Король Шутов

Андрей чувствовал себя настоящим предателем, человеком, совершившимся самый страшный грех. Он презирал такое, а в итоге сам с удовольствием был втянут в этот омут своими же чувствами. Он сопротивлялся, пытался контролировать и как можно быстрее избавиться от заразы, из-за которой сердце ныло и тосковало. Да и по ком тосковало?! Это было так жалко и низко. Андрей не мог смотреть в глаза Саше. Леонтьев продолжал делать вид, что ничего нет, или он действительно ничего не замечал? Князев уже не знал, что было бы лучше. Лучше было бы не чувствовать ничего. Но он не мог остановиться. Он хотел раствориться в этом человеке, стать с ним целым. Боже, как он хотел его… Впервые они встретились на Нашествии. Это был не первый раз, когда Саша выступал со своей группой «северный флот» на фестивале. Но здесь масштаб мероприятия поразил даже Андрея, который был тем ещё фантазёром. Куча палаток, тысячи людей и волшебная атмосфера безумства. Князев явно был очарован, что не скажешь о Леонтьеве. Его такие вещи не привлекали, лучше дома, в кровати и только вдвоём. Андрей против такого никогда не был, но как свежо, на удивление, было выбраться из зоны комфорта. Стоит, наверное, внести немного информации о самом Андрее. Ему 33, он живет на съёмной квартире вместе с Шуркой Леонтьевым, которого он любит уже больше 4 лет. Они познакомились на почве творчества. Вообще их знакомство можно считать таким «книжным», Андрей часто говорит о его судьбоносности. Они так наивно и глупо встретились на выставке современного искусства. Сразу сговорились. Оказалось, что оба остались в полном недоумении от выставки. А ещё, что оба люди, причастные к творению. Сашка тогда только собрал свою группу, они пока ещё были без названия, но главное, что энтузиазма было хоть отбавляй. Сам Андрей – художник и поэт. Так и сговорились, а потом понеслось. В какой-то момент была идея наложить Князевы стихи под гитару Шуры, но попробовав, оба остались недовольными. Мягкие Сашины пальцы и страшные стишки Андрея совсем не спелись. Поэтому решено было в творчестве друг к другу не лезть. Андрей рисовал иллюстрации к книгам, а Леонтьев пропадал на репах и жаловался на Антона, который не может собраться и не опаздывать, да на Ваню Дубного, который мужик классный, но как рубит по гитаре, что струны они заебались менять. – Вот как надоедают порой. А всё равно люблю их, - вздыхает Сашка, отхлёбывая уже холодный чай. Андрей на табуретке напротив лишь усмехается. Уж он точно знает, что мужчина своих ребят любит, и души не чает в совместном творчестве. – Я кстати про тебя песню написал. Князев бежит за гитарой в предвкушении от композиции. Любит он и голос Шуркин, и то, как он пальцами своими длинными струны перебирает, и стихи у него красивые. А когда стихи тебе посвящают, то, что может быть лучше? Приезжают они на фестиваль с утра. До начала больше 6 часов, так что все разбредаются куда попало. Андрей сканирует их палатку желтого цвета в надежде запомнить её, дорогу к ней и опознавательные знаки. Заблудиться в этом шатре из палаток легче простого. – Пошли, времени много, а я уже соскучился, - возникает сзади Леонтьев, обхватывает его поперек груди, притягивает к себе и чмокает в висок. Андрей мягко придвигается, прижимается к мужчине. Он любит их близость. Ему нравится сильные руки Саши, его накаченное тело. То, как он контролирует и ведёт. Спокойно. Наверное, так и ощущается дом. Князев знает его как облупленного. Как тот жмуриться на солнце, как его глаза блестят из-под очков, как он поправляет волосы себе за ухо, как заламывает пальцы, когда волнуется, и как улыбается, когда влюблен. Саша груб и немного жесток в постели. Он входит резко, быстро. Знает, как довести Андрея до разрядки. Он кусается, помечает ключицы. Его. Только его. И Андрей вскидывает берда на встречу, постанывает и улыбается. Хорошо. Выползают они уже позже. На улице людей заметно стало больше. На разогреве уже выступают молодые музыканты. Вокруг чувствуется запах пива, шашлыков и веселья. Возле шатра гогочут уже в полном сборе группа «северный флот». Антошка, Ваня Дуб, Стас, Генка и Вовка. Они, веселые от выпитого темного, с распростёртыми объятьями встречают своего фронтмэна и его спутника. Они знают о них, не сказать, что были в восторге от отношений своего вокалиста с неким Андреем, но пришлось мериться. – Пока вы развлекались, нас уже спрашивали несколько раз, - хлопает Стас-барабанщик Сашку по плечу. – Пошли к нашим, давно не виделись со многими. «Наши» - это остальные рок-тусовки, с которыми северный флот вели хорошую дружбу. Обычно они общались только на таких фестивалях, потому что больше ни времени, ни даже желания не было. Зато сейчас вели себя будто старые добрые приятели. Флот двинулись на восток. Рок-группы было слышно ещё задолго до того, как их увидеть. Множество знакомых, смутно знакомых и совершенно не знакомых людей. Северный флот сразу пошли здороваться, вести светские разговоры с некоторыми и громко гоготать с тупых шуток вместе с остальными. Андрею лишь оставалось не потеряться, держаться возле левого плеча Шуры и кивать, если с тобой заговорят. Князев вообще поговорить любил, и найти общие темы с даже незнакомыми людьми мог, но Саша не то чтобы запрещал, просто расстраивался, когда Андрей переставал обращать на него внимания. Поэтому по общей договоренности на «чужие» территории они не лезли. В какой-то момент всё так завертелось, пиво свободно вливалась в желудок, а в глазах всё больше появлялись искорки. Леонтьев обнимал его за плечо. Рядом ошивались тараканы!, сплин и вроде пробегали мимо би-2. Взгляд плыл по стоящим рядом людям. Боже, как они были друг на друга похожи. Эти их кожанки, шипы. Вдруг Андрей вздрогнул. Шура даже не заметил, продолжив что-то доказывать слушателям. Князев продолжал сверлить появившуюся из-ниоткуда фигуру. Она настолько выбивалась из остальной массы, что казалось чуждой, приклеенной на фотографию фестиваля. Это был высокий мужчина. На его плечах висел кожаный длинный плащ, раскрашенный множеством флагов и эмблем. А на голове волосы стояли будто дыбом, «ежиком». Андрей судорожно пытался вспомнить, знал ли он этого мужчину или нет, а может, слышал? Остальные тоже заметили появившуюся фигуру. Но в отличие Князева, они его знали. – О, смотрите, кто пришел! – Горшок наконец покинул свой проклятый старый дом, - хохотнул кто-то из толпы, а другие подхватили. Сам «Горшок» (какое ужасно странное прозвище) отозвался, поспешив к толпе. Он улыбнулся во все зубы, которых у него оказалось не 32. Беззубая улыбка добавляла его образу эпатажа и сумасшествия. Язык Андрея зачесался. Как захотелось спросить хотя бы имя. Он повернулся к Леонтьеву: – Шур, а кто это? – Горшок, солист группы «король шутов», - отчего-то брезгливо повел плечом Саша. Он ещё раз стрельнул взглядом на самого Горшка, который уже задиристо с кем-то то ли смеялся, то ли цапался, - он фрик, так что не подходи к нему. Андрей только глаза закатил и кивнул. Тон мужчины ему не понравился. Леонтьев часто мог быть предвзят в своих мыслях и чувствах. Наверное, это из-за внешности «Горшка». А ещё, в какой раз кольнули слова о том, что Князеву можно, а что нельзя. Злило. Тем временем Горшок добрался до них. Он махнул флоту и подошёл к фронтмэну. Вблизи у него оказались чернючие глаза, казалось, что это всё один зрачок. Но Горшок на него даже не посмотрел. Он заливисто засмеялся, хлопнул Сашу по плечу. – О, Ренегат! И ты здесь, емаё! И шо? Как плавается? Андрей вскинул бровь и повернулся к своему мужчине. Казалось, что подошедший «фрик» знаком с Шурой, так ещё и вроде по-дружески. И что за прозвище? Они действительно товарищи? Почему Саша ничего о нём не рассказывал Андрею? – Та ладно тебе, Горш. Нормально всё. Сам как? Думали, что не выкарабкаешься в последний раз. – Не дождётесь, емаё! Мы только альбом новый собрались писать! Хотим в этот раз упор на ужасы, прям, чтоб страшно, понимаешь да? А то всё как-то нарыть нужное не можем. Ходим рядом, а оно, блин, не находится, емаё. – Да, я понял. – Кивнул Сашка, казалось, он еле выносит несвязную речь знакомого. «Горшок» оказался очень болтливым. Это делало его каким-то наивным, что абсолютно не вязалось с образом. Андрей расстроенно повернулся к Леонтьеву. Ну почему тот так груб с другими людьми? Тем более этот мужчина всё больше казался Князеву неопасным. – А какие ужасы будут? – вклинился в диалог Андрей. К нему резко повернулись и Шурик и «Горшок». Один недоуменно, второй радостно. Казалось, что он только и ждал этого вопроса, потому что глаза чёрные загорелись, а в улыбке снова не было зубов. Прежде, чем Леонтьев успел сказать хоть слово, «Горшок» полностью развернулся к Князеву и продолжил воодушевлённо тараторить: – Для начала нужно точно где-нибудь творчество Лавкрафта использовать! Там столько жутких вещей есть, понимаешь да? Я пытался его читать недавно, там прям тема! Мне даже скучно не было! А мне вообще скучно часто становится, емаё. Вот, а ещё обязательно про мертвецов, зомби, тени. Ну, в общем – мрачное, понимаешь да? Андрей только было открыл рот, чтобы спросить о темах старых альбомов, но его отдёрнул Леонтьев, прижимая к себе. – Всё, Мих, ещё увидимся. Давай, иди к своим, тебе петь скоро. «Горшок» как-то потерянно оторвал взгляд от Князева на Сашу, что-то в его голове проявилось. И он, хмыкнув, как-то резко изменился. Искренность и наивность пропала. Он будто закрылся. – Ну да, бывай тогда, Ренегат, – он пожал протянутую руку, а потом повернулся к Андрею. Их взгляды пересеклись. Какие красивые глаза, опять подумал он, – и бывай... – Андрей, - вдруг спохватился мужчина, поняв, что Горшок, таким образом, хочет узнать его имя, а потом зачем-то добавил, – Князев. – До встречи, Княже, – улыбнулся беззубо мужчина и, помахав на прощанье всем, растворился в толпе. Щёки Андрея зацвели. Необычное прозвище, интонация и улыбка этого Горшка вкупе произвел на него будоражащее впечатление. Он уже жаждал их встречи. Он хотел задать ещё столько вопросов и получиться ещё больше ответов. А как Горшок выглядит без этого странного «ежа»? И боже, Андрей пропустил момент, когда узнал, что его зовут Миха. Миша. Как-то слишком просто для панковской звезды. И про что с ним говорил Сашка? Миша болен чем-то? И почему это резко интересует Андрея? – Я ж говорю, не общайся с ним. Он не только фрик, но и нарик. У него уже 4 клинических было. Люди с таким долго не живут. А он думает о новых альбомах, еблан. Эти слова Андрей не отпускал потом долгое время. Мысли о том, что этот весёлый и несуразный Миша прошёл через ад, в который раз лишь подогрели интерес, а не отпугнули, как хотел Леонтьев. В следующий раз они пересекаются в этот же день, но уже позже. У организаторов что-то идёт не так, поэтому расписание выступающих артистов в спешке меняется и, когда северному флоту докладывают какие они по счету и за кем, оказывается, что выходят на сцену они уже через одного исполнителя. Быстро собрав всё необходимое, все участники и Андрей, которого Шура хватает за руку, бегут к сцене. Успевают. А перед ними по всем закон подлости оказываются Король Шутов. Антон только фыркает «после них публика бешенная», Леонтьев разочарованно стонет, а Князев отходит к сцене. И конечно сразу видит Горшка. Его в принципе трудно не заметить с его-то внешним видом. Но энергетика от него так и прёт. Андрей чувствует её стоя за кулисами, что уж говорить о людей, которые прыгают как бешенные и рвут глотки на припевах. И тут Князев вслушивается в сам текст. Это совсем не панк, да даже и не рок. Настолько ему западают строчки о сумасшедшем деде, людоеде-соседе и художнике, утонувшем за русалкой. Яркие образы, чёткие сюжеты, которые хочется зарисовать, оставить на бумаге. Вдохновение пробирает до дрожи. Давно он такого не чувствовал. Сзади прижимается знакомое тело. В ухо дышат, это немного щекочет, из-за чего Андрей переводит своё внимание со скачущего по сцене Мишу на гладящего его по бокам Леонтьева. – Какой же он клоун. Король шутов, блять, - зло смеется Саша, пробираясь пальцами под футболку Андрея. Он целует его в висок, спускается ниже. Князев тихо стонет. Сколько лет, а как впервой. – Почва для названия хорошая, можно докрутить и будет отлично, - почему-то отвечает Андрей. – И как бы ты докрутил? – мурлычет ему в ухо Шура, не останавливаясь в своих поглаживаниях. – Не д-думал над этим, - срывается на стон, когда пальцы Сашки доходят до сосков. Он выкручивает их, параллельно всасывая кожу на шее. Останется засос. Вот жук. – Возможно, «король и шут». – Хуйня, Андрюш. С такой затравки ничего годного не выйдет. Неожиданно мелодия песни на сцене прекращается, а зал взрывается аплодисментами и криками. Андрей порывается отскочить от Саши, но тот как упертый оставляет его на месте. Спускающийся со сцены Горшок застаёт их в такой же позе. Красный Князев и прижимающийся к нему сзади Леонтьев. Андрей вообще не любитель показывать свои отношения на публику, они не скрывают, просто соблюдают меры приличия. И почему-то в этот момент он окунется в такой коктейль стыда, страха и неправильности. Но Миха не делает вид, что их нет, а наоборот радостно махает, как он любит, размашисто, чтоб не дай бог зацепить какого-нибудь. – О, Реник, Андро! Как вам? Ебать, я устал, емаё! Даже не запланированную исполнили! Там аппаратура тихая какая-то, ты скажи своим, чтобы с инструментами не нежничали, понимаешь да? – Ага, обязательно, Мих. Спасибо, - отмахивается Саша. Андрей выпутывается из его объятий и чуть подвигается навстречу к спускающемуся Горшку. Сзади слышится раздраженный вздох. Но Князева это только подтрунивает. Он совершенно не понимает отношения своего мужчины к этому мужику. Ну да он странный, да надоедливый, да, наверное, с плохими привычками. Но чего только стоит его музыка и чёрные глаза? Андрей уверяет себя, что в нём просто играет чувство справедливости. Поэтому он мягко хлопает Миху по плечу, чуть сжимая его. – Выступления отличное было, Миш. Я, прям, заслушался, правда, только на последние 3 песни успели. Хотелось бы ещё послушать. – Андрею кажется, что он может отдать многое за то, как в этот момент озаряются глаза Горшка. Неожиданно мелькает мысль, что, наверное, Мише не часто говорят комплименты. И от этого почему-то больно становится именно Князеву. – Так ты это, если правда нравится, у нас концерт же будет через месяц, емаё, в Питере прям! Хочешь - приходи! Я там буду ещё больше стараться, мне ж спешить надо, я ж уже... – Горшок, вали уже… – начинает Сашка, хватая за плечо и отдёргивая на себя Андрея. Но со сцены объявляют «северный флот». Леонтьев ругается себе под нос, толкает в сторону Князева и вместе с остальными выбегает на сцену. Слышатся аплодисменты, а Андрей прожигает в земле дыру. Он чувствует, как на него смотрит Миха, но не может и взгляда поднять. Ему почему-то так стыдно. И за Шуру, и за себя почему-то. Начинает казаться, что это всё так неправильно. Мишка искренний, радуется, на концерт зовёт. Потому что Князев оценил его творчество, а того это так вдохновило. А Саша видит в этом что-то грязное. От этого становится мерзко. – Андро, ёмаё, не кись, нормально всё. Это ж Реник. Если это что-то его, то любого сцапает, - пытается посмеяться Миха, он подходит ближе и хлопает Андрея по плечу. Тот наконец поднимает голову. – Я не его собственность. – Правильно, блин! Понимаешь да, люди они свободны, никому не принадлежат, анархия, да? – Расскажи мне о своих песнях. И Миха рассказывает. Сначала они ошиваются возле сцены, а потом всё дальше и дальше. Кружляют возле шатров, а потом и вовсе оказываются в палатке группы «король шутов». Миша с таким энтузиазмом знакомит его с безбашенным длинноволосым Балу, с виду кажущимся серьезным Поручиком, милым Яшкой и яркой Мышкой. Андрею они нравятся буквально сразу. Только они с Михой входят в палатку, как возня в ней прекращается. Оказывается, Балу с Яшей на спор сбивали пустые пивные бутылки. – Гаврила, вот ты нас рассуди. А то Балу херячит как попало, а потом ещё и доказывает что-то! – Та чё сразу хуячит, я просто в рот эти правила! С ними очень легко. Они не задают вопросов, не прогоняют Андрея, потому что он чужой. Зато с удовольствием рассказывают смешные истории с Гаврилой, как они называют Мишку. Оказывается, что Балу с Поручиком его одноклассники, так что историй про бедокурство и порчу школьного имущества у них достаточно. Яша язвительно дополняет истории, а Машка так звонко хохочет, что остаться равнодушным не получается. – Мне так тексты зацепили ваши. Когда услышал, сразу рисовать захотелось, - признается Андрей, когда они, разморенные пивом, сидят на стульчиках. Справа к нему прижимается мягкий Миша. Когда тот пьяный, он становится ещё более тактильным и это подкупает. – А ты рисуешь что ли? – резко спохватывается Горшок, цепляясь за интересные ему темы. – Да, работаю над иллюстрациями для книг. – Охуеть! – вскакивает с нагретого места Миха, взмахивая руками, - Емаё, это же круто так! Ты ведь всё, что захочешь, можешь нарисовать! Вот бы нам с тобой это, блин, фит сделать, во! Понимаешь, да? С меня идеи, а ты рисуешь! Это настолько глупо и наивно, что Саша Леонтьев только покрутил бы у виска. Но Миша так искренне и заливисто рассказывает о придуманной идее, что Князь не может отказать и прекратить этот творческий порыв. Тем более что ему самому становится интересно. Это действительно что-то новое. Он привык держать себя в рамках работы и рисовать то, что хотят другие. Но что хочет он? Сейчас он хочет нарисовать всех троллей, безголовых людей и ведьм, которые обитают в Мишкином мире. Неожиданно он думает, что и сам бы хотел быть в этом мире. От этой мысли становится даже страшно. – Мих, если ты хочешь, то и я не против. – Ну всё, емаё, забились, Княже! – хохочет Миха и лезет обниматься. От него веет едкими сигаретами, тёмным пивом, краской для грима и самим Мишей. Князю нравится. И с каких пор он начал себя идентифицировать как «Князь»? Всю теплоту момента обрывает надрывный звонок. Телефон мерзковато вибрирует в штанах Андрея. Миша сразу отлетает, плюхаясь на место и сложа руки в замок. Весь его сжавшийся вид походит на виноватый. Князеву хочется забить на всех и опять обнять Мишу, лишь бы тот не закрывался от него, нет-нет. В телефоне предсказуемо светится номер Шуры. Андрей понимает, что буквально бросил своего мужчину, не послушав ни одной его композиции. Что раньше себя такого не позволял. Нравится – не нравится, терпи моя красавица. А, тут буквально не подумав, променял любовь на фрика-нарика. За возникшую мысль, нацеленную вызвать вину, Андрей себя сразу ругает. Ну, какой он фрик-нарик, он милейший человек, которого за щеки потрепать хочется. А Леонтьев не такой мальчишка, он самодостаточный мужчина, переживет. Но долю вину Князь всё равно признаёт. – Алло. – Андрюш, что за хуйня? Скажи, я тебя задел чем-то? Ты почему ушёл? – слышится в трубке одновременно раздраженный и расстроенный голос, что сразу заставляет Андрея всё-таки пристыдиться. – Да извини, я сейчас к палатке подойду. Поговорим, – и скидывает трубку. На него заинтересованно смотрят 5 пар любопытных глаз. И Андрей не может этому не умилиться, как же всё-таки участники этой группы между собой похожи. – Так, ну я пошёл. Было очень приятно познакомиться, надеюсь, что ещё свидимся! Он поочередно жмёт всем руки, обнимает Машку и доходит до Михи, который слишком угрюмо смотрит на него из-подо лба. – Пошли, проведу, потеряешься ж всё равно. Андрей согласно кивает. Он совершенно не помнит, как они дошли до палатки шутов, не говоря уже о свой собственной палатке. На улице оказывается ещё и темно. Хотя вокруг всё равно куча кричащих людей, фонариков и стуков стеклянных бутылок друг о друга. Они идут сначала в тишине. Андрей понемногу начинает понимать, что это значит, что Миха над чем-то думает. Чтобы тот не успел себе лишнего додумать, Князев вспоминает недоразговор с Шурой. – Я думал над вашим названием. – В смысле? Типо как, емаё? – сразу активируется Горшок, поворачиваясь к Андрею, тот лишь усмехается, как же легко его заинтересовать. – Типо, что я бы докрутил. «Король шутов» это очень хорошо, но можно придумать что-то по круче. – И что ты предлагаешь? – с подозрением смотрит Миша. – «Король и шут». Повисает тишина. Андрей даже слышит, как в траве стрекочут сверчки. Ночь душная, жаркая. А он целый день прошлялся в кожанке и даже не заметил. Не концентрировался на этом что ли. – Очень круто, Дюх, - вдруг начинает Миша, - но смысл-то название менять. Понимаешь, емаё, чтоб название менять нужно и в группе что-то менять? Типо жанр, состав. – Понимаю, Миш. В голову пришло просто, - отмахивается Андрей. Получается как-то расстроенно. Хотя грустить не из-за чего. Не думал же он, что Горшок и правда по первому его слову название изменит? Нет, конечно. – Вот это самое классное, что тебе в голову такое приходит! Это ж настоящие искусство! Гений ты, Дюша! Из тебя бы тексты брать да под гитару. Завидую даже Ренику, - хмыкает быстро он, а Андрея прошибают совсем странные чувства. – Но «король и шут» очень хорошо, я песню напишу такую. Если услышишь – знай, тебе песня! Андрею хочется сказать, что вот он, с ним его фантазия, стихи и рисунки, и Миша может взять, что хочет. Потому что как же давно он хотел именно этого. Искреннего, почти детского, восторга от одного только словосочетания, придуманного им. А если Миша споёт его стихи своим глубоким голосом? Да это же кульминация! Но всю поэтичность момента создаёт и рушит Горшок, который неожиданно стопорится на месте и начинает озираться во все стороны. Не найдя того, чего хотелось, он обреченно поворачивается к Андрею. В его глазах несправедливость мира. – Андро, мы тут это, емаё, потерялись. Он выдаёт это так просто и обиженно, что Андрей не может не расхохотаться. Ему хочется махнуть рукой, сказать «да насрать, значит к лучшему» и всю ночь шляться между палаток, творить ерунду и не прекращать разговаривать. Но вместо этого он только смеется и обнимает за плечи тоже улыбающегося Мишу. – Сусанин ты херов, Миха! До палатки «северного флота» они добираются минут через 20 и то только с помощью других людей, которые ещё способны здраво мыслить и подсказать дорогу. Таких оказывается немного. А ещё своими блужданиями они забрели совершенно в противоположную часть этого палаточного городка. Миша шутит, что они как герои истории, потерявшиеся в ночи путники, ищущие ночлега. А вокруг них тёмный-тёмный лес, а ещё очень густой и с кустами волчьей ягоды, добавляет Миха. Они начинают разгонять задумку с мужиком, который всё-таки остаётся переночевать у некого лесника, который в конце песни должен обязательно убить бедолагу. – И он ему такой «будь как дома, путник», - пытается даже напеть заведенный Миха, Андрей не уступает, подхватывает и дополняет налету. – «Я ни в чём не откажу». – «Множество историй…» – «…коль желаешь, расскажу». – Емаё, Княже, запоминай! Это хит, блин! Я такую музыку под это сочиню, Дюх! Когда они доходят до пункта назначения, их встречает хмурый Шура. Он брезгливо (в который раз) осматривает подвыпившую фигуру Горшка и переводит недоуменный взгляд на Андрея. Будто спрашивая «Андрюша, у тебя рассудок помутился?». И это Князева только злит, почему он просто порадоваться за него не может? Он друга нашёл, да и не просто друга, а единомышленника настоящего, товарища по творчеству, соседа по фантазии. – Я уже думал за тобой идти. А ты, я вижу, совсем очевидных фактов не замечаешь, Горшок? – вдруг переводится на Мишу Леонтьев, тот аж вздрагивает и даже начинает скалиться, дабы ответить. Андрей вклинивается быстрее. – Он меня провожал, я б без него потерялся, - о моменте с потерей он не упоминает. Это как могилу себе лично копать. – Он же и увёл.. – начинает Саша. – Реник, а ты не попутал ничего, емаё?! Я вообще-то здесь! Обращайся ко мне, ебать, – заостряется Миша и почему-то хватает Андрея за плечо. – Хорошо, Мих, обращаюсь. Съеби отсюда. Андрей, жду в палатке. И разворачивается, залезая в палатку. Князев выдыхает, прощаться с Мишей на глазах своего мужчины он не хотел. – Какой он занозой стал! Как ты его терпишь, Андро? Они одновременно разворачиваются друг к другу неловко сталкиваясь плечами. У Миши лицо круглое, мягкое. Нос вздёрнутый и брови густые, черные. Цыганские как будто. Они как дураки смотрят друг на друга. Андрей понимает, что надо сказать что-нибудь. Но бурлящие мысли не могут собраться в паззл. Он хочет сказать слишком много всего. Вот как выразить в предложениях все чувства, которые он за сегодня с Михой испытал? Унять неловкость решает Миша. Это у него не всегда выходит удачно, но Князь рад, что он понимает, когда надо говорить. – Мы ж увидимся ещё? – почему-то шепчет он. Андрею хочется его стукнуть, ну что за глупости! – Конечно, Мих. Обязательно. Нам же столько всего сделать надо, понимаешь да? – фраза-паразит проскальзывает сама собой, оба этого даже не замечают. Настолько правильно ложится всё михино ему на язык. – И рисунки, и песню, а там может и ещё что-нибудь вычудим. – Да, Дрюх, точно да. Ты, емаё, такой просто ахуенный, блин. Не могу с тебя. Рад, что познакомились. – И я, Мих. Очень сильно. Он хочет сказать что-то ещё, но Горшок притягивает его к себе, крепко обнимает, зарываясь носом в шею. Он ниже Саши, от того стоять с ним вместе удобнее для обоих. Андрей аккуратно кладёт руки на широкую, отчего-то кажущеюся хрупкой, спину. Тихо ведет по ней ладонями, чувству как Миша расслабляется, выдыхает. Как же хорошо. Князь поворачивает голову и зарывается в уже не стоящие ежиком волосы. Они всё ещё в лаке для волос, но Андрей уверен, что без него они очень мягкие и скорее всего вьющиеся. – Ладно, Мих. Мне уже… – начинает Князев, и Миша сразу отдергивается от него. Становится как-то холодно. – Да, Княже, я помню. – И что он так помнит? Думает про себя Андрей. – Ну, давай тогда! До встречи! – опять махает своей широкой рукой и разворачивается спиной. – Ты сам не потеряешься хоть?! – кричит ему вслед Князь. Тот поворачивается в пол оборота, продолжая немного неровно идти вперёд. – Язык до Киева доведёт! – смеется Миха, а потом зачем-то добавляет, - И глаза у тебя, пизда, какие голубые, Дюх! И растворяется в толпе, прям как в их первую встречу. Андрей остается стоять посреди палаток. Заходить к Сашке сейчас не хочется. Хочется обратно в сказочный шатёр, где ему нет места. Хотя может в другой реальности он был там с самого начала?