер. Или песка надуло. Да, наверняка. — А Цзышу уверял, что ты не приедешь, — раздается совсем рядом, и Вэнь Кэсин моргает несколько раз, прежде чем посмотреть в сторону говорившего. Цинь Хуайчжан выглядит очень худым, но бодрым и определенно идущим на поправку. — Я должен был предупредить, я… — В жизни разное случается, сяо Вэнь. — Чжэнь Янь. Прошу, зовите меня Чжэнь Янь. — А это имя я помню, — лукаво улыбается Цинь Хуайчжан, и впервые за множество лет Вэнь Кэсин чувствует себя… пристыженным? Виноватым? Словно нашкодивший ученик, которого поймали за ухо. Он себя так чувствовал только при тетушке Ло, да и то не всегда. Взгляд Цинь Хуайчжана – добрый и понимающий, и ответов он никаких не требует, и не обвиняет Вэнь Кэсина ни в чем, но от этого лишь больше становится не по себе — Я всё объясню. Только чуть позже, хорошо? В ответ Вэнь Кэсин получает кивок и еще одну ласковую улыбку. Этот человек вызывает в нем странный, очень теплый трепет, хотя они и знакомы не так уж и много. — Эй, малышня, собирайтесь, — Цинь Хуайчжан отворачивается, — пора домой. Чжоу Цзышу слегка ослабляет хватку только после этих слов. Отлепляется медленно, только для того, чтобы обхватить крепко запястье. Словно Вэнь Кэсин сейчас же попытается от него сбежать, если его отпустить. — В одну машину мы не влезем, понадобятся две, — тем временем размышляет вслух Цинь Хуайчжан. — Цзышу, вызовешь? — Я вызову, — говорит Цзюсяо, кидает короткий взгляд на Вэнь Кэсина и протягивает одну из сумок, чтобы освободить руку. — Подержи…те. Второй рукой он сжимает ладошку Чжан Чэнлина. А-Сян несет объемный, бренчащий пластиковыми формочками пакет В первую машину Цинь Хуайчжан усаживает всех детей, отбирает сумку с покрывалом, полотенцами и едой из рук Вэнь Кэсина и только потом садится сам. — Я поговорю с Юйсэнем, — обещает он тихо. Вэнь Кэсин кивает в знак благодарности. За ними машина приезжает через пять минут. Чжоу Цзышу не отпускает его руку всё это время, даже на пассажирское сидение ныряет первым и тянет за собой. Едут они тоже молча, только Вэнь Кэсин всё же оттаскивает его пальцы со своего запястья, только чтобы тут же переплести их руки. Чжоу Цзышу в этот момент судорожно вздыхает, но продолжает молчать. Вэнь Кэсин понятия не имеет, как будет объясняться и сумеет ли вымолить прощение. Он готов, он правда готов, сколько бы это ни заняло. Дорога недостаточно долгая, чтобы со всей ответственностью обдумать эту мысль. Вэнь Кэсин второй раз за день входит в этот дом, только теперь уже без стука: дверь открыта. А-Сян что-то выговаривает Чэнлину, из прихожей видно, как Цзюсяо выкладывает на кухне контейнеры и пластиковую посуду из сумки. Цинь Хуайчжан, разговаривающий прямо тут с Чжан Юйсенем, оборачивается к ним. — Наконец-то. Так вот, тот юноша, про которого я говорил, Юйсень, Чжэнь Янь. Я понимаю, что это уже злоупотребление… — Перестань, не чужие ведь. — Нас уже больше, чем твоих, — смеется Цинь Хуайчжан. — Нет, нам определенно нужно отдельное жилье. А пока Чжэнь Янь поживет вместе с тобой, Цзышу, не против? Не будем ещё больше стеснять хозяев. Чжоу Цзышу просто кивает. Вэнь Кэсин чувствует, как он незаметно стискивает его мизинец своими пальцами. — Отлично, проводишь его? Чжоу Цзышу кивает еще раз. — Нет, — протестует а-Сян. — Сначала я покажу свою комнату! Возражений особо не находится. Дом Чжан Юйсеня большой, но всё-таки не для девятерых. Две гостевые комнаты занимают Цзюсяо с отцом и Цзышу. А-Сян, как единственной гостье, выделяют отдельную комнату — комнату старшего сына Чжан Юйсеня, который учится в университете в другом городе. Она трагично вздыхает о том, как же ей не хватает ее кукол, плюшевого кролика и сиреневого пледа. Вэнь Кэсин знает, что он практически прощен, поэтому с радостью соглашается сделать ее комнату целиком фиолетовой, как только они выберут новое жильё. А-Сян смотрит на него искоса, а потом всё-таки кидается обнимать. Чжоу Цзышу тут же отпускает его руку, но Вэнь Кэсин чувствует, как натягивается ткань рубашки, за которую, очевидно, цепляется а-Сюй. Кнопка пыхтит недолго, тычет его в бок, а потом отлипает и разрешает уйти. Ей не привыкать, что Вэнь Кэсин надолго пропадает и они редко видятся. С этим тоже надо что-то делать. Теперь, кажется, время найдется на всё. Когда дверь в комнату, которую они теперь будут делить с а-Сюем какое-то время, закрывается, Чжоу Цзышу снова впечатывает Вэнь Кэсина в себя. — Ты воняешь сигаретами и черт знает чем, — произносит он в плечо, продолжая прижимать к себе. — Я двое суток трясся в крохотном автобусе по задворкам цивилизации, — это точно не та тема, которую сейчас нужно поднимать, но не ответить Вэнь Кэсин не может. — Я объясню, я всё сейчас… — Нет, — нос Чжоу Цзышу трется о плечо в отрицающем движении. — Не сейчас. Сейчас я… Он не заканчивает, судорожно вздыхает и просто сильно сжимает рубашку в районе лопаток Вэнь Кэсина, царапая пальцами даже через ткань. Осознание того, насколько больно можно сделать близким, волной ужаса и паники накрывает Вэнь Кэсина. Он не хотел, он никогда такого не хотел. Он даже представить не мог. Руки на плечи Чжоу Цзышу он кладет бережно, поглаживает мягко. — Двое суток, а-Сюй, — напоминает Вэнь Кэсин. — Я воняю. — Не отпущу, — все так же не поднимая головы, произносит Чжоу Цзышу. — Пойдешь со мной? Лица Чжоу Цзышу не видно, но если скосить глаза, можно увидеть кончик пылающего уха. Проходит несколько минут, прежде чем крепкая хватка ослабевает. Чжоу Цзышу отступает. Вэнь Кэсину до горящих губ хочется его поцеловать, но он не уверен, что теперь имеет на это право. Когда он возвращается из душа — короткие волосы требуют в разы меньше внимания и ухода, а отражение всё еще кажется непривычным, — Чжоу Цзышу сидит на кровати. Вэнь Кэсин успевает немного уложить мысли в голове, собрать в кучу, разложить по полочкам аргументы, которыми собирается подкреплять свои извинения и мольбы о прощении. С огромным запозданием он понимает, что кровать в комнате одна. С другой стороны, он готов спать хоть на голом полу, если а-Сюй потребует — покорность, которая немного пугает его самого. Словно бы вместе с Чжао Цзином умер и прежний Вэнь Кэсин. Возможно, так и случилось, потому что потребность в нем — властном, беспринципном, жестком, а порой жестоком — исчезла. Месть свершилась, и что делать дальше… А этот новый, совсем недавно появившийся человек ещё не до конца понимает, кто он, но знает — он точно не хочет, чтобы его близкие страдали. В одном старый монстр оказался прав: месть не делает счастливым, она приносит только опустошение. Вэнь Кэсин садится рядом, осторожно берет ладонь Чжоу Цзышу в свою. Его взгляд ощущается тяжелым, долгим прикосновением. — А-Сюй, я всё расскажу… — Ты не обязан, — не дает ему закончить Чжоу Цзышу — Обязан, — мотает головой Вэнь Кэсин, а потом исправляется: — я хочу, чтобы ты знал. Цзышу ждет, а Вэнь Кэсин дает себе пару мгновений, чтобы собраться с силами. — Я уехал из больницы, только когда мне сказали, что твоя жизнь вне опасности. Я думал, что успею вернуться до того, как ты придешь в сознание. Но всё так затянулось… Пока он встретился с детективом Е, пока они дождались прокурора, пока разбудили судью. Пока вызвали спецназ для задержания. Вэнь Кэсин честно хотел позвонить, он даже звонил, но абонент был не в сети. — А потом, когда его отпустили… Я не думал ни о чем. Я не помню, как оказался в машине, как ехал. Я действительно ни о чем не думал. Я был так зол! Удар я тоже не помню, очнулся в скорой от того, что старый монстр орал матом, перекрывая вой сирены. Пришлось проваляться в каком-то полузаброшенном доме за городом, пока не зажили самые серьезные травмы — ушибленные ребра, ключицы, пальцы и лицо. Без телефона и любого другого средства связи с цивилизацией. Пока Е Байи не привез ему документы на старое имя, ножницы, краску для волос. А еще угрозу: если Вэнь Кэсин снова возьмется за старое, то он лично засадит его на пожизненное. — Я собирался утопить всех, а-Сюй, — они уже не сидят, а лежат на кровати, все еще держась за руки. — Я был готов утонуть со всеми: Чжао Цзином, его кодлой, сдать и засадить и своих. Мне было плевать на всё. Я не думал даже об а-Сян, тетушка всё равно позаботилась бы о ней. Я хотел мести, даже не справедливости. Чжоу Цзышу крепче сжимает его ладонь, поглаживает большим пальцем. — Пока не встретил тебя. А-Сюй поворачивается на бок, молча утыкается Вэнь Кэсину в плечо, цепляется за ткань на груди. И Вэнь Кэсин позволяет этой тишине повиснуть между ними. Он не шевелится, просто лежит и чувствует тепло присутствия человека рядом с собой. Шутка организма: в дороге он думал, что рухнет на первую горизонтальную поверхность и наконец нормально уснет, а сейчас, когда есть возможность — сна ни в одном глазу. Он просто лежит и слушает спокойное сонное дыхание а-Сюя. Пальцы на рубашке Вэнь Кэсина сжаты так сильно, что, кажется, попробуй он их отцепить, только ткань порвет, но хватку эту на себе так и не расцепит. Чжоу Цзышу вздыхает глубоко, дыхание его теплом толкается в шею и открытую грудь. Кэсин не сдерживает улыбку. И перестать смотреть на а-Сюя невозможно. Даже моргать лишний раз не хочется. Дверь тихо открывается, приходится повернуть голову. Цзюсяо заглядывает внутрь, окидывает их недовольным взглядом, затем достает телефон, тычет в экран и показывает Вэнь Кэсину. “Ужинать идёте?” Вэнь Кэсин слегка качает головой. Он не хочет будить а-Сюя. Цзюсяо так же тихо прикрывает за собой дверь. Мысли о том, когда же он так сильно умудрился вляпаться в другого человека, безостановочно крутятся в голове. Он помнит первое, что зацепило его в Чжоу Цзышу: взгляд. Лопатки, да и фигуру в целом вместе с навыками он тоже оценил, но взгляд. Он никогда не видел такого безжизненного взгляда у человека, который только что одержал победу. Тень эмоций появляется, когда У Чан пытается обмануть его. Красивый оттенок злости в темных, бездонных глазах. Не кукла, человек, который умеет чувствовать. Это становится чем-то вроде вызова: заставить эти холодные глаза быть живыми. Азарт настолько захватывает, что Вэнь Кэсин едва ли осознает момент, когда кроме раздражения, насмешки, обреченного какого-то веселья появляется что-то ещё. Непонятная тоска и нежность. Особенно ясно он видит это в своей квартире, после того, как едва ли не захлебывается ужасом от того, как сильно Чжоу Цзышу могут навредить. А-Сюй смотрит так, словно бы он не здесь, а далеко, так далеко, откуда не дотянуться. Вэнь Кэсин словно умирает всю ту ночь, потому что все планы идут прахом, все тщательно построенные схемы разваливаются на части. Он не может рисковать а-Сюем. Просто не может. Но Чжоу Цзышу невыносимо упрямый. Едва ли не упрямее самого Вэнь Кэсина. И такой же сильный. Только не смотрит больше равнодушно, в его взгляде столько всего! И нежность, и страсть, и жадность, и голод. Даже искры смеха! То ли он позволяет это видеть, то ли Вэнь Кэсин учится различать. А сегодня… Сегодня Вэнь Кэсин снова увидел пустоту, глаза безжизненной оболочки. Это было больнее, чем удар о подушку безопасности при столкновении. Сердце Вэнь Кэсина разбилось об этот взгляд и, кажется, не собралось еще обратно. От сумбурных, отдающих неуместной философией мыслей его отвлекает снова открывшаяся дверь. Цзюсяо стоит на пороге недолго, а потом зовет рукой. Кэсин выжидает мгновение, но медленно и осторожно отцепляет от себя а-Сюя. Дверь за собой он прикрывает практически беззвучно. Неожиданно оказывается, что в доме темно, погашены почти все светильники, да и тихо очень, а Кэсин заметить не успел, как подкралась ночь. — Все уже ложатся, — негромко говорит Цзюсяо. — Ужин в холодильнике. Будете греть, особенно не шумите. — Спасибо, — хрипло после долгого молчания благодарит Вэнь Кэсин. — Не нужно, — отрывисто звучит в ответ. — Это не для тебя. Вэнь Кэсин ждет продолжения, потому что на лице мальчишки слишком ясно читается, что он не закончил. И его прорывает. — Почему все считают, что я маленький и ничего не понимаю? — Цзюсяо шипит зло и недовольно. — Я не тупой! И не слепой! Он глядит в сторону недолго, а потом вперивается пристальным взглядом в Вэнь Кэсина. — Я не видел брата таким никогда. И не хочу видеть его таким снова. Так что, если планируешь выкинуть что-то подобное еще раз, лучше уходи сейчас. — Я не совсем… — Он никогда не скажет, но я скажу! Он всегда в себе, он думает, что никто не видит, как ему больно. Я вижу! Он никогда не был таким, даже когда отец… Даже когда надежды почти не было, он не был таким! Словно… Словно бы жизни больше нет! Он захлебывается вздохом, возмущенно замолкает, смотрит упрямо, и взгляд у него такой знакомый, что Вэнь Кэсин вполне серьезно сомневается в отсутствии у него и Чжоу Цзышу кровной связи. — Поэтому… Может, это покажется и глупым, но я не позволю снова сделать ему больно! Клянусь, — он тычет указательным пальцем в плечо Кэсина. — ты пожалеешь, если обидишь его. Это конечно, выглядит смешно, но Вэнь Кэсин даже не улыбается. Как же безмерно этот мальчишка любит своего брата, чтобы угрожать тому, кто старше и сильнее во всех возможных смыслах. А еще его накрывает очередной волной понимания последствий поступков. Это действительно пугает. — Никогда, — голос срывается, Вэнь Кэсин тяжело сглатывает. — Я обещаю, никогда больше. Цзюсяо смотрит подозрительно, недоверчиво. Но кивает и уходит. Вэнь Кэсин еще недолго стоит в темноте затихшего дома. Почему он позволяет практически постороннему человеку принимать решение о собственном проживании и дальнейших планах? Почему угрозы мальчишки имеют для него значение? Как так вышло, что один человек стал центром его мира? Он аккуратно нажимает на ручку двери, открывая, чувствуя, как скребет в груди от разрывающих чувств. Сидящий на кровати Чжоу Цзышу резко поворачивается на звук. В полосе неяркого света из дверного проема он смотрит потеряно, тревожно, по лицу тенью проходит недоверие, густо замешанное на отчаяньи. Вэнь Кэсин в два шага оказывается возле него, падает на колени, берет за руки. — Эй, я здесь, всё хорошо. Я здесь. Чжоу Цзышу вздыхает нервно; осторожно, кончиками пальцев, касается лица Вэнь Кэсина, и в груди больно тянет от этой нежности. Кэсин льнет к его руке, трется щекой о ладонь. — Мне приснился страшный сон, — почти беззвучно произносит Цзышу. — Не умирай больше. — Не буду, — дает очередное за сегодня обещание Вэнь Кэсин. — Идиот. Он прижимается вдруг, зубы стучат о зубы, губы не попадают по губам, но это не останавливает Чжоу Цзышу. Вэнь Кэсина, впрочем, тоже. Они едва не падают на пол, Кэсин успевает ухватиться за край кровати и навалиться вперед. Цзышу податливо откидывается, не переставая беспорядочно тыкаться губами, куда придется. Вэнь Кэсин ловит его лицо ладонями, гладит большими пальцами скулы и наконец целует как положено. Нежно, долго, прихватывая попеременно то верхнюю, то нижнюю губу, потом только углубляет поцелуй. И сразу же впускает язык Чжоу Цзышу в свой рот, позволяет сумбурно двигаться, скользить по собственному языку. А-Сюй кусается, цепляется сильно, больно даже за плечи, прижимается всем собой. У Вэнь Кэсина кружится голова от нехватки кислорода, от этого неожиданного напора и от жаркой близости знакомого тела. От запаха, нежности кожи под пальцами, прерывистого горячего дыхания. Он оказывается на лопатках сам и тут же охает: Цзышу сидит на его бедрах и бьет по плечам, не жалея: — Не смей так делать! Никогда! — А потом снова целует, приникает всем телом. Он зарывается пальцами в волосы, пока Вэнь Кэсин гладит его спину, подставляясь под губы, тянет, вынуждая запрокинуть голову. Прикусывает несколько раз шею, растягивает ворот, чтобы добраться до ключицы. Опирается ладонью на грудь, заставляя Кэсина застонать болезненно: ребра все еще ноют. Давление и ладонь тут же исчезают, но Цзышу шлепает его по груди, не особо церемонясь: — Придурок! Вэнь Кэсин скидывает его с себя, задирает руки над головой и удерживает запястья. Почти придавливает своим весом, не давая пошевелиться. Цзышу всё равно изворачивается, сгибает колени и стискивает ими нижние ребра. От короткой вспышки боли Вэнь Кэсин выдыхает с присвистом. — Ты вообще думаешь когда-нибудь?! — шипит Цзышу почти в губы и снова целует. Грубо, жадно, царапая зубами. Неизбежно накатывает возбуждение, и Вэнь Кэсин чувствует, что не только на него. Им надо бы сейчас расцепиться из этого клубка злости и страсти, лечь спать и утром нормально всё обсудить. Чжоу Цзышу тоже чувствует. И все разумные и связные мысли оказываются задвинуты подальше, потому что он бессовестно толкается бедрами и сам же зажмуривается, глотая короткий стон. Вэнь Кэсин скучал, он так сильно скучал всё это время, он изводил себя тысячей и одним вариантом их разговора, своих объяснений и оправданий, что ощущать себя здесь и сейчас — с а-Сюем, распластанным под ним, льнущим всем собой — это слишком много. Он не рассчитывал и не заслужил. — А-Сюй, — Вэнь Кэсин прижимается лбом ко лбу, прикрывает глаза, потому что смотреть на Цзышу невыносимо. — Хватит. Пожалуйста. — Если ты сейчас же не сделаешь что-нибудь, я ударю тебя по-настоящему, — хрипит Чжоу Цзышу и до боли прикусывает нижнюю губу Вэнь Кэсина. Кэсин сминает его губы в ответ, сжимает запястья сильнее одной рукой, а второй лезет под футболку Цзышу, поднимает, оголяя кожу. Он не может не послушаться, у него нет на это сил. Цзышу вздрагивает от щекотного прикосновения к ребрам, замирает, когда пальцы сжимают твердый сосок. Кэсин бессовестно пользуется его замешательством: язык толкается в этот податливый рот, нагло и глубоко. Колени Цзышу, немного ослабевшие, теперь сжимают бедра. Он не толкается больше, только все так же не оставляет между их телами даже немного места. После того, как вдохнуть нормально все же приходится, Кэсин целует щеки, подбородок, шею в узком воротнике футболки. Ему мало, ему хочется заклеймить губами каждый кусочек кожи, потому что а-Сюй — его. Кэсин отпускает запястья, садится на пятки и тянет вверх его футболку. Света из небольшого окна в комнате — всего ничего, но даже в нем кожа почти сияюще-светлая. Руки Цзышу так и не опускает, поэтому Кэсин быстрым, нетерпеливым движением снимает свою футболку сам — хочется кожа к коже. Хочется, чтобы а-Сюй смотрел так всегда — очарованно и восхищенно. Неподдельно искренне. Кэсин целует его ключицы, ложбинку на груди, проходится языком по верхним кубикам пресса. Кожа под губами покрывается мурашками. Он целует бока, заставляя Цзышу извиваться от щекотки. Прижимается губами рядом с резинкой шорт. Тянет их вниз вместе с бельем. Теперь развернувшаяся перед глазами картина становится совсем идеальной: а-Сюй, обнаженный, возбужденный, лежит перед ним с поднятыми руками и разведенными по сторонам ногами. С ума сойти можно. Вэнь Кэсин целует внутреннюю сторону бедра, водит носом, упиваясь одним лишь тем, что может это делать, и уже собирается взять блестящую, влажную головку члена в рот, когда его останавливают. — Нет, — сипит Цзышу и стопами подталкивает Кэсина вверх. — Ты не хочешь? — Вэнь Кэсин очень надеется, что не звучит разочарованно. — Хочу, но… — Цзышу медлит, а потом говорит быстро и отрывисто. — Опять скажешь. Что можем остановиться. Он щиплет, не глядя, плечо, смотрит в сторону, и, ойкая, Кэсин готов поклясться, что, будь здесь больше света, он разглядел бы румянец. — Не скажу, — обещает он и целует невольно подставленное ухо. Втягивает мочку в рот, слегка прикусывает. Цзышу цепляет пальцами его шорты, стаскивает, сколько хватает длины рук. Кэсин дальше стряхивает их с себя сам, наверняка со стороны эти подергивания ногами выглядят забавно. Кожа к коже — это слишком много. Вэнь Кэсин накрывает собой Чжоу Цзышу, ложится грудью на грудь, сплетает пальцы. Кожа к коже — это обжигающе близко, невыносимо просто. Выдох одного становится вдохом другого. Одним дыханием на двоих. От горячего воздуха становится жарко и немного душно. Вэнь Кэсин трется носом о нос, о щеку. Покрывает быстрыми поцелуями все лицо. Цзышу жмурится, улыбается, сжимает пальцы сильнее. Кэсин двигает бедрами, коротко, вызывая тихий стон. И ещё раз. А-Сюй восхитительно отзывчивый. Хочется… Хочется не обойтись только ртом или руками, но Вэнь Кэсин старательно заталкивает эти хотелки подальше. Не сейчас, сейчас самое правильное — украсть дыхание а-Сюя, целовать настойчиво и глубоко, утопить в этом несдержанные, такие прекрасные звуки. Он с мимолетным сожалением расцепляет их пальцы, ведет самыми кончиками по руке — запястью, предплечью, плечу, — быстро проводит по груди и ребрам, чувствуя, как кожа покрывается мурашками — Цзышу дергается, — просовывает руку между ними, чуть приподнимаясь, упираясь коленями в матрас, обхватывает оба члена, проводит большим пальцем по тонкой коже. Они одинаково шумно выдыхают сквозь зубы. Кэсин успевает сделать всего несколько движений, выцеловывая шею а-Сюя, когда его запястье сжимает ладонь, останавливая. Он опирается на одну вытянутую руку, непонимающе выискивая причины в лице Чжоу Цзышу. — Возьми меня, — выдыхает одним тихим словом Цзышу, но продолжает твердо, неестественно-грубо. — Трахни. Засунь свой член мне в задницу! Это звучит так абсурдно и так… болезненно. Вместо того, чтобы завыть в голос, как очень, просто нестерпимо хочется, Вэнь Кэсин роняет голову а-Сюю на грудь. Нет, нет, нет и ещё раз нет. Всё должно быть не так, не здесь и не прямо сейчас. Не в чужом доме, чужой постели с посторонними людьми за стеной. Вэнь Кэсин, разумеется, никогда не представлял, как именно это будет, не планировал и не продумывал всё до мелочей… Точно не так, точно не… — Ты не хочешь меня? — голос звучит притворно равнодушно. Цзышу напрягается весь, Кэсин чувствует это. Он как натянутая струна, и, кажется, если сделать что-то не так, она порвется. Вэнь Кэсин освобождает свою руку из захвата, нависает над а-Сюем, осторожно поворачивает его за подбородок, смотрит прямо в глаза. Темные, бездонные глаза, полные затаенной боли и сомнений, в которых он уже утонул без возможности спастись. — Хочу, — максимально честно отвечает Кэсин, пытаясь вложить в это короткое слово весь сжигающий его огонь желания. — Ты даже представить не можешь, как сильно. Но так нельзя, надо подготовиться, надо… — Тебе противно? — Что? — Вэнь Кэсин действительно не верит в то, что слышит. Какая несусветная глупость! — Нет, разумеется нет! Он видит, что Чжоу Цзышу ему не верит. Губы у него так напряженно поджаты, что, кажется, сейчас задрожат. В груди печет от этой неправильности. Неужели он дал повод? — А тебе, а-Сюй? Тебе было противно? В прошлый раз, — он спрашивает тихо, аккуратно, стараясь не испугать. Цзышу замирает, медлит бесконечно долго мгновение, за которое внутри Вэнь Кэсина скручивается болезненный комок. Отрицательно качает головой. — Тебе не понравилось? Поэтому хочешь попробовать с другой стороны? — стараясь звучать нейтрально, продолжает выяснять Вэнь Кэсин. А-Сюй смотрит непонимающе, возмущенно даже. Такое искреннее недоумение лучше предыдущего неверия. — Нет! То есть, мне… Мне было хорошо. С тобой. И я.. Я хочу, чтобы тебе — тоже. Но если ты не хочешь, если тебе… — Всё, что связано с тобой, не может быть мне противно, — убежденно говорит Вэнь Кэсин, надеясь тоном, прямым взглядом и прикосновением ладони к щеке доказать эту очевидную для себя истину. — Мне тоже хорошо с тобой. — Тогда почему? — из-за прорвавшихся ноток отчаянья Вэнь Кэсину хочется кого-нибудь убить. Например, себя. — Я хотел, — Кэсин тяжело сглатывает, прижимается лбом ко лбу а-Сюя и говорит тихо, потому что вслух это звучит ещё более глупо, чем в голове, но искренность кажется единственным возможным выходом. — Я хотел, чтобы твой первый раз был особенным. Цзышу молчит, и Кэсину приходится продолжить, потому что тишина много страшнее. — Знаешь, большая кровать, шелковое белье. Свечи, ароматические палочки, тихая музыка. Я сделал бы тебе массаж… Вэнь Кэсин не станет обижаться, даже если над ним сейчас посмеются. Это правда звучит очень глупо и… — Но он и так особенный, — теплые ладони ложатся на щеки Кэсина, приподнимают голову, и он открывает глаза. — Потому что с тобой. Всё, что с тобой, особенное. Вэнь Кэсин тихо, беспомощно стонет, падая губами на губы а-Сюя. У него нет сил сопротивляться, он физически не может ему сопротивляться, он не может ему отказать. Если Чжоу Цзышу попросит звезду с неба, Вэнь Кэсин только уточнит, сколько штук ему нужно. Они целуются, пока воздух не заканчивается. Кэсин действительно не понимает, зачем нужен какой-то воздух, если есть губы а-Сюя. Зачем всё, если есть а-Сюй в его руках. — Я хочу быть твоим, — шепчет, не восстановив дыхания, не открывая глаз, Цзышу едва слышно. — Здесь и сейчас. Что-то рвется внутри Кэсина. Разламывается под напором пробивающих всё чувств, обнажая уязвимое. Потому что Вэнь Кэсин тоже хочет этого — его а-Сюй, только его. Никогда не отпускать, никому не позволить отнять. Жажда обладать отодвигает всё на задний план: время, место, случайных свидетелей. Эта жажда нестерпима, и есть только один способ ее утолить. — Пусти, — выдыхает он. — Если ты действительно хочешь… — Хочу, — поспешно отвечает Цзышу и тут же убирает руки, отпуская. Вэнь Кэсин не может просто встать, он не может оторваться, он ведет губами влажную дорожку по шее, нежно прихватывает ключицу, задерживается на груди, вылизывая и покусывая сосок. Он увлекается, потому что Цзышу дышит часто, шумно, упоительно неровно. Приходится одернуть себя. Только после этого Кэсин поднимается и начинает рыться в оставленной недалеко от кровати сумке. И тут же получает болезненный шлепок чуть повыше ягодиц, отчего громко охает. — То есть вот это ты купить успел, а позвонить не мог, — севший Цзышу тычет пальцами в тюбик со смазкой и пачку презервативов в руках Вэнь Кэсина, а потом снова лупит по бедру, животу, плечам груди. Везде, где дотягивается. — Ай! — Кэсин пытается увернуться, но выходит плохо, приходится бросить все рядом на кровать и, повалив а-Сюя на лопатки, зафиксировать руки над его головой. — Хватит! Чжоу Цзышу недовольно пыхтит. — Я не помнил номера! — Эта постыдная правда, которой он хотел избежать, звучит ужасно глупо. — Старый монстр отобрал у меня телефон ещё в скорой. — Ты мог узнать. — Я не хотел, чтобы о тебе знали! Никаких лишних следов! Я не мог тебя втягивать! — Поэтому заставил поверить, что умер! — Я думал, что все получится быстрее, я думал… А-Сюй целует его вместо выслушивания дальнейших оправданий, словно атакуя. И одерживает верх. — Ты ужасный человек! — Знать меня не хочешь? Они меняются местами в мгновение, уже Цзышу прижимает руки Вэнь Кэсина к постели. — Никогда так не говори. Никогда, — а-Сюй отпускает запястья, просовывает руки под плечи Кэсина и ложится сверху, обнимая, прижимаясь щекой к груди. — Без тебя не будет меня. Это слишком больно. Слышать такое — невыносимо. Жажда оборачивается жгучей виной и морем нежности. Целым океаном. — Я не смогу без тебя. Как будто сам Вэнь Кэсин сможет. Как будто сам он не впаялся без надежды на спасение от этого странного, непрошенного, но такого всеобъемлющего чувства. Ладони Кэсина опускаются, согревая, на лопатки а-Сюя. Изящные, как крылья бабочки, идеальные, он почти не врал, когда говорил про них. Всё в а-Сюе— красота в наивысшей степени. Как можно его не любить? Как можно его не желать? Чжоу Цзышу начинает чаще дышать, когда руки Вэнь Кэсина скользят сначала вверх, к плечам, а потом вниз, сжимают тонкую талию, оглаживают упругие ягодицы. Дыхание, обжигающее грудь Кэсина, сбивается, когда он слегка проводит по ложбинке между ними. — Если ты передумал… — Да ты издеваешься?! — разъяренно шипит Цзышу и кусает, чуть повернув голову, а пальцы на плечах сжимает до боли. — Я клянусь, я точно тебе врежу, если еще раз спросишь! Лучше так. Пусть будет так — злость лучше отчаяния, боли и страха быть отвергнутым. Вэнь Кэсин аккуратно скидывает с себя а-Сюя, целует возмущенно открытый рот, затыкает собственным языком ненадолго, прикусывает кадык и носом гладится о подбородок. — Тогда не мешай, — шепот на ухо заставляет а-Сюя вздрогнуть. Он садится между раскинутых по обеим от него сторонам ног, тянется за подушкой, подталкивает ее под поясницу Цзышу. Тот за каждым движение наблюдает внимательно, с легким подозрением. Вэнь Кэсин берет телефон, включает фонарик. Свет сразу бьет по глазам, он засовывает его под простыню и вторую подушку в дальнем углу кровати, направив к потолку. Освещение выходит мягким и неярким, в нем можно подробно разглядеть выражение лица и почти лихорадочный румянец на щеках а-Сюя. — Зачем?.. — Хочу видеть тебя, — прямо отвечает Кэсин, и краска на щеках Цзышу становится гуще. Живот а-Сюя мелко подрагивает, пока Вэнь Кэсин вылизывает поочередно маленькие твердые горошины сосков, целует напряженный рельеф пресса и спускается влажными следами к жестким темным волосам и возбужденному, наверняка очень чувствительному члену. Позволяет себе шалость: быстро лизнув, дует на головку. Цзышу дёргается, вздыхает с присвистом, и Кэсин целует его бедро, тонкую кожу паховой складки, извиняясь. — Согни ноги, — просьба звучит одновременно с тем, как губы касаются колена. Кэсин поднимается, смотрит сверху вниз, как краска румянца пятнами расползается по шее и стекает на грудь. А-Сюй послушно следует за направляющими руками. Вэнь Кэсин целует другое колено, косточку на щиколотке — пальцы на ноге забавно подрагивают. Шуршит упаковкой презерватива, быстро открывая, натягивает его на палец, выдавливает лубрикант и осторожно касается сжатого входа, размазывая прохладный гель. Короткими поцелуями ласкает живот, вглядываясь в эмоции на лице. Улавливает неожиданную дрожь под другой рукой, лежащей на бедре. Чуть надавливает, проникая кончиком пальца, медленно гладит по краям, входит на фалангу. Вперед, назад, по кругу. Цзышу лежит с закрытыми глазами, дышит тяжело, шумно, брови сведены к переносице. Кэсин продолжает двигать рукой, пока недовольная складка не исчезает. А-Сюй начинает вдыхать глубже, медленнее, и после этого Вэнь Кэсин просовывает второй палец в презерватив, давит на вход уже двумя. Сопротивление усиливается. Ладони а-Сюя комкают простыню, он снова хмурится, закусывает губу. — Скажи, если неприятно, — просит Кэсин и получает несильный удар пяткой в район поясницы. Он находит руку Цзышу, сжимает, привлекая внимание. — Я серьезно. Если тебе будет больно, неприятно, просто что-то не понравится — говори! — Да-да-да, пожалуйста, продолжай! — Цзышу шепчет, не открывая глаз и сам дергается, насаживаясь на два пальца сразу и до конца. — Пха! Звук на выходе выходит почти скулящим, по всему телу а-Сюя пробегает короткая дрожь, и Кэсину остается только удержать его за бедро. Отчаянный. Глупый, отчаянный, куда-то спешащий. Как будто Кэсин может сейчас передумать. Как будто он вообще способен думать о чем-то, когда в груди печет от нестерпимого чувства и единственного желания — сделать так, чтобы а-Сюю понравилось. И плевать на собственное, едва переносимое возбуждение, он обязан сделать всё, чтобы показать, чтобы объяснить, чтобы то, что происходит между ними сейчас, не в том месте и не в то время, повторилось ещё. И не раз. Он деликатно покручивает запястьем, аккуратно разводит и сводит пальцы, вытаскивает и снова толкается в легче поддающееся нутро. А потом находит бугорок простаты и гладит. Цзышу распахивает глаза, раскрывает губы в беззвучном стоне, выгибается красивой дугой, до треска стискивает в руках ткань. Кэсин нежно целует у сгиба бедра, любуясь. Член возле его лица истекает смазкой, капелька блестит на кончике. Он продолжает двигать рукой, пока сопротивление не становится ощутимо меньшим. А-Сюй снова начинает дышать, на его лице проступает некоторая осознанность. Он осоловело моргает и смотрит туда, где Вэнь Кэсин горячо дышит ему в живот, прижимаясь губами. Кэсин не отводит взгляда, пока добавляет еще смазки и ввинчивает уже три пальца, сгибает. Одновременно с этим заглатывает член сразу наполовину и помогает себе рукой. А-Сюй сдавленно вскрикивает, зажимает себе рот ладонью, откидываясь назад и мягко ударяясь затылком о матрас. Кэсин не может не улыбаться даже с растянутыми вокруг члена губами. Он фокусируется — двинуть одновременно пальцами и головой, — он слышит: сдавленные, всхлипывающие стоны сверху, впереди, вокруг него. Он, кажется, что угодно сделает, чтобы услышать их снова. То, что он сам возбужден нестерпимо, совершенно не имеет сейчас значения. Только когда три пальца входят в Цзышу без ощутимых усилий, Вэнь Кэсин убирает обе руки, с пошлым чмокающим звуком выпускает головку изо рта, поднимается, стряхивая презерватив с пальцев, тянется за новым. Запыхавшийся а-Сюй смотрит на него шалым, недовольным взглядом. Он такой красивый, жаждущий, ждущий; раскрасневшийся, с бисеринками пота на груди и висках. Тепло в груди перекрывает остроту возбуждения. Нет, не перекрывает, они сплавляются во что-то неразделимое, становятся чем-то совершенно невыносимым. Невозможно думать об этом, остается только чувствовать. Кэсин раскатывает презерватив по члену, стараясь сделать это побыстрее, льет побольше смазки, водит недолго снаружи, дразня совсем немного, слыша, как а-Сюй задерживает дыхание, и гладко, одним движение входит почти наполовину. — Дыши, — просит Кэсин и рвущийся с красивых, искусанных губ зажмурившегося а-Сюя вскрик успевает поймать своими губами. Замирает ненадолго, позволяя себе привыкнуть к оглушающему чувству жаркой тесноты, прижимается лбом ко лбу, дожидается, пока теплое дыхание коснется лица. Только потом подается назад и снова медленно движется вперед, туда и обратно, пока не прижимается совсем вплотную к ягодицам. Удерживает себя непонятно откуда взявшимися силами от быстрых, резких движений, которые очень нужны и от которых развязка наступит слишком скоро, особенно когда а-Сюй сжимает его так сладко. — Посмотри на меня, — просит Кэсин, едва справляясь с голосом, гладит пальцами взмокший висок, нежную щеку. Глаза у а-Сюя темные, бездонные. Вэнь Кэсин утонул в них давно, и спасения ему нет, да оно и не нужно. В них целая вселенная. В них весь мир. — Я люблю тебя, — шепчет он как самую страшную тайну, как самую очевидную истину, и целует. Жадно, глубоко, бесцеремонно орудует языком, не давая ответить. Ему не нужен ответ. Он уже знает его. А-Сюй обнимает за плечи, обхватывает ногами талию. Вэнь Кэсин медленными бережными толчками начинает двигаться, прекрасно понимая, что долго не продержится даже в таком темпе. Единственная мысль, которая не позволяет сорваться в удовлетворение собственной жажды, — а-Сюю должно быть хорошо. Потому что ловить своими губами его стоны и глухо стонать в его губы — правильно. Так же, как просунуть руку между их телами, обхватить влажный член, положить большой палец на головку и пытаться поймать нужный ритм. В котором дыхание будет учащаться, издаваемые звуки окончательно перейдут во всхлипы, и весь а-Сюй начнет предвкушающе сжиматься, царапать короткими ногтями плечи, мученически жмуриться. Кровь шумит в ушах, биение сердца, кажется, отдается во всем организме, и Кэсин чувствует такой же сумасшедший пульс под губами на шее Цзышу. Хватает усилить нажим на очередном движении рукой, чуть резче приласкать, обведя головку по кругу, чтобы а-Сюй замер на крохотное мгновение, напрягся весь, изгибаясь, притираясь грудью к груди, и затрясся в судороге оргазма. Кэсин затыкает поцелуем все эти прекрасные звуки, которые хотел бы слышать, которые он обязательно ещё услышит, сжимает пальцы и продолжает двигать запястьем по теплой, брызнувшей в кулак сперме; неспособный остановиться, толкающийся ещё несколько раз, наверное, слишком резко, но иначе не получается, потому что собственный оргазм безапелляционно требует только этих немногих скупых движений. Ни падения за край, ни потери сознания — мир глохнет на мгновение, тело скручивает желанным спазмом, Кэсин делает ещё пару толчков — неосознанно, на инстинктах — продлевая собственное удовольствие, и замирает. Всё, что он может, всё что он хочет — чувствовать: пальцы а-Сюя в своих волосах и на шее, обхватывающие, прижимающие ближе ноги — одна пятка ощутимо давит на ягодицу, — теплые выдохи на взмокшем плече, горячую упругость кожи, неровные движения груди и живота под собой, опавшую под пальцами твердость и расслабившееся плечо; запах тела а-Сюя, его вкус на языке; звук сбитого, рваного дыхания. Это так много, что кажется чересчур, и так мало, потому что никак не насытиться. Они лежат так, сцепившись, сплетясь, держась друг за друга так крепко, будто бы желая склеиться, спаяться, слиться в одно целое. Спустя вечность Кэсин находит в себе силы не спеша скатиться с а-Сюя, осторожно вытащив обмякший член, и улечься рядом, обнимая поперек груди. Спустя еще одну вечность сбитое дыхание немного напоминает "нормальное". Вэнь Кэсин только собирается открыть рот, когда его затыкают. — Хорошо подумай о том, — а-Сюй звучит так, словно провел в зале не один час, словно бежал долго-долго и наконец финишировал, — что собираешься сказать. Вредный. Упрямый. Кэсин улыбается, целуя плечо. Цзышу, морщась, с шумным вздохом поворачивается на бок, отпихивает сначала коленом, потом ступней подушку из-под себя. И непонятно, как можно продолжать просто лежать, когда в груди щекотно от лопающихся пузырьков искристого счастья. Просто от одной возможности смотреть на а-Сюя так близко. Обнимать его. Держать в своих руках. — Я люблю тебя, — повторяет Вэнь Кэсин. Его ладонь медленно, успокаивающе поглаживает спину Цзышу. — Я… Я тоже — а-Сюй обхватывает за талию, держит крепко. — Я признался первым. — Я знаю, — Кэсин нежно, медленно поочередно целует припухшие губы. — Ты! — Цзышу отклоняется, слегка шлепает ладонью по спине. — Ты всё слышал и притворялся! — Я думал, что мне приснилось. Оказывается, нет. А-Сюй еще какое-то время пыхтит недовольно, пытаясь укусить в затянувшийся поцелуй, но быстро забывает об этом. Они так и засыпают, переплетясь ногами и руками, одним сцепившимся жарким клубком. *** — Это всё? — кричит Вэнь Кэсин в открытую дверь, опустив на пол картонную коробку с кривой надписью “А-Сян” на боку. — Да, — раздается снизу, — я проверил, в машине ничего больше нет. — Хорошо. Ворвавшаяся в комнату а-Сян едва не сбивает Кэсина с ног. — Можно? Можно? — она смотрит горящими предвкушением глазами. — Можно, — улыбается Кэсин. — Помощь нужна? — Я сама! — она гордо задирает нос. — Иди отсюда! Все равно потом придется помогать, но он оставляет сестру разбирать ее сокровища самостоятельно. На выходе из комнаты приходится уворачиваться от Цзюсяо, который тащит коробку едва ли не больше его самого. — Помочь? — Я справлюсь, — пыхтит мальчишка и, ногой открывая дверь к себе, протискивается внутрь. Вэнь Кэсин закатывает глаза, спускается с лестницы и натыкается на закрывающего за водителем доставки дверь а-Сюя. — Все такие самостоятельные, с ума сойти! — делится он своим возмущением. — Что, недоволен, что остался не у дел? — фыркает Цзышу и слегка бьет по тянущимся к его талии рукам. — Надо было все-таки купить дом, а не снять, — Кэсин игнорирует возмущенное шипение и обнимает. — Это подозрительно. Откуда у двух неработающих молодых людей деньги на целый дом? — Ты мог получить наследство. — Да-да. — Или я мог получить наследство. — Ага. — У дядюшки они могли быть. — Не надо ничего выдумывать. Этот дом сдают с возможностью выкупа, я поэтому на нем настаивал. Дом действительно хороший. Два этажа, четыре спальни, одна гостевая, просторная кухня с большими окнами, огромный, по сравнению с другими, двор. В самый раз для их не такой уж и маленькой семьи. — Подыщем зал, начнем работать и потихоньку выкупим. — Это называется “отмывание денег”. — Действительно, тебе ли не знать! — Цзышу закатывает глаза и качает головой. Вэнь Кэсин лезет поцеловать, но получает еще один шлепок по руке. — А-Янь! Кэсин возмущенно пыхтит, но руки убирает, потому что слышит за спиной шаги Цинь Хуайчжана. — Может, все-таки переделаем гостевую? — он приваливается плечом к косяку, наклоняет голову, глядя на них немного устало, но весело. — Всё таки неудобно жить двум взрослым в одной комнате. Возможно, эта идея и правильная, но Вэнь Кэсин просто не может представить, как будет засыпать, один, без а-Сюя рядом, без его запаха, его тепла, мерного сонного дыхания в плечо. Особенно зная, что он тут, буквально за стеной. А это значит, что надо срочно что-то придумывать. И, кажется, у него есть только один вариант. Во рту резко пересыхает от волнения. — Дядюшка, я… — Кэсин находит сопротивляющуюся руку Цзышу и крепко сжимает, не давая вырваться. Слова даются с трудом, но он заставляет себя их произнести, потому что это правильно. — Я… Я прошу у вас разрешения встречаться с а-Сюем. С Цзышу. Я люблю его. — Тоже мне новость, — громко фыркает со второго этажа Цзюсяо, закатывая глаза, спускается, перепрыгивая ступеньки, и идет мимо на кухню, слегка толкнув Кэсина плечом. — Лучше б ужин приготовил. Мелкий засранец! Но такое своеобразное одобрение заставляет напряженный нервный комок в животе слегка расслабиться. — Главное, чтобы Цзышу был согласен, — мягко улыбается Цинь Хуайчжан, кивая, когда Чжоу Цзышу перестает вырываться и переплетает пальцы с пальцами Кэсина. — Я рад за вас. Облегчение наваливается ватным тяжелым одеялом, шумным вздохом, который отражается вздохом самого Кэсина. Он и не думал никогда, что объявлять об отношениях с кем-то может быть так волнительно. Может быть так важно. А-Сюй тянется обнять, когда Цинь Хуайчжан скрывается на кухне и начинает ругать Цзюсяо за кусочничество. — Айа! — сдавленно вскрикивает Вэнь Кэсин, потому что в этих долгожданных объятиях Цзышу больно щиплет его за зад. — Ты! — шипит он в ухо. — Ты когда-нибудь перестанешь решать всё сам?! — Больно! — продолжает возмущаться Кэсин, потому что щипать его а-Сюй не перестает. — Думать надо не вот этим! — Цзышу сильно тычет пальцем вместо нового щипка, — потому что вот этим, — новый чувствительный тычок, — придется расплачиваться сегодня ночью. Пару раз! — Как скажешь, как скажешь! — сдается Кэсин, пытаясь увернуться, не отстраняясь. Вместо следующей атаки на тощий, уже болезненно чувствительный зад Вэнь Кэсина Цзышу прижимается ближе, прикусывает мочку, сильно, наверняка останутся следы, а потом утыкается лицом в шею и нервно, смущенно пыхтит. Вэнь Кэсин обнимает его в ответ, крепко-крепко, и ему кажется, что он держит в своих руках весь мир.