***
Яркое солнце в небе сгорает дотла, его почти не видно через густую завесу дыма от пожара, слышатся крики где-то вдали — кто-то ещё отчаянно сражается, и Какаши смотрит на трупы любимых учителей, недалеко немигающим стеклянным взглядом на него смотрит тётушка, он сам стоит на коленях, а на его руках друг. Руки тёплые от чужой крови, что красная-красная, словно гранатовый сок. Он моргает пару раз, смахивая слёзы, а на его щёку ложится дрожащая ладонь друга. — Какаши… Прости, я обещал тебе, что мы вместе будем защищать Исконную землю. Похоже… Тебе придётся идти одному, — его голос тихий, безжизненный, скользит ножом по сердцу в его груди. Чёрные глаза суживаются в улыбке. — Обито… — Беги… Какаши и обещай… Какаши просыпается от нахлынувших воспоминаний. Голову простреливает режущая боль, он моргает пару раз, пытаясь в сфокусироваться. Слышится тихий скрип двери. Невысокая фигура появляется на дверном проёме, и Какаши приходится напрячь глаз, чтобы рассмотреть незнакомца. — Проснулся, — вошедший парень выглядит как его ровесник, на бронзовой коже играется тусклый свет, идущий из маленького окошка, чёрные глаза смотрят с обеспокоенностью, длинные волосы собраны в аккуратный пучок, но некоторые непослушные пряди выбиваются и опадают на плечи. Одет он в белую хлопковую рубаху и свободные чёрные кюлоты, больше походя на прислужника храма, — я местный врач, помогу тебе, не бойся. Меня зовут Умино Ирука, могу я узнать твоё имя? На его губах лёгкая и непринуждённая улыбка, заставляющая расслабиться, а тон голоса спокойный и успокаивающий. Какаши мигом чувствует странную расслабленность. — Хатаке Какаши. — Приятно познакомиться, Какаши. Тон парня заставляет окончательно понять, что этот человек не желает ему зла. — Вчера ты устроил взбучку тем парням. Спасибо, они долгие месяцы отбирают у нас продовольствие, в прошлом году урожай не выдался хорошим, — он тяжело вздыхает и подаёт деревянный стакан. — Выпей, этот отвар поможет восстановить силы. Во сне ты стонал и кричал. — Я проспал до середины дня? — Какаши смотрит на собственное отражение в полу-прозрачной воде. — Ага, — улыбается по-доброму Ирука. Кто бы мог подумать, что он может спать, пусть и все дни своего путешествия с Ёнэ и в одиночку лишь останавливался, чтобы перевести дух и свыкнуться со своим новым телом. Как таковой усталости не было, возможно ли, что тело нуждается в отдыхе как обычному человеку? Но сейчас Какаши не чувствует никаких последствий почти беспрерывной ходьбы, но не решает отказываться. Какаши чувствует горьковатый вкус, когда тёплый отвар согревает язык. — Должно быть, хочешь кушать, — Ирука пододвигает к кровати небольшую тумбу, на которой стоят миски с рисом и супом, — хлеб испекли сегодня утром, поэтому налетай. Какаши смотрит на еду и не чувствует какого-либо голода, даже живот не урчит, но язык млеет от мягкости свежеиспечённого куска хлеба, упругости риса, до носа доносится приятный и домашний аромат тёплого супа. Кажется, будто и просыпается аппетит, но нет чувства насыщения. Всё же, до сих пор сложно привыкнуть к своему полу-мёртвому состоянию. — Жители тебе благодарны, разбойники не вернулись после того, что ты им устроил, — Ирука смотрит с мягкой и ненавязчивой заботой, отчего внутри щемит. Когда-то давно на него также смотрели близкие. — И часто они так? — Какаши полностью снимает маску под любопытный взгляд Ируки. — Раз в месяц точно, но в последнее время они зачастили. — Разве у вас нет храма при деревне? — спрашивает Какаши, на что Ирука мотает головой. — Все отправились в Пласидиум… Скоро Праздник цветения, поэтому многие ученики нашего поселения решили попробовать связать себя с миром духов. Пласидиум. В этом месте Какаши был однажды, это сердце Исконной земли, где магия, реальность переплетены, где тысячи людей живут, ища большего единения с природой и обучаются различным искусствам. Основанный в незапамятные времена вокруг Великого Древа и окружающего его Сада Серене, Пласидиум быстро стал любимым местом местных монахов и разных других людей, жаждущих просветления. Но воспоминания о том месте размыты, ведь Какаши был там давно ещё будучи ребёнком, когда отец был ещё жив. — Праздник цветения… Ирука глядит на задумчивое лицо приобретённого знакомого. Не без шуток — этот мужчина одним своим присутствием заставляет испытывать страх, его алебастровая кожа кажется неживой и нереалистичной, а пугающий взгляд единственного видимого глаза поражает до глубины души одиночеством. Но, судя по тому, что он так запросто заступился за незнакомых людей и прогнал разбойников, делает из него воина, знающего честь и достоинство. — Кстати, что привело тебя в наше поселение? — спрашивает Ирука, ведь их земли отдалены от центра, от того же Пласидиума или монастыря Кинку, куда стараются попасть многие люди не только из Ионии, но и из Шуримы или даже Демасии. — Я путешествую, — отвечает Какаши, знать людям то, что он Охотник, к тому же, вернувшийся из мира мёртвых, совсем не обязательно. Ирука понимает, что Какаши скрывает что-то, но не решает надавливать, всё же, если он будет здесь, то разбойники точно не сунутся, а подобный покой не хочется терять. — Оставайся у нас, к тому же, ты так резко потерял сознание. Как доктор я должен проследить за твоим состоянием. Какаши смотрит на расцветающую улыбку на смуглом от жаркого солнца лице и кивает. Он готов воспользоваться гостеприимством, учитывая то, что где-то бродит азакана, способный пожирать людей. Если он способен видеть зло глазом, то нужно найти правильное применение этому. Это сила, способная сберечь жизни других. Какаши видел жертв азакан — дети, женщины, мужчины, злые, хорошие. Все они были иссушены изнутри, будто из них выпили всё, — зрелище не из приятных. Ни один человек не достоин подобной смерти. Поэтому, чтобы предотвратить такое, Какаши чувствует обязанность уничтожить азакану. Какаши нравится это мирное поселение, здесь люди добры и светлы, дети залазят на его шею, когда он помогает поливать маленькие ростки, растущие из земли. Некоторые из росточков выросли, превратившись на подобие дома, в которых живут местные жители. В одном из них Какаши и поселился к Ируке. Внутри всегда светло благодаря большим окнам, а нежно-розовые шторы закрывают яркое солнце по утрам. В гостиной небольшая кухонька и круглый стол, идеально подходящий для двоих людей. Какаши заканчивает поливку и откладывает лейку под небольшой навес и набирает в колодце воду. Не смотря на весну в поселении стоит жара из-за яркого солнца, Праздник цветения приближается, а потому взрослые украшают улицы знаками различных духов, бумажные куклы висят около дверей, пугала и живописные картины радуют глаз. Улицы преображаются, а в местной лавке Ирука угощает Какаши сладкими пирожками. С Ирукой Какаши, можно сказать, ужился. Парень младше него, имеет хорошие познания в медицине и помогает старикам и детям с недугами. По вечерам он уходит на поляну для сбора трав и возвращается, изготавливая различные мази, делает это он со знанием своего дела, а местные жители любят его, пусть Ирука и вовсе не из этих земель. — Я? — Ирука удивлённо смотрит на лицо Какаши. Тот никогда не спрашивал его о чём-то, а тут сам решил начать разговор. — Обучался в монастыре Хираны, мне надоело и я сбежал вместе с сестрицей Юхи, — он неловко чешет затылок. — Разве родители о тебе не волнуются? — Какаши смотрит внимательно на парня, что отводит взгляд от единственно видного глаза. Порою Ируке становится неловко при взгляде на этого загадочного человека, что не желает раскрывать свои тайны, но оказывается невероятно приятным и хорошим. Дети его любят, пусть и поначалу боялись как огня, а у местных девиц он тут же вызвал восторг. — Они погибли, защищая монастырь, — отвечает Ирука, переводя взгляд куда-то в бок. Какаши же, о чём-то думая, отворачивается, прожёвывает булочку и натягивает маску обратно. — А у тебя есть родные? — Ирука заинтересованно смотрит, кладя локти на стол. Взгляд Какаши скользит по любопытствующим чёрным глазам, в которых он может увидеть собственное отражение, мягкие на вид щёки парня покрыты редкими веснушками, чуть ниже шея, где бьётся венка, а хрупкие ключицы кажутся слишком худыми. Ирука краснеет, наблюдая за глазом Какаши, что бесстыдно осматривает его. — Нет. Они все мертвы, — отмирает Охотник и отводит глаз от созерцания собеседника. — А друзья? — Ирука вскидывает брови удивлённо. — Деревня, где я рос, уничтожена. Выжил только я, — говорить об этом Какаши не кажется трудным теперь, пусть и шрамы до сих пор остались, но их не излечить. — О… Прости, — Ирука тупит взгляд. — Это дела давно минувших дней, — Какаши встаёт, чтобы направиться в дом. — Не бери в голову. — Добавляет он беспристрастно, и Ирука неловко кивает. Какаши не понимает, отчего следы азаканы пропали, он был уверен, что демон в этом поселении. Скрывается среди жителей? Тогда это усложняет задачу, и когда он решится показать себя? Не дают покоя и странные видения с тех пор как начал жить у Ируки, когда он закрывает глаза ночью — вспоминается родной дом, друзья, семья, а сердце разрывается от тоски и печали. Порою он оказывается в своей небольшой комнатке, ему улыбается отец и уводит за собой посмотреть на тренировки юных учеников. Затем Какаши убегает к Обито, к другу, названому брату, чтобы побегать по лесу и посмотреть на летающих волшебных ласк в густой чаще. Они обедают нектаром сладких фруктов, растущих на толстых ветвях деревьев, что благосклонно угощают их. Какаши чувствует резкую боль в левом глазу, что переносит его в реальность. — Что ты делаешь? — спрашивает Какаши, глядя на лицо парня. Ирука неловко улыбается и резко отодвигается. Его длинные волнистые волосы распущены и красиво обрамляют аккуратные черты лица. Тонкое длинное кимоно распахнуто и открывает вид на оголённую грудь с, торчащими от холода, тёмными сосками, и Какаши тихо выдыхает. За окном глубокий вечер, а луна освещает небольшую комнатку, где он временно поселился. Ирука сам предложил сожительствовать, помогал со знакомством с местными жителями и всячески показывал своё гостеприимство. Осознаёт ли Ирука, как сильно он способен притягивать взгляды других? И женщин, и мужчин. — Тебе снилось что-то приятное? — Ирука безудержно краснеет, не зная куда себя деть. Застигнут врасплох. — Можно и так сказать… Почему ты не спишь? — Я… Ну… Это… Сейчас иду. Какаши провожает взглядом уходящего Ируку и касается рукой своей груди сквозь тонкую рубаху. Тук, тук, тук. Какаши отмахивает странное наваждение, когда вспоминает красоту Ируки. В конце концов, некогда мёртвые не могут чувствовать что-то настолько необычное и давным-давно забытое и почти неиспытанное. Какаши в один момент осознаёт, что ему нравится жить здесь. «Kon-oh-a,» — повторяет про себя Какаши. Местные детки рассказывали легенду о том, что это место было образовано из-за древних божеств, что яростно сражались, борясь за власть, но спустя сто дней и ночей решили, что это ни к чему не приведёт и создали это поселение. От их битвы осталась дыра, которая спустя тысячелетия превратилась в плодородную почву. Жители верят, что боги защищают их по сей день — деревня окружена горами, словно скрыта от посторонних глаз. Здесь всегда солнечно, Какаши и не помнит за всё то время, что находится здесь, ни единой пасмурной погодки. — Какаши! Anar! — К нему подбегает маленький мальчонка, держащий в руке тазик, и Хатаке кивает в знак благодарности. Сегодня день рождения Старейшины, а потому было решено устроить настоящее празднество. Какаши вызвался помочь в этом деле и разделывает тушку двуглавой коровы, чьё мясо с годами становится лишь слаще благодаря тому, что ест только самую лучшую траву, кою выращивают на протяжении всего лета и заготавливают на зиму. Руки уверенно отделяют тяжёлую увесистую шкуру, которую тут же забирает женщина, чтобы отмыть и высушить для шитья какого-нибудь пальто на холодную погоду. — Жарко сегодня, да? — Ирука протягивает ему платок, и Какаши вытирает пот со лба. Погода сегодня выдалась действительно жаркая, словно лето наступило, снег под ногами уже полностью растаял, образуя лужицы. Под навесом, где Какаши разделывает тушу, необычайно душно, а солнце беспощадно греет. Ирука закатывает рукава и убирает волосы в тугой пучок, чтобы приняться за очистку кишечника коровы — части внутренностей гладкие и всё ещё горячие. Запах неприятный, но к этому можно привыкнуть. Какаши смотрит как Ирука беззастенчиво принимается за мытьё черева. — Твоим рукам не подходит такая работа, — говорит Какаши, чтобы вернуться к своему делу после короткого отдыха. — Почему же? — Ирука созерцает то, как Какаши уверенно свежует тушку, отрезает первую голову, затем вторую, отсоединяет от крепких позвонков. Двуглавая корова сама по себе больше обычного человека, даже местным бывает трудно разделывать такое огромное тело, однако, Какаши справляется сам, чем сделал огромное одолжение. Немногие оставшиеся другие мужчины озабочены своими делами по деревне. Ирука непрерывно глядит за перекатами крепких мышц Какаши, на его лице тканевая маска, держащаяся на завязке на затылке, а задать вопрос, почему он прячет своё лицо, ему никак не удаётся. Да и не его это дело. На солнце, просачивающемся сквозь дыры на крыше потолка, белая кожа Какаши становится ещё бледнее, пот стекает по сильной спине, завораживая своей красотой. — Ты… — Какаши на миг осекается. — Не важно. Ирука изгибает бровь и продолжает своё дело, затем к нему прибегают девушки, что решают помочь с очисткой кишок. Какаши заканчивает с разделкой мяса быстро и уносит сначала хребет, а затем задние и передние ноги в подвал, чтобы дать крови стечь. В прохладе мясо чуть подостынет и к вечеру женщины приготовят блюда для празднества. Ирука задумчиво держит очищенные кишки, пока девушка рядом вливает туда кровь. — Он красивый, да? — она чуть улыбается, глядя на лицо задумчивого парня. От её взгляда бордовых глаз делается крайне неловко. — Куренай, ты о чём? — Ирука смотрит то на внутренности, то на лицо женщины. — О Какаши, глупый. Около него так и витает эта пугающая аура, но и тем он привлекателен, — почти мечтательно тянет она, словно влюблённая девица. — И не стыдно говорить, пока Асума в отъезде? Однако, с этим трудно не согласиться. Какаши притягивает взгляды, поначалу Старейшины не соглашались оставлять здесь незнакомца, но Ирука ведь тоже был незнакомцем однажды, и взял на себя ответственность за этого загадочного парня. Из головы до сих пор не выходит его глаз, в глубине которого он видел сладкое отчаяние, боль и жажду крови. — Да и мне-то что? — буркает в конце концов он. — О, мой khai, ты же учёный человек, так отчего же так глуп? Смешок на крашеных губах заставляет Ируку лишь вопросительно посмотреть, на что Куренай тихо хихикает, завязывая кишки крепкой тонкой верёвкой, изготовленного из волос Радужного коня, обитающего в местном лесу неподалёку. — Я говорю о том, что ты ему нравишься. — Ч-что? — Ирука моргает пару раз. — Невозможно! — Мои глаза не обманешь, — грозно говорит она, — он не смотрит ни на девушек, ни на мужчин, лишь на тебя, anaa. — Ну нет. Пусть Ирука так и сказал, но теперь параноидально ищёт взгляд Какаши, и, святые божества, Куренай оказалась права. Умино ощущает себя зверёнышем, за которым следует охотник, а Какаши наблюдает весь вечер и даже не приближается. Жители собираются в местной таверне, чтобы расслабиться в этот вечер, и Ирука оказывается в центре внимания, когда Старейшина берёт его плечо и притягивает к себе. — Я бы хотел выпить за нашего спасителя! — в руке мужчины бокал, доверху наполненный медовухой, что расплёскивается и падает каплями на деревянный стол, набитый всевозможными вкусностями — от кровяных колбас до запечённых крабов из близлежащего водоёма. — Спасибо тебе за заботу о нас! Все люди, — захмелевшие, некоторые не очень, кричат возгласы и выпивают. Ирука же смущённо отводит взгляд и мягко вырывается из крепкого захвата. Он не привык быть в центре внимания, чтобы не навлечь беду, а потому ускользает из душной таверны. Вечерний воздух заставляет отрезветь, а прохладный ветерок залазит под рубаху, отчего Ирука дрожит. Он застывает. Снова это чувство, что становится постоянным источником нервозности. Странно, что до слов Куренай Ирука не замечал этого. — Какаши, а ты чего не празднуешь с остальными? — Ирука оборачивается, глядя на замершего парня. Их освещает лишь луна и тусклый оранжевый свет фонаря. На тёмной улочке нет никого, из таверны слышится лишь громкий смех и пьяные крики. Образ Какаши выглядит угрожающе во тьме, а выражения его лица не разобрать, но Ирука как-будто замечает сквозь его повязку красное свечение, однако, отмахивается от странных и пугающих мыслей. Скорее всего, показалось и воображение разыгралось. — Не люблю шумные компании, — отвечает он глухо. Ирука напрягается, когда Какаши делает шаг вперёд, сердце стучит неумолимо быстро, а голос Куренай эхом проносится в голове. Хатаке приближается к нему и кладёт руку на его голову, чтобы погладить. Выходит нежно и ненавязчиво, никто и никогда не прикасался к Ируке так. В густой темноте лицо Какаши почти не видно, но виден блеск в его единственно видном глазу, и Ирука смущённо улыбается. — Стало быть, моя компании тебе по душе? Луна выходит из-за густых облаков и освещает мягкие черты лица Какаши. Умино тихо выдыхает, боясь хоть как-то нарушить эту интимную идиллию. Какаши соткан из противоречий — вот он, пугающий и холодный, но в то же время мягок и нежен. Ирука знает его недолго, но это хороший человек с непростым прошлым, а чувство вины растёт с каждой секундой неподдельно и гадкой сажей оседает в душе. — Более, чем, — хриплый голос, а рука спускает к его щеке. Ладонь у Какаши холодная, греется о его покрасневшую от смущения щёку и мягко гладит. Не хочется разрывать контакт, но Ирука прилагает титанические усилия, чтобы заставить себя не обнять его и отстраниться от приятных прикосновений. — Mi-ini, — срывается с губ Какаши, и Ирука вопросительно смотрит. Такое слово он не знает, а звучит оно на каком-то странном диалекте. — Уже поздно, идём домой? Ирука как-то глупо кивает и идёт вслед за Какаши.***
Ирука перебинтовывает руку девочки, что неловко рассекла кожу ножом, она смущённо благодарит и затем убегает, оставляя его одного в поглощающих раздумьях. Тот вечер не выходит из головы, а значение слова остаётся загадкой. Какаши так и живёт в деревне, став уже «своим» человеком. Он добросовестно работает во благо деревни, вычищает снег с крыш домов, готовит поле для посадки семян и полюбился жителям. Разбойники предпринимали попытки, чтобы снова вытрясти из них припасы, но появление «Sahan дъявола» обратило их в бегство. В его небольшом кабинетике при храме пахнет травами, на шкафах склянки с различными смесями, стоит гробовая тишина, изредка разрываемая открывающимися дверями в главном зале, и в этой тишине Ирука может подумать о Какаши. Тот вечер не выходит из головы. Не описать словами так просто, но трепет и учащённое сердцебиение кажутся нереалистичными, никогда прежде Ирука такое не чувствовал. Странно, приятно, но более того — ужасно. Ирука привык носить на себе маски хорошего ученика, а затем и доктора, а ложь пропитывается глубоко, не отмыться. Он уже не помнит, каким был раньше, но чувства делают из него человека и, кажется, даже счастье видится таким близким. Какаши кажется ему знакомым, а все те чувства, что он переносит каждый день в своей глубокой дрёме, прекрасны. Вкусны. Ирука не может насытиться, но он сдерживает себя от жадности, в самых смелых мечтах он фантазирует о касаниях Какаши — холодных, но вместе с тем и обжигающих. Каким будет его лицо? Удивлённое? Или может быть, в его глазе пронесётся отвращение? Человеческая природа удивительна. Они способны чувствовать одновременно столько эмоций, отчего не способны рационально мыслить, готовы на многое, чтобы быть рядом с теми, кого они любят. В глазах детей Ирука видит лишь невинность и беззаботность, взрослые — сложнее, они скользкие, гадкие, впрочем, как и он сам. В этом он убедился давно. Какаши скрывает свои эмоции, но они просачиваются сквозь крепкий сон, а Ирука становится вмиг зависимым от них. Так не должно быть, но горькая правда обязана скрываться за самой сладкой ложью, пусть это и неправильно. Нечестно. Ирука с нарастающими сладкими чувствами ощущает пугающее предчувствие. Он решает подумать обо всём позже, выходит из своего кабинета, чтобы направиться к Куренай. — Какаши! Ты не видел мою маску? — Ирука в торопях спустя пару часов в роскошном нежно-розовом кимоно влетает в комнатку Какаши. — А? Она у тебя? Скоро начнётся! Какаши на секунду замирает, глядя на парня: подол длинного кимоно тянется за ним по полу, рукава полностью скрывают запястья, фиолетовое оби плотно обвязывает талию. Волосы аккуратно закреплены длинными канзаши, для полного образа не хватает лишь маски. Праздник цветения отмечают во всех уголках Ионии, по поверьям это событие соединяет мир духов и мир смертных, в этот день поминают усопших. Началом Праздника считается священный танец, для которого выбирается человек, знающий это искусство. Поскольку Ирука обучался в Монастыре Хираны, то с самого детства практиковался в разных направлениях, в том числе и танцам, а потому был выбран Старейшинами. — Держи, — Какаши протягивает деревянную маску, которую самолично вызвался сделать. Он вырезал её из подготовленной доски, окрасил в белый цвет, а затем нарисовал кисточкой узоры. — Потрясающая работа, всю ночь над ней кропел? — Ирука улыбается, а его счастливый голос оседает приятной теплотой в глубине потресканной души. — Да. Какаши, замерев, глядит, как Ирука приближается к нему и мягко касается губами его лба — поцелуй получается невесомым и мягким, почти что незаметным, словно касание бабочки, однако, на лбу будто опечатывается ожог. — Спасибо, Какаши, — Ирука улыбается счастливо, и Охотник резко встаёт, стул со скрипом жалко падает, но до него уже нет никому дела. Какаши стягивает маску до подбородка и льнёт к, накрашенным помадой, устам. Ирука мычит от неожиданного напора, а чужие руки хватают его за плечи, не давая отстраниться. Какаши прерывается на мгновение, чтобы соединить их губы вновь, и Ирука завороженно отвечает, не может не ответить на горячую страсть столь холодного человека. У Какаши всё горит внутри от подобной близости — странно, неправильно, непривычно и приятно. Губы горят от покусываний Ируки — отвечает и не отстраняется, их наглым образом прерывают, и Какаши успевает мягко оттолкнуть от себя парня перед тем, как дверь их дома открывает светловолосый юноша. — Ирука-а-а-а, ну ты чего? — мальчишка смотрит на покрасневшего парня, гадая, отчего он такой красный, а помада стёрта с губ. — Уже начинается! Тебя все потеряли! — Н-Наруто, — Ирука, решая спрятать лицо, надевает маску и выбегает за мальчиком из комнатки, а затем из дома. Какаши хмурится, садится на кровать, не понимая, отчего он сделал что-то настолько необычное. Ирука притягивает людей своей доброжелательностью, за то время, которое они провели вместе, он стал ближе. У него добрый и нежный взгляд, заставляющий довериться. Его любят и дети, и взрослые, и даже вечно ворчащий старик Соши молча принимает от него свежезаваренную целебную смесь трав. Какаши и не понял в какой момент он стал принимать деревню как свою собственную, словно жил здесь десятилетиями. Он не понимает насколько это правильно, но не может отказаться от добродушия Ируки, его мягких прикосновений, когда он в очередной раз осматривает его голову, что резко разрывает боль. Какаши натягивает маску на лицо и накидывает льняную рубашку, на которой остался запах трав — запах Ируки — и направляется на улицу. На улицах бегают дети, сталкивая его с пути, на их лицах фарфоровые маски, они беззаботно играются. Один мальчик держит в руках деревянный игрушечный арбалет, а другой изображает монстра в маске. Какаши вспоминает эпизод из своего детства, когда бегал с лучшим другом также — беззаботно, не задумываясь о том, что будет дальше. — А? — мальчик отвлекается в сторону, где слышится игра цитры. — Уже началось! Бежим. Какаши следует за толпой по разноцветной и необычайно яркой улице, украшенной оранжевыми фонарями. На небольшой площади толпятся люди, охая, лишь взглянув на человека в маске. Кимоно нежно струится по лёгкому ветру, звучат барабаны и флейты, мигом завораживая всех присутствующих. Какаши поражённо глядит на аккуратные и отточенные движения Ируки, словно он — грациозный феникс, расправляющий свои блестящие крылья на солнце. Подол кимоно кружится, оголяя тонкие и аккуратные ступни, ступающие по этой грешной земле, и Хатаке не сдерживает нервного глотка. — Да уж, наш Ирука прекраснее любой дамы, — слышится где-то сбоку насмешливо, и Какаши смотрит на усмехающееся лицо мужчины. — Язык прикуси! — цокает другой. — Знаешь, он никого к себе не подпускает. — И оттого кажется ещё привлекательнее. Какаши вновь переводит взгляд на Ируку, устроившего невероятное представление. Когда музыка заканчивается, а люди кричат овации, восхваляя невероятное представление — весь мир меняется. Какаши возводит взгляд к чёрному небу, что мигом светлеет, обретая нежно-розовые оттенки, а рядом с ним возникают причудливые образы животных, необычных фигур, что кружат подобно серой дымке рядом с людьми. Его левый глаз напоминает о себе тупой, пульсирующей болью, и Какаши, преодолевая ступор, убегает обратно в дом. Он снимает повязку и глядит на своё отражение в зеркале — зрачок глаза, кажется, стал ещё краснее, а за окном — парад призраков, что приобретают с каждой секундой разглядывания чёткие очертания, они веселятся, глядя на людей и разыгрывают маленького мальчика, что падает на землю, не понимая, что произошло. Всё это похоже на странный сон, и Какаши до крови кусает губу, — не иллюзия, а всё, что он видит с помощью глаза — всё реальнее и реальнее. Он закрывает глаз обратно плотной повязкой и кладёт кунай в небольшую сумочку, прикрепляя к бедру. Судя по всему, духи, которых видит только он, не желают зла и крайне шаловливы, но нельзя предсказать, что его ждёт. Иония — земля загадок и тайн, Какаши же после смерти осознал, что привычный мир поменялся, а его жизнь, если не существование наполнилось тем, что он не мог видеть будучи шестнадцатилетним юношей. Всё тогда казалось простым, что он навсегда останется в деревне и будет защищать её, что, может быть, отправится в Пласидиум с Обито и познает другой мир — тот, что за гранью понимания, но Какаши познал всё в одиночку через страдания. Может, потому что он встретил азакану и чуть было не стал его жертвой, видит духов, они проскальзывают мимо него, громко смеясь и явно наслаждаясь празднеством. Какаши осматривается — Ируки нигде нет: ни на базаре, где детишки едят сладкую карамель, ни в его алхимическом дворике, где он любит проводить разные эксперименты, ни в местном храме, что в период праздника непривычно пуст. — Наруто, — Какаши останавливает светловолосого юношу, что пробегает вместе с детворой мимо него. — Ируку не видел? Мальчик задумывается, а затем кивает, показывая пальцем в сторону густого леса. — Вроде как за очередными травами пошёл, — он чешет затылок, — Саске, не помнишь? — обращается он к другу. — Нет, — другой мальчик примерно его роста мотает головой. — Я понял, веселитесь, — Какаши уходит на полянку, на которую указывал Наруто. Оба мальчика лишь переглядываются и беззаботно убегают. Какаши был на той поляне не раз, помогая Ируке собирать различные бутоны и травы, что растут на небольших грядках, на другой земле они просто не уживаются, будто они сами не хотят расти нигде больше. Густые леса Ионии таят много загадок, а неподготовленных могут напугать своей необычной живностью. Какаши ступает по протоптанной траве вперёд, он слышит тихий стрёкот цикад, где-то по ветвям ползут змеи с необычайно красивыми и пушистыми крыльями, а на земле он сталкивается с любопытным взглядом белки-альбиноса, что держит в руках выпавший орех. Лес живёт своей жизнью и здесь всегда тихо: нет раздражающего стука наковальни, кою он слышит каждое утро, нет криков детей, даже запах сменяется на — цветочно-травяной — успокаивающий. Охотник шагает дальше вглубь и доходит до того самого места, где светлячки кружат рядом с сидящим к нему спиной Ирукой. Он расположился на густой траве всё также в нежно-розовом кимоно, маска покоится на траве, волосы спадают на плечи по спине. Какаши застывает на миг и ощущает собственный бешеный стук сердца. Красивый стан парня врезается в подсознание, а в голове проносится вихрь мыслей, что Ирука невероятен, неожиданно его единение нарушает человек, что появляется рядом с ним. Это мужчина средних лет, чёрные волосы завязаны в тугой хвост. Какаши видит на нём серое кашаю — длинная одежда с широкими рукавами вплоть до земли. — Ирука, я пришёл за тобой, как мы и договаривались, — грозный голос звучит строго, а в карих глазах Какаши замечает неприязнь. — Да, — обречённость в голосе Ируки заставляет Охотника выйти из скромного укрытия в виде густого куста. — Ирука, — Какаши подходит стремительно, но незнакомый мужчина преграждает ему дорогу. В его глазах враждебность, а из ножен, прикреплённого на поясе, он достаёт меч. — С-стой, — Ирука подбегает и касается чужого плеча, напряжение мигом подскакивает, и он смотрит то на Какаши, то на мужчину. — Какаши, я никому не говорил, но я ухожу. — Опускает взгляд. — Почему? — Это сложно объяснить, но передай всем мои извинения, — Ирука улыбается примирительно, но Какаши не верит этой лживой улыбке. Ирука нервничает — это видно по его лицу, поведению и дрожащим рукам. — Он возвращается домой, в монастырь Хираны, — шипит мужчина, в подозрении суживая глаза. Какаши хмурится, значит, Ируку нашли и он действительно сбежал. Как правило, за сбежавшими учениками устанавливают погоню и возвращают обратно. Какаши же в глубине души понимал, что причины могут быть куда сложнее. Осознание того, что Ируку сейчас насильно уведут от него заставляет испытать злость и раздражение. — Его дом здесь, — Какаши достаёт кунай и глядит внимательно на каждое движение человека. — Какаши! — Ирука подходит и хватает парня за руку, чтобы прекратить нарастающее напряжение и смотрит с мольбой в глазах. — Пожалуйста, дай мне уйти, иначе они… — Но ты же не хочешь, затем тебе туда возвращаться? — Какаши мигом переключается на Ируку и обеспокоенно смотрит в напуганные глаза. — Потому что монстр не может жить среди людей, — говорит грозно мужчина и дёргает Ируку за руку, словно куклу, и Какаши застывает на миг. — Может быть, покажешь себя настоящего? — Нет! — громко и отчаянно кричит Ирука. Какаши прикрывает глаз от яркой вспышки и слышит глубокое рычание. Левый глаз даёт о себе знать, словно рядом… Рядом азакана. Какаши снимает повязку и может рассмотреть Ируку вблизи — его зрачки стали вертикальными, сам цвет глаз сменяется из карих на фиолетовый, а волосы заострились, черты лица приобрели угрожающую гримасу. Какаши видит около него красную дымку, а осознание того, что он всё это время искал того, кто был перед носом, заставляет испытать досаду вместе с горечью. Ирука понимает, что перестал себя контролировать и смотрит в глаза Какаши. Один — чёрный, другой — ярко-красный, а в их глубине он читает тягучее разочарование. Ирука срывается с места, чтобы убежать, но его тут же припечатывают к земле. — Учитель! Не надо! — мольбы не срабатывают, а всё тело пронзает боль, заставляющая испытать страдание за секунду. Кажется, будто кожа плавится, а внутренности скручивают в кашу. Какаши шокировано глядит, как Ирука кричит от боли, а учитель встаёт, чтобы прекратить странную пытку. Он прерывает чтение каких-то молитв, когда Какаши берёт его в захват, за длинными одеяниями скрывается тело настоящего воина, а его физическая сила превосходит силу Какаши. Мужчина сопротивляется и перехватывает руки Какаши, чтобы повалить его на спину через себя. Хатаке оказывается прижатым к земле не в силах двинуться под сильным телом. — Ирука! — громко кричит Какаши, но парень не отзывается. Он коротко содрогается и тихо мычит не в силах сделать и движение. Мужчина же тем временем достаёт меч и вонзает остриё прямо в грудь. Какаши чувствует тупую боль и хватает рукой лезвие в попытке вытащить, в горле застревает кровь, над ним лицо мужчины, и он подходит к ослабевшему Ируке. — Какаши… — с горечью хрипит Умино, а перед глазами пелена из-за слёз. Хатаке беззащитно смотрит, как Ируку связывают верёвкой, мужчина лишь бросает взгляд на проткнутую грудь и затем скрывается с бессознательной ношей в тёмной густоте вечера.